• С. А. Левитин
 

Пропагандисты ленинской школы


Ю. Юров. Никифор Ефремович Вилонов
 



Никифор Ефремович Вилонов. 1883-1910

Весточка из России. Она пришла к Ленину в Женеву вскоре после II съезда партии, когда внутрипартийная борьба большевиков-ленинцев против дезорганизаторской фракционной деятельности меньшевиков-мартовцев была в самом разгаре.

Пожалуй, никогда еще Владимир Ильич так не тяготился жизнью в эмиграции. Работать приходилось в атмосфере, предельно отравленной и накаленной меньшевиками. В своих бесконечных домогательствах на руководство партией они не брезгали никакими средствами: шельмовали Центральный Комитет, избранный съездом, обвиняли его в том, что он якобы недееспособен, пускали в ход сплетни, заводили дрязги.

Примиренческую позицию занял Плеханов. При его помощи меньшевикам удалось захватить редакцию «Искры», а затем и ЦК партии. Ленин испытывал настоятельную потребность в обмене мнениями с передовыми рабочими России. Откровенным и самостоятельным голосам тех, кто занят непосредственно партийной работой на местах,— вот кому он готов всегда внимать. Увы, здесь, за границей, встречи с такими рабочими удавались редко.

И вдруг эта весточка из России... «Я очень рад был Вашему письму,— ответил Ленин своему корреспонденту...— Ваш рассказ о том, как отражаются в комитетах наши раздоры, был для меня чрезвычайно интересен. Я, может быть, даже напечатаю при случае Ваше письмо»1.

В рабочих кружках



Кто же писал Ленину? Выразил в письме Владимиру Ильичу свои думы и настроения Никифор Ефремович Вилонов. Потомственному пролетарию было тогда двадцать лет.

Восемнадцатилетним юношей, работая в Калужских железнодорожных мастерских, вступил Вилонов на путь активной революционной борьбы. Привозил из Киева нелегальную литературу, распространял первомайскую прокламацию среди рабочих. Тогда же попал «на заметку» у жандармов, установивших за ним негласное наблюдение.

После Калуги — Киев. В вагонном цехе мастерских Юго-Западной железной дороги появляется новый слесарь.

Не мешкая, Вилонов отыскивает ниточку, связывающую его с киевской социал-демократической организацией, и включается в ее работу. Он не прочь уже взять на себя и руководство рабочим кружком, не задаваясь, правда, вопросом, в какой мере он теоретически подготовлен к этому делу. Но товарищи посоветовали подождать, накопить знания и опыт.

Никифор безотлагательно берется за пополнение знаний, берется страстно и увлеченно. Дважды в неделю посещает кружок, созданный в заводском районе для наиболее подготовленных рабочих. Выступает на занятиях, полемизирует. Пользуется и тем, что для «посторонней публики» открыты двери Политехникума. Здесь читаются публичные лекции, рефераты, проводятся диспуты. Критически оценивая их, молодой рабочий извлекает для себя определенную пользу.

Жажда знаний растет. И очень часто по вечерам, а то и ночью он засиживается за интересующей его книгой. Теперь Вилонов уже не понаслышке, а непосредственно знаком с произведениями Маркса и Фейербаха, Плеханова и Бебеля. Тут же, в Киеве, впервые посчастливилось ему достать и прочитать ленинскую работу «Что делать?». Доходили до него и номера «Искры».

Идейно закаляясь, обогащаясь знаниями, он развертывает революционную пропаганду среди рабочих тех же железнодорожных мастерских, где по двенадцать часов в день слесарит сам. Просвещает людей. Снабжает нелегальной литературой. Пишет и распространяет листовки, бичующие царский деспотизм, произвол местной администрации.

Царские ищейки все более убеждаются в том, что этот рабочий-революционер представляет для них опасную политическую фигуру. Им удается раскрыть его принадлежность к Киевской организации РСДРП.

«Выдающийся агитатор и пропагандист, имеет влияние на железнодорожных рабочих,— приходит к заключению начальник киевского охранного отделения,— вел пропаганду в вагонном цехе, который больше всего распропагандирован. Снабжал цех прокламациями, давал материал социал-демократическому комитету для прокламаций»2.

Дважды за короткое время Вилонов оказывался узником «Лукьяновки», в застенках которой уже успели побывать многие профессиональные революционеры. Они умели и в тюремных камерах, преодолевая все трудности, пополнять знания, жить большой идейной жизнью, каких бы ухищрений им это ни стоило. По их стопам идет и Вилонов.

