Пропаганда до 1918 года
От Первой до Второй мировой
Вторая мировая
После Второй мировой
Современность
Образ Сталина в русских причитаниях советского времени
В истории российской фольклористики был период, когда специалисты по народной словесности провозгласили тезис о правомочности вмешательства в фольклорные процессы. В 1930-е – 1940-е гг. возникла своеобразная «индустрия» создания произведений фольклора, воспевавших советских героев и вождей. Эти произведения ориентировались на подлинные фольклорные жанры: на сказки, былины, причитания. Процесс создания таких произведений был следующим: собиратель подсказывал народному исполнителю тему, читал ему соответствующую литературу (чаще всего – газетные статьи), а сказитель, опираясь на поэтические приемы, которые имеются в фольклорной традиции, создавал (сочинял) сказку о Чапаеве, былину о Ленине, Ворошилове и Буденном или причитание о М.Горьком, скончавшемся в 1936 г. Затем собиратель редактировал записанный текст, нередко корректируя его весьма значительно. В 1930-е гг. в науке сложились устойчивые пары сказителей и собирателей: поморка Марфа Крюкова – журналист Викторин Попов; крестьянка с Печоры Маремьяна Голубкова – журналист Николай Леонтьев и др. Сказители, оказавшиеся в поле зрения собирателей и ответившие на запрос официозной науки о создании просоветского фольклора, были окружены почетом и уважением: произведения их печатались, передавались по радио; сами исполнители приглашались для выступлений в областные города, Москву и Ленинград; они получали правительственные награды, становились (иногда будучи неграмотными) членами Союза писателей. Очевидно, что сочиняемые ими и их литературными кураторами сказки, новины (термин, рожденный в параллель к былинам) и причитания не являются подлинными произведениями устной народной традиции, но, тем не менее, они представляют собой любопытное явление в истории культуры тоталитарного общества.
Мы остановимся на одном жанре подобного рода – на советских причитаниях и рассмотрим, как в них отразился образ И.В.Сталина. Советские плачи являют собой жанр, порожденный поэтикой традиционных похоронных плачей, распространенных в традиции разных регионов России, особенно на Русском Севере. Известно, что, помимо исполнения причитаний непосредственно во время похоронного обряда родственниками покойного, деревенские плакальщицы могли легко и естественно по просьбе пришедшего к ним человека оплакать далекого (не известного им) покойника. На данной основе (традиция оплакивания незнакомого человека) и были созданы советские плачи.
Персонажами советских причитаний стал определенный, строго очерченный круг лиц. Список этих лиц диктовался идеологией, внедряемой в массовое сознание через средства массовой информации – газеты и радио. Прежде всего, это, естественно, В.И.Ленин, скончавшийся 21 января 1924 г. Спровоцированные собирателями причитания о вожде Октябрьского переворота начали записываться с января 1937 г. Очевидно, что настойчивое желание собирателей фольклора получить тексты, посвященные Ленину, были вызваны тем, что в 1937 г. Советский Союз праздновал 20-летие Великой Октябрьской социалистической революции – большевистского переворота. Ряд советских плачей посвящен первому секретарю Ленинградского обкома партии С.М.Кирову, убитому 1 декабря 1934 г.; первые причитания о нем записаны в 1938 г. Имеется и голошение по поводу кончины А.М.Горького (1936); создано оно в 1939 г. К концу 1930-х гг. механизм создания советских плачей как произведений, порожденных сказителем и собирателем, в фольклористике уже был полностью отработан. Теперь временной разрыв между кончиной оплакиваемого лица и созданием причета был сведен к минимуму. Так, выдающийся летчик Валерий Чкалов разбился на своем самолете 15 декабря 1938 г., и уже в декабре был записан первый плач об этом советском герое. 27 февраля скончалась Н.К.Крупская, вдова Ленина, а в марте уже был создан плач о ней. Герои Советского Союза летчики Анатолий Серов и Полина Осипенко погибли в авиакатастрофе 11 мая 1939 г.; соответствующие причитания относятся к июню того же года.
В советских причитаниях используются все основные традиционные мотивы, характерные для похоронных голошений: образ моря слез; мотив прилета птицы, принесшей весть о смерти оплакиваемого; желание плачеи превратиться в птицу, чтобы полететь к усопшему; мотив бужения покойного; образ умершего, потерявшего способность дышать и двигаться; обращение к оплакиваемому с вопросом, в какую путь-дорогу он отправляется; образ дороги, из которой никто не возвращается; картина прихода Смерти к оплакиваемому и др.
Одновременно можно отметить, что постепенно в советских причитаниях был наработан целый ряд мотивов, порожденных и санкционированных новой идеологией. Так, важной становится тема противопоставления тяжелой жизни при царе и счастливой жизни при советской власти. В описании современности обязательными стали следующие топосы; цветущие колхозные поля; картина учащихся в школе детей; появление в избах электричества; восхищенное удивление метрополитеном. Так как носителями жанра причитаний в основном являются женщины, то для советских плачей актуальна тема женской доли – тяжелой до революции и счастливой после 1917 г. В соответствии с идеологией тоталитарного режима создается мотив злодеев, которые погубили оплакиваемого (Ленина, Кирова, Горького).
Самое большое количество причитаний на тему «смерть советских вождей» посвящено В.И.Ленину. Хотя главным героем плачей является Ленин, образ Сталина в этих текстах в большинстве своем является обязательным. Попытаемся показать, как народные плакальщицы выстраивают отношения между «вождем мирового пролетариата» (Лениным) и его преемником (Сталиным).
Первое причитание о Ленине было записано в Сибири в ноябре 1924 г., то есть через десять месяцев после кончины вождя большевиков. Запись сделана от шестнадцатилетней крестьянской девушки Катерины Перетолчиной, жившей в прислугах в Иркутске. Исполнительница сообщила, что плач был сочинен в ее родном селе Кимильтей, на посиделках, в день, когда до деревни дошла весть о кончине Ленина. Инициатива создания причитания исходила от местных комсомольцев. Сталин, особо подчеркнем, в этом причитании не упоминается. В 1924 г., когда складывался этот плач, фигура Сталина в сознании народа еще не была столь всеобъемлющей, каковой она стала в 1930-е гг. Борьба за власть в Кремле после смерти Ленина еще только вступала в свою решающую фазу. На роль «отца народа» тогда претендовал не только Сталин, но и Лев Давыдович Троцкий. Склонность определенной (и весьма значительной) части населения видеть именно в Троцком надежду и защиту и отразило данное причитание:
Остальные известные нам плачи о Ленине записаны в 1937-1939 гг. В отличие от причети Катерины Перетолчиной, эти причитания были инициированы собирателями. Плачи создавались уже в эпоху безусловного и абсолютного культа Сталина. Соответственно во всех текстах 1930-х гг. заместителем Ленина мыслится уже только Сталин и никто другой. Вслед за американским исследователем Фрэнком Миллером обратим внимание на то, что в советских причитаниях образ заместителя покойного занимает большое место, причем, как подчеркивает фольклорист, в плачах-сказах 1930-х гг. фигура умершего (Ленин, Киров, Горький, Чкалов и т.д.) порой отступает на второй план. Сталин нередко становится главным персонажем: причитание рисует, как под его умелым руководством расцветает советская земля. Плач, вместо того чтобы выражать горе по поводу смерти того или иного общественного деятеля, становился панегириком Сталину и партии.2
Как же рисуются взаимоотношения Ленина и Сталина в плачах, посвященных Ленину? Нередко они определяются терминами родства - «кровный брат» или «названый брат»:
В других текстах уровень отношений между Лениным и Сталиным определяется понятиями «славный друг» и «любимый товарищ»:
При этом весь контекст причитаний о Ленине рисует взаимоотношения между покойным и Сталиным, как взаимоотношения старшего (Ленин) с младшим (Сталин).
