Конспирология

Выше мы в самых общих чертах обрисовали геополитическую картину мира. Ее более детальное, прикладное рассмотрение приведет нас к кратополитической картине, которая является под-системой глобальной геополитики.

Между двумя цивилизационные полюсами — осями талассократии и теллурократии — существует целая градация промежуточных пространств, играющих в геополитике подчиненную роль, но являющихся самостоятельными субъектами с точки зрения кратополитики. Вторичные и зависимые геополитические конструкции выступают как первичные и независимые оси кратополитики. Обрисуем бегло кратополитическую картину мира.

В геополитическом пространстве Америки (включая Северную и Южную) однозначной стратегической и кратополитической доминацией обладают США. Будучи самостоятельным геополитическим субъектом, США являются и мощнейшим полюсом кратополитической сферы, жестко контролируя остальные страны. Конечно, некоторым номинальным кратополитическим весом обладают Канада, Мексика, некоторые страны Центральной и Южной Америки, но ни одно из американских государств не является самостоятельным стратегическим полюсом и не может претендовать на какую-либо реальную суверенность.

И все же в узко региональном масштабе можно выделить несколько потенциальных кратополитических полюсов. Особенно важно подчеркнуть, что речь идет именно о потенциальных полюсах, так как доминация США на обеих частях американского континента остается столь масштабной и устойчивой, что даже в региональном объеме никакой самостоятельной политики у других американских государств быть просто не может (в отличие от многих государств Евразии). Потенциальные кратополитические полюса обретают свое значение в динамической картине, и их усиление и движение к кратополитической суверенности является в высшей степени желательной перспективой для евразийского геополитического полюса.

Потенциальностью, о которой идет речь, обладают Канада, Мексика, Аргентина, Бразилия, Чили и Колумбия. Особым статусом обладает остров Куба, являющийся геополитическим форпостом Евразии у американских берегов и, следовательно, обладающий несравнимо большей свободой от гегемонии США, чем все остальные американские государства, даже те из них, которые многократно превышают по стратегическому потенциалу “остров свободы”.

Куба, в некотором смысле, представляет собой “береговую зону” Америки, и успешно осуществленная социалистическая революция в этой стране была выдающимся геополитическим достижением Москвы за всю геополитическую историю Евразии. Впрочем, этому предшествовал гораздо более выгодная геополитическая картина, когда Россия контролировала Аляску и некоторые территории тихоокеанского континента. Продажа этих земель США в 1867 была абсолютно недальновидным, безответственным шагом, в котором отразилась крайнее геополитическое невежество Александра II и его внешнеполитической службы.

Канада номинально управляется английской королевой и губернатором, но это — лишь дань формальной традиции. В конкретных политических вопросах эта страна совершенно не самостоятельна и полностью зависит от США. Усиление кратополитического потенциала Канады и повышение объема ее суверенности напрямую зависит от усиления связей с Европой, которые в Канаде все же более развиты, нежели в США, особенно с католическими странами и с Францией. Французский фактор в Канаде со значительным процентом франкофонов является сам по себе важным кратополитическим элементом, так как усиление позиций этого сектора в политике с необходимостью повлечет за собой ослабление стратегической доминации США и возможность начала самостоятельной кратополитической судьбы. Но вместе с тем, речь идет только о далекой и неопределенной возможности, поскольку в актуальной реальности Канада и ее силовые и разведывательные структуры остаются простым приложением к кратополитике США, являясь полностью зависимым от нее филиалом.

Южный сосед США Мексика имеет две исторические кратополитические традиции — одна из них сопряжена с католико-испанским фактором, другая — со светским проанглосаксонским лобби, опиравшемся ранее на масонские структуры, а позже ставшем основой либеральных политических партий. Мексика является довольно развитым и масштабным геополитическим государством, с элементами, могущими стать основой для начального кратополитического суверенитета. Такой суверенитет имел место в историческом прошлом, когда доминация США еще не была столь тотальной. Движение в этом направлении может быть осуществлено несколькими силами — либерал-католическими кругами, некоторым церковными интегристами, левыми (“сапатистас”, “чиапас”), связанными с этническими пластами индейцев и некоторыми иными, более маргинальными, социальными группами. Следует обратить внимание на то, что потенциальная кратополитическая самостоятельность Мексики делает ее более сложным явлением, нежели менее масштабные страны Латинской Америки, где действовали промосковские силы и где можно было опереться исключительно на коммунистический, марксистский, искусственно созданный и поддерживаемый элемент. Следовательно, в геополитической стратегии Евразия должна была учитывать в данном случае более сложный ансамбль интересов и сил, который во многом противоречил довольно узким мировоззренческим позициям советской Москвы. Этот догматизм при реализации глобальной геополитической стратегии в мировом масштабе был одной из основных причин поражения СССР в “холодной войне”.

Рассматривая кратополитическую картину в различных уголках планеты, мы постоянно сталкиваемся с этим же печальным явлением. Вместо того, чтобы использовать многообразие кратополитических возможностей в противостоянии евразийской Москвы атлантистскому блоку, мы использовали только те, которые соответствовали точно или, по меньшей мере, приблизительно ортодоксальным марксистским концепциям, отказываясь от многочисленных альянсов с силами сходной геополитической ориентации, но выступающими под иными мировоззренческими знаменами. Мексика и ее кратополитическая история в ХХ веке являет собой яркий пример того, как мировоззренческая узость препятствует эффективной планетарной геополитической стратегии.