Решением его участи занято «особое совещание». Между тем киевской охранке не терпится поскорей удалить беспокойного пропагандиста за пределы «своей» губернии. И, не дожидаясь, когда царская Фемида свершит свой приговор, она выселяет его под особый надзор полиции в Екатеринослав (теперь Днепропетровск). Попасть после «Лукьяновки» в такой бурлящий пролетарский центр — об этом Вилонов мог только мечтать. На гребень могучей волны рабочего движения, охватившей весь юг страны, подымался и пролетариат Екатеринослава.

Именно сюда Организационный Комитет (ОК) по созыву II съезда партии направляет на работу Виктора Павловича Ногина, который вошел в состав Екатеринославского комитета РСДРП.

Широкое поле деятельности открылось здесь и перед Никифором Вилоновым. В. П. Ногин, познакомившийся с Вилоновым, видит в нем надежную опору. Вскоре Никифор был кооптирован в состав Екатеринославского комитета РСДРП.

Именно в этот период Ногин вырабатывает учебную программу занятий для рабочих марксистских кружков.

Одним из них он сам руководит. Его партийное имя — Макар, а слушателей кружка называют «макарятами». Хотя Вилонов и сам опытный пропагандист, он многому учится у Виктора Павловича.

«Из наиболее сильных активных работников искровской организации был в то время там Вилонов, известный тогда в Екатеринославе и других организациях под кличкой «Михаил Заводской»»,— свидетельствовал впоследствии Ногин. Он вспоминал, что Вилонов неизменно выходил победителем из острых схваток с местными «экономистами»3.

Крупнейшее событие в Екатеринославе летом 1903 года — массовая забастовка рабочих. Она явилась грозным вызовом царскому самодержавию. Тамошние полицейские видели в ней «репетицию революции». Вилонов — один из энергичнейших ее организаторов и боевых руководителей. Он входит в состав стачечного комитета, выступает на массовых митингах бастующих, ведет рабочих на политическую демонстрацию.

...Екатеринославские искровцы жили в ожидании вестей об итогах II съезда партии, когда их посетил один из делегатов съезда — Сергей Иванович Гусев. Сторонник Ленина, искровского большинства, он объехал ряд городов юга России, где информировал местные комитеты о положении дел в партии, о раскольническом поведении меньшевиков.

В Екатеринославе было крепкое большевистское ядро, куда входил и Вилонов. Он не мог мириться с тем, как писал тогда Ленину, чтобы «интересы дела топтались в грязь и совершенно забывались». Отсюда-то, из Екатеринослава, Вилонов и написал письмо, встреченное Лениным с живейшим интересом. Это была чистосердечная волнующая исповедь единомышленника, крайне обеспокоенного отсутствием единства в партии. Он так и писал о переживаниях собственных и своих товарищей: «Все это, как тяжелый камень, обрушилось на нашу голову...».

Письмо Вилонова проникнуто гневом к меньшевистским дезорганизаторам. «Для чего же тогда устраиваются съезды, когда их постановления не принимаются во внимание и каждый делает, что ему вздумается, оправдываясь тем, что съезд, мол, неправильно решил, ЦК недееспособен и т. д. И это делают те, которые до съезда все время кричали про централизацию, про партийную дисциплину и проч., а теперь как будто хотят показать, что дисциплина нужна только простым смертным, а не им, людям верха»4.

Выражением надежды на то, что в будущем все изменится к лучшему, и заканчивалась весточка из России, полученная Лениным в Женеве. Она донесла до Владимира Ильича откровенный и самостоятельный голос одного из передовых рабочих. Ленин не замедлил откликнуться. Его ответное письмо Вилонову — задушевная беседа с товарищем по партии — проникнуто глубоким уважением к собеседнику, болеющему за общее дело.

«...Я вполне разделяю Ваше мнение... Вы вполне правы»,— отвечал Ленин.

«...Заграничные дрязги литераторов и всяких других генералов (которых Вы слишком сурово называете уже прямо интриганами),— пишет Владимир Ильич,— только тогда станут не опасны для партии, когда русские комитетчики-руководители будут более самостоятельны и сумеют твердо потребовать исполнения того, что их представители постановят на партийном съезде»5.

Владимиру Ильичу очень хочется продолжить переписку со своим екатеринославским корреспондентом, его интересует положение дел в местном комитете. Но Вилонов снова арестован, и его переписка с Лениным прерывается. Зато екатеринославское письмо Вилонова получило в партии широкую огласку. Ленин полностью привел это письмо в послесловии к изданной в январе 1904 года брошюре «Письмо к товарищу о наших организационных задачах».

Примечательное во многих отношениях, вилоновское письмо к Ленину проникнуто заботой о постановке партийной пропаганды: «...Мы не должны забывать главной своей задачи, а именно пропаганды в массе социал-демократических идей, потому что, забывая это, мы тем самым обессиливаем нашу партию».

