Искусство экономной смерти. (Сотворение видеомира)

Основной принцип старого порядка — конфронтационное уравновешивание военно-государственных макросистем — рухнул вместе с небоскребами ВТЦ. Отныне он будет работать преимущественно на исторической периферии цивилизованного мира. Сильнейшее потрясение коснулось мифологии явного врага, обслуживавшей государственные противоборства XX в. Терроризм нанес удар в ее солнечное сплетение — по привычным способам канализации страхов. Замещение явного врага врагом неявным, невидимым, диффузным и сопутствующая этому децентрализация угрозы чреваты вспышкой тревожности. Очевидно, что риторика борьбы с мировым злом, возобновленная Дж. Бушем, и быстрое определение адреса возмездия имели целью разрядить напряжение в американском обществе и объективировать угрозу, возвратить врагу (хотя бы отчасти) дневной, видимый облик. Я оставляю за скобками давние стратегические цели американской политики на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. После 11 сентября 2001 г. действия по их осуществлению приобретают привкус терапии национальной травмы. Удары по вышедшему из-под контроля Вашингтона афганскому Талибану и по старому противнику Америки — Саддаму Хусейну —меры военно-политические. Добить иракский режим завещала администрации Буша-младшего администрация Буша-старшего. Но в послеманхэттенском контексте военные акции приобретали еще и психологическую цель территоризации неприятеля, возвращения ему облика «нормального противника». Врага надо найти, обозначить и очень быстро, показательно разбить. Медийная сюжето зрелищность неотъемлема от военно-политических действий. Борьба с глобальной угрозой предназначена для показа народу-аудитории. Стремительная, хорошо выстроенная в кадре наглядность приобретает отдельное значение, и поэтому афганская и особенно иракская кампании — это войны в прямом эфире и, в значительной степени, посредством прямого эфира.

Содержание политсериала «война с терроризмом» разворачивается по двум составляющим медиапередачи: в повествовательной последовательности батальных эпизодов и в рамке, составленной вертикалями и горизонталями телевизионной оптики.

Едва на экранах задымили нью-йоркские небоскребы, как в мире появились претенденты на авторство всемирного злодейства. Уже в 9.43 по нью-йоркскому времени телевидение Абу-Даби сообщило, что ответственность за теракты взял на себя Демократический фронт освобождения Палестины. Но вскоре от политбюро ДФОП последовало категорическое опровержение. Затем подали голос борцы за исламский Кашмир, организация «Лакшар-э-таиба», базирующаяся в Пакистане. Всплыла еще одна экстремистская группа — «Японская Красная армия», что-то вроде красных самураев, прогремевших в 1970-х гг. отчаянной жестокостью. Однако понятно, что это подставные лица или узурпаторы, желающее поднять рейтинг своих группок. Главные же подозреваемые либо отмалчивались, либо отвергали подозрение. 11 сентября 2001 г. в эфире радиостанции «Эхо Москвы» Д. Рогозин сформулировал новый гамлетовский вопрос государственной политики: «По кому бить? Желание бить безусловно, а отвечать некому. Вот в чем ужас терроризма» (цит. по: Фочкин, Яшлавский, 2001, с. 70). Однако «по кому бить» разрешилось скоро. Напрасно Усама бен Ладен отказывался от громкой славы губителя американских небоскребов. Его кандидатура для Белого дома, похоже, сразу стала безальтернативной. Во-первых, непримиримый саудиец был самым раскрученным злодеем в мире. Во-вторых, в отличие от более мелких собратий, он локализовался вполне открыто — и в определенном пространстве, а именно, на территории Афганистана. В-третьих, афганское направление было стратегическим для Вашингтона. В-четвертых, военно-политическая ситуация внутри и вокруг этой страны была такова, что позволяла Пентагону обойтись воздушной поддержкой антиталибановских сил и выступить во главе широкой международной коалиции. Разумеется, на террориста номер один имелось обширное досье, тянулся от него след и к самолетной акции. Однако до юридической доказательности обвинений далеко.