В причитаниях о С.М.Кирове, убитом в Смольном в 1934 г., отношения между покойным (Кировым) и Сталиным также устанавливаются на уровне «друг». Плакальщица, в квази-традиционном мотиве бужения покойного, обращается к Кирову:
В одном из текстов делается попытка выстроить триаду равноправных персонажей: Ленин – Сталин – Киров:
Как настал год семнадцатый,
Как наши любимые вожди
Ленин, Сталин, Киров
Повернули нам жирушку (то есть жизнь. – Т.И.) веселую, <…>
Избавили нас от трудного положеньица,
От купцов да от помещиков
(А.В.Ватчиева, Карелия, 1938 г.).8
В плаче о Горьком покойный также удостаивается статуса «друга» Сталина (А.М.Пашкова, Карелия, 1939 г.). В остальных же плачах (о летчике С.А.Леваневском, погибшем в 1937 г. во время перелета по маршруту Москва – Северный полюс – США; о дирижабле Н.С.Гудованцева, разбившемся в 1938 г. в районе Белого моря; о летчике Валерии Чкалове, погибшем в 1938 г.; о летчиках Анатолии Серове и Полине Осипенко, разбившихся на самолете в 1939 г.; о вдове Ленина Н.К.Крупской; о бойце диверсионного отряда Зое Космодемьянской, замученной фашистами в ноябре 1941 г., и др.),9 оплакиваемый никогда не становится на равный уровень со Сталиным.
Отношения же Сталин – народ во всех текстах советских причитаний определяются словами «вождь» и «великий»: «дорогой вождь Сталин», «любимый вождь Сталин», «великий да знатный Иосиф Виссарионович». Крестьянское сознание носителей причетной традиции, знавшее до революции образ «царя-батюшки», в 1930-е гг. в текстах рассматриваемых причитаний переносит этот образ (образ отца) на Сталина:
Сила идеологического воздействия на народное сознание в условиях тоталитарного режима была абсолютной. Образ Сталина в конце 1930-х гг. появляется не только в причитаниях, в которых оплакиваются покойные вожди и герои Советского Союза, но и в плачах, сложенных по поводу смерти близких плачеям людей. Плач Пелагеи Захаровны Ражниковой из Карелии, сложенный в связи с гибелью главы семейства в одном из военных конфликтов (запись 1937 г.), абсолютно традиционен по составу мотивов и стилю: получение вести о гибели «законной семеюшки» (то есть мужа. – Т.И.); горестные размышления плачеи о том, как она будет растить малых детушек «без родителя, без татеньки» (отца). В конце причитания появляется образ Сталина как заботливого отца, пекущегося о всех семьях Советского Союза:
Как видим, Сталин здесь, как и в плачах об официальных вождях и героях Советского Союза, наделяется функцией заместителя умершего. Мифологема «отец народов», созданная идеологической пропагандой сталинского времени, вторгаясь в очень интимный жанр причети, на мыслительном (но не на вербальном уровне) трансформируется в образ «родителя-татеньки».
Приведенный пример, когда имя Сталина попадает в причитания, сложенные по поводу смерти не официальных, а частных лиц, не единственный. Плач, записанный в мае 1939 г. в Карелии от Евдокии Павловны Копейкиной, был сочинен ею по поводу смерти в 1929 г. ее мужа, который скончался в пути из Петрозаводска в Пудож. Тогда сложился основной остов плача, составленный из традиционных мотивов: описание того, как пришла весть нерадостная к плачее; разговор умирающего со Смертью – его просьба дать ему проститься с семьей; отчаянное горе исполнительницы по поводу того, что врачи делали вскрытие тела, что воспринималось в народе, как надругательство над покойным (ср. поэму Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»); обращение плачеи к умершему, чтобы он научил, как жить и растить детей. Далее в тексте появляются мотивы, порожденные идеологией советского строя: муж отвечает плачее, что «теперь времечко советское» и она с детьми не будет обойдена вниманием властей; плачея направляет письмо «дорогому вождю Ленину» с просьбой, чтобы он дал ее детям «казенно содержаньице» и вывел их «в советску жизнь». В данном эпизоде на Ленина возлагается функция заместителя, который берет на себя обязанности умершего мужа исполнительницы. В последних же стихах плача появляется образ Сталина:
По словам собирательницы, эти строки были приплаканы во время записи в 1939 г., то есть присоединены к тексту, который уже давно, с 1929 г., в более или менее твердом виде хранился в памяти исполнительницы.
Прославление «великого Сталина» мы находим и в редком для русской фольклорной традиции «мужском плаче» - причитании Петра Ивановича Рябинина-Андреева по брату Александру, погибшему во время Советско-Финской войны 1939-1940 гг. Заключительные строки звучат следующим образом: «А ты честно положил свою головушку / За великого за Сталина, за родину».14
Таким образом, мы убедились, что образ Сталина в советских причитаниях занимает весомое, важное место. Логично было бы предположить, что после 5 марта 1953 г., когда скончался глава Советского Союза, народные сказители (те из них, кто был обласкан властями), уже приученные собирателями отражать смерть вождей и героев в форме плачей, откликнулись на кончину Сталина причитаниями. Однако авторитетный библиографический указатель М.Я.Мельц «Русский фольклор. 1945-1959»15 такого рода текстов не фиксирует. Наш контрольный просмотр некоторых советских газет за март-апрель 1953 г. не выявил ни одного текста причитания по Сталину.
Тем не менее, мы убеждены, что плачи по «батюшке Сталину» создавались. Отчасти это подтверждают газетные статьи марта 1953 г., в которых рассматриваются поэтические отклики читателей на смерть вождя. В одной из статей, опубликованных в «Литературной газете», читаем об авторах самодеятельных стихов: «Пишут рабочий Н.Воробьев из Брянской области и артист театра им.Моссовета Ю.Андреев, пишут из госпиталя рядовой С.Чукреев и генерал-майор В.Якутович из Ленинграда, пишут семидесятивосьмилетняя владимирская сказительница Е.Волкова и шофер автобусного парка г.Москвы…».16 Сказительница Е.В.Волкова из Владимирской области была одной из тех обласканных властями исполнителей народной поэзии, творчество которых широко пропагандировалось в 1930-е – 1950-е гг., и которые охотно сочиняли в разных жанрах произведения на советские темы.17 Можно предположить, что то произведение, которое прислала Е.В.Волкова в «Литературную газету» было сложено ею в жанре народной (квази-народной) причети.
В другой статье с обзором самодеятельных стихотворений на смерть Сталина, в архангельской газете «Правда Севера», приводятся такие строки читательницы Е.Поляковой:
Очевидно, что за данным наивно беспомощным стихотворным фрагментом сказывается художественный опыт причетной традиции: здесь в трансформированном виде предстает характерный для русских народных плачей мотив «бужения покойного».
