• Джон Армстронг
 


1)Традиционная пропаганда
Определенные призывы и информация, стремившиеся заставить советское население отождествлять себя с правительством и вооруженными силами, в сущности представляли собой лишь более тщательное использование тематики и приемов применявшихся до войны. Вкратце отметим, что тогда пропаганда особое внимание уделяла сообществу советских людей, своего рода советскому патриотизму (в отличие от русского или прочих разновидностей национализма); гордости за достижения советской эпохи, начиная с «ликвидации эксплуатации человека человеком» и кончая индустриализацией и культурным прогрессом; восхвалению мудрости и непогрешимости советского руководства, во главе с коммунистической партией, авангардом общества. Все эти элементы можно обнаружить и в пропаганде военного времени.
Однако примечательной особенностью являлись попытки избегать чисто советской (в политическом смысле) и коммунистической по содержанию риторики. Термин «советский» используется в качестве обобщающего понятия для определения и режима, и населения и не несет никакой эмоциональной или оценочной нагрузки. Так, словосочетания «советская земля» и «советское правительство» не имеют побочного смыслового оттенка. Точно так же прилагательное «красный» лишено чисто политического смысла. Вывешивание партизанами красных флагов, названия партизанского отряда «Красная звезда» или газеты «Красный партизан» едва ли являлись средством заявить о своей коммунистической принадлежности, а скорее всего просто использовалась терминология, прочно укоренившаяся в повседневной жизни советского общества. Небольшим отступлением от этого, пожалуй, было лишь особое внимание, уделявшееся советским праздникам. Годовщина смерти Ленина (21 января), 1-е Мая, Международный женский день и годовщина Октябрьской революции обычно предоставляли возможность для произнесения речей, выпуска новых или перепечатки старых лозунгов, а иногда даже для проведения демонстрации и парадов, но даже эти празднования были проявлением скорее национального, а не политического самосознания.
Хотя упоминание имени Сталина продолжалось, оно использовалось главным образом для указания на занимаемое и положение главы правительства или Верховного главнокомандующего, а не являлось стремлением представить его символом большевизма. Его портреты появлялись в различных партизанских газетах; большими тиражами издавались его речи; воспроизводились его приказы. То же самое, хотя и с некоторыми оговорками, можно сказать и о других советских руководителях, таких как Молотов и Жданов.

Лишь начиная с конца 1943 года, когда советское командование уже прекрасно осознавало достигнутое военное превосходство и было уверено в поддержке населения, в листовках вновь стали появляться упоминания о «партии» и «большевистских лидерах». Так, в январе 1944 года в одной из партизанских листовок вновь говорилось о славном пути, предначертанном великим Лениным, и о «выдающемся гении человечества Сталине»; обращение к национальным чувствам вновь уступило место советской риторике, чаще стали упоминаться партия и комсомол.
Но нет никаких указаний на то, что печатные средства пропаганды когда-либо пытались отказаться от идей коммунизма. Партизанские отряды и печатавшиеся газеты продолжали носить имена советских и коммунистических лидеров; лозунг «Под знаменем Ленина и Сталина», встречавшийся значительно реже, чем знаменитый «Смерть немецким оккупантам!», не исчезал никогда.
Можно предположить, что двусмысленность, присущая партизанской (и советской) пропаганде, представляла собой сознательную попытку достучаться до сердец не принадлежавших к большевистскому лагерю слоев населения, не озлобив при этом истинных коммунистов и комсомольцев и не признавая прошлых ошибок и провалов. Двусмысленность ярче всего проявлялась в использовании таких понятий, как «Родина», «патриотизм» и «народ» (в значении нация). Частое использование словосочетаний «За Родину» и «Священная война» явно указывает на отход от традиционных лозунгов. Внешне пропаганда продолжала придерживаться общего направления, хорошо знакомого в 1930-х годах, когда усиленно пропагандировался «советский патриотизм».

2) Новые уступки.

а) Национализм
Значительно ярче выраженным, чем традиционные ссылки на советский патриотизм, коммунизм и большевистское руководство, было новое, и крайне действенное, обращение к идеям русского национализма. Перестав противопоставлять советский патриотизм русскому национализму, политики вдруг стали толковать русскую национальную идею совсем по-иному, и, судя по свидетельствам самих партизан, немцев и перебежчиков, именно это оказывало наибольшее влияние в тот момент, когда значительное количество советского населения не проявляло решимости и желания сражаться до конца а многие сотрудничали с врагом или сдавались в плен, ранее широко пропагандируемый «советский патриотизм» стал толковаться более широко и выкристаллизовался в понятия «любовь к Родине», «Россия-мать», «национальное освобождение» и т. п. Действенность таких лозунгов недвусмысленно указывает на провал попыток советского режима «выковать нового человека» и попыток немцев выдать себя за защитников интересов русского народа. Часто не проводилось различия между советским и русским (или украинским, белорусским) патриотизмом, и, как можно предположить, делалось это намеренно с тем, чтобы читавший листовки осознавал свою национальную принадлежность.