Президент Буш пообещал, что Америка будет воевать с терроризмом десятки лет. Такой прогноз подкреплял идеи о распространении «серой зоны» и нового феодализма. Однако следует предусмотреть, что, во-первых, против ползучих очагов агрессивной маргинальности будет укрепляться все более глобальная власть, отождествляющая себя с мировым цивилизованным порядком, и, во-вторых, что борьба будет вестись методом внезапных демонстративных точечных ударов и все более перемещаться в информационное пространство.

Новая событийность требует новой политики. Сам терроризм конституируется как власть особого рода— тайная, децентрализованная и тотальная. В ответ порождается антитеррористическая власть — такая же (во всяком случае, в проекте) глобальная и гибкая. Геополитическим следствием взрывов стало сильное смещение внешнеполитической ориентации России к Западу. Призыв к замыканию северной дуги цивилизации от Японии до США через Россию нашел отклик в кабинетах высшей власти. Он принес медовый месяц сотрудничества Кремля и Белого дома в афганской кампании. Независимо от того, чем он закончился, идея глобального отражения угроз продвинулась семимильными шагами.

21 сентября, выступая в американском Конгрессе, Дж. Буш назвал соотечественникам имя и адрес врага: террористический конгломерат под названием «Аль-Каида» во главе с бен Ладеном. Облик поименованного противника Америки двухслоен: с одной стороны, преступник в розыске, «человек по имени Усама бен Ладен», с другой — фигура темная, сумеречная, как и его организация. Борьба с диффузным противником мыслится Бушем в своеобразной диалектике выведения на свет, прояснения противника, который норовит нырнуть в тень, и операций в темноте. «Американцы не должны ожидать, что будет всего один бой. Они должны быть готовы к длительной кампании, не похожей на любую другую, какую мы видели. Она может включать эффектные удары, транслируемые по телевидению, и скрытые операции, засекреченные даже в случае успеха» (цит. по: Фочкин, Яшлавский, 2001, с. 84). Американскую аудиторию настраивают так, чтобы периодические пропадания дневного изображения не вызывали замешательства. Такой режим получения информации надолго. Борьба Америки затянется на годы, потому что террористический спрут оплел шестьдесят стран, а начинать следует с Афганистана. Именно здесь американская администрация возвращает себе логику последовательных возмездных ударов, а телеаудитория получает дневную батальную картинку. Буш предъявляет кабульским правителям ультиматум: выдать США руководителей «Аль-Каиды», освободить захваченных иностранцев, обеспечить деятельность журналистов и дипломатов, закрыть международные террористические лагеря, а самих террористов экстрадировать туда, откуда они явились; ликвидация террористической сети должна проходить под контролем США. Режиму афганских мулл не хочется подставляться под американский молот, и они начинают торг. Однако переговоры с Талибаном ведутся Вашингтоном столько, сколько понадобилось для подготовки военной операции. Кампания начинается 7 октября 2001 г. залпом пятидесяти крылатых ракет «Томагавк» с кораблей в Персидском заливе по стране в центре Азии. Ситуация не лишена забавной парадоксальности. Т. Блэр напряженным голосом извещает британских телезрителей: «Наша подводная лодка уже вступила в бой». Разрыв контакта достиг предела. Корабли бьют по пустыням и долинам у подножья высочайших в мире гор. Стратегические бомбардировщики, прилетающие с баз за тысячи километров, сбрасывают свой груз из стратосферы. Авиация бросает не только бомбы и ракеты, но еще продукты, теплые вещи и листовки. Буш сказал, что война состоит из трех направлений: собственно военного, гуманитарного и пропагандистского. На второй-третий день кампании американское «Возмездие» из облаков определяется как комбинация плановых ракетопусканий (их время и цель объявляются заранее) и продовольственных поставок голодающей стране с воздуха. Российская пресса выражает опасение, что англосаксонский мир разучится воевать с пролитием крови, а тогда передовую техническую цивилизацию можно будет захватить голыми руками. В этом опасении сквозит и разочарование скудостью батальных картинок по телевидению. Разрекламированная война так неинтересна, бессобытийна, что опускается на второе, затем на третье и четвертое места новостных выпусков. Показывать, кроме компьютерных муляжей и пятен разрывов на каменистом фоне, нечего. Убогая инфраструктура талибов разбомблена дотла, и «Томагавки» усердно утюжат голые скалы. Наземные военные действия за Штаты ведут афганские противники талибов — Северный альянс. Единственная супердержава мира добивается оптимального сочетания колониальной войны силами союзных туземцев и дисконтактного воздействия с воздуха. 13 ноября отряды Северного альянса без боя занимают оставленный талибами Кабул. Америка обошлась в этой кампании практически без человеческих потерь. Ее влияние в мировом сообществе достигло апогея, она прибрела важный стратегический плацдарм в центре Азии, американский народ насладился бескровной и быстрой победой американского оружия. Враг объективирован и показательно разгромлен (правда, бен Ладен ускользнул). Однако что дала искусству экономной смерти эта своеобразная, малозрелищная кампания на одном из самых удаленных и пустынных театров военных действий в мире? Только ли доводы в пользу контактной войны и мечтания о гуманном насилии? Мало оцененным осталось использование медийной периферии мира для повышения роли информационных технологий в силовом развязывании мировых противоречий. Роль эта конструируется самими масс-медиа. Практически по достижении американского триумфа бедная, удаленная страна исчезает из поля зрения масс-медиа. Реальные трудности послевоенного Афганистана проходят мимо американского зрителя. В страну введен небольшой международный воинский контингент под флагом ООН. Партизанская война тлеет, стычки кланов и племен продолжаются, посевы опиума и наркотрафик в Европу быстро восстановлены. Однако все это — вторые, третьи планы медийной реальности. Афганистан пробивается в новостные телевыпуски редко, преимущественно в связи с поисками бен Ладена и шагами молодой кабульской демократии. В общественной памяти остается быстрая и бескровная победа. Для власти закладывается алгоритм: отснятый блицкриг с вытеснением его маловыигрышных последствий за кадр, на медиапериферию. Однако применять его в Ираке оказалось труднее. Афганистан подходил доктрине молниеносной, аконтактной, цивилизованной войны как ни одна другая страна в мире, и в силу этого сценарий осени 2001 г. не мог быть воспроизведен в другом месте столь же успешно.

