Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Последнее десятилетие в России ознаменовалось резким увеличением разнообразия жанров и типов книжных публикаций. Если раньше на книжном рынке (речь идет о научных изданиях) преобладал жанр монографии — «коллективной» или индивидуальной, то нынче мы все чаще встречаемся с трудами — обзорами, где размышления автора (или авторов) присутствуют «наравне» с приводимыми текстами. Да и тексты эти порой служат своеобразными вехами для движения авторской мысли. Существует ли потребность в такого рода изданиях? Думаю, что существует, сегодня выходят десятки, сотни книг — как правило, небольшими тиражами, содержание которых составляют выступления ученых на разного рода дискуссиях, семинарах, симпозиумах, конференциях. Широкая научная общественность редко узнает о них. А между тем, там проговариваются сюжеты будущих статей, проблемы, мимо которых сплошь и рядом нельзя пройти думающему обществоведу.

Книга Л.Блехера и Г.Любарского относится как раз к тако-го рода изданиям. Хотя по своему типу она не повторяет большинство из вышедших в последнее время книг. И дело не только в широте охвата полемики западников и почвенников. Разумеется, двухсотлетний спор западников и славянофилов до глобализма и перспективы Средневековья позволяет авторам высказать свои собственные суждения — иногда верные, глубокие, иногда спорные — по многим актуальным вопросам исторического развития России и мира. И все-таки особенность работы в другом. Что существенно отличает эту работу, так это — осмысление спора западников и почвенников в контексте общефилософской (общесоциологической) проблематики.

Конечно, на этом пути авторам не удалось обойтись без некоторых потерь (скажем, своего рода «выпрямления» истории и т. д.), но то, что приобретает читатель по прочтении книги, намного превосходит издержки предпринятого авторами способа исследования. Вот один из примеров. В полемике западников и почвенников мы легко оперируем, например, понятием «Запад», подразумевая, что у подавляющего большинства за ним стоит одинаковое представление. Но, как убеждаешься из прочитанного, понятие «Запад» (соответственно — «почва») не так-то легко и, главное, не так однозначно расшифровывается, если оставаться на почве науки. Вопреки распространенной (особенно у историков) традиции «Запад» определяется авторами не как выбранная «линия развития, предопределяющая раз и навсегда историю вошедших в него систем», а как достигнутый обществом уровень развития, задающий своего рода «пучок возможностей », масштаб и энергию борьбы за их реализацию. Соответственно, позиция последовательного почвенничества позиционируется ими как крайний преформизм, с точки зрения которого историческая новизна (а иногда и просто вызов) предстает «только как гибель и уродство». Крайнее почвенничество исходит из наличия в стране, особенно такой, как Россия, некоторого комплекса национальных особенностей, которые надо развертывать и углублять вопреки потоку изменений, врывающихся в общественную жизнь и культуру.

Но есть еще одна специфическая черта этой книги — рассмотрение проблемы западничества и почвенничества через призму нескольких последовательно конструируемых предметов исследования. Следует напомнить, что предметисследования — это не просто изучаемая нами, существующая вне нас реальность, сверх того он, предмет, включает в себя и способ изучения этой реальности.

Вот почему на протяжении работы авторы как бы «меняют», углубляют свое понимание характера спора западников и почвенников. Но это не субъективное «уточнение» их позиции, не ликвидация «недостатков» прежнего концепта, а переход от одного предмета (и уровня) исследования к другому, более высокому, соответствующему новой исторической реальности.

А теперь несколько слов о структуре книги «Главный русский спор ». В ее основу положены материалы дискуссии, инициированной Фондом «Общественное мнение» (ФОМ) и Фондом «Либеральная миссия» (ФЛМ). В дискуссии принимали участие видные социологи, лингвисты, историки, литературоведы, философы. Работа состоит из двух частей. Первая часть называется «Противостояние», вторая— «Предсказания». В первой — «обзорный» момент гораздо сильнее, чем во второй. Да и комментарий авторов первой части уступает по глубине, основательности их размышлениям во второй. Кажется, будто принятая в первой части схема обзора дискуссий — рассмотрение истории западнического и почвеннического мировоззрений, анализ основных объектов их противостояния, проблем модернизации в связи с изучаемым спором и т. п. — заковывает мысль авторов в жесткие рамки «комментария по поводу», хотя они стремятся на каждом шагу раздвинуть эти рамки. Впрочем, богатая палитра мнений, приводимая ими, с лихвой искупает этот «недостаток»...

Вторая часть посвящена проблемам глобализма и Нового Средневековья. Здесь массив обозреваемых источников меньше и почти все они относятся к статьям и книгам. Новое, более глубокое содержание обретает и комментарий.

