Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Настоящая статья является введением к книге «Империи в мировой истории: власть и политика разнообразия», в которой предпринимается попытка переосмысления стандартного нарратива перехода от империи к нации как доминирующего направления исторического развития. Наше исследование основывается на следующей гипотезе: обращение к империям на протяжении всей истории человечества позволяет лучше понять, как формируются политии, как они трансформируют себя, взаимодействуют и клонятся к закату. По сравнению с другими концептуальными подходами к изучению траекторий крупномасштабных политических организаций осмысление опыта империй представляет больше возможностей для такого анализа. Оно подрывает особые претензии нации, модерности, Европы на структурирующую и смыслообразующую роль в историческом развитии. Мир, в котором нация-государство выступает как модальная форма политической организации, является относительно недавним феноменом XX века. Он вполне может оказаться недолговечным и вовсе не обязательно прогрессивным. Обращаясь к временам Древнего Рима и первых китайских империй, выходя за пределы «Запада», наш подход выявляет множественность стратегий и практик, с помощью которых империи сдерживали или вдохновляли в своих подданных представления о принадлежности, о власти и правах. Наш подход позволяет реконструировать варианты политического воображения, формировавшегося в оппозиции империи, поверх имперских границ и внутри имперских политий. Публикуемый текст представляет основные положения книги и объясняет логику ее нарратива. Это не теоретический анализ и не дискуссия с исследователями, придерживающимися иных подходов. Мы включили в публикацию список рекомендованной литературы по истории империй, находящихся в фокусе нашего рассмотрения. В современном мире насчитывается около двухсот государств. У каждого есть уникальные символы суверенитета – флаг, место в ООН, и каждое настаивает, по крайней мере теоретически, что маленькие и большие государства равны с точки зрения международного права. Каждое правительство рассматривает себя как полноправного представителя народа, нации. Это политическое понимание часто опрокидывается в прошлое – будто вся мировая история неизбежно вела к системе национальных государств. Однако большинства стран, которые мы сейчас считаем частью современной международной системы, не существовало еще 60 лет тому назад.

   На протяжении XX века и вплоть до настоящего времени усилия, направленные на то, чтобы границы наций и государств совпадали как можно более полно, неизбежно приводили к насилию и нестабильности. В 1990-х годах лидеры стран бывшей Югославии – мультиэтнического государства, образованного в 1918 году на территории распавшихся империй, а также лидеры бывшей бельгийской колонии Руанды попытались превратить государство в выражение своей «национальности». Стремление создать гомогенное национальное сообщество явилось причиной гибели сотен тысяч граждан, долго живших совместно. На Ближнем Востоке евреи, палестинцы, шииты, сунниты, курды и другие группы боролись за государственную власть и государственные границы в течение восьмидесяти лет после распада Османской империи. Очевидный, казалось бы, крах мировых империй в XX веке не привел к формированию стабильных национальных государств в Африке, Азии и на Ближнем Востоке.

   И самой Европе XX век принес сложные и неоднозначные перемены в понимании государственности и суверенитета. В 1960-х годах, избавившись от своих заморских владений, бывшие колониальные державы вроде бы стали более «национальными». Однако к тому времени они уже встали на путь передачи части своих национальных прерогатив Европейскому экономическому сообществу, а впоследствии – Евросоюзу. Распад Советского Союза и его коммунистической империи породил значительное число мультиэтнических государств в Центральной и Восточной Европе, каждое – со своими слоями имперской истории. «Вновь обретшие независимость государства» – Польша, Чехия, Венгрия и другие – также стремились войти в состав ЕС, отказываясь от некоторых суверенных прерогатив в пользу того, что они считали преимуществами членства в большом политическом объединении. В то же время наиболее крупные современные мировые державы – Россия, США, Китай, Индия – являются мультиэтническими и поликонфессиональными государствами, основанными на многовековых имперских напластованиях. Каждая из них стремится управлять различиями внутри своих границ, и амбиции каждой превосходят национальный уровень.

   Стремление закрепить идею национального единения в центре человеческого воображения находило выражение в словах и войнах. Однако именно имперская история, имперская идея и имперская власть сформировали мир, в котором мы живем. Желание управлять отдаленными территориями и народами по сей день проблемно соотносится со стремлением к созданию национализированных или культурно унифицированных государств, а также с попытками организовать федеративные политические сообщества, которые включали бы в себя разные народы и культуры. Мы не следуем традиционному нарративу, безальтернативно ведущему от империи к национальному государству. Вместо этого мы рассматриваем множественные, взаимопересекающиеся и часто не вполне очевидные исторические пути возникновения и взаимодействия империй, их влияния на политические структуры и на воображение от Древнего Рима и Китая до наших дней.