Вторым послеманхэттенским блицкригом США стал разгром саддамовского режима. Короткой военной кампании весны 2003 г. предшествовала долгая фаза усилий по мирному разоружению Ирака. В течение более чем полугода, с сентября 2002 по 20 марта 2003 г., ведущие державы мира непрерывно совещались между собой, международные наблюдатели в Ираке искали ядерное, химическое и бактериологическое оружие, ООН выпускала доклады и созывала сессии, общественные организации требовали не допустить войны и проводили демонстрации. Специфический привкус напряженной деятельности обозначился сразу. Это была борьба за предотвращение неизбежного. Противники силовой акции уверены, что она состоится, не в меньшей, а может быть и в большей степени, чем ее сторонники. «Известия» 28 февраля 2003 г. сообщают о встрече Путина и Шредера под заголовком «Путин и Шредер обсудили неизбежность ударов США по Ираку. Миротворцы готовятся к войне». Португальская «Диариу ди Нотисиаш» на Азорскую встречу Буша, Блэра и Аснара откликнется уже трафаретно: «Война или... война». Усталая обреченность, придававшая всей антивоенной активности показной, игровой характер, объяснялась просто: если единственная сверхдержава мира решила раздавить саддамовский режим — а этом нет сомнений, — то помешать ей никто не в состоянии. Название кампании — «Шок и трепет» — говорило, что пентагоновские планировщики хорошо понимали, какое эффектно-показательное возмездие им заказано осуществить. Американская сторона не делала тайны из графика и характера войны. Было объявлено о количестве бомб и ракет, предназначенных Багдаду (три тысячи крылатых ракет за двое суток), и том, куда они попадут. 18 марта президент Буш приказал Саддаму Хусейну сдать полномочия и покинуть страну в 48 часов.

