Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

1818 г. был последним годом откровенного александровского либерализма. Не случайно услужливый Аракчеев и такой крупный государственный деятель, каким был Е.Канкрин, составили свои проекты освобождения крестьян именно в этом году. Исследователи также давно обратили внимание на то, что именно в этом году вышла статья А.П.Куницына «О конституции» и некоторые другие откровенно либеральные статьи. В самом первом номере «Духа журналов» за 1819 г. была опубликована получившая широкий общественный резонанс статья под названием «Дух времени», где говорилось о преимуществах парламентского строя перед строем абсолютистским¹. 1818 г. примечателен и рядом других явно либеральных акций александровского правительства и самого русского самодержца. В этом году был принят Устав образования Бессарабской области - устав конституционного характера, утверждение которого имело не только внутреннее применение, оно было также рассчитано на внешний эффект. Различные другие моменты этого года можно было бы упомянуть как свидетельство возвращения политических качелей в либеральную сторону, но, без всякого сомнения, наиболее крупным событием года следует признать поездку императора в Польшу и его знаменитую варшавскую речь, уже многократно комментировавшуюся.

Эта речь свидетельствует, между прочим, о том, что Александру I все-таки хотелось быть вождем мирового либерализма. Эту роль он еще продолжает играть, и внешнеполитическая направленность речи не подлежит сомнению. Император еще продолжает быть руководителем российского внешнеполитического конституционализма, конституционной дипломатии, зародившейся еще в конце XVIII в. Но споры и нарекания вызвал даже не сам факт утверждения польской конституции и выступления русского императора в польском сейме в марте 1818 г. Особое впечатление произвела та часть выступления императора, кстати, говорившего на французском языке, где им были произнесены следующие слова: «Таким образом, вы мне подали средство явить моему отечеству то, что я уже с давних лет приуготовляю, и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости» ².

Единства мнения специалистов по поводу истинных намерений царя не существует и, собственно, его не было и в самом начале. Часть из них настаивает на несомненных желаниях Александра I дать России конституцию. Другие же видят в этом политическую игру и прежде всего внешнеполитическую направленность этой речи. Кто из исследователей ближе к истине, трудно сказать. Но факт остается фактом. Речь была произнесена, русские газеты ее перепечатали на русском языке, но, как отметил еще А.Н.Шебунин, за напечатание русского перевода речи министр внутренних дел получил выговор ³. Маленький, но интересный штрих, хотя ему и нельзя придавать особого значения. Политика есть политика.

Но что несомненно подтверждается множеством источников, так это заметное волнение в рядах консервативных сил, и не только консервативных. Правда, многоопытный А.Ермолов высказал мнение, что все останется при одних обещаниях⁴. Он оказался прав, но тогда, весной 1818г., консерваторы не на шутку всполошились. Им мерещилась не только конституция России, но отмена крепостного права, разорение землевладельцев и многое другое. В литературе давно отражено отрицательное отношение к варшавской речи не только хорошо известных консерваторов типа Ф. Ростопчина, но и таких либеральных деятелей, как П.Киселев. Примечательно, что и М.Сперанский отнюдь не поддерживал известные высказывания императора ⁵.

Но кроме реакции петербургских сановников и других представителей высших слоев дворянства, Александр I не мог не учитывать и реакцию дворянского большинства, тех дворян, которые относились к числу мелких и средних помещиков и которые, как отмечено в литературе, составили провинциальную помещичье-крепостническую оппозицию⁶. Они категорически выступали против конституционной направленности в действиях императора, выражали недовольство конституцией Польши и не одобряли отмену крепостного права в прибалтийских губерниях. Они чрезвычайно опасались распространения этих начинаний на остальные регионы России и составили тот мощный пласт недовольных, который подпирал известных консервативных деятелей в правительстве, придавая им уверенность в своих действиях и нацеливая на наступательную политику. В литературе отмечается паника, охватившая провинциальных помещиков центральной России, и то, что даже зарубежные наблюдатели, например французский дипломат Габриак, подчеркивали позиции и интересы русского дворянства, весьма отличные от позиций и интересов императора и его министров ⁷.

Это провинциальное дворянство, составлявшее движущую силу помещичье-крепостнической оппозиции, выдвинуло и своих идеологов, к числу которых относят О.А.Поздеева, участвовавшего еще в подавлении восстания Е.И.Пугачева и прошедшего через масонские ложи. Пользуясь своими довольно широкими связями, в том числе и в высших слоях петербургского общества, Поздеев всячески проводил мысль о незыблемости крепостничества и необходимости опоры на дворянство. В одном из писем (А.К.Разумовскому) он подчеркивал: «Покойная государыня, увидя опытом сама, в ком состоит сила государства, уже после пугачевского бунта перестала думать о вольности крестьян, а зачала разными привилегиями утверждать право и собственность дворян и усиливать их» ⁸. Поздеев категорически выступал против конституции и просвещения русских крепостных, проводя идеи самой откровенной реакции и выражая тем самым настроения широких кругов провинциального дворянства.