В новых листовках, появлявшихся на оккупированной территории, политико-идеологическая тематика обычно отходила на второй план, уступая место тематике национальной. Типичным порядком перечисления понятий в лозунгах было: «За Родину, честь, свободу и Сталина!» Появившиеся в самом начале войны обращения к национальным чувствам русских особенно широко использовались в 1942—1943 годах. «Вы мараете честь и достоинство русского народа», — обвиняла коллаборационистов одна из партизанских листовок. «Русские люди никогда не были предателями и никогда не предадут своей Родины», — провозглашала другая. В листовках и брошюрах прославлялись подвиги национальных героев, сражавшихся с иноземными захватчиками. Сообщая об уничтожении немцами культурных центров и предметов искусства, партизанская листовка писала: «Но нельзя уничтожить культуру народа, давшего человечеству таких людей, как Пушкин, Толстой, Горький, Павлов, Мечников, Мичурин и Циолковский. Семь столетий назад Александр Невский разгромил предков гитлеровских бандитов. Сто восемьдесят два года назад русские войска вошли в Берлин, сокрушив столь же «непобедимые» армии Фридриха II. Русский народ разбил армию Наполеона, мечтавшего подчинить себе Россию, в 1918 году молодая Красная армия разбила немцев под Псковом и Нарвой. Поражение гитлеровцев неотвратимо и теперь, когда испытывающий праведный гнев советский народ поднялся на борьбу»1.
В немецких документах отмечалось, что начиная с октября 1943 года в обращенной к населению пропаганде партизан «борьба за Родину преподносится с позиций национальных идей; ни слова больше не говорится о советской системе». Немецкая пропагандистская машина признавала, что мало что могла противопоставить советским призывам к русскому национализму. «Националистическая пропаганда, — отмечалось в одном немецком документе, — является, по всей вероятности, самым грозным оружием, с которым нам пришлось столкнуться, ибо она без всяких уговоров политического толка способна сплотить русских и разжечь огонь национального восстания».
Националистическая тематика, не будучи уточненной в отношении различных социальных групп и в отрыве от идеологии, являлась наиболее действенным средством партизанской пропаганды во время войны.

б)Разновидности национализма. Особо следует упомянуть о национализме в регионах с нерусским населением. Хотя название «Россия» широко (и вполне успешно) использовалось за пределами самой России, в Белоруссии и на Украине требовалась другая тактика для противодействия немецкой пропаганде, направленной на разжигание сепаратистских, «антирусских» настроений у коренного населения. В сущности, эти усилия были значительно менее целенаправленными и более неуклюжими. Трудность состояла в том, что было необходимо пробудить национализм, не способствуя при этом антироссийским, антисоветским или сепаратистским тенденциям. Результатом этого явилось: 1) замалчивание национальных проблем в большинстве партизанских призывов за пределами РСФСР; 2) разоблачение целей немцев как планов порабощения и колонизации Украины и Белоруссии, от которых их могли спасти лишь партизаны в союзе с Красной армией; 3) разоблачение антисоветских партизан-националистов как немецких марионеток, провокаторов и террористов. Вместе с тем партизанская пропаганда без всякого риска могла превозносить украинских героев, таких как Богдан Хмельницкий и Тарас Шевченко, и взывать к авторитету белорусских современников, таких как Колас и Купала. Содержавшие призывы листовки были обращены к «белорусам, братьям и сестрам!» и усиленно проводили мысль что только при советской форме правления нерусские национальности получили «независимость» (в качестве союзных республик) и возможность свободно развивать свои культуру и язык. Иногда в угоду национальным чувствам даже утверждалось, что «лишь путем партизанской войны против немецко фашистских захватчиков Белоруссия сможет добиться подлип ной свободы и независимости».
В призывах к различным национальным группам содержалось больше уступок, чем в довоенной пропаганде. Призванные пробуждать национальные чувства партизанские лозунги менялись в соответствии с происходившим изменением направленности пропаганды в советском тылу, при этом не следует забывать, что партизаны действовали в основном в регионах, где националистические настроения нерусского населения были сравнительно слабыми2. Вместе с тем советской политике «уступок» были присущи определенные ограничения; не могло быть и речи о компромиссах с «бандами» националистов (вне зависимости от того, пользовались они поддержкой населения или нет). Партизанская пропаганда усиленно стремилась разоблачать их; эксплуатацию националистических настроений в позитивном для себя плане партизанам приходилось ограничивать передачей призывов от знаменитых украинцев, эвакуированных в Москву и Уфу, использованием исторических примеров, связанных с деятельностью выдающихся украинских или белорусских «борцов за освобождение», и упоминанием национальной принадлежности ряда знаменитых партизанских командиров того времени3.
Прибалтийские государства представляли собой особый случай, где призывы, содержавшие упоминание об общих с Россией или Советским Союзом традициях, не могли быть эффективными. Советское присутствие продлилось совсем недолго, а коммунизм был слишком непопулярен, чтобы его можно было К°М ко использовать для пропаганды. Поскольку здесь, в отличие от Украины и Белоруссии, преобладали националистические антирусские настроения, советская пропаганда воздерживалась от нападок на них, а стремилась побороть их постоянными утверждениями о том, что только Красная армия принесет прибалтийцам нациям настоящую свободу. По сути, предпринималась попытка возродить тактику, к которой Коминтерн и советская международная политика не раз прибегали в прошлом: чувствуя свою слабость, искать коалиции с более слабым союзником против главного врага. Все «буржуазные» и «националистические» элементы, за исключением открыто сотрудничавших с немцами, вполне подходили для подобного «народного» фронта. Так, Президиум Верховного Совета Латвии и ЦК Компартии Латвии призывали:

«Сражайтесь за латвийскую землю, которую веками латвийский народ поливал своим потом и кровью и которую не однажды пытались присвоить себе немецкие помещики. Латвийская земля принадлежит и будет принадлежать только латвийскому народу и латвийским крестьянам. Сражайтесь за сохранение народного добра, сражайтесь за нашу латвийскую культуру!..
...Граждане Латвии! Наступил тот решающий момент, когда требуется собрать силы всего народа. Вступайте в ряды активных борцов с немецкими захватчиками вне зависимости от занимаемого вами положения и вашего дохода!» (листовка без даты и названия).
В Эстонии партизаны-коммунисты и советская пропаганда прибегали к аналогичным призывам. Упоминая Компартию Эстонии и подчеркивая ее активную роль в «борьбе за освобождение», в листовках обыгрывалась «вековая борьба» Эстонии против немцев и тевтонских рыцарей. В будущем же «возвращение Эстонии в состав Советского Союза будет означать восстановление «национального суверенитета» в форме союзной республики, тогда как немцы будут стремиться «германизировать» Эстонию».
Эффективность подобной тактики в Прибалтике и на Украине не поддается однозначной оценке. Однако использование чисто русской национальной тематики совместно с просоветской повсюду приносило успех; она находила отклик у населения и не порождала антагонизма с потенциальными участниками партизанского движения. Не менее важным являлся и тот факт, что не возникало разрыва между используемой партизанской пропагандой тематикой по национальному вопросу и советской пропагандой в тылу. Все сообщения о «национальных» реформах в России, таких как введение в армии погон, роспуск Коминтерна и использование имен Суворова и Кутузова в качестве символов военных побед, способствовали усилению доверия к призывам партизан, чему немецкая пропаганда ничего не могла противопоставить.
В определенной степени партизанская пропаганда использовала и панславянскую идею. В основном она была характерна для пропагандистских материалов, подготовленных в советском тылу, и это, по всей видимости, указывает, что подобный подход был не совсем обычен для партизан. Использование данной тематики советской пропагандой, как показывают листовки, появлявшиеся на оккупированной территории уже в августе 1941 года, было увязано с политическими усилиями, предпринятыми сразу после нападения Германии. Данная тематика использовалась партизанами в частности для призывов к состоящим из славян войскам, сражавшимся на стороне немцев; в подготовленных в советском тылу листовках она упоминалась в связи с просоветскими заявлениями находящихся в Советском Союзе чешских и югославских военнопленных и частыми ссылками на подъем партизанского движения братских славянских народов, в частности сербов. Панславянская тематика присутствовала и в официальных советских призывах по случаю годовщины Октябрьской революции; данные призывы также распространялись на занятой немцами территории. Подобные усилия, по всей видимости, должны были вызвать ощущение широкой поддержки и создать впечатление, что советский народ не одинок в своей борьбе, а имеет друзей и последователей за границей. Следует упомянуть и об использовании данной тематики в контрпропаганде против немцев, когда партизанами весьма успешно обыгрывалась немецкая теория о «неполноценности славянской расы» для создания собственной концепции сообщества славян, сражающихся с захватчиками.