Война началась 20 марта в 5 часов 35 минут по московскому времени ракетным ударом по Багдаду. К первым утренним новостям главных каналов уже подоспели репортажи и хроника. Все выпуски, естественно, заняты иракской темой. Вот перечень сообщений двух национальных телеканалов в новостных выпусках этого дня.

РТР, 20 марта, 9.00.

1. Репортаж из Багдада, пережившего воздушный налет. Отбой воздушной тревоги. Обращение С. Хусейна к народу.

2. Репортаж из Кувейта. Американо-британские войска пока не пересекли ирако-кувейтскую границу. Ожидается наступление союзной армии на Басру.

3. Сообщение из Вашингтона. Выступление Буша через сорок минут после начала американского налета на Багдад.

4. Хроника событий. В 5.35 на южные пригороды Багдада обрушиваются ракеты. Выпущено сорок крылатых ракет. Телекадры ночного Багдада с фейерверками зенитных трасс.

ОРТ, 15.00.

1. Выступление В. Путина с осуждением войны («Это политическая ошибка»).

2. Хроника событий.

3. Представительство США в Москве под охраной. Возле него — митинг.

4. Ж. Ширак сожалеет о начале войны.

5. Великобритания считает, что война может продлиться довольно долго.

6. Фрегат ВМС Испании вышел в море.

7. Репортаж из Багдада. Жизнь восстанавливается. Разрушения минимальны.

Телеканалы повторяют небольшой массив данных. Первые картинки не страшные и не шоковые. Ужасов войны нет. Ничего особенного, кроме светлячков разрывов в предутреннем багдадском небе и единичного языка пламени. Визуального материала маловато, и комментарии идут помимо этих кадров, в значительной степени по инерции. Политики и комментаторы гадают, долго ли война продлится и с какими последствиями. Как всегда экстравагантен В.В. Жириновский: ООН умерла. Война будет продолжаться три года, она захватит большую часть арабских стран, а вообще, 20 марта 2003 г. — начало третьей мировой войны. Хотя другие комментаторы более осторожны, но и они считают, что боевые действия продлятся долго и будут стоить Америке немалой крови. Разбирается иной, сравнительно с афганской кампанией, геополитический контекст новой войны. Ликвидация режима талибов проводилась США при редком единодушии мирового сообщества, во главе антитеррористической коалиции ведущих держав. Поход против Ирака осудили Франция, Германия, Россия, Китай, он начат без санкции ООН. США проигнорировали волю Совета Безопасности ООН, они присвоили себе прерогативы мировой власти. Кто отныне будет контролировать единственную сверхдержаву, намечающую цели возмездия по своему усмотрению? Гадая о порядке, лишенном устоявшейся системы сдержек, аналитики невольно примеряют на место совбезовской архитектуры мира (зашатавшейся и якобы почти рухнувшей) пару глобальной власти (представленной в данный момент самовольной сверхдержавой) и глобальных масс-медиа. Штаты вышли из международного правового поля ооновского формата, но они, безусловно, действуют в мировом информационном поле. Война 2003 г. — порождение видеоцивилизации начала XXI в. Администрация Белого дома может игнорировать большинство Совета безопасности, но она не может игнорировать большинство медиасообщества, поскольку сама война есть в значительной степени эфирный артефакт. Дуэт складывается в определенной зрелищной рамке, которая сама in statu nascendi. Попробую проследить ее настройку на примере российских СМИ.

Газета «Известия» 21 марта сообщает о начале военной кампании, как о заранее объявленной премьере. «Война началась. Как и было обещано» (главный материал первой страницы). «Это — праздник телевизионщиков» (передовица). В последующие несколько дней пресса, телеканалы пытаются определить композицию и master-narrative спектакля.

НТВ, 21 марта, 12.00.

1. Австралийские войска присоединяются к американо-британским силам в Ираке. Бои за Басру. Танки продвигаются по пустыне к Багдаду (телекадры). На Багдад сброшено более семидесяти крылатых ракет. Бункер Хусейна разрушен. Разведслужбы Америки пытаются установить судьбу диктатора. В Кувейте при крушении вертолета погибли восемь британских и четыре американских солдата. На границе с Кувейтом сдались двадцать пять иракских солдат (видеокадры).

