• под ред. В.Я. Гросула
 


1812 год вошел в русскую историю прежде всего как год Отечественной войны и связанных с ней серьезнейших общественных потрясений. Но этот год означал и определенные изменения во внутренней политике государства, прежде всего в действиях его руководителя императора Александра I. Еще до войны, когда отчетливо чувствовалось ее приближение, 17 марта 1812 г. был не только уволен, но и сослан М.М.Сперанский. Ушел с политической сцены крупнейший реформатор того времени, с деятельностью которого напрямую увязывалась активность так называемой либеральной «партии». Хотя главным создателем этой «партии» был сам Александр I, но именно он нанес Сперанскому внезапный и сильнейший, хотя и не смертельный, удар.

Причин отставки Сперанского было несколько. Конечно, большую роль в этом смещении сыграла деятельность консервативных кругов, близких к трону, а также их массовая поддержка в лице мелкого и среднего дворянства, опасавшегося отмены крепостного права и выражавшего недовольство рядом уже проведенных мероприятий, в которых они усматривали попытки ущемления их сословных интересов. Дворянство было недовольно Указом от 3-го апреля 1809 г. о придворных званиях. Серьезное недовольство уже почти всего чиновничества вызвал другой указ, требовавший перевод в чин коллежского асессора только при предъявлении свидетельства одного из русских университетов. Этот второй указ вызвал буквально шквал негодования и породил множество сатир, карикатур и эпиграмм на Сперанского1, в свою очередь создавших предпосылки для последующих более серьезных обвинений, чуть ли не в измене государству.

Открыто противодействовали Сперанскому и многие видные сановники. Например, сотрудничавший с де Местром министр народного просвещения с 1810 по 1816 г. А.К.Разумовский, по свидетельству его биографа А.А.Васильчикова, «был одним из самых откровенных противников Сперанского и взирал на падение его как на спасение России»2. Примечательно, что исследователи истории Министерства народного просвещения подчеркивают, что именно при Разумовском, близком к Карамзину, «в обществе уже начали обнаруживаться следы реакции»3.

Хотя, как вспоминали некоторые мемуаристы, «большинство либеральных умов было так велико, что его решения считались мнением общим, за некоторым исключением; к нему привыкли как к закону всесильной моды, никто не смел ему противоречить, в нем сомневаться»4. И в этих условиях происходит отставка М.Сперанского, прежде всего одного из важнейших поборников русского либерализма, временно отходит от дел весьма близкий к нему Н.С.Мордвинов. Это был, конечно, серьезный удар по либеральной «партии», воспринятый с ликованием консервативной массой.

Любопытно, что неизбежность поворота к абсолютизму и ослаблению либерализма прозорливо предсказывал посол Франции в России Коленкур, писавший об этом еще 15 августа 1810 г. Он же хорошо прочувствовал настроения в среде дворянства, не считавшего необходимым, чтобы русское правительство делило власть с кем-либо5.

Конечно, деятельность консервативных кругов сыграла немалую роль в отставке М.Сперанского. Широко распространялись различного рода подметные письма, особенно в обеих столицах, где Сперанского грубо обвиняли в измене, причем в прямой связи с Наполеоном. В литературе называются фамилии ряда государственных деятелей, причастных к интриге против Сперанского и оказывавших прямое воздействие на императора Александра I. В их числе называют видного шведского государственного и политического деятеля, находившегося на русской службе в качестве генерал-губернатора Финляндии, - Г.М.Армфельда, французского эмигранта Вернега, генерала А.Д.Балашева. Н.И.Греч пишет, что Балашев был приятелем Н.Карамзина 6 .

По-видимому, интрига придворных кругов, связанных с консервативной «партией», сыграла немалую роль в отставке М.Сперанского. Но, конечно, главнейшими побудительными мотивами являлись настроения самого императора. Эти настроения подпитывались как его личными взглядами и чувствами, так и общественным мнением, которое Александр I накануне большой войны должен был обязательно учитывать. Обидчивость и злопамятство императора давно подмечено его биографами и рядом мемуаристов. Александру, видимо, стало известно мнение о нем Сперанского, довольно откровенно высказывавшего свои замечания в адрес императора не только в личных беседах, но даже в переписке7. Император чувствовал неуважение к себе этого крупнейшего государственного мужа и таких настроений не прощал. Не прощал даже и после смерти человека, с которым он имел натянутые отношения при жизни. Иногда это приобретало неприличные формы, даже с политической окраской. Так, во время пребывания Александра I в Германии, уже после разгрома Наполеона, по повелению прусского короля Фридриха-Вильгельма был отлит в Бунцлау памятник М.И.Кутузову. Александру I предложили ознакомиться с ним, но он отказался даже взглянуть на памятник8 тому, кто возглавил русскую армию и пользовался в то время огромным уважением не только в России, но и в Германии.

Однако личная антипатия императора к Сперанскому совпала и с настроениями, которые к началу 1812 г. господствовали в обществе. Широкие верхушечные слои с неодобрением относились к поповичу и открыто выражали свое неодобрение его преобразованиями. Накануне неминуемой войны Александр I, хорошо осознавая то, что у Сперанского нет какой-либо серьезной социальной опоры, решил дать волю общественным настроениям и доставить им нескрываемое удовольствие. Снятие Сперанского вызвало ликование в широчайших консервативных кругах и обеспечило самому императору решительную поддержку. Это было тем более важно, что в среде русских консерваторов было немало лиц, настроенных убежденно патриотически и выдвинувших из своей среды ряд публицистов и писателей, открыто ратовавших за интересы отечества, как они их тогда понимали. Патриотизм был одной из сильных черт русского традиционализма.

Но само по себе снятие Сперанского было лишь частью важной перемены, произведенной в государственном аппарате. Не меньшее значение имело и то, на кого был заменен сторонник решительных преобразований в стране9. Государственным секретарем был назначен А.С.Шишков -один из наиболее видных представителей консервативных кругов Петербурга. Как писал сам Шишков, вызов к императору, явно к нему до этого не благоволившего, был неожиданным и еще более неожиданным было назначение на столь высокий пост. При первой беседе Александр I сослался на «Рассуждения о любви к Отечеству», которые он высоко оценил, особенно ввиду неизбежности войны с Францией. Шишкову было сразу предложено написать манифест по поводу рекрутского набора и он был одобрен царем 10 . Так началось их сотрудничество, и Шишков стал составлять проекты различного рода призывов, указов, рескриптов, получавших в той или иной степени одобрение Александра I и подвергавшихся большей или меньшей корректировке. Самое главное, что они получили широкое хождение по всей стране и в трудные месяцы 1812 г. имели огромное влияние на самые различные слои населения.