Зададимся вопросом: почему спор западников и почвенников не разрешен вплоть до начала XXI века? Думается, «виновата» в этом, в первую очередь, исторически особая действительность России — страны, соединившей в одном, насквозь противоречивом целом то, что порознь существует и нарождается в разных частях Земли: не только разнообразные формы укладов жизни — от средневековых, традиционалистских до новейших капиталистических, но и различные формы сопротивления инородной культуре, чаще всего западной. Как справедливо отмечают авторы, «взаимодействие новых западных заимствований с традиционными структурами России происходило путем наслаивания первых на вторые. То есть некоторый пласт заимствований обосновался в России, постепенно «приживался » и начинал рассматриваться (подчеркнем: не без борьбы, противоречий — И.П.) как нечто свое, традиционное, особенно по сравнению с новым, поспевшим пластом».

Европейский исторический процесс стал тем не менее частью исторического процесса России, стал благодаря активному участию страны «в концерте европейских держав » (К.Маркс) и связанному с ним воздействию экономическому, военному, культурному на нашу страну со стороны Запада. С этим воздействием связаны попытки правящих кругов России скопировать (или переиначить) во имя прогресса достижения Запада — «догоняющее развитие», которое не было только поступательным движением вперед по пути Европы, но сопровождалось дезинтегрирующими и разрушительными последствиями (культурный раскол страны, усиление социального гнета, развитие государственной бюрократии, опутавшей все российское общество системой «сыска» и деспотической опеки).

Двухсотлетняя полемика западников и почвенников — спор о том, что такое Россия, каково ее предназначение в мире, какими путями развиваться стране, насколько «европейское» совместимо с «российским», какую роль может и должна сыграть русская интеллигенция и т. п., имеет, таким образом, свои исторические и культурные основания. Это факт не оспаривается никем — ни участниками дискуссии, ни авторами рецензируемого труда. Но почему проблема Запада и России вновь и вновь открывается вот уже на протяжении двухсот лет? Почему вопросы не имеют «окончательного» ответа? Наконец, почему подавляющее большинство говорит о нежелательности «победы» одного мировоззрения над другим? (Ср.: Л.Аннинский: «Победит ли одна из сторон? Боже упаси! Это конец ... Венцом такой «победы» станет раскол лагеря победителей опять надвое и — восстановление полюсов под другими титулами ».)

Нельзя отрицать, что у скептиков будут основания сетовать по прочтении работы Л.Блехера и Г.Любарского на «нерешенность » спора западников и почвенников. Но, собственно говоря, задачи разрешить возникшие проблемы и дать единственно «правильный» ответ не ставили (да и не могли ставить) авторы книги «Главный русский спор». Их замысел другой: показать современную палитру взглядов на вопрос об отношении России и Запада, соотнести эту палитру с дискуссиями и спорами предшественников. Вырабатывать готовые ответы на вопросы, для решения которых далеко не созрели многие из объективных условий, не сформировались предпосылки для совмещения, смешно и нелепо. Ничто так убедительно, думается, не свидетельствует о зрелости авторов, их, если угодно, научном такте, как трезвость в оценке сложившейся идейной ситуации, обращение их к прошлому под преимущественно методологическим углом зрения. Их позиция заключается в том, что «полной истины» не содержится ни в западничестве, ни в почвенничестве, взятых порознь, а в диалоге между ними, заключающем в себе как момент сближения, так и конфликт взаимопонимания.

Думается, что актуальность диалога — не борьбы, а именно диалога — западничества и почвенничества обусловлена в России прежде всего потребностью политико-культурной консолидации нашего общества, которая возможна только на почве перемен, затрагивающих коренные начала всей прежней жизнедеятельности. Однако характер этих перемен (как и ритм) в поликультурном, поликонфессиональном обществе различен для разных социальных слоев, разных этносов и разных культур, к тому же он определяется на каждом историческом этапе развития страны заново и по-новому. Опознать собственные, всея России культурные различия, их генезис, их природу — задача огромной сложности, особенно если учесть, что процесс внутренних расслоений еще продолжается. В этих условиях одно-единственное решение (все равно: западническое или почвенническое) не подходит: ассимиляция одной культуры культурой другого региона, будь то Европа или Северная Америка или наоборот, «затвердение» данной культуры внутри самой себя не выражают главной задачи современности и будущего — интеграции культурных различий.

С другой стороны, сегодня мир становится теснее (растут связи стран и регионов) и в то же самое время неподатливее к единству. То, что казалось «только» различием в сроках и формах развития, вырастает ныне до проблемы, решение которой предстоит еще найти — усилием мысли и исторической работой. Обдумать надо заново, как соотнесется материальная, общественная и политическая зрелость с духовной и на каких путях разноосновный, разнонаправленный Мир способен обрести внутри себя новую связь, новое единство.
Разумеется, не вступив в Мир, не повторив путь «воспитания человечества» в себе (П.Чаадаев), который прошли другие народы России, не удастся найти себя, «выстроить» себя из нутри заново. Но каким образом повторить? Да и следует ли повторять, а может быть, следует идти своим путем?