В этих настроениях Александр I смог убедиться сам уже после варшавской речи, предприняв поездку по России в том же 1818 г. Характер этих настроений не оставлял никаких сомнений, что и заставило императора еще раз задуматься над дальнейшими действиями. Тем временем работа над конституцией для России продолжалась. Руководство проектом осуществлял весьма близкий к императору Н.Н.Новосильцев, а конкретное воплощение было доверено французу П.И.Пешар-Дешану, уже давно находившемуся на русской службе, и П.А.Вяземскому. История этой конституции получила многократное отражение в литературе, в том числе и самой новейшей ⁹. Она предусматривала и разделение властей, и создание русского парламента, и равенство всех граждан перед законом, и федеративное устройство страны. Проект конституции под названием «Государственная уставная грамота Российской империи», конечно, заметно продвинул бы модернизацию государственного устройства страны. Уже одно введение парламента или, как его называли в проекте, государственного сейма (государственной думы) означало бы заметный прогресс, но все-таки слово «конституция» в этом проекте не упоминается не случайно. Не только из тактических соображений, чтобы не возбудить недовольство консервативных слоев общества самим упоминанием о конституции. Прежде всего потому, что конституцией как таковой, то есть основным законом страны, законом выше монарха, она не являлась. Не являлась, поскольку не провозглашала суверенитет народа, который подменялся в этом проекте суверенитетом императорской власти. В 12-ой статье проекта провозглашалось четко и недвусмысленно: «Государь есть единственный источник всех в империи властей гражданских, политических, законодательных и военных» ¹⁰.

В литературе давно отмечено, что «Уставная грамота» относилась к числу самых консервативных документов своего времени ¹¹, но и такой проект был положен под сукно и не получил хода. 1820 год, когда был отправлен в ссылку лучший поэт страны А.С.Пушкин, стал годом решительного поворота в сторону политической и социальной реакции. Это не значит, что император полностью отказался от конституционных планов, во всяком случае даже в августе 1825 г., буквально накануне своей кончины Александр I в беседе с Карамзиным высказывал твердое намерение дать России основные законы, то есть конституцию. Это даже дало некоторым исследователям основание не согласиться с отнесением этой части царствования Александра I к реакционному периоду его деятельности¹².

Однако оценивать государственных деятелей нужно не по их словам, а по их делам. А дела были таковы, что иначе как политической реакцией назвать их нельзя, что, впрочем, отметили даже такие биографы, как Н.К.Шильдер. Это время привело к заметной перегруппировке консервативных сил, так что даже само слово «консерватор» стало считаться повседневным, как бы отражающим действия благонамеренных сил. Официоз российского министерства иностранных дел, выходивший с 1813 по 1824 г. на французском языке, как уже упоминалось, носил название «Беспристрастный Консерватор» ¹³.

Поворот к реакции был обусловлен рядом внутренних и внешних факторов, объективных и субъективных. Происходил он в годы крайнего ухудшения экономической конъюнктуры. Резкое падение экспорта вызвало серьезные осложнения в сельском хозяйстве, фритредерские тарифы позволили хлынуть в Россию более дешевым и добротным зарубежным товарам, что чувствительно ударило по слабой российской промышленности и ремеслу, причем до такой степени, что началось сокращение числа фабрик и мануфактур - суконных, шелкоткацких, сахарных и т.д. ¹⁴.

Весьма значительным был также и внешний фактор в его различных проявлениях. Убийство студентом К.Зандом известного драматурга А.Коцебу, состоявшего на русской службе и отличавшегося откровенно пророссийскими симпатиями, было использовано консервативными силами для прямого давления на Александра I. Еще в мае 1819 г. К.Нессельроде доводил до сведения российского посланника в Берлине Д.М.Алопеуса удовлетворенность императора действиями своего представителя «относительно подавления революционного духа в Пруссии»¹⁵. В июле тот же Алопеус докладывал о беседе с Меттернихом, настаивавшем на принятии совместных мер с целью ограничения свободы печати и «ограждения германских государей от грозящей им опасности». Передавая слова Меттерниха, русский посланник далее писал: «Он полагает, что в Германии революционный дух опаснее, чем во Франции, так как в нем больше расчета, систематичности, хладнокровной жестокости»¹⁶. Примерно в том же духе действовал и Кастлри, утверждавший в беседе с И.Каподистрией, прибывшим в августе 1819 г. в Лондон, что Германия в опасности и причина ее в желании ряда правительств Германии дать своим странам конституции ¹⁷. Ему как бы вторит австрийский император Франц I, писавший 29 сентября того же года Александру I о духе безумия, овладевшего умами в Европе, особенно в Германии, и также объяснявший его появление ошибочной политикой большинства германских дворов ¹⁸.

Конечно, Александр I прекрасно понимал, что и Англия и Австрия хотели толкнуть его на путь реакции, на путь отказа от покровительства ряду малых германских государств, от политики конституционализма и либерализма. Александр все еще пытался играть роль либерала, но события тревожного свойства все нарастали. Убийство Коцебу, покушение на А.Стурдзу, убийство герцога Беррийского, сына графа д'Артуа, будущего короля Франции Карла X, осуществленное в феврале 1820 г. Л.П.Лувелем по политическим соображениям ¹⁹, - это лишь часть событий, встревоживших Александра. Более серьезное влияние на его мысли оказала новая испанская революция, а также революции в Пьемонте и Неаполе. Но особенно был потрясен впечатлительный русский император непорядками в собственном доме. Прежде всего речь идет о восстании Семеновского полка в октябре 1820 г. - полка, шефом которого он был сам. Собственно, это было первым крупным выступлением в царской армии, причем в одном из самых знаменитых российских полков.

