Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма

 – Мне нужно уходить, – произнес Мюллер, схватив в охапку трех своих сыновей и обняв их своими мощными руками. – Бездельники и бродяги! – добавил он шутливо и по обыкновению потащил их из кухни в спальню, где и побросал на кровати.

   Такая процедура очень нравилась шестилетнему младшему сынишке, однако все трое рычали, как львы.

   – Тебе опять нужно уходить? – спросила его жена с пониманием.

   Она знала, что с ним что-то происходит, что-то кипит внутри его. Он всегда с настоящим фанатизмом за что-нибудь брался, не особенно задумываясь о происходящем. Трудовые отношения его не волновали: в их семье из поколения в поколение передавалось сознание того, что работа – это жизнь, и иначе быть не может. Однако сейчас он больше не ощущал очевидности этого, что его смущало.

   «Гитлер – раб буржуазии!» – кричали они на политических митингах вот уже несколько лет. Теперь же они видели, как капитаны индустрии и банковские воротилы искали благосклонности у того же Гитлера.

   «И они наверняка приберут его к своим рукам!» – проговорил Мюллер про себя.

   Этого они, конечно, хотели. Но пойдет ли он сам на это? Вот в чем заключался вопрос.

   Фрау Мюллер, его жена, никогда особенно не интересовалась политикой. Но она понимала, точнее, чувствовала, что Гитлер желает добра рабочим и ему можно доверять. Он сам когда-то был простым рабочим и знает, что происходит в душах людей.

   – Он обо всем забудет, как это всякий раз случалось с крупными шишками в прежние времени, – буркнул Мюллер.

   – Я в это не верю, – возразила жена. – Он живет очень просто, это видно даже по его одежде. Конечно, время расставит все по своим местам. Между прочим, вот письмо от ассоциации жителей Саара… по вопросу плебисцита^[60].

   Мюллер что-то пробормотал, затем умылся, причесался и переоделся, жуя при этом бутерброд, затем сказал:

   – Думаю, у меня сегодня будет счастливый день. Этот Флекс – настоящий парень!

   – Вот это-то мне как раз и не нравится, – произнесла фрау Мюллер. – Если кто-то уличен в обмане…

   – Мне это тоже не нравится, – согласился Мюллер. – Но какое это имеет отношение ко мне? Это было давно, и никто толком не знает, что произошло в действительности. Может быть, и среди директоров не все чисто… Тогда надо проверять каждого…



   В кафе на Фридрихштрассе Мюллер спросил, где можно найти господина Флекса, так как не увидел его среди посетителей.

   – Господина директора Флекса?

   – Черт побери! Флекс – директор? Хотя ему всегда чертовски везло!

   Но вот он появился. Теперь он был одет совершенно по-иному, производя впечатление преуспевающего человека. Семенящей походкой Флекс приблизился к Мюллеру и протянул ему обе руки.

   Мюллер был рад, что не попал в центр всеобщего внимания. Элегантные манеры сидевших за столиками посетителей, официанты во фраках и салонная музыка сконфузили его. Это была не пивнушка, в которой обычно собирались рабочие.

   Флекс провел Мюллера через несколько больших залов и комнат, без умолку что-то говоря, двигаясь легко и свободно. Наконец, они оказались в небольшой комнате, довольно уютной и вполне подходящей для дружеской встречи. Здесь Мюллер стал более разговорчивым…

   – Да, – проговорил Флекс, выпуская под потолок цепочку дымовых колец одно за другим, иногда до десятка кряду. – Мир велик и в то же время мал. На химическом заводе мне нечего было делать. Что же мне, оставаться всю жизнь мелким клерком и гнуть хребет за какие-то триста марок в месяц, а то и меньше? Тогда как другие жиреют и богатеют! И губить свой талант?

   «А как же тогда обстояло дело с мошенничеством на химическом заводе?» – подумал Мюллер. – Так вот, дорогой Мюллер, – продолжил Флекс, – я совершил большой прыжок из Берлина в Париж. А оттуда подался в Лион и затем в Страсбург. Как видишь, в итоге я в верхних эшелонах. Ведь я теперь директор крупного франко-люксембургского агентства производителей… Да, да, в настоящее время я поставил, как говорится, свою палатку в Берлине. Положение, однако, совершенно иное, чем было когда-то…

   Мюллер решил про себя, что этому можно поверить. На Флексе был хорошего покроя костюм из дорогого материала. Из кармашка жилетки выглядывали золотые часы, а на пальцах сверкали кольца, стоившие целое состояние. Да и булавка для галстука была с жемчугом. «Стало быть, у него кошелек набит денежными купюрами, а в банке открыт счет», – мелькнуло в голове Мюллера.