Повторим еще раз: в печатной продукции 1953 г. нам неизвестны причитания по Сталину. Однако в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург) нам удалось обнаружить тетрадь, в которой студенткой 5-го курса Ленинградского государственного университета Т.Д.Глазневой записан «Плач народа о Сталине», сочиненный известной воронежской сказительницей А.Н.Корольковой (РО ИРЛИ, р.V, кол.1, п.25, № 9).
Анна Николаевна Королькова (1892-1984) – народная сказительница, имя которой, благодаря усилиям собирателей, в 1930-е – 1960-е гг. было культовым. Она родилась 3 марта 1892 г. в с.Средняя Тойда Бобровского района Воронежской области в бедной крестьянской семье. С восьми лет находилась в услужении, работала поденщицей на полях зажиточных крестьян. В начале 1930-х гг. ее семья (муж и семеро детей) перебралась из деревни в Воронеж, где глава семьи устроился работать на завод, а сама Анна Николаевна осталась домохозяйкой. А.Н.Королькова была талантливой сказочницей и песельницей. Будучи социально активным человеком, она собрала вокруг себя других песельниц (домохозяек и работниц завода), из которых вскоре образовался самодеятельный хор, получивший признание в Воронеже. Хор поначалу исполнял подлинные фольклорные песни и частушки. За создание хора в 1936 г. А.Н.Королькова получила поощрение – в ее дом было проведено радио. Радио подсказало ей первую тему для ее советских поэтических сказов – про первую дрейфующую станцию в Арктике, высаженную на льдину в мае 1937 г.: «И сама не знает, как это получилось, вдруг сочинила Королькова тогда свой самый первый сказ».19 С конца 1930-х гг. имя А.Н.Корольковой появляется на страницах воронежской и центральной прессы.20 В самом конце 1930-х гг. фольклорист В.А.Тонков записал сказки А.Н.Корольковой (действительно, талантливые сказки) и опубликовал их в 1941 г. отдельным изданием «Сказки А.Н.Корольковой».21 В дальнейшем сказки и песни, а также сочиненные А.Н.Корольковой произведения советской тематики неоднократно появлялись в различных журналах (особенно часто – в воронежском журнале «Подъем») и сборниках фольклора. Во время Великой Отечественной войны А.Н.Королькова выступала со своим хором в госпиталях. В это же время она сочинила советские сказки, отражающие борьбу советского народа с фашистами («Заветный меч-кладенец и волшебное кольцо», «Мудрая мать», «Волк-людоед») и песни на эту же тему («Кто посеет в мире зерна злобные, тот пожнет себе горе-горькое»). В 1944 г. сказительница вступила в Коммунистическую партию. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». В 1957 г. А.Н.Королькова была принята в Союз писателей СССР. В 1972 г. в связи с восьмидесятилетием сказительница была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Скончалась А.Н.Королькова в 1984 г.22
Словом, подчеркнем еще раз, А.Н.Королькова являет собой типичный пример народного сказителя, попавшего в поле зрения фольклористов и поставившего свой талант на службу сталинскому режиму. Поэтому неудивительно, что на смерть Сталина (мы не сомневаемся - по собственной инициативе) в марте 1953 г., А.Н.Королькова откликнулась причитанием. Приведем «Плач народа о Сталине» А.Н.Корольковой целиком:
Прокомментрируем приведенный текст. Это типичный советский плач, в котором необходимое идеологическое содержание вкладывается в фольклорную форму, в результате чего форма и содержание входят в противоречие друг с другом и рождается эстетический монстр. Какие же следы фольклорной традиции имеются в причитании А.Н.Корольковой? Прежде всего, отметим, что для Воронежской области, расположенной в центральной России, причитания не являются ведущим устно-поэтическим жанром. Развернутые, высоко художественные тексты поминальных плачей-импровизаций, объемом в несколько сотен стихов, характерны для Русского Севера, где этот жанр является одним из доминантных. Причитания Воронежского края, напротив, отличаются краткостью и лаконичностью. Таков и «Плач народа о Сталине» А.Н.Корольковой. Здесь всего 37 стихов.
Необходимо также отметить, что в творчестве самой А.Н.Корольковой причитания занимают периферийное место. В русскую фольклористику она вошла, еще раз повторим, в первую очередь, как сказочница и песельница. Однако «Плач народа о Сталине» - это не единственное причитание, записанное от сказительницы. Второй известный нам плач А.Н.Корольковой был записан в 1944 г. Напомним, что во время Второй мировой войны гитлеровская Германия захватила большую часть европейской территории России - в том числе, и часть Воронежской области. «Плач по убитым в боях за родину», записанный от А.Н.Корольковой в 1944 г. В.Тонковым,23 отражает эту трагическую страницу в истории России.
Без сомнения, «Плач по убитым в боях за родину», был спровоцирован собирателем, попросившим А.Н.Королькову оплакать погибших соотечественников. Но, тем не менее, плач, несмотря на некоторые топосы и лексику, продиктованные советской идеологией, все-таки вписывается в фольклорную традицию. «Плач по убитым в боях за родину» А.Н.Корольковой может (с некоторыми оговорками) считаться аутентичным фольклорной традиции. Причетной традицией сказительница, по-видимому, действительно, в определенной мере владела.
Но насколько же «Плач народа о Сталине» А.Н.Корольковой отвечает фольклорной традиции? Здесь мы находим типичный для советских причитаний сплав фольклорного и псевдофольклорного начал.
В соответствии с традицией сказительница обращается к усопшему во втором лице единственного числа («ты», «твой»): «Не услышим мы теперь твоего голоса, Не увидим твоего следочка». Общефольклорными являются формулы, которые рисуют реакцию природы на смерть Сталина: небо понахмурилось, солнце закатилось за темные леса. Фольклорными формулами изображается и образ Сталина: «Подломились его резвые ноженьки, / Опустились белы рученьки». Столь же традиционен и образ птиц, переставших петь песни после смерти Сталина: «Перестали петь птицы вольные песни звонкие». Он встречается в «Плаче по убитым в боях за родину» А.Н.Корольковой: «Позасохли дубы столетние, / Позамолкли пташечки звонкие».24 Перекличка образов между двумя причитаниями А.Н.Корольковой наблюдается и в других фрагментах. В «Плаче народа о Сталине»: «Не зарастут твои дороженьки травой-муравой, / А зарастут они цветами лазоревми»; в «Плаче по убитым в боях за родину»: «Не зарастут ваши могилы травой-муравой, / Расцветут на них цветы лазоревы». Оба причитания заканчиваются темой памяти. «Вспоминать мы тебя будем словами добрыми», - из «Плача народа о Сталине». «Будет о вас воспоминанье вечное», - так заканчивается «Плач по убитым в боях за родину». Таким образом, очевидно, что А.Н.Королькова в 1953 г., создавая причитание о Сталине, использовала некий запас фольклорных формул и образов.
Однако основной удельный вес в «Плаче народа о Сталине» занимают не фольклорные формулы, а газетные штампы. В причитании А.Н.Корольковой Сталин называется полным именем – Иосиф Виссарионович Сталин, чего никогда не знает фольклорная традиция. Из прессы А.Н.Королькова берет такие штампы для характеристики усопшего, как «наш учитель», «вождь мудрый», «дорожка (дорога) светлая», «трудовой народ», «партия коммунистическая, в боях закаленная», «светлая жизнь», «жизнь радостная», «выполнять заветы», «дела великие». Словом, «Плач народа о Сталине» - это очередной эстетический монстр, которые столь восхвалялись советской наукой 1930-х гг.