Сам Александр был убежден в том, что это восстание было организовано неким тайным обществом радикального свойства ²⁰. Известие о нем он получил во время конгресса Священного союза в Троппау, куда он отправился далеко не в самом лучшем расположении духа. Буквально за месяц до восстания император побывал в Варшаве, где участвовал в работе второго польского сейма и где его речь заметно отличалась от той, что была произнесена в 1818 г. На этот раз он уже ведет речь о духе, гении зла, стремящемся распространить свою империю, и о необходимости насильственного сопротивления ему. Эта речь столь отличалась от речи 18-го года, что породила слухи, немедленно распространившиеся по всей Европе, о размолвке русского императора с Польшей.

Меттерних ликовал, еще больше он возрадовался событиям в Семеновском полку, понимая затруднения русского царя и неизбежность поворота вправо. Сам Меттерних пытается не только усилить свое личное влияние на Александра, но и лишить его сподвижников из либерального лагеря. Первейшей целью австрийского политика было свержение И.Каподистрии - активнейшего проводника конституционной дипломатии, принимавшего участие в составлении варшавской речи 1818 г. У либерала Каподистрии хватало врагов и внутри России, но на сей раз внешний враг оказался особенно коварным и опасным. И, как уже отмечено в литературе, решающее значение в отставке Каподистрии имел все тот же 1820 год. Именно на конгрессе в Троппау блестящий дипломат почувствовал впервые, как меняется отношение к нему со стороны Александра I ²¹.

Сама отставка, впрочем, последует несколько позднее, но было уже ясно изменение курса и сближение Александра I с Меттернихом и шедшим в его русле К.Н.Нессельроде - соперником Каподистрии в российском министерстве иностранных дел. Изменения в настроениях и действиях самого российского императора были разительными. Он явно сближается с Меттернихом, с которым всего несколько лет назад у них едва не состоялась дуэль и, более того, Александр не стесняется прямо признаваться в своих прежних ошибках. Александр не только вновь высказывается о необходимости бороться против империи зла, руководимой сатанинским духом ²², но и ведет себя с Меттернихом как с товарищем по оружию. В мемуарах Меттерниха есть примечательное место, где Александр объясняет свои поступки самого последнего времени. «Вы не понимаете, - якобы говорил русский император, - почему я теперь не тот, что прежде; я вам это объясню. Между 1813 годом и 1820 протекло семь лет, и эти семь лет кажутся мне веком. В 1820 году я ни за что не сделаю того, что совершил в 1813. Не вы изменились, а я. Вам не в чем раскаиваться; не могу сказать того же про себя» ²³.

Дорога реакции была открыта, хотя позднее в действиях Александра можно усмотреть и некоторые колебания, и такие поступки, которые озадачивали современников, а впоследствии и историков. Примерно в это же время императору было доложено с указанием конкретных имен о существовании тайных обществ в стране. Наиболее полной была записка

А.Х.Бенкендорфа, но император ее отложил и никаких мер не принял. Более того, он признал, что действия членов тайных обществ не шли вразрез с его прежними устремлениями и преследовать заговорщиков все равно, что преследовать его самого, хотя и в более раннее время.

Еще одно обстоятельство, не совпадающее с реакционной политикой того времени, заключалось в освобождении, а затем и некотором возвышении М.Сперанского, причем до такой степени, что император соизволил не только встретиться с ним, но даже совместно работать по ряду вопросов, прежде всего по сибирским делам. Сперанский еще в 1816 г. был назначен пензенским губернатором, в 1819 г. он становится сибирским генерал-губернатором. Но что любопытно, именно в конце 1820 г., когда четко обозначился поворот вправо, Сперанскому было сказано, что он может быть принят императором, хотя и не раньше марта 1821 г. Правда, принят он был только в июне, а в июле уже назначен членом Государственного совета по департаменту законов. Однако прежнего положения Сперанскому достигнуть не удается, и далее последовало новое к нему охлаждение императора. В 1823 г. он был принят императором три раза, а затем ни одного ²⁴. Влияние Сперанского на ход дел государства после 1820 г. было намного слабее, чем до 1812. Он сохранил свой большой государственный ум, на что обратил внимание его былой противник Карамзин, но все-таки Сперанский уже не был прежним либеральным реформатором. Он стал более осторожным, осмотрительным, и не случайно его сближение с Аракчеевым, который, собственно, и проложил ему дорогу к императору. Видимо, не случайно и его сближение с Карамзиным, прямо говорившим Александру I о необходимости шире использовать Сперанского в государственных делах²⁵.