2. В Сан-Франциско за участие в запрещенной демонстрации задержана тысяча школьников. Американская пресса обсуждает, был ли человек на телеэкране Хусейном. Буш доволен ходом операции.

3. Спикер Госдумы пикируется с депутатом А. Митрофановым насчет Дж. Буша и отключает депутату микрофон.

В это же время корреспондент ОРТ Р. Бабаян передает из Багдада, что там все спокойно. Жизнь нормализуется, на улицах много автомобилей и даже появились автомобильные пробки. Министр внутренних дел призвал владельцев магазинов и кафе открыть свои заведения. Кадры из Багдада рисуют спокойный и оживленный город. Это вызывает вопросы. Американское командование отказалось от массированных бомбардировок? В чем дело? Не ожидает ли нас какой сюрприз? Над планом американской кампании в Ираке нависает неопределенность. Война началась столь необычно и шла столь неправильно, что у некоторых обозревателей к исходу первой недели боевых действий возник даже вопрос: а есть ли определенный план? Этому способствовало даже не столько заявление командующего Т. Фрэнкса о гибкой палитре военных воздействий, сколько нарушение традиционного сценария: предварительной стадии бомбардировок. В отличие от кампаний в Косово в 1999 г. и в Афганистане в 2001 г., предварительная стадия ограничилась ударом сорока «Томагавков» по Багдаду, после чего американо-британские войска перешли границу. В сенсационной статье «Вашингтон пост» разъяснила, что это было совсем не авиационное обеспечение сухопутной фазы, а спец удар по предполагаемой резиденции Саддама и его окружения. ЦРУ сообщило Бушу о нахождении Саддама, и тот санкционировал удар вне связи с наземными действиями. Такой ход дел утверждал обозревателей во мнении о наличии плана кампании без кровопролития, т.е. устранения Саддама и верхушки. Устранить иракского диктатора не удалось. Но ковровых бомбардировок не последовало. Обозреватели предположили: американцы ведут торг с военной верхушкой саддамовского режима и рассчитывают, что иракский генералитет начнет сдаваться, а возможно, и сам ликвидирует главаря. В конце военной недели приходили противоречивые вести о конкуренции двух тактических замыслов: плана политической, быстрой войны политического шефа Пентагона Дж. Рамсфелда и плана более затяжной кампании командующего войсками Т. Фрэнкса, а также о намечающейся паузе в наступательных действиях для увеличения контингента полевых войск. Президент Буш выступил за войну без паузы. Однако гадания о плане кампании не прекратились. Действительно, ее ход стал довольно загадочным сюжетом. Ковровых бомбардировок так и не последовало — вопреки разъяснениям экспертов о том, что без массированного бомбо и ракето метания американцы завязнут в схватке за большие города и что, в конце концов, самое сильное впечатление на противника производит именно тотальный огонь по площадям. Похоже, что телевидению не хватает масштабного зрелища. Однако уже 22 марта картина решительно меняется.

ОРТ, 22 марта, 10.00.

1. Багдад в огне. На Ирак сброшена уже тысяча крылатых ракет. Это в три раза больше, чем за всю войну в заливе 1991 г. Картинки зарева над Багдадом. Начало «Дня Д»?

2. Два британских вертолета столкнулись в воздухе. Американское наземное наступление захлебывается?

3. Репортаж из Кувейта. Ночь прошла спокойно. Умм-Каср взят только сегодня.

4. Репортаж из Багдада. Корреспондент С. Степаненко слышит взрывы и сообщает, что над Багдадом сбит самолет.

5. Министерство информации Ирака говорит о двухсот семи раненых жителях. Репортаж из багдадских больниц (сделан наскоро и не очень-то потрясает).

6. Репортаж из Лондона. Самолеты Б-52 поднимаются с базы Фэрфорд для ковровых бомбометаний. В Лондоне состоялся общенациональный марш протеста. Он меньше по размаху, чем предыдущий.