В литературе уже возникал вопрос, почему выбор пал на Шишкова, а не на, допустим, Карамзина. Причин, видимо, было несколько. Прошло слишком мало времени, всего лишь один год со времени встречи императора и его историографа, оставившей неблагоприятный след в душе самодержца. Но это лишь одна из причин, ведь и Шишков не был душевно близок к Александру I. У Шишкова было большое преимущество перед Карамзиным, поскольку он имел военный опыт, хотя и по морской части, у Карамзина его не было. Да и уважение в армии, роль которой в тех условиях стремительно возрастала, было большим к боевому адмиралу, нежели к практически не служившему, можно сказать, сугубо штатскому человеку - Карамзину. В литературе Карамзин небезосновательно характеризуется как посредственный политик11 . Известно, что Екатерина Павловна предлагала историку место губернатора в Твери, но Карамзин отказался, сославшись на необходимость занятий наукой 12, но при этом можно было бы добавить, что у Карамзина не было административного опыта и по своему складу он был скорее вольный литератор, нежели исправный службист. Здесь Шишков его многократно превосходил.

И еще один момент сыграл немаловажную роль в том, что выбор пал именно на Шишкова. Сам по себе высокопарный стиль сочинений Шишкова, характерный для написания различных од, в момент возрастания патриотических настроений больше подходил для обращений от имени императора, чем более современный литературный язык Карамзина. Во всяком случае Шишков занял место такого политического титана, как Сперанский, ум которого высоко ценил даже Наполеон, чуть ли не предлагавший, хотя и в шутливой форме, обменять его на какое-нибудь королевство 13.

И тем не менее широкие общественные круги ликовали по поводу отставки Сперанского, и отдельные голоса таких трезвых политиков, как Н.С.Мордвинов или М.Б.Барклай-де-Толли, высоко ценивших реформатора, тонули в общем консервативном хоре 14, в который попали такие певцы, как Н.М.Карамзин, а также и Г.Р.Державин, категорический противник нововведений начала XIX столетия.

Явное усиление традиционалистских, охранительных сил было вызвано в значительной степени особым внешним фактором, той угрозой, которая нависла над страной. В этих условиях консервативная «партия», на знамени которой неизменно присутствовал девиз любви к Отечеству, получила также возможность применить свои силы и продемонстрировать конкретную пользу своего безбрежного патриотизма. Другой линии поведения тогда быть не могло, и Александр I хорошо это понимал и использовал. Его реформаторский уклон тоже не был самоцелью и был направлен на усиление своего государства, уровень жизни в котором явно проигрывал по сравнению со странами Запада. Один из приближенных к Александру I, его адъютант, впоследствии министр П.Д.Киселев, посетивший в 1818 г. Восточную Пруссию, подчеркивал в своей записке: «Много, лет пройдет еще, пока цивилизация достигнет у нас до того, чтобы водворилось такое благосостояние во всех слоях общества» 15. И эо речь шла о Восточной Пруссии, даже не о Прирейнских провинциях.

Но в эпоху все более нависавшей внешней угрозы всякие разговоры о преимуществах Запада отходили на задний план. Патриотическая тема все более и более актуализировалась и получила широкое распространение за несколько лет до вторжения Наполеона. Аустерлиц и Тильзит заставили широкие дворянские круги задуматься о будущем своей страны. Более основательным становится изучение военного дела, и парады и разводы отходят на задний план16. Заметно меняется и направленность литературы. При всей непрекращающейся борьбе в среде литераторов патриотическая тема заметно усиливается. Это также приводит к усилению позиции А.С.Шишкова.

Шишков не только оказал содействие начинающему драматургу М.В.Крюковскому, но лично редактировал его знаменитую патриотическую трагедию «Пожарский», не без содействия адмирала-филолога поставленную на сцене в мае 1807 г.17 К шишковскому кругу был близок и другой видный драматург того времени - В.А.Озеров. Собственно говоря, он, бывший офицер, прежде всего сближается с А.Н.Олениным - писателем и палеографом, входившим в кружок А.С.Шишкова. В.А.Озерову в 1807 г. удалось поставить свою самую знаменитую трагедию «Дмитрий Донской», явно отвечавшую патриотическому подъему, который был характерен для тех лет. Этими же настроениями была пронизана и поэзия Н.М.Шатрова, отличавшаяся православно-патриотической риторикой и подражанием библейским образцам18.

К патриотическим литераторам консервативного плана может быть отнесен и писатель С.Н.Глинка, тоже бывший офицер, наладивший с 1808 г. издание журнала «Русский вестник». Журнал издавался в Москве и носил откровенно антифранцузскую направленность и в некотором отношении даже противопоставлялся основанному в Москве журналу «Вестник Европы», первым издателем которого был Н.М.Карамзин.

В целом в идеологической деятельности того периода представители консервативной «партии» заметно укрепляют свои позиции. Шишков получил возможность оказывать определенное воздействие на императора. Примечательно, что женой Шишкова, которого называют первым славянофилом, была немка лютеранского вероисповедания19. Впрочем, женой М.В.Ломоносова тоже была немка. Но в борьбе с Наполеоном немцы были ближайшими союзниками. Они в то время были заинтересованы в укреплении русского патриотизма. На волне освободительной войны заметно укрепляется и политическое положение консервативной «партии». Усиливается не только позиция Шишкова. Явный оппозиционер Ф.В.Ростопчин, тоже подвизавшийся на литературном поприще, с мая 1812 г. был назначен генерал-губернатором и главнокомандующим в Москве. Он пытался заполучить М.Сперанского, к которому относился крайне отрицательно, видимо, для расправы над ним. Ф.В.Ростопчин продолжал оставаться приближенным Екатерины Павловны, которая в письме Карамзину от 13 ноября 1812 г., среди прочего, писала: «Наш общий друг Ростопчин представляется мне одним из самых почтенных, но и одним из самых несчастных людей, - я часто имею от него известия, его положение весьма тяжело»20. После пожара в Москве положение Ростопчина действительно было весьма трудным, трудным было и положение Карамзина, в чисто житейском плане, но влияние их заметно возрастает.

Кстати, в том же письме к Карамзину Екатериной Павловной, несомненно в патриотическом порыве, приписываются следующие слова: «Россия была вторая в Европе держава, теперь и навеки она первая, и скоро к стопам ее прибегут цари, моля о мире и покровительстве. Веселитесь мыслию сею, она не мечта, но истина». И несколько далее: «Россия восторжествует над всем миром, ибо ей будет принадлежать честь последнего произнесения приговора над врагом»21.