в) Религия. Более важной и весьма существенной уступкой правительства чаяниям народа (отчасти с целью противодействовать терпимости немцев в этой области, а также считаясь с намеками американцев на желательность ослабления антирелигиозной деятельности) было изменение отношения к православной церкви. Будучи весьма важной стороной психологической войны в более широком смысле, уступки в этой области являлись логичным, хотя и вызывающим удивление, отходом от ранее использовавшейся тактики. Они также были важны в плане ответной реакции, которой можно было добиться от населения на
оккупированной немцами территории с тем, чтобы вызвать у немцев беспокойство и вынудить их предпринимать различные (безуспешные) контрмеры.
Сами партизаны, в основном являвшиеся коммунистами и подыми людьми, видимо, не столь сильно были подвержены влиянию религии. Вместе с тем их действия являлись свидетельством имевшегося у них четкого представления о значимости веры для значительной части населения.
Первые усилия партизанской пропаганды в этой сфере относятся к весне 1942 года. К тому времени советские листовки доставлявшиеся в оккупированные регионы, распространяли информацию, указывающую на «мобилизацию» православной церкви для сплочения населения Советского Союза, в том числе путем посланий священников и призывов высших церковных иерархов. Партизанская пропаганда большей частью содержала упоминания о деятельности церкви на свободной от оккупации территории. Такие упоминания неоднократно появлялись во второй половине 1942 года, но еще чаще — в связи с избранием митрополита Московского Патриархом всея Руси летом 1943 года. Что же касается оккупированной территории, то проблему церкви там партизаны обходили молчанием, за редким исключением попыток противодействия немецкой пропаганде. В частности, они стремились приводить примеры осквернения церквей и жестокого обращения немцев с духовенством. В одной партизанской листовке, датированной ноябрем 1943 года, говорилось: «Немецкие мерзавцы на каждом углу кричат, что они защитники веры и религии. Хороши защитники, разрушающие церкви и жестоко обращающиеся со священниками! Нет, разбойники останутся разбойниками!»
Подобную пропаганду было трудно вести, поскольку значительная часть духовенства сотрудничала с немцами. Имеются примеры обращений партизан с духовенством как с «предателями», когда дело доходило даже до убийств и сожжения домов священников. Перехваченная немцами в июле 1942 года инструкция, переданная партизанам по радио, гласила: «За предателями надо следить и по мере возможности уничтожать. Смерть предателям! К ним относятся и священники, вошедшие в сговор с новыми язычниками, служащими немцам, тем самым немцам, которые во Львове убивали священников штыками, которые подавляют свободу совести и которые разрушали и оскверняли Церкви в Белоруссии!»
Партизанская пропаганда «в защиту церкви» в соответствии проводимой советской линией не использовала печатного слова и предпочитала листовкам «пропаганду действием». Немецки донесения указывают, что во многих случаях партизаны, вне зависимости от своих религиозных убеждений (которые обычно лучшем случае, были нетвердыми), позволяли или даже призы вали к открытию церквей в находящихся под их контролем районах, пытаясь подобным образом снискать расположение местных крестьян. В ряде случаев они даже посещали церковные службы. Интересной и типичной в этой связи является выдеру, ка из доклада наместника Сергия, назначенного советским руководством митрополитом Прибалтики и сохранявшего этот пост при немцах до своего убийства весной 1944 года. После поездки по приграничным советским областям и на основании многочисленных сообщений своих подчиненных в марте 1943 года он писал:

Партизаны ведут разумную пропаганду с тем, чтобы завоевать симпатии населения. Пропагандой этой, по всей видимости, руководят из центра. Она исходит из того, что народ религиозен, и, принимая это как должное, стремится приспособиться. Поэтому она избегает всего, что может оскорбить религиозные чувства. Священники и церкви не подвергаются нападениям, религиозным службам не мешают, хотя партизаны могли бы без труда делать это... Партизаны стремятся убедить крестьян, что советская политика в отношении церкви радикально изменилась. Борьба с церковью была ошибкой, чреватой опасными последствиями, и теперь советское правительство это признало. [В одном случае] партизаны просто приказали крестьянам посещать церковь; священнику сообщили, что партизаны обратились к крестьянам с такими словами: «Почему вы не ходите в церковь? Ради вас для проведения службы пришел священник... Религия в России теперь свободна. Война многие вещи изменила к лучшему. У нас [партизан] нет времени ходить в церковь, у нас есть дела поважнее. Но вы все, старые и молодые, ходите в церковь и не забывайте молиться о России.