7. Реакции на потери в США. Чернокожий американец показывает в камеру фотокарточку сына: «Я хочу сказать Вам, господин Президент, как обстоят дела. Это мой единственный сын».

8. Из Катара корреспондент П. Филь жалуется на скудость информации от американского командования. До сих пор оно не провело ни одного брифинга.

К вечеру поступают сообщения о размахе последних бомбардировок, в том числе дневной. Бывший главком ВВС России маршал Шапошников говорит, что американские бомбардировки превзошли размахом все, что было в истории войн. Такой размах, с военной точки зрения, совершенно бесполезен. Эта фраза обходит все каналы. Показывают раненых в багдадских больницах (об убитых не сообщают). Очевидно, что американцы перешли к шоковому воздействию на противника. Сухопутное продвижение оттеснено воздушно-бомбардировочным спектаклем в клубах нефтяного дыма от подожженных иракцами нефтяных озер в окрестностях Багдада (чтобы затруднить точность попадания американских ракет). Военная хроника разделилась на два ряда: эффектных небесных зрелищ и пыльно-утомительной сухопутной войны. Ход военных действий, монтаж кадров и вертикальная иерархия верха, середины и низа взаимодействуют. Уже сформировались три сюжетно-зрелищных слоя. Во-первых, грозное небо, откуда вылетает огненный ливень. Можно предположить, какое впечатление оно производит на американского зрителя: это наше (американское) небо парирует небесный ужас Манхэттена, а по возмездной силе его многократно превосходит.
Во-вторых, подземные убежища Саддама, потайные, невидимые, о которых ходят слухи и невнятно сообщает разведка, но где делается нечто подспудно-важное и решающее. О них сплетается запутанный диверсионно-разведывательный детектив. Здесь, в подпочве войны, находится змеиное логово Саддама, который, как Протей, меняет обличья. Есть ли он или нет его — это непонятно. Иракский диктатор — персонализация хроники, сумеречного террора, неопределенной угрозы оттуда, снизу. Небо остается за Америкой. Оно — олицетворение их карающей и милостивой технической мощи. Небо организует квазисакральную вертикаль. Оно карает, но почти не убивает. Небо пускает стрелы в подземного дракона Саддама, по отношению же к мирным жителям его удары заботливы и осторожны. Небо остается нуминозным; его хотят десакрализовать саддамовские зенитки, но им это слабо удается. Авиация пребывает разящей и недосягаемой. Что касается середины, то она утомительная, пыльная, запутанная. Здесь арена соперничества между двумя сторонами не только в военном, но и в психологическом отношениях.

ОРТ, 23 марта, 12.00.

1. В Чечне референдум. Репортаж.

2. Один британский бомбардировщик не вернулся на базу: возможно, его поразила американская ракета. Репортаж А. Степаненко из Багдада. Ирак утверждает, что сбил пять самолетов. В Багдаде впервые погас свет. Бегущей строкой даны цифры потерь среди мирного населения в Багдаде: семьдесят семь убитых и более четырехсот раненых.

3. Корреспондентка в Кувейте А. Райва рассказывает о происшествии. Американский военнослужащий арабского происхождения бросил гранату в палатку со спящими сослуживцами. Один убит и одиннадцать ранены. А. Райва подчеркивает, что такова версия американского командования, а иные версии ей передавать запрещено.

4. Кадры боев в Басре. Стреляющие танки. Клубы пыли. Слова американца, изумленного упорством сопротивления: это какие-то фанатики. Арабская компания «Аль-Джазира» показывает трупы иракских солдат. Корреспондент говорит, что непонятно, кто убитые — солдаты или мирные жители. Сообщают о боях в районе Эн-Насирии.