Мы не погрешим против истины, если скажем, что уже в этих словах проявилась черта Вилонова-пропагандиста, чьи талант и мастерство еще развернутся в полную силу.

Вилоновская учебная программа



Совершив летом 1904 года удачный побег из сибирской ссылки, Вилонов прибывает в Самару (ныне Куйбышев) в Восточное бюро ЦК партии. Здесь он получает направление в Казань, где его ждет многотрудная работа по восстановлению разгромленного полицией комитета партии.

Первые же шаги ожившего Казанского комитета РСДРП связаны с налаживанием марксистской пропаганды.

Вскоре начинаются занятия в социал-демократическом кружке рабочих-татар Алафузовского завода. Им руководит большевик-пропагандист Хусаин Ямашев. Вилонов — его постоянный наставник и консультант. Создаются марксистские кружки и на других заводах Казани. Пропагандистами готовятся стать студенты Казанского университета и ученицы местной фельдшерской школы, занимающиеся в кружке Никифора Вилонова.

«С тревогой, поодиночке шли мы на первое собрание, оно происходило на бывшей Вознесенской улице,— пишет Сусанна Александровна Козлова, с воспоминаниями которой меня познакомили в партийном архиве Татарского обкома КПСС.— Я жадно и упорно разглядывала тов. Вилонова: ведь я в первый раз близко соприкасалась с членом комитета РСДРП, нелегальным революционером-профессионалом...»

Сусанна Александровна называет и темы некоторых вилоновских лекций, которые ей довелось слушать: ««Парижская коммуна», «Нарастание революционного движения в России», «Книга Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю»».— Конечно, Вилонов часто рассказывал о Владимире Ильиче Ленине, о его произведениях.

Перед этой же аудиторией выступает с докладами и другой член Казанского комитета РСДРП — Владимир Викторович Адоратский, который войдет в историю нашей партии как видный пропагандист марксизма, крупный ученый-историк. Студентом Казанского университета включился он в революционное движение. Выезжал за границу, там слушал выступления Ленина. Домой вернулся весной 1904 года убежденным большевиком, сумев привезти с собой экземпляр протоколов II съезда партии.

У Адоратского от совместной партийной работы с Вилоновым в Казани остались самые лучшие впечатления. «Это был в высшей степени выдающийся человек,— вспоминал Владимир Викторович.— Он первый побудил к деятельности всю организацию. Михаил был настоящим революционером. Мы же, собственно говоря, новички в этом деле. Он нас научил всему. Как ни странно может быть, я кончал в то время университет, но я у него многому научился...»6.

О глубоком следе, оставленном Вилоновым в Казани, свидетельствует и выработанный им тогда проект учебной программы для занятий в местных социал-демократических кружках.

Тщетно стали бы вы искать эту брошюру, изданную под грифом Казанского комитета РСДРП, в столичных архивах или книгохранилищах. Уникальной реликвией обладает лишь партийный архив Татарского обкома КПСС. Поступила она сюда из рук строителей, обнаруживших ее в тайнике вместе с номерами ленинской «Искры» при сносе ветхого дома.

Что побудило Вилонова взяться за составление и издание учебной программы — конспектов для марксистских кружков? На этот вопрос автор отвечает во вступлении: отсутствие на месте «какой бы то ни было программы» и настойчивые просьбы товарищей создать ее.

Программа охватывает восемь тем и построена в виде тематических конспектов. При этом автор предупреждает, что он видит ее неполноту и отнюдь не собирается исчерпывать в ней все даже главные вопросы. «Дополнить ее теперь, вследствие скопления иного рода работы для меня, лично, совершенно невозможно — это дело будущего»,— пишет Вилонов в предисловии.

Итак, восемь тем, теснейшим образом связанных с Программой партии и опирающихся на нее.

Прежде всего, рассмотрение капиталистического способа производства. Сначала в целом, а затем краткий анализ положения, занимаемого в нем основными классами. Этому Вилонов и посвящает четыре темы конспектов, озаглавленных так: «Характер капиталистического строя», «Буржуазия», «Пролетариат», «Землевладелец». И все они нацелены на главное — доказать «необходимость коренного переворота и замены капиталистического строя». В Программе говорится о росте капитализма и увеличении пропасти между буржуазией и пролетариатом. Примирение классовых противоречий между ними путем компромиссов исключено, пишет Вилонов. Классовая борьба пролетариата как основа всякой иной борьбы — вот к чему должны готовить себя члены партии. Пролетариат — передовой борец за демократию, подчеркивается в учебной программе.