Но последние пять лет правления Александра I были все-таки годами все более усиливавшейся реакции. Бывший глава либерализма по существу становится предводителем консерватизма и реакции. Эта реакция прослеживается в разных направлениях и сферах деятельности александровского правительства, в том числе и тех, где он еще сравнительно недавно намечал существенные преобразования. Большую часть своего правления Александр шел по пути ограничения крепостнических отношений. Указ о «вольных хлебопашцах» 1803 г., в котором некоторые исследователи даже усматривали попытки насаждения русского фермерства, указы от 10 марта 1809 г. и 5 июля 1811 г., которыми были запрещены ссылки крепостных в Сибирь на каторжные работы и на поселение по воле помещиков, были встречены с неодобрением широкими консервативными кругами. Последующие слухи о подготовлявшихся реформах встретили ропот и открытое недовольство в среде землевладельческого дворянства. В 1818 г. московское дворянство самым прямым образом высказало свое недовольство преобразовательными начинаниями правительства²⁶, узнав о продолжающихся работах по отмене крепостного права и о том, что к ним привлечены сановники самого высокого достоинства.

Иная политика прослеживается после 1820 г., причем она может быть охарактеризована как полная противоположность той, что имела место еще совсем недавно. 3 марта 1822 г. император утверждает мнение Государственного совета «Об отсылке крепостных людей за дурные поступки в Сибирь на поселения». Этот закон не только не ограничивал крепостнических устремлений помещичьих кругов, но, более того, впервые за 21 год правления Александра явно расширял права помещиков, расширял в такой мере, что некоторые исследователи рассматривали его как апогей крепостничества²⁷. В значительной степени этот указ перечеркнул всю многолетнюю работу по ликвидации крепостничества, и дальнейшее развитие крепостнических отношений получило свою юридическую подпорку.

Отказавшись дать ход конституции Новосильцева, Александр I положил преграду на пути государственного преобразования России, ее административного и правового переустройства. Утвердив Указ от 3 марта, Александр отказался от решения второго главнейшего направления его деятельности - смягчения и затем упразднения крепостного права в стране. Россия осталась важнейшим форпостом крепостничества в Европе, да и не только в Европе. Перекрыв преобразовательские пути в этих двух важнейших сферах жизни страны, Александр вместе с тем обратил внимание на духовную сферу, предоставив простор деятельности самой оголтелой реакции, во многом напоминавшей то, что происходило во время правления его отца. Нашлись верные сподвижники, готовые на суровые меры и даже чудовищные гонения. Что особенно примечательно, так это то, что проводниками идейной реакции были отнюдь не безграмотные и недалекие чиновники. Среди них оказались еще недавние вроде бы убежденные либералы, достаточно хорошо подготовленные, более того - бывшие сподвижники Сперанского, как, например, М.Л.Магницкий, выпускник Московского университета, или довольно хорошо расположенный к нему К.Нессельроде, ставший вскоре единоличным правителем Министерства иностранных дел.

Среди деятелей идеологической реакции складывается новая идеологическая установка, довольно четко изложенная одним из ее проводников - Д.П.Руничем. Несколько позднее описываемых событий он отметил в своих воспоминаниях: «Русский народ еще не вышел из детства. С ним еще нельзя говорить о свободе. Быть может, его толкали слишком насильственно на путь цивилизации» ²⁸. Тезис о том, что русский народ, вообще Россия, еще не дозрели до современных институтов, вообще для свободы, стал одним из самых распространенных в стане консерваторов, и он проигрывался неоднократно на всех этапах истории развития русского консерватизма. Еще несколько лет назад он не мог рассчитывать на серьезную поддержку в верхах и получить скольнибудь широкое распространение. После 1820 г. ситуация изменилась самым серьезным образом. Консерватизм и реакция перешли в решительное наступление²⁹.

Проводниками новой, в существе своем реакционной установки становятся даже не закоренелые консерваторы, а лица, еще недавно проходившие по либеральному лагерю. Изменение их взглядов было, как правило, самым решительным, вплоть до перехода на противоположные позиции. Они становятся антизападниками, поборниками воинствующей религиозности, решительными противниками конституции, парламентов, гражданского общества. Одним из таких оборотней-обскурантов был некогда весьма близкий сотрудник М.М.Сперанского М.Л.Магницкий, человек, как считали близко знавшие его мемуаристы, умный и знающий. С падением Сперанского Магницкий сам познал гонения и унижения. В 1812 г. он был сослан в Вологду до 1816 г., но сумел найти дорогу к А.Аракчееву и А.Голицыну и стал сначала вице-губернатором в Воронеже, а затем даже губернатором в Симбирске. Вскоре он был назначен членом Главного правления училищ и, хорошо понимая изменившуюся обстановку, выступил категорическим противником либеральных начинаний. Уже позднее, будучи активным литератором, он написал полемическую статью «Судьба России», направленную против Н.М.Карамзина и пронизанную крайним антизападничеством. В ней он восхвалял татарское господство, считая его благом, поскольку оно позволило удалиться от Европы и благодаря этому сохранить чистоту христианской веры. В петровских же реформах он видит благо не в использовании Россиею западных достижений, а в том, что Россия обновляла и очищала Европу.