В 1812 году влияние самой Екатерины Павловны на государственные дела заметно возрастает. Она проявила себя женщиной решительной и деятельной, активно участвовавшей в организации народного ополчения. И это на фоне поведения одного из ее братьев - Константина Павловича, проявившего малодушие и даже отосланного в связи с этим из армии. После Бородина и оставления Москвы тогдашний наследник престола был в отчаяньи и всячески настаивал на мире с Наполеоном22. Интересно, что в доме Екатерины Павловны в Твери в 1812 г. имел место спор между Константином Павловичем и Н.М.Карамзиным, который, в отличие от великого князя, был крайне отрицательного мнения о Наполеоне, резко о нем отзывался и не разделял панических опасений брата императора23. В рядах консервативной «партии», таким образом, в то суровое время были разные мнения и подходы к политическим вопросам и шла даже резкая полемика.

Так или иначе влияние консервативных кругов в то время заметно возрастает. Голосов же из либерального лагеря, из лагеря сторонников М.М.Сперанского, почти не было слышно, хотя патриотический порыв охватил все слои общества и либералы желали разгрома Наполеона не меньше, чем консерваторы. Не слышно было голосов именно в пользу реформирования страны. Оно и понятно, шла война, сначала на территории страны, затем кровопролитные зарубежные походы, требовавшие значительного напряжения сил, и было не до преобразований. Но сама победа как бы высказалась в пользу Карамзина и вообще консервативных кругов. «Зачем преобразования, вопрошали они, - когда мы одолели самого сильного полководца Европы?» Великая победа способствовала возрастанию гордости за страну, и эта победа в верхах рассматривалась как победа самого императора и дворянства - главного поставщика генеральских и офицерских кадров.

Сам Александр I был прекрасно осведомлен о настроении и поведении дворянства, в частности, со слов своего флигель-адъютанта Волконского, который в ответ на вопрос императора о настроениях дворянства вынужден был ответить: «Государь, стыжусь, что принадлежу к нему, -было много слов, а на деле ничего». Речь шла не о тех дворянах, кто находился в армии, а о тех, кто в панике бежал из своих имений при приближении иностранной армии. Д.Б.Мертваго также подчеркивал, что «народ, обороняться готовившийся, с дерзостью роптал на дворян. Москву оставляющих»24. Но все-таки руководящий состав армии-победительницы состоял из дворян, и прежде всего дворян-землевладельцев -главной опоры консервативной «партии». Были среди них и генералы, лично близкие к Екатерине Павловне. Среди них генерал Д.М.Волконский, еще один Волконский, командовавший корпусом во время зарубежных походов, но побывавший у Екатерины Павловны в Твери еще в 1810 г. Он был также знаком с Н.М.Карамзиным и присутствовал при чтении глав карамзинской «Истории» самим автором в Остафьево - имении П.А.Вяземского. Д.М.Волконский с полным основанием может быть отнесен к консервативным кругам российского общества25. На заседаниях шишковской «Беседы» присутствует и другой активный участник Отечественной войны 1812 г. - Н.Д.Дурново, впоследствии активно выступивший против декабристов и всячески поддерживавший Николая I. В числе самых доверенных лиц он присутствовал при казни пяти руководителей движения декабристов26.

Общая атмосфера в стране складывалась таким образом, что консервативные круги чувствовали себя победителями в 1812 году не только над внешними, но и над внутренними врагами. В этих условиях Александр I, даже если бы и хотел, никаких реальных шагов по ликвидации крепостного права предпринимать не мог. Казалось, что император окончательно сомкнется с этими консервативными силами и отбросит всякие помыслы о каких-либо серьезных преобразованиях. Но политика была несколько другой. На первый взгляд это были годы колебаний, в действительности же - основательно продуманная политика, весьма характерная для Александра I. Охранительные меры соседствовали с рядом реформ, и на первый взгляд трудно было определить истинные намерения самодержца. Перед зарубежной Европой он явно хотел выглядеть как последовательный либерал и всячески стремился так себя представить.

В литературе эти действия Александра уже давно детально рассматривались и комментировались27. Самое главное, что это были именно действия, а не только слова и игра. Хорошо известно влияние русского императора на составление относительно либеральной хартии 1814 г. во Франции, его воздействие на немецких конституционалистов и затем принятие конституций в ряде немецких государств, в Польше и т.д. В то время среди монархов Европы не было более последовательного конституционалиста, нежели царь России. Он по-прежнему настаивал на соблюдении «духа времени», и, похоже, эта его либеральная роль очень нравилась ему самому и либеральной общественности Европы. В Германии с ликованием встречали русские войска и буквально благоговели перед российским самодержцем, взгляды которого были довольно хорошо известны. Но что любопытно, русских так же хорошо встретили в Париже, лучше, чем войска других стран-союзников, и Александр превратился едва ли не в любимца парижской публики, во всяком случае отношение к нему было намного более теплым, нежели к императору Австрии или королю Пруссии, которые явно проигрывали на фоне русского венценосца.

В Париже Александр поспешил посетить салон весьма влиятельной писательницы госпожи де Сталь, один из самых известных и вместе с тем либеральных салонов французской столицы, где развивал свои либеральные взгляды и даже позволил себе покритиковать испанского короля Фердинанда VII, упразднившего конституцию в своей стране 28. Здесь же в салоне госпожи де Сталь Александр громогласно заявил, что в его империи, как он подчеркнул, «с Божьей помощью, крепостное право будет уничтожено еще в мое царствование» 29.

Создавалось впечатление о государе-либерале, и эта роль ему, несомненно, нравилась. Он явно переигрывал других монархов Европы. Но не нужно было обладать большим воображением, чтобы предвидеть опасность будущих коллизий, будущего противостояния России и остальной Европы, противостояния небывалого, поскольку, пожалуй, первый раз в истории Россия предстала перед общественностью более либеральной, чем Запад. И все это находило конкретное выражение в реальных действиях, прежде всего в проведении политики зарубежного конституционализма 30, который не мог не встревожить западные правительства.

Хотя было немало всевозможных противоречий и при налаживании двусторонних взаимоотношений. Александр поначалу не был сторонником реставрации Бурбонов и даже предлагал посадить на французский престол бывшего наполеоновского маршала Бернадота 31, впоследствии ставшего королем Швеции. Понятно, что Людовик XVIII не мог этого простить русскому императору, как и две высылки из России. Поэтому не стоит удивляться тому, что их первые встречи в Париже были довольно холодными. Немало противоречий было с Австрией и прежде всего с Меттернихом, причем настолько серьезных, что Александр I даже вызвал его, в то время министра иностранных дел, на дуэль. Имелись противоречия у России и с Пруссией, в том числе и по польскому вопросу, поскольку Александр твердо стоял за польскую конституцию. Но в цепи множества противоречий России с той или иной европейской державой особого внимания заслуживают англо-русские отношения. Они дают ключ к пониманию роли внешнего фактора в тех процессах, которые развивались внутри России, и выявлении причин укрепления позиций внутрироссийского консерватизма.