Складывается видеоконтраст верхнего и нижнего планов войны. Воздушные эпизоды по характеру скоротечны и неопределенны. Последствия небесного грома, кроме эффектных разрывов, выясняются не сразу, что придает ударам сверху завораживающую, моментальную экспрессию. Наземные действия длительны, инертны. Мы видим, прежде всего, последствия: трупы, развалины, копошащихся солдат. Арабская «Аль-Джазира» пытается парировать кадры американского карающего грома с неба земными трупами. Чем дольше длится операция, тем больше доля кадров сухопутных боев. Дело не только в логике военных действий, но и в растягивании времени, в его неизбежной сюжетизации. Небесные кадры быстры, дискретны, эффекты, они представляют собой чистую визуальность. По мере того, как война затягивается, телевидение втягивается в рутину земных дел средней и малой важности. В панораму, кроме собственно сухопутной кампании, попадают всякие человеческие происшествия и обстоятельства вроде гранаты в палатку сослуживцев. Некоторые эпизоды складываются в довольно полные цепи медиаментальности. Вот эпизод, обошедший все телевизионные каналы мира.

НТВ, 23 марта, 19.00.

Репортаж С. Холошевского. В Багдаде ищут пилотов сбитого американского самолета. Кричащая толпа поджигает камыши по берегу Тигра, где могут прятаться летчики, палит из автоматов и, видимо, нисколько не стремится захватить их живыми (хотя за каждого из американцев обещают по двадцать тысяч долларов). Масса журналистов и зевак. Спускают лодки, чтобы искать на воде. Похоже, даже и в журналистах прорезывается азарт. Бомбово-ракетный удар был полтора часа назад, ожидается новая бомбардировка. Но информация о прошедшем и предстоящем потеснена живым зрелищем охоты на американцев. Телевидение нашло свой master-спектакль. После помпезных молний
поднебесья и утомительной сутолоки на земле оно показывает настоящий триллер: преследование жертвы.

В нескольких минутах репортажа уместились ключевые визуальные инстанции медиаментальности (см. Введение). Во-первых, зрелище-жертва. Ее не видно, но она организует спектакль, поскольку общается с заглавной фигурой войны — смертью. Охотники — тоже зрелище и главные фигуры репортажа в этом эпизоде. Примкнувшие к вооруженным людям зеваки, видимо местные жители, превращаются в преследователей второго плана. Журналисты (зрители-коммуникаторы) в двусмысленном положении: они вовлечены в сумбурные перемещения толпы и невольно начинают искать летчиков вместе с нею. Кроме того, сюжет поиска в любой момент может прерваться зрелищем развязки, в котором им также придется участвовать. Грань между жизнью и смертью грозит сократиться до расстояния между двумя картинками. Масс-медиа гоняются за смертью в кадре, но для них есть риск слишком вовлечься в действие, нарушить репортерскую этику, потерять статус цивилизованного, нейтрального коммуникатора. Военная журналистика, конечно, всегда на грани жизни и смерти, но существует различие между фотои кинорепортером Второй мировой войны, рисковавшим своей жизнью ради мгновенного кадра из пекла боя, и стрингером, снимающим свой триллер жизни-смерти, master-спектакль СМИ. Коммуникатор за кадром (оператор) показывает коммуникатора в кадре (репортера) в промежуточной медиапозиции, когда передатчик зрелища визуализируется как участник и в этом качестве становится зрелищем. Технологическая цепочка передачи социализована участным моментом, но в качестве медиасоциальности. Присутствие прессы защищает жертву от немедленной расправы, и в этом смысле репортеры — потенциальные спасатели. Развязка, произойди она, вошла бы в триллер войны и кое-что прояснила бы нам относительно того, как и кем жизнь-смерть делаются в передаче. Но действие на наших глазах не заканчивается. Репортерское участие, в какую бы сторону оно ни колебалось ограничено его кратким эфирным временем. Жизнь и смерть в масс-медиа составлены из мизансцен; то, что произойдет за кадром, для медиасоциальности утрачено. С. Холошевский оставляет развязку до следующего выпуска. Но и к следующему выпуску развязка не поспела. Пилоты пропали. Вообще-то, история с летчиками сбитого самолета, сильно оживившая хронику войны, достаточно странная. Летчики так хорошо спустились с неба — в самый центр Багдада, к министерству информации, что возникает подозрение: а был ли самолет и не само ли министерство устроило шоу для журналистов и соотечественников. Во всяком случае, С. Лойко сомневается: «Толпы народу сбежались к реке в центре города посмотреть, как ищут американских летчиков из якобы сбитого над городом самолета. А где же сам самолет тогда? Исчез? Сгорел в воздухе? Говорят, что два пилота катапультировались прямо в Тигр, недалеко от Министерства информации, кстати, которое, судя по всему, запустило эту утку. Всем хочется поймать пленного. Еще бы: двадцать тысяч долларов на дороге не валяются.
...Полуголые иракцы с автоматами наперевес и с ножами в зубах бросались в мутные и холодные воды Тигра и рассекали своими толстыми животами густые заросли высокого тростника. Забава продолжалась до вечера. Вечером подожгли тростник напротив гостинцы «Палестина» и под объективами десятков камер палили из автоматов во все стороны. Только чудом можно объяснить, что в экстазе безрезультатных поисков они не поубивали друг друга и даже не ранили ни одного журналиста, которые снимали все это шоу» (Лойко, 2004, с. 129-130).