Зададимся вопросом: почему же причитание А.Н.Корольковой на смерть Сталина, как и другие, не известные нам плачи на эту же тему, не было опубликовано?
Дело в том, что в конце 1940-х гг., то есть еще до смерти Сталина, советской фольклористикой начала признаваться эстетическая и фольклористическая несостоятельность советских новин, сказов, сказок и причитаний. В печати прозвучала резкая критика в адрес собирателей, которые побуждали народных сказителей на создание подобных произведений. Любопытно, что одним из первых с критикой выступил Н.П.Леонтьев, в 1930-е гг. способствовавший сочинению советских сказов печорской сказительницей Маремьяной Голубковой. В сентябрьском номере журнала «Новый мир» (орган Союза советских писателей) в статье «Затылком к будущему» Н.П.Леонтьев поднял вопрос о том, что же такое «советский фольклор». Мы не будем излагать концепцию фольклориста по поводу «советского фольклора»: эта концепция давно устарела и столь же идеологически детерминирована, как и те представления о «советском фольклоре», против которых выступает автор статьи. Остановимся на критике, направленной Н.П.Леонтьевым по отношению к недавно восхваляемым советским сказам и причитаниям. Н.П.Леонтьев язвительно писал: «Еще до войны Карельский научно-исследовательский институт культуры ориентировал подшефных ему сказителей на использование плача, как основы для создания новых произведений. После этого появились десятки слащавых плачей…».25 В.Г.Базанова, автора книги «Поэзия Печоры» (Сыктывкар, 1943), записавшего во время Великой Отечественной войны причитания, в которых весьма явственен идеологический пласт, Н.П.Леонтьев называет «стряпчим от фольклора». Новые жанры, которыми гордилась советская фольклористика в 1930-е – первой половине 1940-х гг., в устах Н.П.Леонтьева подвергаются саркастическому осмеянию. Называя советскую фольклористику «департаментом по российским древностям», автор пишет: «Над уголками департамента по российским древностям появляются крикливые этикетки с витиеватыми надписями: “Советская былина”, “Советская сказка”, “Советская побывальщина”, “Советские причитания”».26 Статьи А.М.Астаховой, посвященные советским жанрам, были Н.П.Леонтьевым названы «гнилой теорией».27
Народные сказители, когда-то ориентированные наукой на индивидуальное творчество, основанное на фольклорной поэтике, после 1948 г. все еще продолжали сочинять сказы и плачи просоветского характера. Но литературные редакции уже перестали испытывать восторг от подобного народного творчества. Постепенно и сказители, поняв, что их продукция оказывается невостребованной, прекратили сочинять «советские былины» и «советские причитания». Эпоха интереса российской фольклористики к названным жанрам ушла в прошлое.
1Хандзинский Н. «Покойнишный вой» по Ленине // Сибирская живая старина. Иркутск, 1925. Вып.3-4. С.53-64.
2Miller F. Folkore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolkore of the Stalin Era. New York; London, 1990. P.67. Нашу рецензию на это изд. см.: Иванова Т.Г. Американский ученый о советском фольклоре // Живая старина. 1994. № 2. С.60-61.
3Творчество народов СССР / Под ред. А.М.Горького, Л.З.Мехлиса, А.И.Стецкого. М., 1937. С.65-67.
4Сказы и плачи о Ленине. Петрозаводск, 1938. С.50-53.
5Каменна Москва вся проплакала / Зап. От М.С.Крюковой // Правда. 1937. 9 сент., № 249.
6Громов Л., Чистов В. Плачи о Ленине // Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М.; Л., 1939. Вып.6. С.94-96.
7Киров в народном творчестве / Сост. В.Чистов. Петрозаодск, 1939. С.285-286.
8Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.283-284.
9См. републикацию причитаний в нашем издании: Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора / Изд.пПодготовили А.Л.Топорков, Т.Г.Иванова, Л.Р.Лаптева, Е.Е.Левкиевская. М., 2002. С.403-968.
10Сказы и плачи о Ленине. Петрозаводск, 1938. С.48-49.
11Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.300-302.
12Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.200.
13Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.205.
14Рябинин-Андреев П.И. Плач о брате, павшем в боях с белофиннами // На рубеже. 1940. № 10. С.40.
15Русский фольклор. Библиогр. указатель. 1945-1959 / Сост. М.Я.Мельц. Л., 1961.
16Голос сердца: Обзор стихов читателей // Литературная газета. М., 1953. 19 марта, № 34.
17См.: Волкова Е.В. 1)Уж кабы были у меня крылья сокола // Крестьянка. М., 1942. № 19/20. С.18; 2) Красной Армии 25 лет // Московский большевик. 1943. 21 февр., № 43; 3)Жить да Родине служить // Владимир: Альманах. Владимир, 1952. Кн.2. С.62; Кононенко Е. Чудесные сказы Елены Волковой // Литература и искусство. М., 1944. 11 марта, № 11, и др.
18О родном и любимом Сталине: Обзор поступивших в редакцию стихотворений // Правда Севера. Архангельск, 1953. 20 марта, № 69.
19Смирнова М. Талант жить … // Советская культура. М., 1968. 7 марта, № 29. С.2-3.
20См. одну из первых публикаций: Сысоев А. Песни Анны Корольковой // Коммуна. Воронеж, 1938. 2 авг.
21Сказки А.Н.Корольковой / Зап. В.А.Тонков. Воронеж, 1941.
22Слово прощания // Литературная Россия. 1984. 13 янв., № 3. С.16.
23Народное творчество в годы Великой Отечественной войны / Сост. В.А.Тонков. Воронеж, 1951. № 22.
24Народное творчество в годы Великой Отечественной войны / Сост. В.А.Тонков. Воронеж, 1951. № 22.
25Леонтьев Н.П. Затылком к будущему // Новый мир. М., 1948. № 8. С.251.
26Леонтьев Н.П. Затылком к будущему // Новый мир. М., 1948. № 8. С.256.
27Леонтьев Н.П. Затылком к будущему // Новый мир. М., 1948. № 8. С.256.
Мы остановимся на одном жанре подобного рода – на советских причитаниях и рассмотрим, как в них отразился образ И.В.Сталина. Советские плачи являют собой жанр, порожденный поэтикой традиционных похоронных плачей, распространенных в традиции разных регионов России, особенно на Русском Севере. Известно, что, помимо исполнения причитаний непосредственно во время похоронного обряда родственниками покойного, деревенские плакальщицы могли легко и естественно по просьбе пришедшего к ним человека оплакать далекого (не известного им) покойника. На данной основе (традиция оплакивания незнакомого человека) и были созданы советские плачи.