Евразии выгодно усиление любых кратополитических образований в сфере устойчивого влияния США, под какими бы идеологическими вывесками они ни осуществлялись. Любое — правое или левое, религиозное или светское, этнократическое или интернационалистское государство на американском континенте, имеющее минимальную стратегическую самостоятельность, Москва обязана была поддерживать и по возможности спонсировать, так как это напрямую способствовало ослаблению унитарных геополитических позиций США в мире.

Все остальные страны Центральной Америки, кроме Мексики, не могут являться полноценным кратополитическим образованием, способным проводить самостоятельную политику даже в региональном масштабе. Особое место среди них занимают Никарагуа и Панама, населенные преимущественно индейцами и менее всего интегрированные в стратегический североамериканский блок. Они занимают ключевую позицию в территориальной структуре Американского континента, и за счет их стратегической центральности в определенной ситуации их земли могут иметь решающее значение в геополитической картине. На этом основан и пристальный интерес Москвы к этому региону, который, начиная с конца 50-х годов, стал приоритетной точкой приложения усилий советских спецслужб в Латинской Америке.

Спускаемся южнее. Следующим важнейшим потенциальным кратополитическим полюсом является Колумбия. Эта страна исторически была центром “империи Боливара” или “Великой Колумбии”, которая включала современную Колумбию, Перу, Эквадор, Боливию, Венесуэлу. Среди всех этих стран Колумбия обладает стратегически центральным значением и способна стать полюсом возможного кратополитического блока на севере южноамериканского континента. Колумбия по совокупности всех кратополитических факторов значительно превышает соседние страны и обладает локальными интеграционистскими амбициями. По определенном стечении обстоятельств Колумбия могла бы стать “второй Мексикой”, и в этом случае к ней можно было бы отнести все те геополитические соображения, которые мы высказали относительно Мексики.

В Колумбии довольно сильны традиции герильи, основанной на марксистской теории. Но на практике сегодня там существует военизированный полицейский режим, целиком ориентированный на США. Наличие антикапиталистической и (ориентированной против США) герильи характерно и для соседних стран (Эквадор, Венесуэла), но особенно сильна она в Перу (знаменитые “Сендеро Луминосо”). Показательно, что, как и большинстве других мест, социальный остов герильи основан практически целиком на этнических индейцах, ставших париями и в социальном, и в национальном, и в культурном планах.

Особым кратополитическим качеством обладает Бразилия, самая крупная территориально и демографически держава Южноамериканского континента. В отличие от большинства латиноамериканских стран в Бразилии распространены португальский язык и португальская культура. Бразилия менее других латиноамериканских стран интегрирована в общеамериканскую жизнь, предпочитая значительную внутреннюю автаркию. Но и в этом случае правящая элита традиционно ориентированна на США и строго подчиняется геополитической доминации, даже не пытаясь выдвигать минимальные претензии на суверенность. Показательно, что масонские идеи в Бразилии играют настолько важную роль, что выступают не просто в качестве закрытых “фоновых” организаций, но как суррогат общей культуры или своеобразной синкретической традиции, официальной идеологии. Стратегический потенциал Бразилии вполне достаточен для того, чтобы в определенной ситуации она могла бы претендовать на кратополитическую самостоятельность, но исторических прецедентов такого поворота не существовало, и даже наиболее “националистические” силы подчеркивали свою лояльность геополитической воле США.

Последние две страны Латинской Америки, способные, теоретически, стать кратополитическими полюсами, — это Аргентина и Чили. Чили в социально-политическом смысле является продолжением на юг “Великой Колумбии”, и поэтому общий баланс сил там в целом повторяет картину, характерную для северных регионов Южной Америки. Вытянутая вдоль тихоокеанского побережья, населенная в значительной степени индейскими племенами, Чили отрезана Андами от восточной части континента. В этой стране крайне развиты левые тенденции, и правление проевразийского Альенде вызвало в свое время прямое вмешательство США в политику этой страны и поддержку проамериканской диктатуры Пиночета. Но в любом случае общий стратегический потенциал Чили значительно уступает Мексике, Аргентине или Бразилии, а ее география не имеет решающего значения.

Наконец, Аргентина. Огромная испаноговорящая страна, имеющая серьезные основания для того, чтобы быть кратополитической единицей. При генерале Пероне, сумевшим объединить «левых» (противников США) и национал-патриотические силы (также противников США, но по совершенно иным соображениям). “Хустисиализм” как официальное мировоззрение Перона является, в некотором смысле, наиболее совершенной парадигмой того пути, по какому должны были бы следовать латиноамериканские державы, выбирающие кратополитический суверенитет. Кратополитические традиции Аргентины настолько значительны, что даже совсем недавно стали причиной вооруженного конфликта между Аргентиной и Англией (за Мальдивские острова), что является беспрецедентным случаем в истории урегулирования конфликтов в зоне устойчивого геополитического контроля атлантистов.

Уругвай не обладает достаточным кратополитическим масштабом для того, чтобы даже потенциально быть самостоятельным стратегическим фактором, и может быть рассмотрен как провинция Аргентины (хотя в свое время эта страна была насильственно включена в состав Бразилии).

Некоторой культурной особостью обладает Парагвай, бывшее искусственное государство иезуитов, но его кратополитическая суверенность, даже в региональном масштабе, давно утрачена. Вследствие завоевательных походов Аргентины и Бразилии значительная часть территорий Парагвая входит сегодня в состав соседних государств, а политическая власть парализована тотальным контролем североамериканской сверхдержавы.

<< Назад   Вперёд>>