Это свидетельствует о гибкости партизанской пропаганды и о ее соответствии общепринятой линии советской пропаганды, признавшей, что коммунистическое руководство с готовностью изменило свой традиционный взгляд на церковь. Вместе с тем отдельные неуклюжие проявления партизанской пропаганды и предпочтение не связанных с печатным словом средств указывали на новизну этой проблемы и на несколько прохладное отношение партизан к ней.

г) Сельское хозяйство. По проблемам национализма и религии усилия партизанской пропаганды приблизительно соответствовали усилиям, предпринимаемым советской пропагандой.
явленной на все население, проживающее к востоку от линии фронта В отношении же сельского хозяйства отчетливо наблюдается явное различие в подходах партизанской и советской пропаганды.
С самого начала партизанских действии до проведения немцами аграрной реформы, то есть примерно с октября 1941 до февраля 1942 года, партизанская пропаганда в отношении сель- кого хозяйства в основном ограничивалась устными средствами. Стремясь обратить в свою пользу промедление немцев с аграрной реформой, партизаны делали вид, что разделяют чаяния народа о ликвидации колхозной системы. Идеи, высказываемые партизанской пропагандой того времени, можно суммировать так: 1) немцы не намерены давать советским крестьянам землю и свободу; 2) немцы собираются вернуть ненавистных помещиков и кулаков; 3) немцам самим нужна наша земля; 4) немцы не выполняют своего обещания отдать землю крестьянам; 5) в Германии тоже нет свободных крестьян; 6) советское правительство и партизаны не борются за сохранение колхозной системы, а, наоборот, с согласия режима колхозы уже распускают (или распустят).
Если ряд идей, в частности 2), 3) и 5), высказывался в листовках, сведения о якобы происходящих с согласия режима переменах появлялись лишь в форме слухов и иногда устных сообщений.
Проведенная в феврале 1942 года немцами агарная реформа стала сокрушительным ударом для советской пропаганды. В немецких донесениях, датируемых февралем и мартом, отмечается полное отсутствие на нее реакции партизан, в последующие после объявления о реформе два месяца не отмечено и появления листовок, призванных противодействовать ей. Таким образом, можно предположить, что проблема считалась настолько серьезной, что требовала специального политического решения Москвы. Однако, учитывая ограниченный характер реформы и задержки с введением даже незначительных изменений в колхозную систему, обещанных немецким постановлением, у партизан к маю 1942 года появились неплохие возможности для эффективной контрпропаганды. Действительно, все указывает на то, что нежелание немцев удовлетворить чаяния народа в этой сфере в значительной мере способствовало отчуждению крестьянства от завоевателей4.

