• Джордж Моссе
 


   Однажды мы проводили митинг в рабочем предместье. Мы – это студенты-национал-социалисты.

   Зал заседаний был небольшой. Одно из подразделений СА было выделено для его охраны. В девять тридцать ожидался подход еще одного подразделения СА для предупреждения нападок со стороны коммунистов.

   В восемь часов гигант Ширмер, который должен был выступать, засучил рукава рубашки и с довольным видом поплевал на ладони размером с добрую сковородку. Он три года прожил в России и был знаком с тамошними порядками. Возвратившись в Германию, стал национал-социалистом, как говорится, до мозга костей, из тех, кто вгонял буржуазию в дрожь словом «социализм» в разговоре о национал-социализме. Он был отличным парнем! Человеком, которому можно было доверить все свои деньги и который скорее умер бы от голода, чем истратил из них хотя бы пфенниг.

   Рассказывали, что он был даже представлен фюреру. Рослый, неуклюжий малый, никогда обычно не лезший в карман за словом, стоял перед ним в оцепенении, тер кулачищем глаза, а потом промямлил: «Добро… Адольф Гитлер…» – и пожал ему руку. И тут же, придя в себя, густо покраснел, выпрямился во весь свой рост, отсалютовал и отошел строевым шагом с широкой улыбкой на лице…

   Но вот он прошел сквозь гомонящую толпу и уселся напротив трибуны.

   Сложилась удивительная ситуация. В течение получаса не стихали шум и гвалт. Однако никаких явных взаимных оскорблений не было. Тогда Ширмер, этот медведь, вышел к трибуне, скрестил ручищи и с улыбкой взглянул в зал, обстановка в котором была довольно накаленной.

   И улыбка его возымела действие. Гвалт постепенно стих, уступив место ожиданию.

   В девять тридцать Ширмер ухватил графин с водой, приложил его ко рту и сделал большой глоток, выплюнув затем воду в стакан, стоявший рядом с графином.

   Взяв стакан, он искусно выплеснул его содержимое на голову мужчины, сидевшего в первом ряду и все время что-нибудь выкрикивавшего, провоцируя собравшихся в зале. После этого Ширмер решительно и громко провозгласил: «Тихо! Я буду говорить!» В зале тут же установилась тишина.

   Говорил он простыми, ясными словами на языке, на котором собравшиеся рабочие изъяснялись ежедневно. И они стали внимательно его слушать.

   Вдруг посреди зала, где стоял нестихающий шум, на стул вскочил небольшого роста еврей с толстыми очками в роговой оправе на мясистом носу и высоким фальцетом евнуха стал возражать Ширмеру.

   «Медведь» только махнул рукой и продолжил свою речь, возвысив голос, эхо которого, отражаясь от стен, заглушило вяканье еврейчика.

   Но тот не отступал от своей цели сорвать митинг, снова и снова что-то выкрикивал, ожесточенно жестикулируя руками.

   Ширмер, говоривший о народной судьбе, сделал паузу, во время которой стали слышны выкрики маленького еврея: «Рабочие! Пролетарии! Ваш фронт – международный пролетариат! Ваше…» Дальнейшие его слова были неслышны. Ширмер, спустившийся в зал, прошел сквозь плотное кольцо штурмовиков и направился к оратору, лидеру коммунистов. Еврей прервал свое выступление на полуслове, спрыгнул по-обезьяньи со стула и, хотя находился в окружении 350 своих товарищей, отошел назад. Ширмер пожал плечами, но на лице его появилось зловещее выражение. И он прорычал, обращаясь к залу:

   – Рабочие, посмотрите на эту гадину, приведшую вас сюда, и посмотрите на меня. Я такой же рабочий, как и вы! Я тружусь руками, как и вы. Разве вы с ним, а не со мной?

   Немного оправившийся от страха еврей прокричал:

   – Товарищи, он хочет нас спровоцировать!

   Далее Ширмер говорить не мог из-за поднявшегося гвалта. С хмурым выражением лица он возвратился на трибуну, откуда продолжил свое выступление.