Бывший вольтерианец и даже, как пишут в литературе, безбожник становится активным противником французской просветительской литературы XVIII в., причем до такой степени, что, организовав в Симбирске Библейское общество и побудив вступить туда всех чиновников и дворян, он стал устраивать на площади публичные сожжения сочинений Вольтера и близких ему по духу литераторов XVIII в. ³⁰ Подвизавшись на поприще ведомства просвещения, он выезжает ревизовать казанские учебные заведения. Результатом этой ревизии стал отчет о деятельности Казанского университета, который был обвинен во множестве грехов, начиная от растраты казенных денег до безбожной системы преподавания.

Апогеем этого отчета было предложение разрушить само здание университета с целью покончить с якобы распространившейся там духовной заразой. «Подвиги» Магницкого, таким образом, были замечены, и он назначается попечителем Казанского учебного округа и получает установку по преобразованию этого университета. Любопытно, что одна из новых кафедр, которая была создана в университете, называлась кафедрой конституции, но в ее задачу входило как раз развенчание конституций как таковых и ряда конкретных конституций в частности. В число этих конституций входили не только основные законы типа французского, но и польская конституция, дарованная самим императором. Магницкий начал свою деятельность попечителя тем, что сразу уволил одиннадцать профессоров, постоянно пополняя число уволенных. Антизападный уклон новой учебной политики выразился и в том, что византийское право было заменено преподаванием римского права. Прямо на глазах один из первых университетов страны стал превращаться в центр мракобесия, а сам учебный процесс в нем - приобретать монастырские черты.

Как любой политический ренегат, Магницкий стремился подвести под свои действия идеологическую базу. Он широко демонстрирует свою озабоченность состоянием образования и воспитания, представляя их чуть ли не катастрофическими. По его мнению, князь века тьмы (вспомним «империю зла» у самого Александра I) сеет безбожие, ложь и клевету. Противопоставить ему можно только организованный отпор правильной правительственной политики в области просвещения. Эту, по его мнению, правильную политику он считает необходимым строить на двух основных принципах - православия и самодержавия. Только таким образом можно будет спасти народ от тлетворного влияния «князя тьмы» и вообще спасти Россию от погибели, которая якобы ей угрожает, поскольку имеется широко раскинувшийся заговор против бога и царей³¹.

Хотя Магницкий был заметно правее Карамзина и даже с ним полемизировал, оба они, как и Шишков, были прямыми вдохновителяим формировавшейся новой политической доктрины, получившей свое оформление несколько позднее в известной триаде С.Уварова. Пока же «подвиги» Магницкого в Казани стали примером для подражания в других учебных округах и прежде всего в столичном - Петербургском, где у него нашлись последователи и продолжатели. Среди них прежде всего следует назвать попечителя Петербургского учебного округа Д.П.Рунича, директора Петербургского педагогического института Д.А.Кавелина, отца будущего знаменитого юриста-западника, инспектора университетского пансиона Я.В.Толмачева. Если Магницкий начал свою деятельность попечителя увольнением 11 профессоров, то Рунич для начала направил свой удар против четырех профессоров. Для организации этого удара Кавелин использовал конспекты лекций профессоров К.Ф.Германа и К.И.Арсеньева по статистике, А.И.Галича по истории философии и Э.Раупаха по всеобщей истории, - лучших профессоров, как их характеризовали в литературе³². И вот этих лучших профессоров подвергли унижениям, оскорблениям и публичному разбирательству. Дошло до того, что в сентябре 1821 г. было приостановлено чтение их лекций.

Балугьянский, который был ректором университета, попытался взять под защиту опальных профессоров, но безрезультатно. Убедившись в тщетности своих усилий, он подает прошение об отставке и в октябре того же года это прошение было удовлетворено. Балугьянский остается в университете профессором ³³.

К.И.Арсеньев был профессором либерального направления. Его перу принадлежали «Краткая всеобщая география» и «Начертание статистики российского государства», вышедшие соответственно в 1818 и 1819 г. и получившие значительное по тем временам распространение. Галич в 1818-1819 гг. издал «Историю философских систем», которая включала описание философских взглядов от античности до системы Шеллинга. Обоих обвинили в попытках свержения православной веры и призывах к революции. Примерно те же обвинения были направлены и против других профессоров. Эта скандальная история буквально сотрясла молодой университет и разделила его преподавательский состав на две группы. С одной стороны те, кто были близки к Балугьянскому, с другой - его противники. Опальных профессоров допрашивали по составленным Руничем и его сторонниками пунктам. Даже Н.Греч, сам заметно поправевший и ставший впоследствии одним из активнейших проводников теории и практики «официальной народности», в своих мемуарах записал: «Едва ли можно поверить, чтобы нечто подобное могло случиться в XIX веке, в царствование Александра I» ³⁴.