Персонажами советских причитаний стал определенный, строго очерченный круг лиц. Список этих лиц диктовался идеологией, внедряемой в массовое сознание через средства массовой информации – газеты и радио. Прежде всего, это, естественно, В.И.Ленин, скончавшийся 21 января 1924 г. Спровоцированные собирателями причитания о вожде Октябрьского переворота начали записываться с января 1937 г. Очевидно, что настойчивое желание собирателей фольклора получить тексты, посвященные Ленину, были вызваны тем, что в 1937 г. Советский Союз праздновал 20-летие Великой Октябрьской социалистической революции – большевистского переворота. Ряд советских плачей посвящен первому секретарю Ленинградского обкома партии С.М.Кирову, убитому 1 декабря 1934 г.; первые причитания о нем записаны в 1938 г. Имеется и голошение по поводу кончины А.М.Горького (1936); создано оно в 1939 г. К концу 1930-х гг. механизм создания советских плачей как произведений, порожденных сказителем и собирателем, в фольклористике уже был полностью отработан. Теперь временной разрыв между кончиной оплакиваемого лица и созданием причета был сведен к минимуму. Так, выдающийся летчик Валерий Чкалов разбился на своем самолете 15 декабря 1938 г., и уже в декабре был записан первый плач об этом советском герое. 27 февраля скончалась Н.К.Крупская, вдова Ленина, а в марте уже был создан плач о ней. Герои Советского Союза летчики Анатолий Серов и Полина Осипенко погибли в авиакатастрофе 11 мая 1939 г.; соответствующие причитания относятся к июню того же года.
В советских причитаниях используются все основные традиционные мотивы, характерные для похоронных голошений: образ моря слез; мотив прилета птицы, принесшей весть о смерти оплакиваемого; желание плачеи превратиться в птицу, чтобы полететь к усопшему; мотив бужения покойного; образ умершего, потерявшего способность дышать и двигаться; обращение к оплакиваемому с вопросом, в какую путь-дорогу он отправляется; образ дороги, из которой никто не возвращается; картина прихода Смерти к оплакиваемому и др.
Одновременно можно отметить, что постепенно в советских причитаниях был наработан целый ряд мотивов, порожденных и санкционированных новой идеологией. Так, важной становится тема противопоставления тяжелой жизни при царе и счастливой жизни при советской власти. В описании современности обязательными стали следующие топосы; цветущие колхозные поля; картина учащихся в школе детей; появление в избах электричества; восхищенное удивление метрополитеном. Так как носителями жанра причитаний в основном являются женщины, то для советских плачей актуальна тема женской доли – тяжелой до революции и счастливой после 1917 г. В соответствии с идеологией тоталитарного режима создается мотив злодеев, которые погубили оплакиваемого (Ленина, Кирова, Горького).
Самое большое количество причитаний на тему «смерть советских вождей» посвящено В.И.Ленину. Хотя главным героем плачей является Ленин, образ Сталина в этих текстах в большинстве своем является обязательным. Попытаемся показать, как народные плакальщицы выстраивают отношения между «вождем мирового пролетариата» (Лениным) и его преемником (Сталиным).
Первое причитание о Ленине было записано в Сибири в ноябре 1924 г., то есть через десять месяцев после кончины вождя большевиков. Запись сделана от шестнадцатилетней крестьянской девушки Катерины Перетолчиной, жившей в прислугах в Иркутске. Исполнительница сообщила, что плач был сочинен в ее родном селе Кимильтей, на посиделках, в день, когда до деревни дошла весть о кончине Ленина. Инициатива создания причитания исходила от местных комсомольцев. Сталин, особо подчеркнем, в этом причитании не упоминается. В 1924 г., когда складывался этот плач, фигура Сталина в сознании народа еще не была столь всеобъемлющей, каковой она стала в 1930-е гг. Борьба за власть в Кремле после смерти Ленина еще только вступала в свою решающую фазу. На роль «отца народа» тогда претендовал не только Сталин, но и Лев Давыдович Троцкий. Склонность определенной (и весьма значительной) части населения видеть именно в Троцком надежду и защиту и отразило данное причитание:
Ой испалнять у нас типерь адин будит <…>
Ой што адин только да Леф Давыдович.1
Остальные известные нам плачи о Ленине записаны в 1937-1939 гг. В отличие от причети Катерины Перетолчиной, эти причитания были инициированы собирателями. Плачи создавались уже в эпоху безусловного и абсолютного культа Сталина. Соответственно во всех текстах 1930-х гг. заместителем Ленина мыслится уже только Сталин и никто другой. Вслед за американским исследователем Фрэнком Миллером обратим внимание на то, что в советских причитаниях образ заместителя покойного занимает большое место, причем, как подчеркивает фольклорист, в плачах-сказах 1930-х гг. фигура умершего (Ленин, Киров, Горький, Чкалов и т.д.) порой отступает на второй план. Сталин нередко становится главным персонажем: причитание рисует, как под его умелым руководством расцветает советская земля. Плач, вместо того чтобы выражать горе по поводу смерти того или иного общественного деятеля, становился панегириком Сталину и партии.2
Как же рисуются взаимоотношения Ленина и Сталина в плачах, посвященных Ленину? Нередко они определяются терминами родства - «кровный брат» или «названый брат»:
Океан да с океаном – братья кровные.
Сталин Ленину да кровный брат
По работе, по размаху по орлиному,
По полету, по простору соколиному.
Мы идем со Сталиным, как с Лениным,
Говорим со Сталиным, как с Лениным.
(Т.А.Долгушева, Кировская обл., январь 1937 г.).3
Как еще скажу я, беднушка,
Как товарищу я Ленину:
«Посмотри-тка ты, порадуйся,
Как у брата у названного,
У товарища у Сталина,
Как по корбушкам дремучиим,
По болотушкам топучиим
Все дороженьки построены»
(А.М.Пашкова, Петрозаводск, 1938 г.).4
В других текстах уровень отношений между Лениным и Сталиным определяется понятиями «славный друг» и «любимый товарищ»:
Все дела поручил же и оставил он (Ленин. – Т.И.) <…>
Своему славному другу Сталину
(М.С.Крюкова, Архангельская обл., 1937 г.).5
Приоставивши ты свою любимое семеюшку,
Законную головушку…
Своего любимого товарища Сталина
(А.В.Ватчиева, Карелия, лето 1937 г.).6
При этом весь контекст причитаний о Ленине рисует взаимоотношения между покойным и Сталиным, как взаимоотношения старшего (Ленин) с младшим (Сталин).
В причитаниях о С.М.Кирове, убитом в Смольном в 1934 г., отношения между покойным (Кировым) и Сталиным также устанавливаются на уровне «друг». Плакальщица, в квази-традиционном мотиве бужения покойного, обращается к Кирову:
Ты пойдем-ка в Москву да белокаменну,
Ко своему другу Сталину,
Поговори ты с ним да посоветуйся
О делах наших великиих
(П.Н.Денисова, Карелия, 1938 г.).7
В одном из текстов делается попытка выстроить триаду равноправных персонажей: Ленин – Сталин – Киров:
Как настал год семнадцатый,
Как наши любимые вожди
Ленин, Сталин, Киров
Повернули нам жирушку (то есть жизнь. – Т.И.) веселую, <…>
Избавили нас от трудного положеньица,
От купцов да от помещиков
(А.В.Ватчиева, Карелия, 1938 г.).8
В плаче о Горьком покойный также удостаивается статуса «друга» Сталина (А.М.Пашкова, Карелия, 1939 г.). В остальных же плачах (о летчике С.А.Леваневском, погибшем в 1937 г. во время перелета по маршруту Москва – Северный полюс – США; о дирижабле Н.С.Гудованцева, разбившемся в 1938 г. в районе Белого моря; о летчике Валерии Чкалове, погибшем в 1938 г.; о летчиках Анатолии Серове и Полине Осипенко, разбившихся на самолете в 1939 г.; о вдове Ленина Н.К.Крупской; о бойце диверсионного отряда Зое Космодемьянской, замученной фашистами в ноябре 1941 г., и др.),9 оплакиваемый никогда не становится на равный уровень со Сталиным.