   На протяжении веков большинство людей жили в империях – политических структурах, не претендовавших на то, чтобы представлять единый этнос или единую культуру. Однако они также не были формой спонтанного утверждения разнообразия. Завоевание, насилие и повседневное принуждение были основными способами осуществления имперской власти. По мере того как империи приспосабливали завоеванные территории для извлечения прибыли, им приходилось управлять все более разнородным населением. На протяжении тысячелетий люди были включены в системы, которые империи создавали и контролировали. Люди трудились на предприятиях, поддерживавших экономику империи, стремились к выживанию, самореализации и власти в обстоятельствах, задаваемых имперским управлением или разрушительными последствиями межимперского соревнования.

   Империя как форма власти оказалась поразительно надежной: Османская империя просуществовала 600 лет, Византия – 1000, династии китайских императоров приписывали себе более 2000 лет. Римская империя была для Европы образцом порядка и величия вплоть до XX века и даже сейчас во многом им остается. Россия сохраняет имперский характер управления своим разнородным населением по сей день. В такой перспективе по сравнению с империями национальное государство выглядит как маленькое пятнышко на историческом горизонте.

   Имперское правление создало условия для политического взаимодействия подданных и эволюции их политического воображения. В некоторых случаях им удавалось избежать действия механизмов имперского контроля или подорвать их. Иногда у подданных получалось использовать сложившуюся ситуацию на пользу себе лично или своему коллективу. В других случаях они пытались создать свои имперские структуры или занять место правителей империи. Какими бы ни были потенциальные изменения их конфигурации, империи до XX века оставались пространством спора, конфликта и амбиций. Даже сегодня империю как форму власти (пусть не как самоназвание) считают политически возможной.

   Такая долговечность империй ставит под сомнение саму идею о естественности и неизбежности национального государства. Вместо единой перспективы нашему взгляду открывается многообразие представлений о политической жизни и способах ее реализации. Исследовать истории империй не означает восхвалять или порицать их. Скорее, исследователь получает шанс увидеть, что в прошлом были скрыты не только ограничения потенциального развития, но и возможности. Если представлять историю как прямой путь от прошлого к настоящему, мы не увидим того, что общество всегда в реальности или воображении было организовано множественными способами. Понимание исторических альтернатив в их контексте не только создаст более полное представление о прошлом, но и, надеемся, расширит наш взгляд на будущее.

   В этой книге мы не ставим задачу рассмотреть все империи во все времена. Мы обратимся к нескольким империям, чьи истории особенно показательны и тесно переплетены. Наше внимание будет сосредоточено на многообразных формах имперского правления, а также на траекториях, связях и пересечениях имперских проектов. Их истории раскрывают разные подходы к созданию империй и управлению ими, множественные конфликты разнообразных институтов власти. Становится видно, как в отдельные моменты и длительные исторические периоды соперничество империй влияло на мировую политику. Особое внимание мы обратим на стратегии и практики, с помощью которых империи одновременно вдохновляли и ограничивали представления подданных о своей государственной принадлежности, правах и власти, а также на формы политического воображения, возникавшие внутри империй, вопреки им или поверх имперских границ.

   Во многовековой истории империй период гегемонии европейских колониальных держав, знакомый нам как наше недавнее прошлое, – краткая страница. Чтобы восстановить историю империй во всей ее полноте и во всем динамизме, нужно вернуться на много веков назад, выйти за пределы того, что обычно определяется как «Новое время», и за пределы истории так называемой цивилизации Запада и его колоний. Мы начнем с Рима и Китая в III веке до н. э., но не потому, что это первые империи (среди их предшественников были Ассирия, Египет, империя Александра Македонского), а потому, что именно Рим и Китай стали отправными точками для последующих строителей империй. Эти две империи достигли масштаба, поражавшего политическое воображение; они создали долговечные институты государственной власти, предложили культурный контекст, позволявший привязывать население к политии, и надолго обеспечили его молчаливое согласие с имперскими формами правления.

   Далее мы рассмотрим империи, которые пытались занять место Рима, – тысячелетнюю Византию, дробящиеся исламские халифаты и недолговечную империю Карла Великого. Все эти имперские проекты-конкуренты были основаны на религиозной идее, а их истории демонстрируют потенциал и ограничения воинствующего монотеизма. Монгольская империя, напротив, представила принципиально иную имперскую политику. Она основывалась на военном превосходстве, личных связях между властителем и подчиненными и прагматическом подходе к религиозному многообразию. При Чингисхане и его наследниках монголы создали самую большую континентальную империю в истории, защитили торговые пути от Черного моря до Тихого океана и обеспечили возможность обмена товарами, знаниями и навыками государственного управления по всей Евразии. Монгольские формы правления повлияли на политические практики всего континента – от Китая до империи Великих Моголов, а также на Османскую и Российскую империи. Другие империи, в том числе на территории современного Ирана, Южной Индии и Африки, в этой книге мы не описывали детально, хотя, несомненно, они тоже способствовали взаимообмену и переменам, которые мы анализируем.