Э.Раупах был вынужден покинуть Россию, Арсеньев получил поддержку будущего императора Николая I. Кое-как удалось приспособиться учителю К.И.Арсеньева, основателю научной статистики в России К.Ф.Герману и А.И.Галичу, но обстановка в университете резко изменилась. Он потерял лучших своих профессоров и окунулся в атмосферу политической реакции ³⁵. Реакция эта в духовной сфере была весьма многолика. Коснулась она и цензуры: на смену сравнительно либеральному уставу 1804 г. пришел более жесткий устав 1817 г. Дело доходило до курьезов. Так, цензурным преследованиям подвергся сам Магницкий, представивший в конце 1823 г. переведенную им работу под названием «Нечто о конституциях». Представил он ее без указания своего имени, а Голицын уже из-за одного ее названия приостановил издание. И хотя Цензурный комитет признал это сочинение, направленное против конституций, вполне выдержанным в духе самодержавия, тем не менее он не дал ему дороги в печать. При этом приводилось три основных аргумента. Первое - то, что в государстве, благоденствующем под самодержавным правлением, нет нужды вообще публично рассуждать о конституциях. Во-вторых, выражалось опасение, что антиконституционные выпады этого сочинения могут быть плохо восприняты в союзных с Россией конституционных государствах. И в-третьих, они посчитали, что издание такой работы может дать повод для появления других сочинений о конституциях. Примечательно, что сменивший Голицына А.Шишков утвердил эти соображения Цензурного комитета³⁶, в результате чего один из проводников духовной реакции, Магницкий, хотя и успевший переориентироваться на Аракчеева, тем не менее стал на этот раз жертвой цензуры.

Цензурным ударам подверглись и учебники, многие годы использовавшиеся в учебных заведениях. К ним относились и «Руководство к познанию всеобщей политической истории», вышедшее в 1821 г. 13-м изданием, и «Краткое начертание всемирной истории» И.К.Кайданова, вышедшее в 1821 г. 16-м изданием. Даже книга «О должностях человека и гражданина», авторство которой приписывали самой Екатерине, и «Басни Федра» были допущены к преподаванию лишь условно ³⁷. Нечего и говорить о том, что нашлось достаточно предлогов для нападок на книгу профессора Петербургского университета А.П.Куницына «О естественном праве», которую сочли противоречащей истинам христианства и ниспровергающей семейные и государственные устои. Куницыну пришлось покинуть университет. Цензурным гонениям подвергались авторы различных ориентаций. Так, еще в марте 1819 г. пастору Зедергольму за изданный им на немецком языке в 1818 г. краткий катехизис было запрещено занимать учительскую должность по Харьковскому округу. Несколько позднее, в 1823 г. сам Голицын повелел сделать замечание князю Шаликову - издателю «Дамского журнала» за его эпикурейские настроения и прославление чувственных наслаждений. Цензура начала следить не только за мыслями авторов, но также и за их слогом и выражениями, не останавливаясь перед правкой произведений самых выдающихся писателей того времени ³⁸.

Еще 20 апреля 1820 г. Комитет министров постановил отозвать из всех германских университетов всех русских студентов, но не получил соответствующего одобрения императора. Однако в феврале 1823 г. все-таки было запрещено обучаться в четырех германских университетах, признанных особенно опасными ³⁹.

В этой обстановке либеральная прослойка в правительственных учреждениях заметно ослабевает, а консервативно-реакционные круги получают явное преобладание. И, как это обычно бывает, не встречая серьезного сопротивления либералов, эти два направления вступили в борьбу между собой, начиная взаимно уничтожать друг друга. Группировка Голицына приходит в прямое противоречие с группировкой Аракчеева и терпит сокрушительное поражение. Аракчеев получил поддержку недовольных из кругов православной церкви, с неодобрением относившихся к деятельности Библейского общества. Митрополит Серафим, архимандрит Фотий, получивший доступ к императору, их многочисленные сторонники открыто выражали недовольство тем, что приоритетная роль православной церкви начинает падать. Именно они были активно использованы Аракчеевым для нанесения удара его сопернику с целью ослабить его влияние на императора ⁴⁰. Голицыну пришлось покинуть и пост министра, и пост президента Библейского общества. Министром назначается Шишков, а во главе Библейского общества становится Серафим, который повел борьбу против общества и способствовал его закрытию уже в самом начале царствования нового императора - Николая I. Голицын, правда, сохранил некоторое положение в государстве и личное расположение самого императора Александра. Но влияние Аракчеева и его приверженцев возросло чрезвычайно.

Став министром, Шишков повел откровенную борьбу против «духа времени», к которому еще недавно повелевал прислушиваться сам Александр I. Свою программу борьбы против него он изложил в специальной записке, поданной императору и одобренной им. В ней шла речь о противодействии «разврату общества», распространившемуся в книгах, о необходимости укрепления церкви и императорской власти. Шишков обязался искоренять «зло» ⁴¹ и эти обязательства исполнял исправно. Будущий член Верховного суда, участник расправы над декабристами стал осуществлять идею сословного образования, получившую юридическое оформление несколько позднее в Уставе 1828 г. о гимназиях и училищах. Ему же было доверено управление делами иностранных вероисповеданий, которое он подчинил общей идеологической установке тех лет. Заметно правел официальный курс правительства, правел и А.С.Шишков, хотя в мистицизме он видел опасность не меньшую, чем в неверии.