По-ленински подходить к решению аграрного вопроса — этому помогали слушателям марксистских кружков остальные четыре конспекта, содержавшиеся в учебной программе: «Аграрная программа», «Реформа 61-го», «Аграрная программа РСДРП». «Постановка аграрного вопроса и его разрешение в народнической литературе».

В программе рассматривается крестьянство и его положение в обществе. Затем — небольшой экскурс в прошлое. Речь идет о реформе 1861 года. Акцент — на необходимость ликвидации крепостнических пережитков в пореформенной России.

Путь трудовому крестьянству к избавлению от вековой нищеты и гнета указывает аграрная программа РСДРП. Она-то и занимает центральное место во второй половине учебной программы.

Пропагандист или слушатель кружка, в чьи руки она попадет, не окажется предоставленным самому себе в выборе литературы. Библиографический ее перечень следует за каждой темой. Рекомендуются «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, «Капитал» К. Маркса и его же «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», работа Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке»; произведения В. И. Ленина «Развитие капитализма в России», «Задачи русских социал-демократов», «Что делать?», «К деревенской бедноте», «Аграрная программа русской социал-демократии»; труды Г. В. Плеханова, А. Бебеля и других теоретиков. Там же ссылки и на статьи в ленинской «Искре», в журнале «Заря».

Составитель учебной программы предупреждает читателей: пусть товарищи не смущаются той критикой, которой при защите своих взглядов партия подвергала и подвергает на страницах печати врагов рабочего класса. «Надо привыкнуть к мысли, что всякая речь, произнесенная на общественную тему, или статья, написанная по общественному вопросу, должна вызвать или резкое суждение, или похвалу,— пишет Вилонов в своем предисловии,— иначе и быть не может в обществе, разделенном на классы с диаметрально противоположными интересами».

Можно ли сочетать практическую работу с теоретической учебой? — ставит вопрос Вилонов. И отвечает: «Я из собственного опыта пришел к заключению, что невозможно отделить одну область от другой без ущерба для выработки из себя работника,— пишет он,— Только тот будет настоящим социал-демократом, кто приобщенные познания в области теории сейчас же начнет применять к делу».

Сжатость учебной программы и невозможность тогда ее дополнить разработкой других тем Вилонов, как мы уже знаем из предисловия к брошюре, объясняет скоплением у него «иного рода работы». Чем же он был занят?

Никифор Вилонов вел большую пропагандистскую и организаторскую работу не только в рабочих марксистских кружках, но и среди студентов Казани.

Один из студентов писал: «Занятия различных кружков, прежде занимавшихся рассмотрением вопросов легальных, теперь все время посвящают самым животрепещущим. Теперь уже не довольствуются общим указанием тех или других недочетов, подмеченных в экономических, социальных условиях различных классов населения России, но выдвигают также и причины ненормальностей этих. Я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что эти кружки служат не чем иным, как средством политической пропаганды... Здесь я впервые услышал действительных ораторов, горячих, умных проповедников социал-демократических идей. То были все молодые студенты — горячие, искренние последователи Маркса...»7

Как же мог проникнуть в эту среду молодой рабочий, ответственный организатор Казанского комитета РСДРП?

Находчивость! В ту пору Владимир Ильич советовал социал-демократам постараться проникнуть самим «или через посредство своих агентов в возможно большее число возможно более широких «чисто студенческих» и самообразовательных кружков...»8.

Так и поступает Вилонов. Переодевшись студентом, он вступает в легальный литературный кружок для питомцев Казанского университета, руководимый профессором Архангельским. Участвуя в литературных дебатах, он нередко излагает социал-демократические идеи. Безобидные разговоры, заводимые маститым ученым-филологом и юными любителями изящной словесности, то и дело оборачиваются страстным обличением насквозь прогнившей романовской монархии.

5 ноября 1904 года — в день столетия этого учебного заведения — революционные студенты организуют антиправительственный митинг и демонстрацию. Актовый зал, в котором началась парадная юбилейная помпа, вдруг оглашается бурным протестом:

— Довольно! Не это нам надо! Долой самодержавие! Идем на улицу й там предъявим наши требования!

Никифор Вилонов — в гуще революционного студенчества. В какое-то мгновение он достает красное полотнище, на котором начертано: «Долой самодержавие! Да здравствует социализм!»

«Он был организатором демонстрации и даже рискнул, переодевшись в студенческую форму, идти с кучкой студентов,— вспоминал о Вилонове (его и в Казани звали Михаилом Заводским) В. В. Адоратский.— Один из моих товарищей, Матвеев Санька, назвал довольно метко Михаила «печкой», потому что это был действительно человек высокий, страшно горячий...»9

Были у Вилонова в Казани и другие важные дела: рефераты, диспуты и непримиримая идейная борьба против буржуазных либералов, эсеров, меньшевиков. В спорах с таким эрудированным марксистом, как Вилонов, противники социал-демократии неизменно терпели поражение.