Перед советской и в особенности партизанской пропагандой стояла дилемма: 1) защищать колхозную систему, представляя ее главным достижением и противопоставляя ее ухудшению условий при немцах; либо 2) обвинять немцев в сохранении колхозов вопреки желаниям крестьян и тем самым представлять партизан в качестве выразителей чаяний простого народа. В сущности, советская пропаганда использовала оба этих подхода, первый, естественно, главным образом в печатных призывах, а второй — в устной пропаганде и отчасти путем применения на практике в контролируемых партизанами районах Для достижения обеих целей мог быть успешно задействован ряд утверждений: 1) немцы собираются восстановить крупное помещичье землевладение; 2) немцы фактически вновь пытаются превратить крестьян в рабов; 3) при немцах положение крестьян стало хуже, чем прежде.
Подобным же образом пропаганда могла вещать, что уступки немцев (в сущности, бессмысленные) вовсе не были свидетельством долгосрочных намерений немцев, а стали следствием советских побед на фронтах и демонстрировали слабость Германии. Приводя выдержки из захваченных немецких донесений, советские листовки предрекали, что вскоре Германия усилит нажим на крестьян. И наконец, в листовках можно было использовать тот факт, что с лета 1942 года немцы и не пытались провести обещанную ими реформу и, таким образом, какой бы ни была эта реформа, само затягивание ее показывало, что все обещания немцев являются пустыми словами.
Партизанские листовки, связанные с вопросами сельского хозяйства, были целиком направлены на противодействие предпринимаемым немцами мерам. Начиная с середины 1942 года они появлялись лишь время от времени, что, видимо, указывает на то, что данная тема требовала более тщательного подхода. Различие между устными заявлениями советской пропаганды и фактическими усилиями можно обнаружить в выдержках из партизанских листовок, придерживающихся «официальной» линии, от которой почти полностью отошли начиная с 1943 года: «Зачем фашисты приняли такие постановления? Лишь с тем, чтобы им было легче грабить вас. Как только созреет урожай, вас его лишат и отправят в Германию... Фашисты будут действовать по принципу: «Работа — вам, а продукция — нам»... Немецкие захватчики хотят раздать землю ваших колхозов не вам, а немецким помещикам и крупным землевладельцам».
Официальная политика была обнародована в небольшой брошюре, опубликованной в мае 1942 года; установить ее авторство не представляется возможным, но, скорее всего, она была подготовлена в советском тылу, хотя ее текст и отдельные формулировки позднее перепечатывались партизанами. Под заголовком "Последняя провокация фашистских захватчиков. Почему гитлеровцы проводят земельную реформу" в ней говорилось: «Немцы опасаются открыто и насильно сгонять русских крестьян с их земли. Не смеют они открыто заявлять и о своих целях, этим они Остановят против себя народ». Немцы, утверждалось в брошюре, хотят распустить колхозы с тем, чтобы крестьяне, сплоченные сейчас в сообщество, оказались разобщены и стали легкой добычей захватчиков. Брошюра крайне неуклюже пыталась показать, почему крестьянская община в принципе хуже колхоза, утверждая при этом, что цари всегда поддерживали общину, а результат оказывался плачевным. Используя многочисленные доводы, автор стремился доказать, что обещания немцев выделить крестьянам личные наделы земли являются ложью, тем самым косвенно признавая эффективность немецкой пропаганды: «На самом деле немцы не собираются давать землю русским крестьянам». Утверждая, что коллективное ведение хозяйства при советской системе имело массу преимуществ в плане упорядоченности, механизации и рационального использования земли, брошюра заканчивалась призывом: «Крестьяне, не попадайтесь на эту уловку; саботируйте немецкую земельную реформу!»
В другой листовке, также относящейся к лету 1942 года, предпринималась попытка идентифицировать привязанность крестьянина к земле с патриотизмом и приверженностью советским идеалам, в результате чего возникало смешение понятий, типичным примером чего могут служить приводимые ниже выдержки: «Земля! Это слово существует тысячи лет. Крестьянин помнит вражду, связанную с распределением наделов, он помнит тяжелые дни рабства, когда лучшие земли были в руках помещиков. Это были трудные годы. Но даже тогда земля была самым дорогим для крестьянина, он всегда называл ее матушкой и кормилицей. Но никогда еще земля не была так дорога крестьянству, как после Великой Октябрьской революции. Советская власть передала крестьянам 150 миллионов гектаров земли. Поля и луга навсегда были отданы в свободное пользование колхозному крестьянству. Счастливый крестьянин выходил за деревню, оглядывал засеянные поля и восклицал: «Все это мое, все это наше»... Теперь немцы лишили крестьян земли. Подобно голодной саранче, они рыщут по дорогим нашему сердцу полям. Появилось множество всяческих мерзавцев, специально подготовленных фашистами... Стремясь скрыть свой грабеж, гитлеровская клика
создала так называемый новый аграрный порядок. Какая шумиха поднялась по этому поводу! Фашистская пропаганда твердила каждом углу: «Землю крестьянам!» Это гнусная ложь... Крестьяне, земля никогда не станет вашей, пока немцы не будут изгнаны с нашей земли».

Разумеется, пропаганда довольно ловко уходила от недостатков, присущих советским методам решения аграрной проблемы. По существу, она стремилась прикрывать их более важным проблемами, старалась устранить в сознании крестьян различие между частной и коллективной формой владения землей («всё это мое, все это наше»). Упоминание о любых значительных уступках, обещаемых партизанами, присутствовало лишь в их устной пропаганде.

3) Советская мощь

Не прибегая к особым ухищрениям, часть партизанских листовок ярко описывала различные проявления советской мощи, стремясь вселить страх в непокорных, обнадежить лояльных к режиму и стимулировать активность желавших примкнуть к побеждающей стороне. Приведенное ниже краткое изложение основной тематики далеко не полностью отражает огромное внимание, уделявшееся партизанским командованием данному вопросу.