   Испанскую, португальскую, французскую, голландскую и британскую империи мы не рассматриваем в традиционном контексте «европейской экспансии», ведь стремление к завоеванию территорий и расширению торговли не было свойственно исключительно «Западу». Эти империи, напротив, выжили и разрослись в мире, очертания которого были сформированы более ранними империями. Амбициям европейских монархов препятствовали соревновательность и политическая раздробленность, характерная для Европы после падения Рима, а также полное господство Османской империи в восточном Средиземноморье. Монархов Европы привлекала развитая система коммерческих сетей, выстроенная евразийскими торговцами вокруг Китайской империи вдоль Великого шелкового пути; интересовали их и маршруты активных предпринимателей, торговавших в Юго-Восточной Азии и бассейне Индийского океана. Попытки европейцев получить хотя бы частичный контроль над этими рынками и ставшее следствием этого желания открытие Америки надолго изменили конфигурацию мировых империй.

   Наше внимание будет сосредоточено не на различиях между морскими и континентальными империями или между империями, основанными на колонизации, торговле или сельскохозяйственных плантациях, а на различиях в репертуарах власти, воображенной и реализованной правителями и их подданными на суше и на море в разных обстоятельствах. Лишь в XIX веке европейские государства, укрепившись в результате завоеваний, смогли достичь решающего превосходства над своими соседями в Европе и в других частях мира. Но эта «западная» гегемония никогда не была полной и стабильной. Российская, Китайская, Османская, Габсбургская империи продолжали играть ключевую роль в мировых политических конфликтах. Британия и другие западноевропейские империи обнаружили, что управление колониями в Азии и Африке намного сложнее их завоевания – хотя имперское высокомерие властителей не допускало даже мысли, что их подданные могут ограничивать эксплуатацию и политический контроль. Разделение Европы на соперничающие империи ввергло эти империи в две мировых войны. К 1960-м годам колонии практически исчезли с политической карты, а империи продолжали соревноваться и влиять на ход истории.

   Начиная с XVIII века идеи народного суверенитета и естественных прав стали ключевыми элементами политической теории, хотя еще далеко не везде вошли в политическую практику. Если считать, что эти идеи в своей сущности «национальны», мы упустим важнейшую динамику политических перемен. В британской Северной Америке, как и во французских (в бассейне Карибского моря) и испанских (в Южной Америке) колониях, борьба за политический голос, права и гражданство началась как внутренняя конфронтация в пределах империи и лишь впоследствии переросла в антиимперские революции. Даже в середине XX века понятия империи, нации и политического участия оставались спорными.

   Таким образом, мы не пойдем проторенным путем и не станем рассматривать «возникновение государства» в период «раннего Нового времени» – оба этих понятия связаны с представлением о едином стадиальном пути к нормальной и универсальной форме суверенитета. Историки, изучающие западные политии, предложили ряд дат, фиксирующих рождение модерной мировой государственной системы: 1648 год и Вестфальский мир; XVIII век в целом, с его инновациями в области западноевропейской политической теории; Американская война за независимость и Французская революция. Но если мы выйдем за традиционные пространственно-временные рамки модерности, то увидим, что государства институционализировали власть на протяжении более 2000 лет во всех частях мира, а варианты воображения и реализации власти могли частично совпадать и оставаться очень долговечными. Политика развивалась не только как результат «западноевропейских» инициатив, а потом – «ответов» на них населения за пределами Европы. Если заглянуть в прошлое глубже, чем на последние двести лет, и выйти за пределы «Запада», то выяснится, что «Запад» и Европа не такие уникальные, какими кажутся. Использование силы, торговли и культуры для захвата и поддержания контроля над покоренными народами – древняя и широко распространенная политическая стратегия. Борьба за власть и ресурсы – часть общемировой истории империй.

   Другими словами, наше исследование империи порывает с традицией, в которой нация, модерность и Европа объясняют ход истории. Наша книга – это расширенное интерпретационное эссе, основанное на анализе отобранных имперских ситуаций. Мы предлагаем объяснение того, как имперская власть, борьба за нее и внутри ее обусловили формирование обществ и государств, вдохновляли амбиции и воображение, открывали и пресекали политические возможности.



<< Назад   Вперёд>>