У нас нет возможности обрисовать общую картину англо-русских отношений после разгрома Наполеона, но для России они имели не только политические, но и экономические последствия. Для понимания англорусских разногласий той поры следует, среди прочего, упомянуть о поездке в Англию самого Александра I летом 1814 г. Там русский император получил в торжественной обстановке диплом доктора права Оксфордского университета. И, казалось, что в условиях, когда только что был разгромлен важнейший противник Великобритании - наполеоновская Франция, - создаются весьма благоприятные возможности для налаживания плодотворных отношений с Россией. Но на практике все было по-другому.

Еще до прибытия в Лондон самого Александра туда приехала Екатерина Павловна, овдовевшая в конце 1812 г. и предпринявшая затем ряд путешествий с целью как-то уйти от своего горя. Но поездки эти были не только прогулками частного путешественника. Они имели и откровенно политическую подоплеку и ставили своей целью укрепление политических позиций России на Западе. Откровенный патриотизм великой княгини не вызывал никаких сомнений. Лондон был одним из пунктов, куда устремилась сестра российского императора.

Казалось бы, один из руководителей русской консервативной «партии» по логике вещей должен был стремиться к налаживанию близких отношений с английскими консерваторами, тем более что они уже долгое время находились у власти и направляли и внешнюю и внутреннюю политику страны. Но русская княгиня повела себя совсем по-иному. Она начала оказывать всяческое внимание деятелям оппозиции, то-есть вигам - английским либералам, в частности сблизилась с лидерами оппозиции - лордами Г.Голландом и Ч.Греем, что породило негодование английских правящих кругов32.

В литературе поведение Екатерины Павловны объясняют ее пылкостью и впечатлительностью. Не отрицая роли самого характера великой княгини, но при этом напоминая и о ее несомненном обаянии и красоте, мы усматриваем в ее поведении и четко проводившуюся политическую линию. Не случайно, когда сам император приехал в Лондон, он поселился не в специально приготовленном для него дворце, а в доме, где уже расположилась его сестра. Уже такой шаг Александра вызвал определенное недовольство английской верхушки. И затем, как пишет один из лучших знатоков александровской эпохи, великий князь Николай Михайлович, «после приезда государя в Англию недоразумения продолжались в течение всего пребывания; никакого сближения между монархами не произошло, к великому огорчению русского посла; цель путешествия в политическом отношении не была достигнута; и оно привело к обратным результатам. Торжествовали лишь многочисленные враги России, как Меттерних, лорд Кастлри и другие» 33.

Николай Михайлович все это приписывает поведению неуравновешенной великой княгини, успевшей повлиять на своего брата. Может быть, Екатерина Павловна и была после смерти мужа не в меру неуравновешенна, но Александр, если хотел, умел ставить свою сестру на место (вспомним встречу с Карамзиным). Но в данном случае почему-то не захотел. Он тоже встречается с вигами и всячески подчеркивает свое к ним благоволение. Более того, в беседе с Греем он высказался за создание в России «благонамеренной оппозиции» и даже попросил помощи вигов, решивших, что русский самодержец вознамерился создать в России парламент34

Николай Михайлович, с удивлением описывавший эту поездку Александра в Лондон, видел в ней и начало пресыщения его славой и успехами35. Но может быть и другое объяснение таким странным поступкам брата и сестры. Прежде всего они были, по-видимому, согласованными. Явно прослеживается их нацеленность на сближение с либеральной оппозицией и неудовольствие правительством консерваторов. Александр сознательно не стремился этого скрывать. Складывается впечатление, что Александру I нравилось разыгрывать роль либерала, и даже более того, он выдвигался чуть ли не в вожди международного либерализма. Среди тогдашних монархов крупнейших держав он предстает перед общественным мнением как самый либеральный, самый справедливый и человечный. Понятно, другим монархам это амплуа российского самодержца не очень нравилось, они явно проигрывали в борьбе за поддержку общества, и вряд ли стоит удивляться постепенному складыванию антироссийской коалиции. Противоречия между союзниками были и во время войны с Наполеоном, и при подготовке Парижского мирного договора, подписанного 30 мая 1814 г., и, как подчеркивают специалисты, после посещения Александром Лондона трещина, возникшая в отношениях между Россией и Англией, углубилась еще больше 36.

Результатом этих противоречий и стало подписание 22 декабря 1814 г. (3 января 1815 г. по н.с.) секретного соглашения Англии, Австрии и Франции, направленного, впрочем, не только против России, но также и против Пруссии37, но все-таки против России прежде всего. Высадка Наполеона расстроила новую коалицию и способствовала преданию гласности закулисных планов недавних союзников. Все это хорошо известно и неоднократно комментировалось историками международных отношений. Однако в центре внимания обычно стоит изучение политических взаимоотношений. Но противоречия были значительно шире и многообразнее. Они затронули и идейно-моральную сферу, а также отношения экономического и социального плана. Ни подписанный затем Венский договор, подводивший итоги шумного Венского конгресса, ни подписание Священного союза, к которому Англия не присоединилась, не сгладили всей суммы этих противоречий. Но только их учет позволяет объяснить последующие политические решения.

Изучение дипломатических документов той поры отчетливо свидетельствует о всяческом стремлении правительств западных держав толкнуть Россию на путь реакции. Они были не расположены к российскому внешнеполитическому конституционализму, им вообще явно не нравился либеральный имидж русского царя, а соответственно и русского правительства. Особенно стремились толкнуть Россию на путь реакции австрийские власти. Сам австрийский император в беседе с русским дипломатом Ю.А.Головкиным высказывал свое неудовольствие конституциями и призывал дать отпор различного рода смутьянам 38. Бурную деятельность развернул фактический руководитель австрийского правительства Меттерних, постоянно запугивавший российское правительство опасностью революции 39. Несомненно, что европейская реакция всячески стремилась толкнуть Россию на путь репрессий и твердолобого консерватизма. Тем самым воодушевлялись консервативные силы внутри России.