а) Советские победы. Хотя в момент серьезных неудач на фронте появился лозунг «Отечество в опасности — защитим Отечество!», от призывов к стойкости перед лицом врага и нависшего поражения быстро отказались. Начиная примерно с октября 1941 года вопросы, связанные с советскими победами и поражениями немцев, никогда не исчезали из партизанской пропаганды5. Данная тематика повторялась чаще любой другой и в основном использовалась не в партизанских, а в подготовленных в советском тылу листовках. Помимо широкого обобщения советских успехов, значительная часть пропаганды была сосредоточена на отдельных победах. Битва за Москву в декабре 1941 года, например, представляла собой крайне важную тему; поступавшие с советской стороны директивы требовали уделять особое внимание этому событию в партизанской пропаганде, и ему были посвящены многие листовки. Точно так же победа под Сталинградом год спустя широко «рекламировалась» партизанскими листовками газетами. И наконец, наступлениям советских войск летом 1943 года, а затем и летом 1944 года уделялось самое пристальное внимание.
Часто листовки сопровождались сообщениями о численности убитых, раненых и взятых в плен солдат противника; о количестве уничтоженных танков, машин и самолетов; о количестве освобожденных от немцев деревень и районов. Потери немцев непомерно завышались (например, утверждалось, что к середине августа 1941 года было уничтожено 6000 немецких самолетов), но в дальнейшем подобные преувеличения становились все менее заметными. С их помощью, по всей видимости, рассчитывали: 1) развеять миф о непобедимости Германии; 2) вселить надежду на «освобождение» в тех, кто сохранял лояльность к советскому режиму; и 3) посеять страх возмездия среди тех, кто перешел на сторону немцев. В сущности, пропаганда стремилась обеспечить рациональную основу для партизанских действий, которые после первого шока от немецких побед, возможно, и казались героическими, но вряд ли могли быть успешными. Более надежными были указания в печатных средствах пропаганды на территориальное продвижение Красной армии, хотя устная пропаганда часто стремилась «расположить» советские войска намного западнее тех мест, где они на самом деле находились.

б) Военные сводки и «объективные» новости. Особую категорию сообщений представляло собой воспроизведение «фактических», не подвергаемых переработке сводок Совинформбюро в виде листовок, подготовленных либо органами пропаганды Красной армии, либо самими партизанами на основе передач советского радио. В частности, ежедневные «Новости с Советской Родины», сообщавшиеся населению оккупированных немцами регионов, содержали подробные выдержки из этих сводок, ежедневные сообщения включали и другие «актуальные» новости, в частности о жизни в советском тылу, о происходящих в мире событиях, подобранных с таким расчетом, чтобы положительно воздействовать на моральное состояние людей, создавая впечатление необоримости мощи Советского Союза и его союзников и предрекать поражение Германии.
Учитывая ощущавшийся на оккупированных территориях информационный голод и интерес к происходившим на фронте и в тылу событиям, эти «объективные» сообщения, предаваемые без призывов к активным действиям, с жадностью воспринимались простыми гражданами.

в)Успехи партизан. Меньшее, но все же существенное количество партизанских листовок было призвано повысить значимость достижений партизанского движения в глазах гражданского населения. Суть их сводилась к следующему: партизаны — герои; партизаны побеждают; партизаны сражаются за вас. Со временем эта основная линия претерпела изменения в начальный период, приблизительно до конца весны или начала лета 1942 года, главный акцент делался на героизме и муках, выпадавших на долю отдельных героев, примером чего может служить прославление подвига комсомолки Зои Космодемьянской, чья гибель от рук немцев была в полной мере использована советской и партизанской пропагандой. Однако, когда организованные партизанские действия стали более успешными и обеспечивали основу для пропагандистских заявлений, подвиги отдельных партизан в них уступили место коллективным действиям — возрастающему натиску партизанского движения и постоянному притоку в него новых членов. Вместе с тем подробно описывались отдельные операции партизан: «наказание» немцев, «месть» за их зверства, «вознаграждение» советских патриотов и невинных жертв, «помощь» крестьянам зерном и другими припасами. И наконец, на последних этапах войны основное внимание уделялось теме «Партизаны прокладывают путь Красной армии».
Ряд специфических тем был добавлен к сообщениям о партизанских победах: 1) не только гражданское население, но и коллаборационисты и воюющие на стороне немцев солдаты армий других стран, в частности венгры и словаки, присоединяются к партизанам; 2) партизаны постоянно находятся в гуще населения и следят за поведением людей; 3) советское правительство и советский народ по заслугам оценивают жертвы и подвиги партизан, которых после войны ждут награды, почет и уважение.