Сомнения журналистов, разумеется, остались за кадром, и перед зрителями промелькнуло реалити-шоу. Пропорции реальности и шоу так и не прояснились. Много позже промелькнет сообщение, что летчики все-таки были, и они переждали облаву под водой в камышах, дыша через трубочки. Так это или не так, но известие не пробилось в ряд сенсаций и затерялось в изобилии информации.

Иракская кампания была первой в истории войной, заснятой в реальном времени. К американской армии была прикомандирована тысяча журналистов. Во всех крупных подразделениях были хроникеры. Вместе с тем, она шла под аккомпанемент жалоб на военную цензуру. И она имела сложную, извилистую интригу. В ней сталкивалась информационные завесы, выставляемые с двух сторон. Эту войну можно было видеть целиком. И в то же время анализировать эту долгую быструю войну приходилось изнутри, не видя ее в целом. В этом нет еще ничего нового. Новое в том, что подобная включенность частичного наблюдателя в долговременное историческое действие в случае иракской кампании вызывает у этого наблюдателя сильнейшее отторжение по отношению к происходящему. Иракскую кампанию пытаются воспринимать как бы со стороны, находясь еще внутри ее разворачивавшейся длительности (которая, как оказалось, продлилась, в основной военной фазе, три недели). Это проявлялось и в стремлении просматривать ее целиком, пользуюсь средствами круглосуточных каналов Си-Эн-Эн, превращать себя и во все присутствующее око, и в царящего сверху наблюдателя, суммируя обзор точечных позиций до панорамности. Такой наблюдатель повышал себя до тотального зрителя локальностей, он объединял все поля зрения на определенный момент. Этим он пытается быть над временем, преобразовать картинки в обобщенную картину, выстраивать развивающийся сквозной сюжет или причинно-следственные цепи. Ни в первом, ни во втором, ни в третьем он не преуспевает и потому торопит действие. Репортеры выступают как медиакритики глобального зрелища войны. Они иронизируют над военным командованием, высмеивая его за медлительность и бестолковщину, творящиеся на глазах, за отсутствие стремительности в сюжете и гармоничной панорамы в картине кампании, что, якобы, обещалось в начале. Достается преимущественно американцам. Им ставят на вид многочисленные нестыковки в операциях, особенно так называемый дружеский огонь — по своим. Но главный упрек в том, что блицкриг не состоялся. Однако это суждение зачастую есть применение военного термина в оценке телевизионной композиции. Блицкриг как идеал быстрого батального времени действительно не состоялся. Сей высокий жанр растянулся в ряде кровавых и смешных частностей, затянутых ненужными подробностями эпизодов. Эти затянутости — фиаско медиазрелища, которое хочет быть в реальном времени. Масс-медиа требует от войны соответствовать своим стандартам последовательности и обозреваемости событий. По меркам же военной науки иракская кампания весны 2003 г., разумеется, — блицкриг. Она признана крупным успехом американских генералов в противовес тому, что стало происходить в оккупированном Ираке.

<< Назад   Вперёд>>