   Маленький еврей вновь вскарабкался на стул. У него конечно же было основание опасаться, что его товарищи могут подпасть под влияние оратора, и дал сигнал на прекращение митинга.

   – Пошли! – завопил он. – Да здравствует Москва! Выходите все!

   Сразу же после этого в зале послышались крики, какие-то резкие шумы, удары и возбужденные голоса.

   Ширмер, оставшись на трибуне, несколько раз крикнул «Германия!», перекрыв поднявшийся гвалт. «Германия! – это слово прозвучало как зов трубы. Я не знаю, входило ли оно в канву его выступления или же было брошено в зал подобно призыву. Во всяком случае, оратор тут же мощным прыжком спрыгнул с трибуны в зал.

   В этот момент главная входная дверь открылась, и в зал буквально ворвался второй отряд штурмовиков. Маленький еврей, минуту назад похожий на несчастного Наполеона, опять было взобрался на стул, да так и застыл как изваяние. Ширмер, раздававший удары направо и налево, приблизился в сопровождении нескольких штурмовиков к людям, окружавшим еврея. Артистичным движением тот спрыгнул со стула, пробежал, как ласка, по залу, лавируя среди возбужденной толпы, и выпрыгнул из окна во двор, разбив стекла, осколками посыпавшиеся на землю.

   В зале раздался взрыв смеха.

   Большинство коммунистов, прежде всего самые крикуны, покинули зал через боковую дверь. Лишь небольшая кучка красных, в основном пожилые рабочие, сгрудились в углу. Сопротивление этих людей было быстро сломлено, и им разрешили выйти, больше к ним не приставая.

   Зал представлял собой картину опустошения. На полу были видны следы крови, несколько стульев сломаны и повсюду мусор, как после кораблекрушения. Некоторые коммунисты, за исключением последней группы, дрались пивными бутылками.

   Человек восемь штурмовиков получили самые настоящие ранения от этого оружия. На лицах многих проступала кровь, заливая глаза, так что они двигались буквально ощупью, как слепые.

   Несколько коммунистов лежали неподвижно на полу. Когда медики штурмовиков стали перевязывать их раны, пожилой рабочий с чисто выбритым лицом, упорно дравшийся до конца, раздавая удары сам и отражая удары противников, достал из кармана свой партийный билет, снял с лацкана партийный значок и протянул их подошедшему Ширмеру со словами:

   – Теперь я излечен!

   После того как его перевязали, он подписал бланк заявления о вступлении в национал-социалистскую немецкую рабочую партию…

   Представители мелкой буржуазии жаловались на «примитивизацию политики», заявляя, что такие методы, когда люди пробивают друг другу голову, в Германии, мол, не приживутся.

   Они не представляли себе, что было поставлено на карту. Борьба за души немцев и за новую Германию велась всеми способами, включая даже драки на митингах, подобных описанному выше.

   Мы, студенты-национал-социалисты, не ходили в рабочие кварталы, дабы не получить там головомойку ни за что ни про что. Не старались мы приобрести и лишний десяток голосов на предстоявших выборах, когда цель не оправдывала средства. Мы в основном ограничивались проведением не столь опасных вечерних диспутов академического плана.

   И все же мы боролись за немецких рабочих. Мы хотели помочь им найти свое место в национальном движении.

   При этом приходилось пользоваться кулаками и даже ножками стульев, чтобы устранить некоторых лидеров различных партий и организаций вместе с их охраной, пытавшихся встать между нами и рабочими.

   (Сборник документов о жизни немецкой молодежи в период с 1914-го по 1934 год / Сост. Берт Рот. Лейпциг, 1934.)



<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 4988
Другие книги
             
Редакция рекомендует
               
 
топ

Пропаганда до 1918 года

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

От Первой до Второй мировой

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

Вторая мировая

short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

После Второй Мировой

short_news_img
short_news_img
short_news_img
short_news_img
топ

Современность

short_news_img
short_news_img
short_news_img