Но особое значение в ту пору имело и общеэкономическое положение Европы, менее изученное с точки зрения реванша консервативных сил. В 1815 г. английский парламент принимает новый хлебный закон, принимает его в интересах землевладельцев-лендлордов. Это означало заметное повышение таможенных пошлин на ввозимый хлеб. Конечно, учитывались прежде всего интересы английских латифундистов, преимущественно ориентировавшихся на консервативную партию. Но, принимая этот закон, английский парламент, где тогда преобладали консерваторы, не мог не понимать, что эта акция будет направлена и против крупнейшего хлебного экспортера - России. Видимо, Александр I не случайно еще в 1814 г. пытался заигрывать с английскими либералами, придерживавшимися других экономических ориентации и ратовавшими за понижение или даже упразднение таможенных пошлин. Сразу после разгрома Наполеона все-таки восторжествовала именно землевладельческая аристократия. Но ее триумф повлиял на соответствующие меры и в ряде других стран. Рыночные цены на хлеб начинают стремительно изменяться и в Германии, и результатом этой политики становится понижение заграничных цен втрое. В свою очередь это понижение сокращает размеры русского экспорта с 1817 по 1824 год в 12 раз 40. Это было равносильно экономической катастрофе. Но этот экономический провал некоторыми авторами рассматривается не только как результат экономических процессов начала века, но и как результат сознательной финансовой политики, направленной против России. Несколько позднее один из богатейших людей России миллионер В.А.Кокорев писал о настойчивой финансовой войне Европы против России, в результате которой, по его утверждению, «мы потерпели от европейских злоухищрений и собственного недомыслия полное поражение нашей финансовой силы» 41.

В самой же России был введен фритредерский тариф 1816 г., в принятии которого, по мнению специалистов, среди европейских государств главную роль сыграла Англия 42. Этот тариф, как и фритредерский тариф 1819 г., оказал отрицательное влияние на ряд отраслей русской промышленности и нанес ущерб внешней торговле43. Но сказать об этом прямом ущербе будет крайне недостаточно. В стране разразился самый настоящий и довольно длительный аграрный кризис, сменившийся экономическим оживлением только в тридцатые годы. Как подчеркивал академик Н.М.Дружинин, «истекшие 15 лет обостренного кризиса не прошли даром для аграрного предпринимательства: они ослабили, а частью и заглушили, ростки рационализаторских стремлений, которые появились в конце XVIII и первых десятилетиях XIX в.». И несколько далее наш маститый историк подчеркнул, что этот кризис привел в российских господствующих верхах к усилению узкокрепостнической точки зрения и что вообще он «послужил хозяйственной базой, на которой развивалась и крепла общеевропейская политическая реакция» 44.

Без понимания глубоких экономических процессов того времени трудно разобраться в социальных отношениях и в той политике, которую стали проводить после 1815 г. правительственные круги и прежде всего сам Александр I. Изменившиеся условия ослабляют свободное предпринимательство, наносят удар по идеям конституционализма и парламентаризма и, как подчеркивал тот же Н.М.Дружинин, именно с 1820 г. спадает волна дворянского либерализма 45.

Но период до 1820 г. все-таки был временем политических качелей, попытками достичь политического баланса. Александр I еще хотел выглядеть либералом и некоторое время предпринимал определенные шаги в этом направлении. Но, с другой стороны, еще в эти годы также явно укрепляются и консервативные силы, укрепляются не без помощи императора-либерала. Действительно, не без влияния Александра I составляют свои проекты упразднения крепостного права такие разные по своей политической ориентации деятели, как П.Д.Киселев, М.А.Балугьянский и даже А.А.Аракчеев. Александр явно стимулировал и поощрял такие настроения в среде высшей администрации, по-видимому, ему хотелось иметь больше сторонников этой идеи. Но, с другой стороны, именно ему принадлежит идея распространить в России военные поселения, которые даже такой историк-монархист, как Н.К.Шильдер называл крепостным правом другого рода 46.

Способствуя принятию конституции Польши и Финляндии, таких уложений, как Устав образования Бессарабской области 1818 г., обещая конституцию России в целом, русский самодержец вместе с тем укреплял и консервативные круги. Высылка Сперанского нанесла существенный удар по так называемой либеральной партии. Современники считали Сперанского главой этой «партии»47, хотя фактически ее создателем и лидером был сам Александр I. Но Сперанский был единственным представителем «партии», попавшим в опалу. Кроме него и Н.С.Мордвинова оказался не у дел и такой в то время приближенный к Сперанскому деятель, как М.Л.Магницкий, впоследствии один из ревностных проводников крайне правой реакции. Пошатнулось положение и таких реформаторов, как О.П.Козодавлев, сохранивший, однако, связь со Сперанским до конца своей жизни 48, а также ряда других сторонников Сперанского. Не следует забывать, что если в рядах родовитого дворянства Сперанский с его проектами и реальными действиями имел убежденных, сильных и коварных противников, то среди служилого дворянства, особенно той его части, которая прошла через университеты, у Сперанского было немало сторонников.

Родовому дворянству удалось взять верх и, как считал один из весьма осведомленных мемуаристов Д.П.Рунич, по линии жены близкий родственник фельдмаршала Н.И.Салтыкова, председателя Государственного совета, свержение Сперанского было результатом обширного заговора против реализации проекта Александра I по введению конституции в России. Во главе этого заговора, как писал Д.П.Рунич, стояли вдовствующая императрица и сестра царя - Екатерина Павловна, а участниками заговора были граф Армфельд, граф Ростопчин и министр полиции Балашев 49. Тот же Рунич даже писал, что Александра заставили силою согласиться на эту жертву, хотя он знал о невиновности Сперанского50.

Таким образом, после 1812 г. консервативная «партия» явно укрепляется. Ее представители - А.Шишков и Ф.Ростопчин - получают повышение, а победа над Наполеоном рассматривается как победа русского традиционализма и охранительства. Землевладельческое дворянство явно поднимает голову и всячески старается приписать разгром лучшего полководца европейского Запада более совершенным порядкам России и, конечно, первейшему сословию - дворянству. О том, что Шишков, который хотя и не представлял собой закоренелого крепостника, а, напротив, всячески стремился ослабить тяготы жизни для своих собственных крестьян51, был все-таки выразителем общедворянских интересов, свидетельствует одно из его столкновений с самим императором.

А.Шишковым был подготовлен проект одного из очередных манифестов, на сей раз по случаю победы русского народа в Отечественной войне 1812 г. В этом манифесте дворянство было поставлено выше воинства, и такое местоположение статей вызвало противодействие императора. Произошел спор, в котором Шишков всячески отстаивал свою точку зрения, породив неудовольствие Александра, причем такое, что, как он сам подчеркивал, он впервые видел царя в таком гневе. Александр буквально принудил государственного секретаря исполнить его волю. Император решительно исправил и то место, где говорилось о помещичьих крестьянах, причем ясно можно было понять, что Шишков все-таки за крепостное право, а царь был настроен явно против него 52.