Общее поправение курса сказалось и на проведении внешней политики страны. Она стала предметом широкого обсуждения во время Греческой революции 20-х годов. Выступление греков сразу же получило поддержку самых различных общественно-политических кругов России ⁴², но император не решился на открытую поддержку, хотя, задумывая Священный союз, несомненно рассматривал его как инструмент борьбы против Османской империи ⁴³. Невмешательство в греческие дела, конечно, объяснялось прежде всего опасением настроить против себя европейские державы. Был здесь определенный политический резон. Но общество очень болезненно восприняло позицию императора. Оно все более осознавало зависимость Александра от Меттерниха. Это прекрасно понимал сам австрийский министр. Любопытно, что на замечание своего предшественника И.Ф.Стадиона о подчинении Австрии политике России Меттерних отвечал с полной убежденностью: «Не Россия нас ведет, а мы ведем императора Александра и по очень простым причинам: он нуждается в советниках; на Каподистрию он смотрит, как на вождя карбонариев; он не доверяет своей армии, своим министрам, своему народу. В таком положении не ведут» ⁴⁴.

Пытаясь в этих обстоятельствах найти свое место в рамках европейского консерватизма, Александр I все-таки его не находит. И дело не только в том, что вчерашнего либерала не очень-то хотели принимать в правящих домах Европы. Дело в значительных изменениях международной обстановки и в больших отличиях между западным и русским консерватизмом. Когда стояла задача борьбы против общего врага, эти различия отходили на второй план. Иная картина складывается после 1815 г. Взлелеянному Александром I Священному союзу противопоставилась своеобразная федерация во главе с Римским папой, считавшим, что он имеет большие основания для лидерства в христианском мире, нежели император далекой Московии. Тем более что и в самой России возобладали проправославные настроения и часто выражалось недовольство переходом в католичество представителей ряда аристократических семейств. Столь близкий недавно де Местр, с его проповедью католицизма и верховенства папы, стал неугоден и был вынужден покинуть Россию еще в 1817 г. Книга де Местра, вышедшая в 181’ г. и посвященная Римскому папе, вызвала раздражение Александра I и стала одним из поводов к окончательному изгнанию иезуитов из России⁴⁵. И тем не менее происходило все более заметное сближение русской и австрийской политики.

В 1822 г. И.Каподистрия был вынужден уйти в отставку. В правительстве пал последний крупный оплот либерализма. Его отставка - результат действия разных сил внутреннего и внешнего характера. Конечно, сыграли свою роль и козни Меттерниха, буквально ненавидевшего «ловкого грека» за противопоставление мелких немецких государств Австрии и за поддержку итальянских патриотов против той же Австрии, а греческих патриотов против Османской империи. Но и внутри России против Каподистрии сложились немалые силы консервативной «партии». Ему не хотели простить участия в подготовке варшавской речи и вообще проконституционной ориентации. Даже деятели типа В.Н.Каразина, немало сделавшего для просвещения страны, которого, собственно, можно отнести к консервативной «партии», правда, с рядом серьезных оговорок, ополчились против Каподистрии⁴⁶. Нечего и говорить о происках шедшего за Меттернихом Нессельроде, но и давний знакомый последнего - М.Сперанский, как отмечено в литературе, также был причастен к удалению Каподистрии⁴⁷. Сперанский был уже далеко не тот, что до 1812 г., и явно стремился снискать расположение Аракчеева, тоже подкапывавшегося под Каподистрию.

Временщик Аракчеев фактически становится вторым человеком в государстве. Либеральные круги заметно ослабевают, но тут возникает третья общественно-политическая сила. Отказ от проведения реформ, сохранение крепостничества и промедление, а затем и полное отрешение от конституционных преобразований привели к созданию нового течения - течения революционного. Это была ответная реакция на консервативный реванш, реакция, больше проявлявшаяся в скрытых формах, но вовлекавшая в свои ряды все новых и новых членов. Она была вызвана и серьезными экономическими провалами, которые не смог предотвратить новый тариф 1822 г. Она была вызвана и недовольством внешней политикой царизма, в частности нежеланием поддержать греков. Примечательно, что после страшного наводнения в Петербурге 7 ноября 1824 г. в народе распространился слух, что это кара божия за неоказание Россией помощи единоверным грекам⁴⁸.

Хотя в 1822 г. последовало высочайшее указание о ликвидации в России масонских лож и прочих тайных обществ, именно в начале 20-х годов в России зарождается революционное движение как организованная политическая сила. О том, что в начале 20-х годов в стране возникло революционное движение, писали исследователи различных направлений.
В.И.Ленин датировал начало первого этапа освободительного движение приблизительно 1825-м годом. Примерно так же датируют его кадетский историк А.Корнилов⁴⁹ и Н.Шильдер⁵⁰. Таким образом, александровская эпоха может характеризоваться как время зарождения всех трех общественно-политических течений страны. Это время возникновения «консервативной партии», как ее, например, называл, причем без кавычек, А.Н.Пыпин - один из лучших знатоков общественного движения прошлого столетия⁵¹. Это время оформления русского либерализма, и это эпоха зарождения революционного движения, революционного радикализма. Эти три течения прошли через весь XIX век и переметнулись на век XX, где им была уготована жестокая и бескомпромиссная схватка. Но в начале 20-х годов революционное движение было представлено всего лишь несколькими сотнями декабристов. Даже если увеличить их число за счет актива сочувствующих, у них не было возможности одолеть сто тысяч душевладельцев, которые и предопределили новую российскую реакцию. Это хорошо понимал Александр I, отказавшийся, однако, от решительного преследования заговорщиков.