Отношения же Сталин – народ во всех текстах советских причитаний определяются словами «вождь» и «великий»: «дорогой вождь Сталин», «любимый вождь Сталин», «великий да знатный Иосиф Виссарионович». Крестьянское сознание носителей причетной традиции, знавшее до революции образ «царя-батюшки», в 1930-е гг. в текстах рассматриваемых причитаний переносит этот образ (образ отца) на Сталина:
Пойдемте к дорогому нашему батюшке,
Сталину Иосифу Виссарионовичу
(Л.В.Андриянова, Карелия, 1937 г.).10
Погоревали бы мы, горюшицы,
Со отцом нашим со Сталиным
(С.В.Якушова, Карелия, 1937 г.).11
Сила идеологического воздействия на народное сознание в условиях тоталитарного режима была абсолютной. Образ Сталина в конце 1930-х гг. появляется не только в причитаниях, в которых оплакиваются покойные вожди и герои Советского Союза, но и в плачах, сложенных по поводу смерти близких плачеям людей. Плач Пелагеи Захаровны Ражниковой из Карелии, сложенный в связи с гибелью главы семейства в одном из военных конфликтов (запись 1937 г.), абсолютно традиционен по составу мотивов и стилю: получение вести о гибели «законной семеюшки» (то есть мужа. – Т.И.); горестные размышления плачеи о том, как она будет растить малых детушек «без родителя, без татеньки» (отца). В конце причитания появляется образ Сталина как заботливого отца, пекущегося о всех семьях Советского Союза:
Хоть и нет у нас родителя-татеньки,
Но мы на тое-то надеемся –
Мы напишем скорописчатые грамотки
Дорогим своим товарищам,
Многоумныим головушкам,
Мы товарищу Сталину.
Он не бросит нас победныих,
Не оставит нас раздетыих
И не оставит нас разутыих.12
Как видим, Сталин здесь, как и в плачах об официальных вождях и героях Советского Союза, наделяется функцией заместителя умершего. Мифологема «отец народов», созданная идеологической пропагандой сталинского времени, вторгаясь в очень интимный жанр причети, на мыслительном (но не на вербальном уровне) трансформируется в образ «родителя-татеньки».
Приведенный пример, когда имя Сталина попадает в причитания, сложенные по поводу смерти не официальных, а частных лиц, не единственный. Плач, записанный в мае 1939 г. в Карелии от Евдокии Павловны Копейкиной, был сочинен ею по поводу смерти в 1929 г. ее мужа, который скончался в пути из Петрозаводска в Пудож. Тогда сложился основной остов плача, составленный из традиционных мотивов: описание того, как пришла весть нерадостная к плачее; разговор умирающего со Смертью – его просьба дать ему проститься с семьей; отчаянное горе исполнительницы по поводу того, что врачи делали вскрытие тела, что воспринималось в народе, как надругательство над покойным (ср. поэму Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»); обращение плачеи к умершему, чтобы он научил, как жить и растить детей. Далее в тексте появляются мотивы, порожденные идеологией советского строя: муж отвечает плачее, что «теперь времечко советское» и она с детьми не будет обойдена вниманием властей; плачея направляет письмо «дорогому вождю Ленину» с просьбой, чтобы он дал ее детям «казенно содержаньице» и вывел их «в советску жизнь». В данном эпизоде на Ленина возлагается функция заместителя, который берет на себя обязанности умершего мужа исполнительницы. В последних же стихах плача появляется образ Сталина:
Дак как приносим благодареньице
Мы вождю да товарищу Сталину:
Уж вам глубокое почтеньице
Уж как за ласковы словечушки
За больши за добры делушки.13
По словам собирательницы, эти строки были приплаканы во время записи в 1939 г., то есть присоединены к тексту, который уже давно, с 1929 г., в более или менее твердом виде хранился в памяти исполнительницы.
Прославление «великого Сталина» мы находим и в редком для русской фольклорной традиции «мужском плаче» - причитании Петра Ивановича Рябинина-Андреева по брату Александру, погибшему во время Советско-Финской войны 1939-1940 гг. Заключительные строки звучат следующим образом: «А ты честно положил свою головушку / За великого за Сталина, за родину».14
Таким образом, мы убедились, что образ Сталина в советских причитаниях занимает весомое, важное место. Логично было бы предположить, что после 5 марта 1953 г., когда скончался глава Советского Союза, народные сказители (те из них, кто был обласкан властями), уже приученные собирателями отражать смерть вождей и героев в форме плачей, откликнулись на кончину Сталина причитаниями. Однако авторитетный библиографический указатель М.Я.Мельц «Русский фольклор. 1945-1959»15 такого рода текстов не фиксирует. Наш контрольный просмотр некоторых советских газет за март-апрель 1953 г. не выявил ни одного текста причитания по Сталину.
Тем не менее, мы убеждены, что плачи по «батюшке Сталину» создавались. Отчасти это подтверждают газетные статьи марта 1953 г., в которых рассматриваются поэтические отклики читателей на смерть вождя. В одной из статей, опубликованных в «Литературной газете», читаем об авторах самодеятельных стихов: «Пишут рабочий Н.Воробьев из Брянской области и артист театра им.Моссовета Ю.Андреев, пишут из госпиталя рядовой С.Чукреев и генерал-майор В.Якутович из Ленинграда, пишут семидесятивосьмилетняя владимирская сказительница Е.Волкова и шофер автобусного парка г.Москвы…».16 Сказительница Е.В.Волкова из Владимирской области была одной из тех обласканных властями исполнителей народной поэзии, творчество которых широко пропагандировалось в 1930-е – 1950-е гг., и которые охотно сочиняли в разных жанрах произведения на советские темы.17 Можно предположить, что то произведение, которое прислала Е.В.Волкова в «Литературную газету» было сложено ею в жанре народной (квази-народной) причети.
В другой статье с обзором самодеятельных стихотворений на смерть Сталина, в архангельской газете «Правда Севера», приводятся такие строки читательницы Е.Поляковой:
Дорогой, родной товарищ Сталин,
Встань! Проснись! Открой свои глаза!
Посмотри еще раз ясным взглядом
На твою страну, народ родной…
Нет тебя… И все равно ты рядом!…18
Очевидно, что за данным наивно беспомощным стихотворным фрагментом сказывается художественный опыт причетной традиции: здесь в трансформированном виде предстает характерный для русских народных плачей мотив «бужения покойного».
Повторим еще раз: в печатной продукции 1953 г. нам неизвестны причитания по Сталину. Однако в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург) нам удалось обнаружить тетрадь, в которой студенткой 5-го курса Ленинградского государственного университета Т.Д.Глазневой записан «Плач народа о Сталине», сочиненный известной воронежской сказительницей А.Н.Корольковой (РО ИРЛИ, р.V, кол.1, п.25, № 9).