И сразу после разгрома Наполеона Александр I не переставал говорить о своей нацеленности на ликвидацию крепостничества в России и установлении в ней конституционных порядков. В какой степени эти слова соответствовали его действительным планам, до сих пор не выяснено. В литературе на сей счет идут давние споры, но значительные душевно-нравственные изменения в характере императора после 1815 г. и усиление консервативных начал в его деятельности не подлежат сомнению. Прежде всего явно прослеживается его поворот в сторону мистицизма. Отнюдь не только сближение с баронессой В.Ю.Крюденер, урожденной Фитингоф, способствовало значительному изменению взглядов русского царя. Были здесь и различные другие причины, прежде всего усиление его религиозности, замеченное уже в 1812 г., сильная усталость после значительного напряжения физических и душевных сил, которого потребовали годы борьбы с наполеоновской Францией.

Но поворот во вкусах и взглядах самого императора по обыкновению способствовал в России и повороту в поведении его окружения и затем в поведении широких кругов российского общества. На самого императора Крюденер была выведена весьма близкой ему фрейлиной Р.Стурдзой53, успевшей сблизиться с довольно известной проповедницей мифического суеверия, родившейся, кстати, в Лифляндии, то есть на территории России, и стремившейся познакомиться с русским императором. Этому сближению царя с Крюденер способствовала и Елизавета Алексеевна54. Крюденер, таким образом, получила возможность контактов с императором, на которого она некоторое время несомненно влияла, ей также предоставилась возможность проповедовать свои взгляды в самой России. Именно при Александре I в России заметно усиливается направление мистицизма, к которому примкнули многие видные сановники. Среди видных мистиков фигурировал родной брат Р.Стурдзы А.С.Стурдза, один из сподвижников Каподистрии 55. Но, что имело заметно большее значение, одним из наиболее влиятельных русских мистиков становится князь А.Н.Голицын.

Близкий к Александру и Константину еще с их детских лет, бывший вольнодумец екатерининской эпохи, весьма равнодушный к религиозным вопросам, в 1803 г. А.Н.Голицын назначается обер-прокурором Синода, и за этим следует решительное изменение его взглядов. Он становится проповедником совсем другого образа жизни и последовательным мистиком. Именно Голицын назначается министром объединенного Министерства духовных дел и народного просвещения, которое испытало прямое воздействие самого министра. Образовательный процесс был поставлен в прямую связь с религиозным воспитанием, но с уклоном в сторону мистицизма в противовес ортодоксальному православию, тем более что сам Голицын испытал влияние английских методистов. Он начал оказывать непосредственное влияние на поворот Александра к религии еще до баронессы Крюденер 56.

Русский мистицизм, охвативший довольно значительные круги высшего общества, был, однако, лишь одним из ответвлений религиозного консерватизма. Другим направлением была деятельность известного Библейского общества, в которую мистицизм включался в качестве одной из неотъемлемых сторон. Российское библейское общество создается под влиянием подобного Британского общества, начавшего пропаганду в России еще до того как было создано собственно Российское общество. Еще в декабре 1812 г. Александр утвердил представленный Голицыным проект устройства Библейского общества в Петербурге, и затем следует создание его отделений в различных регионах страны. Влияние Библейского общества, важнейшей задачей которого был перевод Библии на различные языки, усиливалось непосредственным участием в его работе самого Александра I, о чем свидетельствует его довольно обширная переписка с Голицыным57.

Поворот значительной части высшего света к мистицизму, как и вся деятельность Библейского общества, вызвал недовольство ортодоксальной части православного духовенства. Прежде всего недовольство было вызвано определенным уравниванием православной церкви с другими церквями, даже нехристианскими. Тем самым снижался статус православной церкви как главенствующей. Крайне негативно относилась православная оппозиция к деятельности мистических салонов, например к мистическому салону А.П.Хвостовой, завсегдатаем и, можно сказать, ведущей фигурой которого был сам А.Н.Голицын.

Мистики, да и само Библейское общество, встретили сопротивление митрополита Санкт-Петербургского и Новгородского Серафима и его приближенных. Решительным противником Голицына выступает и архимандрит Фотий 58. В рассматриваемый период, то есть до 1820 г., борьба только разворачивалась и пришла к своему логическому концу несколько позднее. Но именно в это время обозначились различные группировки церковно-религиозного консерватизма, по-разному понимавшие роль религии и церкви и стремившиеся привлечь побольше адептов, самое главное - влиятельных, и прежде всего перетянуть на свою сторону самого императора.

Поворот Александра I в сторону религии был обязан прежде всего его личным переживаниям и наблюдениям. Но сводить все только к его личным симпатиям было бы неправомерно. Александр I относился к числу тех русских императоров, которые хорошо осознавали необходимость основательной идеологии и желательность разработки четкой идеологической доктрины, понятной и верхам и низам. По-видимому, можно согласиться с Д.П.Руничем, писавшем об Александре I: «возвратясь в Россию, он счел необходимым деятельно заняться нравственным возрождением своего народа» 59. Действительно, великая победа над Наполеоном, достигнутая ценой величайшего напряжения сил народа, в том числе и душевных, вскрыла некоторые изъяны воспитания, коснувшиеся идейной сферы. Они проявились и во время нахождения неприятеля в России, и в период зарубежных походов. Во время расквартирования русского экспедиционного корпуса во Франции часть русских солдат бежала со службы60 и скрылась во французских семьях, где остро ощущалась нужда в рабочих руках. Этот печальный исход также учитывался императором, обратившим особое внимание на проблемы образования и воспитания, причем воспитания религиозного прежде всего. Поэтому религиозный консерватизм после 1812 г. приобретает особую силу.

Но и та консервативная «партия», обозначившаяся до войны, также не прекратила своей работы. Александр I, однако, сразу после окончания антинаполеоновских походов произвел перестановку в рядах этой «партии», несколько подвинув Шишкова и заметно отстранив Ростопчина. Оба они, впрочем, стали членами Государственного совета, а Шишков, кроме того, с 1813 по 1841 г. возглавлял Российскую академию наук, будучи одним из самых долговременных ее руководителей, немало поработавшим над ее продвижением в сторону консерватизма. Несколько позднее, с 1824 г., он становится министром народного просвещения, что свидетельствовало о его достаточной силе в системе государственного аппарата. Несомненно, что император ценил Шишкова, и об этом прямо говорят специалисты, изучавшие их взаимоотношения 61.