Сравнительно несложно обнаружить сходство, иногда глубокое, иногда поверхностное, между аргументами «старых» западников и славянофилов и современных реформаторов и почвенников. Общность их позиции порой буквально бьет в глаза. Но не облегчаем ли мы свою задачу, ограничиваясь этими параллелями и заканчивая свою работу там, где она должна начинаться. Речь идет об историческом характере спора западников и почвенников, об умении соотнести старую политику с изменившимися условиями, способными видоизменить ее, придать ей новую направленность. Более того, как правильно отмечается в работе, «при каждом крупном восприятии новизны образуются свои западники и свои почвенники».

Слов нет, истоки двухвекового спора относятся ко времени исторического и культурного пробуждения России, с повышением удельного веса страны в европейской политике. Но его продолжение в конце XX — начале XXI века свидетельствует уже о чем-то другом, более конкретном — об осознании опасности шаблонизации западного опыта, подгонки под него существенно иной мозаичной действительности. В этом смысле различение авторами труда понятий «вестернизация» и «модернизация » понятно и оправданно. Более того, оно обязательно в связи с особенностями современного этапа реформ. Сегодня Россия, представляющая собой «Страну стран», не может соразмерять свое историческое движение только с западным типом развития, она вынуждена учитывать всемирный опыт, внутри которого гигантские противоречия и разломы, но одновременно и та универсальность, которая нам нужна. И наверное не случайно в полемике, которую приводят авторы работы, участвуют и западники, и почвенники, и евразийцы. Короче, невозможность уместить в одну из существующих схем развития (будь то западная или, наоборот, восточная) заставляет мысль искать образ Мира, который не стирал бы региональных различий и национальных своеобразий, а делал бы их предпосылкой воссоздания нового культурного единства. Адаптация к Западу или Востоку здесь ничего не решает.

Отметим еще одну важную особенность книги — попытку рассмотреть спор западников и почвенников в контексте не только прошлого, но и предвидимого будущего. Сегодня — и об этом авторы говорят с полным правом — спор между западниками и почвенниками переносится на более высокий уровень: «прежний характеризовал отношение Европы и России, новый — России и глобального мира; прежний уровень говорил о взаимодействии двух целых, новый — об отношении целого и части». На этом уровне ставится проблема по-иному: какая Россия «нужна » миру и в каком мире она предпочла бы жить.

Исходя из этой позиции западничество и почвенничество предстают перед нами в совершенно иной перспективе. Западники «от глобализации», в отличие от западников «первого уровня», мысливших в рамках отношения России и Европы, говорят уже об отношении (авторы почему-то говорят об «объединении») России не с Европой только, а с постиндустриальным миром в целом или специально с США, «ведущей державой современности» (и опять странная проговорка: с США, обучающими весь мир гуманности и демократии?!). Соответственно почвенники тяготеют при всех своих различиях к концепциям «почвенничества Юга».

И последняя проблема — идея Нового Средневековья. Что важно рассказать о ней (и что специально подчеркивают авторы), — что под Средневековьем они разумеют «периоды, обладающие высокой устойчивостью социальных структур и культурных парадигм, а не те периоды, которые обладают специфическими чертами известного нам исторического Средневековья ». Исходя из концепции Нового Средневековья отношение почвенников и западников прочитывается особым образом. Выстраивается новая линия аргументации: ввиду угрожающего роста нестабильности мира требуется устойчивое развитие, увеличение преемственности культуры, начинается время «почвенных» ценностей. Но одновременно можно говорить и об актуальности «западничества» в широком смысле — как культуры инноваций, как «экстракта мудрости возрождения ».

Другими словами, концепция Нового Средневековья не решает вопроса о правоте одной из спорящих сторон: она лишь задает новые исторические координаты и порождает, если угодно, новые вызовы.

Завершая это предисловие к работе Л.Блехера и Г.Любарского, можно с полным правом утверждать: она расширяет горизонты дискуссии о западниках и почвенниках, встраивает ее в контекст современных социокультурных проблем. Многое в ней ново и непривычно для нас. Но не забудем: мы живем в XXI веке, который ставит новые общие вопросы. Мир остается разным, он и должен быть разным — различными мирами, но мирами в Мире. Унификация ему явно противопоказана, но зато требуется единство культурных миров.

И.К.Пантин, доктор философских наук, профессор, политический директор журнала «Полис »


Вперёд>>