Сохранились свидетельства о том, как он идейно разоблачал эсеров на диспутах «О роли личности в истории». Один диспут был нелегальным, другой — открытым, публичным.

О чем говорил на этих диспутах Вилонов, как он сам понимал эту проблему? Сохранились тетради, куда Вилонов, находясь в тюремных застенках, записывал свои заветные мысли.

Вот его рассуждения о роли личности и народных масс в истории: «...Поскольку личность, выражая в себе объективный ход истории, принимает деятельное участие в общественном движении тем или другим способом, постольку она заслуживает к себе особого внимания, уважения и т. д., но отнюдь не рабского преклонения, уничтожающего всякое значение собственной личности. Чем большее сознательное участие в общественном развитии будут принимать массы рабочих, чем скорее они поведут самостоятельную линию в общем развитии, тем абсурднее будет казаться теория критически мыслящей личности, тем меньшее отрицательное влияние будет иметь на исход того или иного движения отдельная личность, как бы сильно она ни отличалась от общей массы теми или иными индивидуальными свойствами...»10

После Казани Вилонова ждут боевые партийные дела на Урале. Но власти не дремлют. Его хватают и бросают в Николаевские арестантские роты. Этот застенок отличался особыми зверствами. Недаром его называли «уральским Шлиссельбургом».

Попытка побега Никифору не удалась и стоила ему зверского избиения, карцера.

Вырваться на свободу удается лишь после пресловутого царского манифеста 17 октября 1905 года. Вилонов прибывает в Екатеринбург (ныне Свердловск) и включается в активную партийную работу. Вскоре, однако, он получает вызов на партийную работу в Самару.

Всего лишь два месяца пробыл он здесь, но эти дни, несомненно, составляют яркую страницу в биографии большевика. Всем, чем был одарен Вилонов,— мастерством организатора, пропагандиста и агитатора,— он послужил делу партии.

В дни первой русской революции самарские рабочие избирают его председателем своего первого Совета.

Приезжавший в «дни свободы» в Самару за получением явок в Питере партийный работник Николай Николаевич Баранский, впоследствии крупный советский ученый-географ, оставил мемуары, в которых живописует атмосферу на митингах грузчиков в самарском Народном доме, перед которыми выступал Вилонов:

«Это было море подлинного русского волжского трудового народа, так и просившегося на картину. С всклокоченными волосами, в самом разнохарактерном тряпье, сплошь и рядом с обнаженной грудью, их крепкие и суровые фигуры не имели ничего общего с типичным видом фабричных рабочих...

Не знаю точно, чего они ожидали от революции, но им нужен был атаман, как всегда в таких случаях «волжской вольнице» — атаман. И вот таким большевистским атаманом этой вольницы и стал «Михаил Заводский».

...Здоровый, рыжий детина с открытым, мужественным лицом и зычным голосом, с буйно выбивающейся из-под шапки прядью волос и с наганом за поясом — он был великолепен. В качестве оратора на митингах грузчиков «Михаил» был бесподобен: краткая, сильная речь, без всякой «философии» (которой в то время очень злоупотребляли многие из товарищей), простые, ясные директивы и такие же краткие, безоговорочные ответы на все вопросы, которые на него сыпались со всех сторон».11

А. М. Горький, познакомившийся с Вилоновым несколько позднее, в 1909 году, писал, что он был создан природой крепко, надолго, для великой работы. Монументальная, стройная фигура его была почти классически красива.

Немалую работу вел Вилонов среди «волжской вольницы». Напутствуя делегацию грузчиков, шедших к городскому голове со своими требованиями, он обращает их внимание на то, что они теперь уже не «хитрованцы», а представители четырех тысяч трудового народа и «стрелять» у буржуев двугривенные им уже непристойно.

Нередко Вилонов бывал и у самарских железнодорожников. Выступая перед ними, он пропагандирует программу РСДРП, зовет их взамен существующего буржуазного железнодорожного союза создать свой, пролетарский профсоюз.

Мыслитель-самородок



Никифор Вилонов был талантливым пропагандистом, агитатором, организатором. Но он был также мыслителем-самородком, рабочим, поднявшимся при помощи самообразования до вершин марксистско-ленинской теории.

«Приехал один рабочий уралец изучать философию,— сообщал из Италии в Россию издателю Ладыжникову А. М. Горький после своего знакомства с Вилоновым.— Какой, между прочим, великолепный парень этот рабочий, какую интеллигенцию обещает выдвинуть наша рабочая масса, если судить по этой фигуре»12.