Поскольку Шишков продолжал оставаться одним из столпов консервативной «партии», сохранившим достаточно значительные позиции в государственной иерархии, то заслуживают внимания его взгляды этого периода не только на проблемы литературы и языка, общей идеологии и политики, но и по такому важнейшему вопросу страны, каковым продолжал оставаться крестьянский вопрос. Как член Государственного совета, Шишков составляет обширную записку по крестьянскому вопросу, в которой выступает все-таки как крепостник, ратовавший среди прочего и за дозволение продавать крестьян без земли. Более того, он даже обрушился на понятие «дух времени», часто употреблявшееся самим императором, представляя его как «своевольство и неповиновение» 62. Позиция Шишкова была определенной и решительной и явно противостояла позиции тех членов Государственного совета, которые относились к числу либералов.

Продолжала действовать еще несколько лет и шишковская «Беседа любителей русского слова», объединявшая представителей устаревших литературных вкусов, хотя среди шишковистов числят и будущих декабристов В.Кюхельбекера, К.Рылеева, Ф.Глинку63. «Беседа» просуществовала до 1816 г., то есть до смерти Г.Р.Державина, в доме которого происходили заседания этого литературного общества. Одним из примечательных явлений этого периода в деятельности общества стало заметное сближение двух антиподов, двух лидеров противоборствующих литературных лагерей - Шишкова и Карамзина, олицетворявших собой и разные течения в общей системе российского политического консерватизма. Примечательно, что Шишков и Карамзин впервые лично свиделись в гостях у великой княгини Екатерины Павловны и с тех пор стали довольно близкими знакомыми 64. Сближение Шишкова и Карамзина было столь заметным, что Карамзин избирается в число почетных членов «Беседы».

Параллельно происходит укрепление позиции Карамзина и в русских общественных кругах, и во взаимоотношениях с императорской семьей и самим императором прежде всего. Любопытно, что личное знакомство Карамзина и Марии Федоровны произошло уже после того, как они несколько лет вели переписку65. Благоволение императрицы-матери продолжало сохраняться. Можно говорить, что сохранялся основной состав консервативной «партии», сложившийся еще до свержения Сперанского. 8 декабря 1815 г. Карамзин пишет посвящение к своей «Истории государства российского», заключая его такими словами: «Бодрствуйте, Монарх возлюбленный! Сердцеведец читает мысли, История предает деяния великодушных царей, и в самое отдаленное потомство вселяет любовь к их священной памяти. Примите милостиво книгу, служащую тому доказательством. История народа принадлежит Царю» 66.

Монархизм крупнейшего историка продолжал крепчать, но что любопытно: когда он вновь направился в Петербург в феврале 1816 г., то полтора месяца не мог получить аудиенции у государя, хотя имел поддержу императрицы-матери и некоторых министров. Карамзин смог пробиться к императору только после встречи с Аракчеевым. На сей раз встреча была весьма благоприятной, и историограф был осыпан разного рода милостями. Вручая награды, Александр I не преминул заметить, что даются они за старую Записку67, то есть за ту самую записку, которая, как мы помним, была в 1811 г. встречена с нескрываемой неприязнью. Прошло всего лишь пять лет, и император меняет свое первоначальное мнение. Более того, он выделяет средства на печатание главного труда Карамзина - его «Истории» - без вмешательства цензуры и объявляет самого себя цензором знаменитого историка.

У нас нет данных о том, чтобы Александр I как-либо вмешивался в работу над рукописью Карамзина, он проявил доверие к историку, веру в его преданность, и вместе с тем это доверие налагало на Карамзина обязанность быть собственным внутренним цензором. Но навряд ли эта внутренняя цензура была значительным усилием автора над собой. Сближение его взглядов со взглядами императора не подлежит сомнению. И один из идеологов русского консерватизма, того его крыла, которое относилось к «консерваторам с прогрессом», мог ощутить серьезную материальную и духовную поддержку уже всей императорской фамилии во главе с самим императором. Произошло то, что должно было произойти. Певец монархизма слился с монархией и, более того, поселился в Петербурге, принявшись за издание своей «Истории» и чрезвычайно расширив связи в высшем свете. Влияние Карамзина усиливается, но произошло это в государстве, которым по существу руководил тот человек, который и вывел его на императора. Временщик Аракчеев стал обладать в государстве особой силой. «Проклятый змей», как окрестил его Волконский, стал руководить внутренней политикой России как раз в то время, когда ее влияние в мире достигло небывалой величины.

Феномен Аракчеева неоднократно привлекал внимание исследователей и мемуаристов. Нет сомнения в том, что Аракчеев был нужен императору, нужен как крепкая рука, как инструмент, при помощи которого он пытался наводить порядок в государстве и держать в руках прежде всего господствующие прослойки. Позиции Аракчеева и при Павле, и при Александре не были неизменными: Павел его ссылал, Александр привлек только в 1803 г., причем, как пишут биографы Аракчеева, и после этого был период некоторого охлаждения, когда группировке Салтыкова, Голицына и Гурьева удалось на некоторое время оттеснить Аракчеева 68. Во время войны 1812 г. и последующих походов Аракчеев - изначально все-таки военный деятель - не участвовал ни в одном сражении. Более того, в армии его недолюбливали, и хорошо известно отрицательное к нему отношение А.Ермолова, П.Киселева, А.Закревского - боевых генералов, довольно близких к императору. Военные принципы Аракчеева значительно разнились от тех, что были приняты в армии, стремившейся следовать традициям А.Суворова и П.Румянцева. В одном из писем, направленных генералу Маевскому, Аракчеев написал следующие слова: «У вас есть правило и хвастовство, чтобы подчиненные любили командира; мое же правило, дабы подчиненные делали свое дело и боялись бы начальника, а любовниц так много иметь невозможно» 69.

После разгрома Наполеона, потребовавшего чрезвычайного напряжения сил даже самого Александра, твердо отказавшегося от какого-либо замирения с Наполеоном, хотя к этому склонялись и Константин Павлович, и ряд других лиц, окружавших императора, похоже, что в душе Александра надорвалась какая-то важная струна. Он как-то и физически, и духовно ослабел, и чувствовалось, что императору не хватает сил даже для занятия делами государства. Вот тут-то и пригодился Аракчеев, которому были поручены внутренние державные дела, причем до такой степени, что даже многим министрам только через Аракчеева можно было добиться выхода на императора. Александр оставил себе ведение внешних дел, где до поры до времени было два равноправных руководителя иностранного ведомства - Каподистрия и Нессельроде.