---

¹ Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 378
² Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С 86.
³ Шебунин А.Н. Указ. соч. С. 91.
⁴ Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С 94.
⁵ Там же. С. 92.
⁶ Сироткин В.Г Борьба в лагере консервативного русского дворянства по вопросам внешней политики после войны 1812 года и отставка И.Каподистрии в 1822 г. // Проблемы международных отношений и освободительных движений. Сб. трудов. М., 1975. С. 23.
⁷ Там же. С. 24.
⁸ Там же, С. 26-27; О взаимоотношениях О.А.Поздеева с А.К.Разумовским см. подробнее: Васильчиков А.А. Указ. соч., с. 89 и далее.
⁹ Мироненко СВ. Самодержавие и реформы. С. 170-202.
¹⁰ Там же. С. 196.
¹¹ Там же. С. 197.
¹² Леонтович В.В. История либерализма в России. С. 115.
¹³ См.: Сироткин В.Г. Указ. соч. С. 16.
¹⁴ Сироткин В.Г. Финансово-экономические последствия наполеоновских войн и Россия в 1814-1824 гг. // История СССР. 1974. № 4.
¹⁵ Внешняя политика России XIX и начала XX века. Т. Ill (XI). М., 1979. С. 20.
¹⁶ Там же. С. 79.
¹⁷ Там же. С. 102.
¹⁸ Там же. С. 737.
¹⁹ По поводу убийства герцога Беррийского Ф.В.Ростопчин писал в феврале 1820 г. М.С.Воронцову: «...я желаю, чтобы этот удар, как и удар Занда, показал истинное лицо либерального духа». Цит. по: Пугачев В.В. Пушкинский замысел цареубийства весной 1820 г. и декабристы // Индивидуальный политический террор в России. XIX-начало XX в. М.. 1996. С. 10.
²⁰ Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 184-185.
²¹ Сироткин В.Г. Борьба в лагере ... С. 42.
²² Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 189.
²³ Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 182-183.
²⁴ Федоров В.А. Михаил Михайлович Сперанский. С. 65-66.
²⁵ Там же. С. 66.
²⁶ Дружинин Н.М. Декабрист Никита Муравьев. С. 34.
²⁷ Мироненко С.В. Указ. соч. С. 220-221.
²⁸ Из записок Д.П.Рунича // Рус. старина. Т. 105. СПб., 1901. № 3. С. 626.
²⁹ Не случайно в этом году и изменение настроений А.С.Пушкина, причем до такой степени, что некоторые исследователи к весне 1820 г. относят пушкинский замысел цареубийства. См.: Пугачев В.В. Указ. соч. С. 14. Впрочем, некоторые элементы терроризма можно усмотреть в поэзии Пушкина и в 1819 г., например в эпиграмме на Стурдзу: «Холоп венчанного солдата, / Благодари свою судьбу: / Ты стоишь лавров Герострата / И смерти немца Коцебу». См.: Пушкин А.С. Сочинения. М., 1949. С. 73. Но можно ли эпиграмму воспринимать столь серьезно? Несомненно, однако, резко отрицательное отношение поэта к одному их видных консервативных мистиков.
³⁰ Греч Н.И Указ. соч. С. 200.
³¹ Сборник исторических материалов. Вып. 1. СПб., 1876. С. 363-374.
³² Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 298.
³³ Баранов П. Михаил Андреевич Балугьянский. С. 18-19.
³⁴ Греч Н.И. Указ. соч. С. 297.
³⁵ Эймонтова Р.Г Русские университеты на грани двух эпох. М., 1985. С. 35; Рождественский С.В. Указ. соч., С. 120.
³⁶ Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 305-306.
³⁷ Баранов П. Указ. соч. С. 17.
³⁸ Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 304.
³⁹ Рождественский С.В. Указ. соч., С. 117.
⁴⁰ Русское православие, С. 323-324; Ячменихин КМ. Указ. соч., с. 46-47. См. также: Кондаков Ю.Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801-1825). СПб., 1998.
⁴¹ Записки, мнения и переписка адмирала А.С.Шишкова. Т. 2. С. 164-165.
⁴² Достян И.С. Русская общественная мысль и балканские народы. М., 1980. С. 225.
⁴³ Шебунин А.Н. Указ. соч. С. 92-94; Гросул В.Я. Реформы в Дунайских княжествах и Россия. М., 1966. С. 131-132.
⁴⁴ Шебунин А.Н. Указ. соч. С 180.
⁴⁵ Степанов М. Жозеф де Местр в России. С. 611-613.
⁴⁶ Сироткин В.Т. Борьба в лагере... С. 40-41.
⁴⁷ Там же. С 45-46.
⁴⁸ Шильдер Н.К Указ. соч. Т. IV. С.328.
⁴⁹ Корнилов А.А. Указ. соч. Ч. 1. С. 77, 252, 259.
⁵⁰ Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 203-219.
⁵¹ Пыпин А.Н. Общественное движение при императоре Александре I. С. XIII,С. Пыпин называл эту партию также реакционной (С. 269).

<< Назад   Вперёд>>