Е. Вилонову приходилось в своей жизни встречаться с довольно распространенным предубеждением, Думавшим примерно так: философия — наука для избранных, простым смертным заглядывать в ее дебри не полагается. К тому же в те годы содержание и формы изложения большинства философских трактатов были весьма далеки от массового читателя. «Говорить о философии общепонятным языком, значит не знать хорошего тона и даже не знать философии, соваться, по пословице, с суконным рылом в калашный ряд,— иронизировал Вилонов.— И этот взгляд, к сожалению, сохраняется еще у некоторых наших теоретиков»13.

Вилонов хорошо сознает, что философия — это та наука, которая призвана не только объяснить, но и преобразовать мир. Диалектико-материалистическая философия есть духовное оружие рабочего класса. Приохотить к ней рабочего человека — такова цель задуманного Никифором Ефремовичем труда.

Какие проблемы находят отражение в черновых набросках Вилонова, сделанных им еще в России? Марксизм как мировоззрение пролетариата; зависимость духовной жизни людей от их социального бытия, производственных отношений; несостоятельность народнической теории «критически мыслящей личности»; путь от стихийности к сознательности в рабочем движении.

Научное предвидение и революционное преобразование общества; изнанка буржуазной демократии; активная политическая борьба пролетариев и неприемлемость для них толстовства.

Художник и действительность. Залог его творческой удачи — в наиболее полном и ярком отражении реального мира. Только при этом условии созданные им произведения служат познанию жизни; литература и производственные отношения в обществе, приближение ее к народу.

Накапливая материал для своего — к сожалению, оставшегося незавершенным — философского труда, Вилонов неоднократно обращается к сокровищам художественной литературы: что-то принимает с удовлетворением, с чем-то поспорит, а что и отвергнет.

«Образ мышления Добролюбова можно назвать революционным»,— замечает Вилонов по поводу статьи писателя «Русская сатира екатерининского времени».

Русский революционный демократ поэт Некрасов, сорвав парадную тогу с реформы 1861 года, сказал о ней: «На место цепей крепостных люди придумали много иных». Эти некрасовские строки приходят Вилонову на память, когда он обнажает всю лживость и ограниченность буржуазной демократии:

«То же самое происходит и с дачей избирательного права народным массам. Как крестьянству воля была дана из боязни его восстания, так и буржуазия... уступила избирательное право народу под угрозой рабочего движения. Она дает не по доброй воле, потому старается дать как можно меньше. С этой целью ею вводится вся масса всевозможных ограничений, которые фактически всеобщее и равное избирательное право делают не всеобщим и не равным»14.

Идеология революционного социал-демократа, марксиста-ленинца. Интеллект философа. Эрудиция филолога. Перо публициста. На каких же факультетах получил Вилонов такие разносторонние знания?

Единственное учебное заведение, которое он успел окончить, было калужское техническое училище. А дальше?

В. И. Ленин однажды заметил, что многие революционеры, просидев в царских тюрьмах, даром времени не теряли, они учились там марксизму, истории революционного движения15.

Вот такими «тюремными университетами» и сумел Вилонов воспользоваться для самообразования. Учился много и самозабвенно. Об этом достаточно убедительно говорят и страницы четырех толстых тетрадей, исписанных им в застенках «уральского Шлиссельбурга». Это не только выписки, размышления, но и комментарии, обобщения.

Каким только чудовищным пыткам ни подвергали царские изверги этого богатырской воли и силы борца за дело рабочего класса! «...Где-то на Урале, избили его и, бросив в карцер, облили нагого, израненного, круто посоленной водой,— поведал Максим Горький в очерке, посвященном Вилонову. — Восемь дней он купался в рассоле, валяясь на грязном, холодном асфальте; этим и было разрушено его могучее здоровье»16.

Неумолимый туберкулез поражает Вилонова, и он вынужден уехать в Италию.

Первое время после приезда в Италию Вилонов живет в Неаполе. Но пыльный город мало способствовал его выздоровлению, и он перебирается на остров Капри. Здесь знакомится и сближается с Горьким. И снова жадно набрасывается на книги. Изучает философию, химию, биологию... Принимается за итальянский язык.

«Чувствую, как мой багаж растет,— пишет Вилонов жене в Россию,— главное, заполняются пробелы, образовавшиеся во время последних лет. Ведь я давно не занимался как следует. А книг здесь вволю, а каких недостает, то Максимыч выписывает...»17

Вилонов мечтает о подготовке партийных работников из передовых рабочих. Но его организаторскими способностями пытается воспользоваться антипартийная группа «Вперед» во главе с Богдановым. Оппортунисты рьяно берутся за создание печально известной партийной школы на Капри для борьбы против Ленина, партии большевиков. Вилонов вскоре разгадывает замыслы впередовцев и разоблачает их.

