Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

   На первый взгляд империя кажется очень емким понятием. Не могут ли тогда другие политические формы прятаться внутри этого понятия, ведь инкорпорирование и дифференциация наблюдаются во многих контекстах? Возможность создания империи допускалась элитами в разных политиях, но реальность империи – более ограниченный феномен. Строить империю было непросто, поскольку имперские амбиции могли противоречить интересам и властным возможностям других политий; коммерческие и социальные группировки могли затруднять доступ к ресурсам для строителей империи; наконец, потому, что одна или несколько империй, успешно завершивших консолидацию, препятствовали аналогичным процессам в других сообществах. В этом исследовании мы рассматриваем способы превращения имперского завоевания в инструмент долговременного имперского управления. Нас интересует то, как империи достигали баланса между инкорпорацией народов в политию и созданием и поддержанием различий между ними. Хотя империя как форма государства демонстрировала постоянство политических амбиций, империя как способ правления не была единой и неизменной.

   Империи могли доходить до крайностей подчинения, но жестокая эксплуатация коренного и покоренного населения оказывалась порой настолько контрпродуктивной, что провоцировала критическое переосмысление теории и практики имперской власти. Бартоломео Лас Касас, осудивший жестокость конкистадоров по отношению к американским индейцам в XVI веке, и аболиционисты в Британской империи XIX века – вот примеры критики христианских империй, не сумевших соответствовать заявленным высоким идеалам.

   Как теоретически, так и практически империи могли становиться все более гомогенными. В 212 году право римского гражданства распространилось на всех свободных мужчин империи, а два века спустя христианство стало ее официальной религией. Оба этих факта свидетельствуют о тенденции к моральной и политической гомогенизации сообщества. В XIX веке по такому пути пошли переселенческие демократии США и Австралии, использовавшие для достижения своих целей тактику аккультурации, ассимиляции и уничтожения коренного населения. Но в других империях – Монгольской, Российской, Османской – более эффективной считалась стратегия дифференцированного управления разными народами.

   Рассматривая практические способы управления империями, мы должны обратить внимание на неравенство и неравнозначность субъектов как внутри одной политии, так и между политиями и анализировать имперские общества прошлого, не навязывая им наши ценности. Политическая свобода далеко не всегда считалась нормальным или достижимым условием. Мир империй не был однозначно разделен на колонизаторов и колонизуемых: в некоторых обстоятельствах народы видели определенные преимущества во вхождении, пусть в роли субалтерной группы, в большое и мощное политическое объединение. Предприниматели, желавшие расширить возможности для добывания богатства, люди, стремившиеся использовать внешнюю силу для борьбы с местными тиранами, да и сами агенты имперской власти – все использовали возможности, создаваемые империями. Монгольское завоевание привело к возникновению трансконтинентальной торговой зоны, не вполне свободной – но, тем не менее, в ее пределах товары и информация перемещались на огромные расстояния. Греческие, армянские и еврейские торговцы воспользовались возможностями, которые открыла им Османская империя, принеся мир в восточное Средиземноморье. Некоторые прогрессивные группы элит на захваченных Наполеоном территориях надеялись, что он избавит их от деспотизма местных аристократов – до тех пор, пока наполеоновское имперское по стилю правление не убедило их в обратном.

   Хотя при иных обстоятельствах «иностранное» правление воспринималось как глубоко оскорбительное, идеи свободы и самоуправления в разных странах распространялись неодинаково и не повсеместно. Население Англии XVIII века могло считать себя «свободнорожденными англичанами», но оставалось неясным, насколько те же права можно распространить на английских поселенцев в Америке, не говоря уже о рабах на плантациях Барбадоса. Люди могли заявлять о своих правах в качестве подданных или противопоставляя себя империи; они могли манипулировать связями с имперскими властями либо использовать контроль над протяженными торговыми путями в своих интересах. Мы увидим, как все эти разнообразные стратегии могли меняться или сочетаться в разных вариантах.

   Вопрос о политическом воображении для нашего исследования является центральным: какие виды политических отношений и институтов считались возможными или реальными в определенных ситуациях? Например, когда революция 1789 года внедрила понятия «гражданина» и «нации» в политический язык Франции, дискуссии в Париже и революция на Карибских островах вращались вокруг вопроса о том, насколько эти понятия применимы к островным колониям, где царили рабство и эксплуатация. В настоящем исследовании мы стремимся выявить различные проекты, которые воображали люди прошлого, отдавая себе отчет в том, что стимулировали политическое воображение и ограничивали его многообразие. Сказанное заставляет нас быть осторожными и не принимать современные политические структуры как данность, закрывая глаза на исторические альтернативы. Реалистическое понимание траекторий развития политического воображения в прошлом откроет нам глаза на возможности, ограничения и опасности, которые ожидают нас в будущем.