Анна Николаевна Королькова (1892-1984) – народная сказительница, имя которой, благодаря усилиям собирателей, в 1930-е – 1960-е гг. было культовым. Она родилась 3 марта 1892 г. в с.Средняя Тойда Бобровского района Воронежской области в бедной крестьянской семье. С восьми лет находилась в услужении, работала поденщицей на полях зажиточных крестьян. В начале 1930-х гг. ее семья (муж и семеро детей) перебралась из деревни в Воронеж, где глава семьи устроился работать на завод, а сама Анна Николаевна осталась домохозяйкой. А.Н.Королькова была талантливой сказочницей и песельницей. Будучи социально активным человеком, она собрала вокруг себя других песельниц (домохозяек и работниц завода), из которых вскоре образовался самодеятельный хор, получивший признание в Воронеже. Хор поначалу исполнял подлинные фольклорные песни и частушки. За создание хора в 1936 г. А.Н.Королькова получила поощрение – в ее дом было проведено радио. Радио подсказало ей первую тему для ее советских поэтических сказов – про первую дрейфующую станцию в Арктике, высаженную на льдину в мае 1937 г.: «И сама не знает, как это получилось, вдруг сочинила Королькова тогда свой самый первый сказ».19 С конца 1930-х гг. имя А.Н.Корольковой появляется на страницах воронежской и центральной прессы.20 В самом конце 1930-х гг. фольклорист В.А.Тонков записал сказки А.Н.Корольковой (действительно, талантливые сказки) и опубликовал их в 1941 г. отдельным изданием «Сказки А.Н.Корольковой».21 В дальнейшем сказки и песни, а также сочиненные А.Н.Корольковой произведения советской тематики неоднократно появлялись в различных журналах (особенно часто – в воронежском журнале «Подъем») и сборниках фольклора. Во время Великой Отечественной войны А.Н.Королькова выступала со своим хором в госпиталях. В это же время она сочинила советские сказки, отражающие борьбу советского народа с фашистами («Заветный меч-кладенец и волшебное кольцо», «Мудрая мать», «Волк-людоед») и песни на эту же тему («Кто посеет в мире зерна злобные, тот пожнет себе горе-горькое»). В 1944 г. сказительница вступила в Коммунистическую партию. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». В 1957 г. А.Н.Королькова была принята в Союз писателей СССР. В 1972 г. в связи с восьмидесятилетием сказительница была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Скончалась А.Н.Королькова в 1984 г.22
Словом, подчеркнем еще раз, А.Н.Королькова являет собой типичный пример народного сказителя, попавшего в поле зрения фольклористов и поставившего свой талант на службу сталинскому режиму. Поэтому неудивительно, что на смерть Сталина (мы не сомневаемся - по собственной инициативе) в марте 1953 г., А.Н.Королькова откликнулась причитанием. Приведем «Плач народа о Сталине» А.Н.Корольковой целиком:
Знать, в ненастный день да ранний час
Небо чистое понахмурилось,
Не взошло-то солнце красное,
Закатилось оно за крутые горы высокие,
За темные леса дремучие.
Пригорюнились да заплакали люди добрые,
Перестали петь птицы вольные песни звонкие,
Не стало у нас учителя верного, отца родного, вождя мудрого
Иосифа Виссарионовича Сталина.
Подкосила его смерть неумолимая,
Подломились его резвые ноженьки,
Опустились белы рученьки,
Разумная мудрая головушка
Пала на груди белые,
Перестало биться сердечко ретивое,
Велико горе народное, грусть-печаль сердечная,
Драгоценный наш учитель, родной батюшка Иосиф Виссарионович,
Не услышим мы теперь твоего голоса,
Не увидим твоего следочка.
Ты прожил жизнь, жизнь трудную,
Указал нам путь-дорожку светлую и верную
К миру счастья и коммунизму.
По ней трудовой народ, славя тебя и партию,
Партию коммунистическую, непобедимую,
В боях, в огне закаленную,
Твоею мудростью умудренную,
Уж поведет нас эта партия
По пути тобой указанному,
Мы пойдем за ней, как за тобой шли,
К светлой жизни, жизни радостной,
Драгоценный наш отец-батюшка!
Не зарастут твои дороженьки травой-муравой,
А зарастут они цветами лазоревыми,
Хлебами высокими, садами зелеными,
Городами богатыми, рощами апельсинными.
Вспоминать мы тебя будем словами добрыми,
Выполнять твои заветы делами великими.
Прокомментрируем приведенный текст. Это типичный советский плач, в котором необходимое идеологическое содержание вкладывается в фольклорную форму, в результате чего форма и содержание входят в противоречие друг с другом и рождается эстетический монстр. Какие же следы фольклорной традиции имеются в причитании А.Н.Корольковой? Прежде всего, отметим, что для Воронежской области, расположенной в центральной России, причитания не являются ведущим устно-поэтическим жанром. Развернутые, высоко художественные тексты поминальных плачей-импровизаций, объемом в несколько сотен стихов, характерны для Русского Севера, где этот жанр является одним из доминантных. Причитания Воронежского края, напротив, отличаются краткостью и лаконичностью. Таков и «Плач народа о Сталине» А.Н.Корольковой. Здесь всего 37 стихов.
Необходимо также отметить, что в творчестве самой А.Н.Корольковой причитания занимают периферийное место. В русскую фольклористику она вошла, еще раз повторим, в первую очередь, как сказочница и песельница. Однако «Плач народа о Сталине» - это не единственное причитание, записанное от сказительницы. Второй известный нам плач А.Н.Корольковой был записан в 1944 г. Напомним, что во время Второй мировой войны гитлеровская Германия захватила большую часть европейской территории России - в том числе, и часть Воронежской области. «Плач по убитым в боях за родину», записанный от А.Н.Корольковой в 1944 г. В.Тонковым,23 отражает эту трагическую страницу в истории России.
Без сомнения, «Плач по убитым в боях за родину», был спровоцирован собирателем, попросившим А.Н.Королькову оплакать погибших соотечественников. Но, тем не менее, плач, несмотря на некоторые топосы и лексику, продиктованные советской идеологией, все-таки вписывается в фольклорную традицию. «Плач по убитым в боях за родину» А.Н.Корольковой может (с некоторыми оговорками) считаться аутентичным фольклорной традиции. Причетной традицией сказительница, по-видимому, действительно, в определенной мере владела.
Но насколько же «Плач народа о Сталине» А.Н.Корольковой отвечает фольклорной традиции? Здесь мы находим типичный для советских причитаний сплав фольклорного и псевдофольклорного начал.
В соответствии с традицией сказительница обращается к усопшему во втором лице единственного числа («ты», «твой»): «Не услышим мы теперь твоего голоса, Не увидим твоего следочка». Общефольклорными являются формулы, которые рисуют реакцию природы на смерть Сталина: небо понахмурилось, солнце закатилось за темные леса. Фольклорными формулами изображается и образ Сталина: «Подломились его резвые ноженьки, / Опустились белы рученьки». Столь же традиционен и образ птиц, переставших петь песни после смерти Сталина: «Перестали петь птицы вольные песни звонкие». Он встречается в «Плаче по убитым в боях за родину» А.Н.Корольковой: «Позасохли дубы столетние, / Позамолкли пташечки звонкие».24 Перекличка образов между двумя причитаниями А.Н.Корольковой наблюдается и в других фрагментах. В «Плаче народа о Сталине»: «Не зарастут твои дороженьки травой-муравой, / А зарастут они цветами лазоревми»; в «Плаче по убитым в боях за родину»: «Не зарастут ваши могилы травой-муравой, / Расцветут на них цветы лазоревы». Оба причитания заканчиваются темой памяти. «Вспоминать мы тебя будем словами добрыми», - из «Плача народа о Сталине». «Будет о вас воспоминанье вечное», - так заканчивается «Плач по убитым в боях за родину». Таким образом, очевидно, что А.Н.Королькова в 1953 г., создавая причитание о Сталине, использовала некий запас фольклорных формул и образов.