Впоследствии Алексей Максимович Горький писал: «Вилонов на первых же выступлениях своих по организации преподавания в Каприйской школе обнаружил удивительную страстность, прямоту мысли и непоколебимую уверенность в правильности отрицательного отношения Владимира Ильича к школе...

— Тут, у вас, какая-то чертова путаница: идея воспитания профессиональных революционеров — идея Ленина, а его — нет здесь! Против этой идеи могут спорить только шляпы и сапоги, а ведь тут...

Не договорив, он ушел»18.

Доклад, с которым Вилонов выступил в школе, был направлен против фракционеров.

— Я боролся за школу, считая, что она принесет пользу партии,— говорил он.— Теперь положение изменилось.

Часть товарищей, с которыми я работал, перешла в наступление против большевистской фракции «Пролетария»— т. е. объективно встала на путь организации новой фракции.

Вступив на путь раскола, мы наносим школе непоправимый удар. При таком развертывании событий я, взявший на себя часть ответственности перед организациями, должен, неминуемо должен, повернуться спиной


к тем, кто хочет сделать школу орудием особой политики, своих особых взглядов. Богданов вне себя от Вилонова и поддержавшей его группы рабочих — слушателей школы, дерзнувших назвать вещи своими именами. «Несовершеннолетние»,— кипятится он.

И снова оказывается посрамленным. Всю несостоятельность приемов, к которым прибегает Богданов в своих нападках на большевистскую теорию и тактику, «несовершеннолетний» Вилонов показывает на страницах большевистской газеты «Пролетарий»: «Да позволено будет мне ответить, как рабочему и, смею думать, от имени рабочих,— заявляет он: — нам нужны идеи, а не крики, дело, а не слова, нам необходимы принципиальные споры»19.

В. И. Ленин, срывавший маски с фракционеров, «дурных пастырей», пригласил Михаила и его товарищей, порвавших с отзовистами, приехать в Париж. И вот наконец состоялось личное знакомство Владимира Ильича с тем передовым рабочим, который шесть лет назад так обрадовал его своей весточкой из России.

«Помню первую встречу с Вилоновым,— пишет Надежда Константиновна Крупская.— Начал он рассказывать о своей работе в Екатеринославе. Из Екатеринослава нам часто писал раньше корреспонденции какой-то рабочий, подписывавшийся «Миша Заводский». Корреспонденции были очень хороши, касались самых животрепещущих вопросов партийной и заводской жизни. «Не знаете ли вы Мишу Заводского?» — спросила я Вилонова. «Да это я и есть»,— ответил он. Это сразу настроило Ильича дружески к Михаилу, и они долго проговорили в тот день»20.

Впечатлениями от знакомства с Вилоновым Ленин делится в тот же день в письме Максиму Горькому. Оно проникнуто глубокой убежденностью в том, что рабочий класс выкует свою партию, выкует революционную демократию в России. И Ленин подчеркивает: «Такие люди, как Михаил, тому порукой»21.

Находясь во французской столице, Вилонов выступает с докладом о Каприйской школе на собрании парижских большевиков, присутствует на лекциях Владимира Ильича для группы покинувших ее учеников, встречается с ним в редакции «Пролетария».

Среди соотечественников, с которыми Вилонов встречается здесь, и заведующий русской библиотекой имени Тургенева в Париже Николай Алексеевич Золотарев, горячо и искренне разделяющий позиции Михаила в его борьбе с впередовцами. Об этом рассказывает он тогда же в своих письмах на родину, перлюстрированных царской охранкой.

«Сегодня был у Михаила,— пишет Золотарев и излагает рассказ Вилонова об обстановке, сложившейся на Капри перед тем, как он и группа его товарищей покинули школу.— Горький прямо заявил, что разрывает всякие отношения с Богдановым, Луначарским и Алексинским. Ох, что-то они будут делать, голубчики. Да, надо отдать справедливость Михаилу: он выиграл большую битву. Уж слишком он прямой, крепкий и независимый человек, который пошел напролом и каждый раз при всех, особенно при Горьком, разоблачал прямую ложь Богданова»22.

А вот что произошло уже в Париже. Здесь был доклад Михаила, делится своими впечатлениями Золотарев. В защиту Богданова и Ко выступил Домов (один из лекторов Каприйской школы, М. Н. Покровский, примыкавший некоторое время к богдановской антипартийной группе и порвавший с ней в 1911 году.— Авт.). Но что это была за защита, хуже всякого обвинения! Зато Ленин и отчитал его. А тот, получив слово, не сказал ничего в ответ. А во время заключительной речи Михаила, когда он перешел к вопросу о современной тактике, Домов даже стал ему вслух поддакивать.