   – Все это, естественно, не само по себе произошло, – добавил Флекс. – Пришлось здорово побороться. Надо было знать, как использовать те или иные преимущества, и постоянно держать ушки на макушке, господин Мюллер. Спотыкаться на каких-то препятствиях было просто непозволительно.

   «А почему, собственно, он все это мне рассказывает?» – подумал Мюллер.

   – А как твои дела, дорогой мой Мюллер? Но сначала выпьем. Твое здоровье!

   Флекс был всегда большим любителем выпить, так что Мюллеру было трудно держаться с ним наравне.

   – Так вы, парни, совершили в Германии небольшую революцию, пока меня не было, не так ли? – Флекс внимательно огляделся вокруг и громко рассмеялся. Затем продолжил начатую мысль шепотом: – Мюллер, должен сказать тебе, что немцы… не могут совершить даже настоящую революцию… наподобие французской…

   – Да, у нас произошло много изменений, – отреагировал Мюллер. – Кое-чего я так и не понимаю.

   Флекс помолчал какое-то мгновение, потом спросил:

   – А как лично твои дела? Если они отправят заведующего хозяйством Мюллера на пенсию, то сколько сотен марок он будет получать?

   Он снова засмеялся с открытой насмешкой. – Времена сейчас трудные, – ответил Мюллер, подумав о прежних идеалах и о функциях, которые ему приходилось исполнять в свое время в профсоюзах и социал-демократической партии.

   – Другими словами, это самый настоящий дриблинг, как говорят футболисты, – согласился с его замечанием Флекс. – За рубежом мы об этом слышали. Мне приходилось часто встречаться с эмигрантами. – Он наклонился вперед и продолжил: – И ты покорно соглашаешься со всем происходящим? Могу сказать тебе, что в Саарском регионе кое-что назревает. Но за Францию вряд ли проголосуют. Если голоса будут отданы за сохранение существующего положения… то со временем угольные шахты все равно перейдут к Франции. Они для нее жизненно необходимы… впрочем, как и весь Саар… – и для мира, и для войны.

   Флекс придвинулся поближе вместе со стулом и продолжил:

   – Мюллер, у меня много дел, и ты мне нужен. Мартин Мюллер посмотрел своему собеседнику в глаза и спросил:

   – Ты хочешь сказать, что можешь предложить мне другую работу?

   – Да. Ты можешь ничего и никому об этом не говорить?

   – Естественно, если это необходимо.

   – Работа, Мюллер, не совсем обычная. Но ты должен сначала пообещать мне помалкивать обо всем, чтобы не знала ни одна душа.

   «Работа-то, видимо, весьма специфическая, если связана с такой секретностью», – подумал Мюллер и после некоторого раздумья сказал:

   – Обещаю. – Это прозвучало громко и решительно. – Я принес с собой документы и рекомендательные письма с прошлых мест работы.

   Он было полез во внутренний карман пиджака, но Флекс молча отмахнулся. Пригубив из фужера, видимо для храбрости, Флекс начал говорить, как обычно выступают на больших конференциях:

   – Господин Мюллер, я располагаю некоторыми полномочиями от французской военной промышленности. В течение нескольких лет на вашем химическом заводе планируется производство некоего газа для промышленных целей. Эксперименты успешно завершены. Это нам известно. Но мы хотели бы знать детали производственного процесса. Входить в непосредственный контакт с инженерным персоналом мне бы не хотелось. Все должно произойти не более как через двое-трое рук. Я должен контактировать с человеком, который не вызовет никакого подозрения, но будет иметь доступ к секретам. План этот я разработал досконально. Теперь мне нужен первый человек в этой цепочке. И им станешь ты, Мюллер.

   Мюллер сидел неподвижно, смотрел не мигая на Флекса.

   «Смотри-ка, как изменился Флекс, – подумалось ему. – Нос у него вытянулся и стал крючковатым. Глаза сделались хитрыми и смотрят пытливо и проницательно. Волосы встали дыбом и похожи на петушиный гребень. Голова птичья, как у стервятника, почти как у коршуна».