Аракчеев постепенно становился одним из предводителей консервативных кругов, хотя среди консерваторов продолжали сохраняться различные группировки. Н.И.Греч писал: «При дворе составились две партии. С одной стороны, граф Аракчеев, окруженный подлыми рабами, в сравнении с которыми сам он был героем добродетели, с другой, - князь А.Н.Голицын, к которому примыкали Гурьев и другие подобные» 70. Однако, если бы Аракчеев собирал вокруг себя лишь лиц морально недостойных и малозначащих, его влияние навряд ли было бы столь значительным71. Все-таки ему удалось найти общий язык и с Шишковым, и с Карамзиным, и даже с возвращенным Сперанским. Если нужно, он мог составить и проект освобождения крестьян, которых он предполагал избавить от крепостной зависимости путем покупки в казну с предоставлением двух десятин на каждую крестьянскую душу. Ради императора Аракчеев мог играть любую роль, работал он неустанно и все-таки толкал страну в сторону реакции. Он и стал не только одним из ее вдохновителей, но и организаторов. Хотя, конечно, первую скрипку держал в своих руках сам Александр I.


1 Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. 2. Спб., 1994. С. 259-260.
2 Васильчиков А.А. Семейство Разумовских. Том второй. СПб., 1880. С. 89.
3 Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802-1902. СПб., 1902. С. 42.
4 Греч Н.И. Указ. соч. С. 369.
5 Николай Михайлович. Дипломатические сношения России и Франции по донесениям послов императоров Александра и Наполеона. 1808-1812. Т. V. СПб., 1907. С. 93.
6 Греч Н.И. Указ. соч. С. 271.
7 Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. 3. С. 35-36.
8 Там же. Т. 4. С. 116.
9 См.: Семевский В.И. Падение Сперанского // Отечественная война и русское общество. Т. II. М., 1911.
10 Записки, мнения и переписка адмирала А.С.Шишкова. Т. 1. С. 121.
11 Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 279.
12 Божерянов И.Н. Указ. соч. С. 43-44.
13 Булгарин Ф.В. Воспоминания. Ч. 5. СПб., 1848. С 128.
14 Двенадцатый год в записках Варвары Ивановны Бакуниной // Рус. старина. СПб., 1885. Т. 47. С. 393.
15 Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф П.Д.Киселев и его время. Т. 1. СПб., 1882. С. 57.
16 Там же. С. 3.
17 Греч Н.И. Указ. соч. С. 216.
18 Макашин С. Указ. соч. С. XXVI.
19 Карпец В. Указ. соч. С. 32.
20 Письма великой княгини Екатерины Павловны. С. 60.
21 Там же. С. 59-60.
22 Чечулин Н. Константин Павлович. С 178-179.
23 Там же. С 180.
24 Записки Дмитрия Борисовича Мертваго. С. 316.
25 1812 год... Военные дневники. М., 1990. С. 120.
26 Там же. С. 32.
27 См.: Шебунин А.Н. Указ. соч. С. 74.
28 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. III. С. 231.
29 Там же. С 231-232.
30 См.: Гросул В.Я. Российский конституционализм за пределами России // Отечественная история. М., 1996. № 2. С 166-180.
31 Зак Л.А. Монархи против народов. М., 1966. С. 36.
32 Николай Михайлович. Переписка императора Александра I с сестрой великой княгиней Екатериной Павловной. СПб., 1910. С. X.
33 Там же.
34 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. III. С. 244.
35 Николай Михайлович. Переписка. С. XI.
36 Зак Л.А. Указ. соч. С. 41.
37 Киняпина Н.С. Внешняя политика России первой половины XIX в. М., 1963.
С. 95.
38 Внешняя политика России XIX и начала XX века. Т. 2. (X). М., 1976. С. 268.
39 Там же. С. 79.
40 См. подробнее: Фомин А. О понижении цен на земледельческие произведения в России. СПб., 1829.
41 Кокорев В.А. Экономические провалы с 1837 года. М., 1887. С. 2.
42 Страхова Н.П. Внешнеторговая политика российского правительства после Венского конгресса. 1815-1822. М., 1983. С. 19.
43 Там же. С. 20-21.
44 Дружинин Н.М. Декабрист Никита Муравьев // Дружинин Н.М. Революционное движение в России. М., 1985. С. 41-42.
45 Там же. С. 43.
46 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. III. С. 258.
47 Из записок Д.П.Рунича // Рус. старина. 1901. № 3 С. 608.
48 Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 322.
49 Из записок Д.П.Рунича // Русский архив. 1901. № 2. С. 356.
50 Там же. Русский архив. 1901. № 3. С. 598.
51 Карпец В. Муж отечестволюбивый. С. 31-32.
52 Шильдер Н.К Указ. соч. Т. III. С. 256-257.
53 Николай Михаилович. Переписка Александра I с сестрой. С. XIII.
54 Memoir de la comtesse Edling (nee Stourdza). Moscou, 1888, p. 217.
55 Bezviconi G. Conjributii la istoria relajiilor romino-ruse. Bucure§ti. 1962, p.296-298.
56 Греч НИ. Указ соч. С. 285.
57 Николай Михайлович. Император Александр I. Опыт исторического исследования. Т. 1. СПб., 1912. С. 527-575.
58 Русское православие. Вехи истории. С. 323.
59 Из записок Д.П.Рунича // Рус. старина, СПб., 1901. № 5. С. 393.
60 Захарова О.Ю. Я князь, коль мой сияет дух... Страницы военной биографии генерал-фельдмаршала светлейшего князя М.С.Воронцова. Подольск, 1997. С. 165.
61 Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 416.
62 См.: Записки, мнения и переписка адмирала А.С.Шишкова. Т. 2. С. 109-134.
63 Карпец В. Федор Глинка. Историко-литературный очерк. М., 1983. С.23.
64 Погодин М. Указ. соч. Ч. 2. С. 137.
65 Там же. С. 112-121, 129-130, 217.
66 Карамзин Н.М. История государства российского. М., 1989. Т. 1. С. 12.
67 Эйдельман Н. Последний летописец. С. 88.
68 Русский биографический словарь. Т. II. С. 266.
69 Там же. С. 267.
70 Греч Н.И. Указ. соч. С. 287.
71 Известно, что в 1812 г. Аракчеев поддержал назначение главнокомандующим М.И.Кутузова, а затем выступал в его защиту в трудные сентябрьские дни этого года. Об этом см.: Томсинов В.А. Временщик (А.А.Аракчеев). М., 1996. С. 172, 167. Из последних работ об Аракчееве см. также: Федоров В.А. М.М.Сперанский и А.А.Аракчеев. М., 1997; Ячменихии КМ. Алексей Андреевич Аракчеев // Российские консерваторы. М., 1997. С. 17-62; Сахаров А.Н. Александр I. М., 1998. С. 167-210.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 7068
Другие книги
             
Редакция рекомендует
               
 
топ

Пропаганда до 1918 года

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

От Первой до Второй мировой

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

Вторая мировая

short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

После Второй Мировой

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

Современность

short_news_img
short_news_img
short_news_img