Любопытно, что Луначарский, бывший участником фракционной группы Каприйской школы, писал о Вилонове: «Натура необыкновенно могучая и психически и физически... Вскоре после своего приезда он приобрел большое уважение со стороны... Горького, равно как и с моей стороны...»

Наступает 1910 год. По ленинской рекомендации Центральный Комитет РСДРП намеревается кооптировать в свой состав Вилонова. Однако новая вспышка туберкулеза вынуждает того отправиться на лечение в Давос (Швейцария). Владимир Ильич, настоявший на этом, пишет туда ему письма, принимает самое близкое участие в его судьбе. Ленин в переписке с Вилоновым оказывает ему помощь и в работе над философским трудом,

ободряет, критикует отдельные ошибки. «Очень рад, что знакомство с прагматизмом начало отталкивать Вас от махизма»23,— пишет Владимир Ильич Вилонову в начале апреля 1910 года.

Регулярная работа над философской книгой продолжалась до того первомайского дня 1910 года, когда на 27-м году жизни Никифора Вилонова не стало.

Увы, труд остался незавершенным. И все же скромное философское наследие Вилонова делает свое дело. Им пользуются философы, историки, публицисты, литераторы.

Это была одна из самых тяжких утрат для партии.

Перед нами четырнадцатый номер газеты «Социал-демократ» — центрального органа РСДРП — с некрологом, посвященным Вилонову. «...До последнего вздоха, до последнего мгновения своей жизни Вилонов остается верен великому знамени социалистического пролетариата, до последнего вздоха он полон благородной веры в торжество пролетарского дела»,— писала газета.

Живя в момент политического разброда и идейных шатаний, он, благодаря своему здоровому пролетарскому чутью, остался верен революционным принципам Российской социал-демократической рабочей партии.

Слугам насилия и беспросветного произвола удалось преждевременно сразить одного из самых выдающихся, самых ярких представителей передовых русских рабочих.

Пусть же память об этом борце и мученике долго озаряет великий путь к грядущим победам, путь к величайшему идеалу всех времен к социализму,— заканчивался некролог, посвященный Вилонову и напечатанный в № 14 газеты «Социал-демократ» — центральном органе РСДРП.

За свой короткий век Вилонов сумел много сделать для пропаганды бессмертных идей марксизма-ленинизма. Его вдохновенный голос слышали рабочие Киева, Екатеринослава, Казани, Самары, Москвы и многих других городов России.

Вилонов и сегодня с нами. На переднем крае идеологического фронта.

Ю. Юров



1В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, стр. 331.
2«Политическое самообразование», 1974, № 5, стр. 114.
3История Екатеринославской социал-демократической организации. Екатерииослав, 1923, стр. 363.
4В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 7, стр. 31—32.
5В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, стр. 333, 334.
6«Пути революции». Исторический журнал Татбюро Истпарта. Казань, 1923, № 3, стр. 69.
7«Пути революции». Казань, 1922, № 2.
8В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 7, стр. 354—355.
9«Пути революции». Казань, 1922, № 3, стр. 69.
10Л. А. Коган. В. И. Ленин и русский рабочий-философ Η. Е. Вилонов. Журнал «Вопросы философии», 1963, № 4, стр. 50—51.
11Н. Баранский (Николай Большой). В рядах Сибирского соц.-дем. союза. Воспоминания о подпольной работе. 1897—1908. Новониколаевск, 1923, стр. 71—72.
12 Летопись жизни и творчества А. М. Горького, вып. 2., М., АН СССР, 1958, стр. 64.
13 «Вопросы философии», 1963, № 4, стр. 49.
14 Там же, стр. 51.
15 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, стр. 216.
16 М. Горький. Собр. соч. в тридцати томах, т. 17. М., 1952, стр. 83.
17 И. Шакинко. Подпольная кличка «Михаил». Свердловск, 1970, стр. 131.
18 М. Горький. Собр. соч., т. 17, стр. 83, 84.
19 Приложение к № 50 газеты «Пролетарий», ноябрь 1909.
20 «Воспоминания о В. И. Ленине» в пяти томах, т. 1. М., Политиздат, 1968, стр. 353—334.
21 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 47, стр. 219.
22 «Звезды над Волгой. Литературно-художественный сборник». Ярославль, Верхне-Волжское книжное изд-во, 1964, стр. 106.
23 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 47, стр. 246.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 7513