Однако основной удельный вес в «Плаче народа о Сталине» занимают не фольклорные формулы, а газетные штампы. В причитании А.Н.Корольковой Сталин называется полным именем – Иосиф Виссарионович Сталин, чего никогда не знает фольклорная традиция. Из прессы А.Н.Королькова берет такие штампы для характеристики усопшего, как «наш учитель», «вождь мудрый», «дорожка (дорога) светлая», «трудовой народ», «партия коммунистическая, в боях закаленная», «светлая жизнь», «жизнь радостная», «выполнять заветы», «дела великие». Словом, «Плач народа о Сталине» - это очередной эстетический монстр, которые столь восхвалялись советской наукой 1930-х гг.
Зададимся вопросом: почему же причитание А.Н.Корольковой на смерть Сталина, как и другие, не известные нам плачи на эту же тему, не было опубликовано?
Дело в том, что в конце 1940-х гг., то есть еще до смерти Сталина, советской фольклористикой начала признаваться эстетическая и фольклористическая несостоятельность советских новин, сказов, сказок и причитаний. В печати прозвучала резкая критика в адрес собирателей, которые побуждали народных сказителей на создание подобных произведений. Любопытно, что одним из первых с критикой выступил Н.П.Леонтьев, в 1930-е гг. способствовавший сочинению советских сказов печорской сказительницей Маремьяной Голубковой. В сентябрьском номере журнала «Новый мир» (орган Союза советских писателей) в статье «Затылком к будущему» Н.П.Леонтьев поднял вопрос о том, что же такое «советский фольклор». Мы не будем излагать концепцию фольклориста по поводу «советского фольклора»: эта концепция давно устарела и столь же идеологически детерминирована, как и те представления о «советском фольклоре», против которых выступает автор статьи. Остановимся на критике, направленной Н.П.Леонтьевым по отношению к недавно восхваляемым советским сказам и причитаниям. Н.П.Леонтьев язвительно писал: «Еще до войны Карельский научно-исследовательский институт культуры ориентировал подшефных ему сказителей на использование плача, как основы для создания новых произведений. После этого появились десятки слащавых плачей…».25 В.Г.Базанова, автора книги «Поэзия Печоры» (Сыктывкар, 1943), записавшего во время Великой Отечественной войны причитания, в которых весьма явственен идеологический пласт, Н.П.Леонтьев называет «стряпчим от фольклора». Новые жанры, которыми гордилась советская фольклористика в 1930-е – первой половине 1940-х гг., в устах Н.П.Леонтьева подвергаются саркастическому осмеянию. Называя советскую фольклористику «департаментом по российским древностям», автор пишет: «Над уголками департамента по российским древностям появляются крикливые этикетки с витиеватыми надписями: “Советская былина”, “Советская сказка”, “Советская побывальщина”, “Советские причитания”».26 Статьи А.М.Астаховой, посвященные советским жанрам, были Н.П.Леонтьевым названы «гнилой теорией».27
Народные сказители, когда-то ориентированные наукой на индивидуальное творчество, основанное на фольклорной поэтике, после 1948 г. все еще продолжали сочинять сказы и плачи просоветского характера. Но литературные редакции уже перестали испытывать восторг от подобного народного творчества. Постепенно и сказители, поняв, что их продукция оказывается невостребованной, прекратили сочинять «советские былины» и «советские причитания». Эпоха интереса российской фольклористики к названным жанрам ушла в прошлое.
1Хандзинский Н. «Покойнишный вой» по Ленине // Сибирская живая старина. Иркутск, 1925. Вып.3-4. С.53-64.
2Miller F. Folkore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolkore of the Stalin Era. New York; London, 1990. P.67. Нашу рецензию на это изд. см.: Иванова Т.Г. Американский ученый о советском фольклоре // Живая старина. 1994. № 2. С.60-61.
3Творчество народов СССР / Под ред. А.М.Горького, Л.З.Мехлиса, А.И.Стецкого. М., 1937. С.65-67.
4Сказы и плачи о Ленине. Петрозаводск, 1938. С.50-53.
5Каменна Москва вся проплакала / Зап. От М.С.Крюковой // Правда. 1937. 9 сент., № 249.
6Громов Л., Чистов В. Плачи о Ленине // Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М.; Л., 1939. Вып.6. С.94-96.
7Киров в народном творчестве / Сост. В.Чистов. Петрозаодск, 1939. С.285-286.
8Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.283-284.
9См. републикацию причитаний в нашем издании: Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора / Изд.пПодготовили А.Л.Топорков, Т.Г.Иванова, Л.Р.Лаптева, Е.Е.Левкиевская. М., 2002. С.403-968.
10Сказы и плачи о Ленине. Петрозаводск, 1938. С.48-49.
11Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.300-302.
12Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.200.
13Русские плачи Карелии / Сост. М.М.Михайлов. Петрозаводск, 1940. С.205.
14Рябинин-Андреев П.И. Плач о брате, павшем в боях с белофиннами // На рубеже. 1940. № 10. С.40.
15Русский фольклор. Библиогр. указатель. 1945-1959 / Сост. М.Я.Мельц. Л., 1961.
16Голос сердца: Обзор стихов читателей // Литературная газета. М., 1953. 19 марта, № 34.
17См.: Волкова Е.В. 1)Уж кабы были у меня крылья сокола // Крестьянка. М., 1942. № 19/20. С.18; 2) Красной Армии 25 лет // Московский большевик. 1943. 21 февр., № 43; 3)Жить да Родине служить // Владимир: Альманах. Владимир, 1952. Кн.2. С.62; Кононенко Е. Чудесные сказы Елены Волковой // Литература и искусство. М., 1944. 11 марта, № 11, и др.
18О родном и любимом Сталине: Обзор поступивших в редакцию стихотворений // Правда Севера. Архангельск, 1953. 20 марта, № 69.
19Смирнова М. Талант жить … // Советская культура. М., 1968. 7 марта, № 29. С.2-3.
20См. одну из первых публикаций: Сысоев А. Песни Анны Корольковой // Коммуна. Воронеж, 1938. 2 авг.
21Сказки А.Н.Корольковой / Зап. В.А.Тонков. Воронеж, 1941.
22Слово прощания // Литературная Россия. 1984. 13 янв., № 3. С.16.
23Народное творчество в годы Великой Отечественной войны / Сост. В.А.Тонков. Воронеж, 1951. № 22.
24Народное творчество в годы Великой Отечественной войны / Сост. В.А.Тонков. Воронеж, 1951. № 22.
25Леонтьев Н.П. Затылком к будущему // Новый мир. М., 1948. № 8. С.251.
26Леонтьев Н.П. Затылком к будущему // Новый мир. М., 1948. № 8. С.256.
27Леонтьев Н.П. Затылком к будущему // Новый мир. М., 1948. № 8. С.256.
Просмотров: 13475
Другие материалы раздела
Редакция рекомендует
топ
Пропаганда до 1918 года
топ
От Первой до Второй мировой
топ
Вторая мировая
топ
После Второй Мировой
топ
Современность
Комментарии (всего 0)