   – Таким образом, – продолжал Флекс, – у тебя появляется шанс получить определенную сумму денег, а на остальное тебе чихать. Кроме того, это будет твой реванш. Ты будешь доволен, Мюллер. У тебя же ведь нет никаких опасений? Ты всегда был честным парнем, дорогой мой Мюллер. Даже слишком честным, я это знаю. На своей должности ты мог бы позаботиться и о себе. А что ты получил за это? Пинок в задницу. Хотя то, о чем я говорю, не имеет никакого отношения к честности. Это сделка, ясная и простая. Капиталисты всего мира, так или иначе, связаны друг с другом. В следующем году этот секрет все равно будет известен во Франции. Можешь мне поверить: на Западе тоже есть отличные умы. Но к чему проводить исследования и опыты, когда есть более быстрые и прямые пути получения необходимых результатов? Разреши дать тебе совет, Мюллер, если тебя станут одолевать угрызения совести. Смотри на все с политической точки зрения. Сыграй трюк с новым режимом в Германии. Этот газ, уверяю тебя, вообще-то ужасная вещь. Он может проникать в танки и железобетонные сооружения. Следующая война станет для Германии чертовски упрощенной…Мюллер по-прежнему сидел перед Флексом неподвижно и молча. Что можно увидеть, если выбрать какую-нибудь точку на стене и упорно ее рассматривать? Ему показалось, что комната наполнилась серой, как туман, пылью. Где-то кто-то резко бил по куску железа: газовая атака! Из окопов выскочили группы солдат и устремились вперед – на голове у них были противогазы. Артиллерия молчала. На поле боя, как духи, молча сражались люди, падая, как подкошенная трава под взмахом косы. На противоположной стороне разрасталось серое облако. Газ! Газ! Защиты от него нет. А трое из умирающих тысяч – разве не его, Мюллера, сыновья? – упавшие руками вперед в его сторону, выронив беспомощно свои винтовки и корчась от мук. Срывая в агонии со своих лиц маски, они кричат: «Отец!.. Отец!.. Предатель!.. Предатель!»

   «Мюллер, что с тобой происходит? Подумай о куче денег! Другой на твоем месте не мешкал бы ни минуты. В мире все происходит по одному и тому же сценарию: выигрывает первый, которому нет никаких дел до других!» – пронеслось у него в мозгу.

   Мюллер стал подниматься очень медленно, не отрывая глаз от человека, сидевшего за столом напротив. Выпрямившись во весь рост, он поднял правую руку и, как молотом, ударил кулаком прямо в лицо Флекса. У того брызнула кровь из носа, как вода из родника.

   Флекс отшатнулся назад, потом взял себя в руки и подскочил к Мюллеру, опрокинув столик.

   – Псих! Ты сошел с ума!

   Мюллер сделал движение, как бы намереваясь еще раз ударить Флекса. Тот отскочил назад. Вдруг в комнате появилась фрейлейн Ваккерхаген, секретарша директора завода, казалось ждавшая в соседней комнате. К ней присоединились официанты и несколько посетителей.

   – Теперь я понимаю, – произнес Мюллер, быстро взглянув на секретаршу. – Вы уже давно следили за мной, прикидывая, не возьмусь ли я за это грязное дело. Но нет, друзья мои, обойдетесь без меня…

   В комнате царило замешательство. Люди задавали друг другу вопросы, повскакав со своих мест за столиками. Секретарша занялась носом Флекса, пытаясь остановить кровь. – Может быть, я и не стану настоящим национал-социалистом, – сказал Мюллер, дрожа от возбуждения. – Но я знаю одно: мы, рабочие, не хотим новой войны, не хочет ее и Гитлер: он еще не отошел от прошедшей. И он уже кое-что сделал в этом отношении – во всяком случае, намного больше, чем любое другое правительство до него. Это следует признать. И Саарская область не имеет ничего общего с войной. А быть предателем я не хочу. Мои трое сыновей…

   Внезапно в комнате появился управляющий кафе в сопровождении полицейского. Флекс стал вращать глазами.

   – Что здесь происходит? – спросил полицейский.

   – Я врезал ему разок, – ответил Мюллер.

   – Как вы могли? Вы что же, с ума сошли? Нанести удар такой силы…

   – Все не так уж и плохо, – пробормотал Флекс, прижимая к носу окровавленный платок. Он произнес это настолько комично, что все присутствовавшие, включая полицейского, рассмеялись.

   О причине разыгравшегося скандала полиции знать было ни к чему, поэтому Флекс заявил, что заплатит за все. Рассчитавшись, он хотел было покинуть кафе в сопровождении своей помощницы.

   Однако полицейский удержал его за руку, произнеся:

   – Все хорошо, тем не менее пройдем в полицейский участок, а потом и к «Алексу»^[61].



   (Дах Вальтер. Наш соотечественник Мюллер (Рассказы). Берлин, 1935.)



<< Назад   Вперёд>>