г) Успехи союзников. С тем чтобы одновременно подчеркнуть неизбежность поражения Германии и создать впечатление широкой международной коалиции, ведущей борьбу с нацистами, существенное внимание уделялось происходящим за пределами СССР событиям — не столь подробно, как это за делалось в других странах, но в значительно большей степени, чем можно было ожидать от советского руководства. В период, когда Красной армии приходилось тяжело, поставки оружия и снаряжения, дружественные заявления западных лидеров и журналистов, победы на других фронтах и заключение союзнических соглашений с советским режимом представляли собой источник желанных и «удобных» сведений для партизанской пропаганды. В дальнейшем описание бомбардировок союзниками территории рейха, высадка войск в Северной Африке и на Сицилии, выход Италии из состава стран оси и близкая перспектива открытия союзниками второго фронта в Европе — все это помогало создавать впечатление неизбежного поражения Германии и давало возможность подчеркнуть тот факт, что в состав антифашистской коалиции входят не только коммунисты. Ряд моментов указывает на то, что Британия и Соединенные Штаты чаще упоминались в 1941 — 1942 годах, чем в 1944 году, хотя провести количественный анализ подобных ссылок не представляется возможным. Если это так, то это лишний раз доказывает, что внимание, уделяемое пропагандой западным державам, являлось своего рода «уступкой».
Наконец, частично использовалась информация о партизанском движении и антифашистских восстаниях в других частях «обороняющейся Европы». Таким образом, советские партизаны представали частью международного сообщества, важным элементом, действующим совместно с восставшими массами в других странах ради достижения единой цели изгнания и уничтожения иноземных захватчиков.

Основными целями пропагандистской кампании, уделявшей внимание успехам антигерманских сил, были: 1) восстановить миф о непобедимости Советского Союза и вместе с тем развеять миф о непобедимости Германии; 2) направить поведение населения в нужное русло путем предсказания неизбежного возвращения Красной армии; 3) способствовать укреплению представления о партизанах как о неотъемлемой части советских вооруженных сил, успешно побеждающих немцев; 4) обличить и высмеять немцев.
Не приходится сомневаться, что эта фаза психологической войны партизан отчасти помогала населению определиться в своих настроениях.




1 Шевардалкин П. Указ. соч. С. 36.
2 Это относится и к регионам РСФСР, где активность партизан была не очень высока, и к большинству территории Белоруссии. На Украине националистические настроения в районах, где не было советских партизан, были довольно сильны (см.: Армстронг Дж.А. Украинский национализм).
3 Ряд особенностей был присущ Прибалтийским государствам, аннексированным районам Белоруссии и до некоторой степени Западной Украине, где были организованы «антифашистские комитеты».
4 По вопросам аграрной реформы см.: Брандт К. Управление сельским хозяйством и производством продуктов питания в оккупированных и других регионах воюющей Европы. Стэнфорд: Изд-во Стэнфордского Университета, 1953. С. 3-152.
5 От этого правила не отходили даже тогда, когда в июле 1942 года после ряда советских неудач на юге вышел приказ Сталина, где войскам прямо заявлялось, что военные успехи немцев представляют собой серьезную опасность для Советского Союза и дальнейшую потерю территории необходимо предотвратить любой ценой. Этот приказ (№ 227) широко использовался в политической учебе всех фронтовых частей и привел к созданию так называемых заградительных отрядов, призванных не допустить дальнейшего отступления. Вместе с тем этот приказ вступал в противоречие с основными выкладками партизанской пропаганды, которая начиная с зимы 1941 года настаивала на том, что Красная армия вскоре вновь займет территории «временно отданные противнику». Насколько известно, приказ № 227 никогда не доводился до сведения рядовых партизан — не только потому, что им и так был некуда отступать, а из-за опасения, что он произведет негативное впечатление на гражданское население и коллаборационистов. Признание существования реальной угрозы было невыгодно советскому руководству в то время, когда оно по прежнему стремилось сохранить или вернуть себе лояльность населения оккупированных регионов.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 3552
Другие книги
             
Редакция рекомендует
               
 
топ

Пропаганда до 1918 года

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

От Первой до Второй мировой

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

Вторая мировая

short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

После Второй Мировой

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

Современность

short_news_img
short_news_img
short_news_img