Искусство экономной смерти. (Сотворение видеомира)

Воина, огромная, вязкая, калеидоскопичная, не укладывается в единство пространства-времени, которое хотела бы ей вменить телеиндустрия. Информация локальных свидетелей-корреспондентов зачастую сводится к разрозненным впечатлениям. Так, 27 марта корреспондента А. Минакова поразила частая стрельба в центре Багдада. Он подумал, не начались ли уличные бои. Но нет. Это стреляли зенитки с крыши дома. Еще иракцы пустили ракету в американский самолет. Не попали. Облако от разрыва долго висело в небе. Впечатления Минакова были переданы по РТР, затем перекочевали на радио «Россия». Они стали цитатой. Облако наверху и обманчивый грохот войны впереди... Корреспондент сделал рекогносцировочный жест. Он очертил сферу непосредственного взгляда. Координаты, на пересечении которых помещает себя корреспондент, нам известны: вертикаль, упирающаяся в небо, и дистанция взора по горизонтали. В эту метрику хорошо укладывается архаическое содержание: сверхчеловеческая явность небесно-воздушных сил и опасная сокрытость земной проксимальности.

Грохочущий верх для корреспондентов вполне нуминозен. Это очень грозное, внушительное зрелище... Третья ночь войны, показательная американская бомбардировка Багдада. «По мощи она превзошла все, что было в военной истории», — говорит маршал
авиации Шапошников. Журналисты снимают взрывы и ночное зарево с балкона. «Красиво до безобразия», — замечает С. Холошевский. А вот как читается это впечатление в более развернутых, дневниковых зарисовках другого журналиста: «Весь город на правом берегу охвачен огнем. Яркие желто-красные языки пламени легко отпускают в небо черные грибы облаков дыма. Облака, смешиваясь, ткут причудливо-выцветшие, с кровавым прокураторским подбоем гобелены и захватывают низкие, греющиеся у костра звезды, затем проглатывают, окутывая своими расползающимися пастями, голубую, почти полную луну и всю глубину остальной вселенной... Сошедшая с небес огненная геенна сжирает помпезные дворцы президента, выплевывает языки и косы огня из глаз и ноздрей, выпотрошенных ненасытным пламенем зданий, и запивает жар нефтянно-глянцевой водой, перекатывается на другой берег Тигра, где и так ярко освещенная электрическими фонарями безлюдная песчаная набережная словно подхватывает этот завораживающий танец смерти.

Я чувствую, что не могу не любоваться этим ожившим новыми красками полотном Тернера, но тут балкон опять уходит у меня из-под ног, и страх, вползая в оглохшие уши, опускается в самой сердце...» (Лойко, 2004, с. 115). Очень литературно и картинно. На балконе гостиницы журналист вспоминает картину Дж. Тернера «Пожар парламента» — цветок рыжего пламени на голубовато-стальном фоне сливающихся в панораме небес и реки, но тут балкон начинает вибрировать под ногами эстета. Вертикаль батального пленэра напоминает о своей опасной реальности. Небо, пожирающее землю, возвращается к апокалиптическому архетипу (глава называется «Судная ночь, или шок и трепет»).

ОРТ, 31 марта, 12.00.

Ведущая сообщает, что массированные бомбардировки Багдада приводят к многочисленным жертвам. Она обращается за свидетельством к корреспонденту Р. Бабаяну. Тот подтверждает: это самая страшная ночь в Багдаде (в кадрах— панорама ночных пожарищ). Десять погибших и десятки раненых.

Сравним: во время англо-американских бомбардировок Дрездена в феврале 1945 г. погибло тридцать тысяч горожан. Американцы бомбят иракскую столицу не для того, чтобы ее разрушить. Очевидно, что ведущая в студии плохо представляет себе бомбардировки высокоточным оружием и сбивается на стереотипы прошлого века, а телекорреспондент не имеет возможности ее поправить. Его эмоциональные реплики лежат в других координатах, чем предлагаемые ведущей. Каждый подразумевает свое, хотя все видят одну картинку. Я вновь предоставлю слово корреспонденту «Новой газеты» С. Лойко, который излагает подоплеку «судной ночи» изнутри самого зрелища: «Город странно не тушит свои электрические огни, и они, словно факелы, опоясывают живые очаги пламени со всех сторон, и кажется, что весь город горит. На самом деле взрываются и горят только дворцы и правительственные учреждения. Это только видимость ковровой бомбардировки. Это высокоточное оружие в деле, в деле защиты цивилизованного западного мира от непослушных и строптивых восточных тиранов.
Умные бомбы и ракеты падают точно в цель и буквально выедают ее изнутри, так что дальше там гореть почти нечему, и уже через полчаса город перестает плясать вокруг буйных костров и будто вновь погружается в прерванный ночной бомбардировкой сон. Не слышно ни сирен, ни пожарных машин, ни машин «скорой помощи». Тушить там уже нечего, и похоже, что раненых тоже нет. Красиво, до жути страшно и почти безопасно (для меня).

Пентагоновская концепция «Шок и трепет» проявляет себя во всей красе. Не знаю, как чувствуют себя багдадцы, приникшие друг к другу в своих домах и убежищах, но я точно испытал шок и немного трепет» (Лойко, 2004, с. 116).

Удары с использованием сверхточного оружия возрождают сакральную вертикаль взгляда. Они заставляют трепетать и восхищаться мощью неба. Это — атрибут пост современной войны. Пентагон воспроизводит в Багдаде зрелище 11 сентября, неимоверно усилив его килотонную мощь. Реалити-шоу кучки самоубийц по затраченным техническим ресурсам — жалкая кустарщина в сравнении с работой американской авиации в багдадском небе. Но в том-то и дело, что шоковое воздействие рукотворных молний конструируется медийно. Гиперсобытийный потенциал багдадских бомбардировок расходуется впустую. Непосредственных зрителей мало, и они, кажется, в замешательстве. Впечатления корреспондента раздваиваются между архаическим трепетом перед грозным видом и шоком от сюрреализма грандиозного спектакля. Зрелище быстро выкрашиваемых сверху умными молниями укреплений восточного тирана напоминают фантастический роман, точнее, его голливудскую экранизацию. Однако аллюзии образованного корреспондента склоняются в сторону эстетизированного мифа. Что же касается забившихся в свои дома багдадцев, то им, надо понимать, не до эстетики и фантастики, как было не до них жителям Дрездена в 1945 г.

А зрители массового вещания получают ужатые и скупо прокомментированные картинки. Телекорреспондент (человек-коммуникатор) только в малой степени может развернуть в них свои переживания и соображения. Он передает виды опасности в зону безопасного зрения, и для этого его впечатления в архетипической метрике вполне уместны. Корреспондент свидетельствует об ужасах войны, которые видит сам. Самовидство необходимо, без него телепередача выродится в чтение сообщений с экрана, скупо перемежаемое не очень понятными мелькающими кадрами. Корреспондент есть, к тому же, человек-зрелище, поскольку находится в опасной зоне боевых действий. Он олицетворяет превратности непосредственного взгляда, от которого зритель-зритель отдален электронным опосредствованием. Передача конструирует цепь медиасоциальности в полярности позиций по отношению к смерти. Корреспондент сам служит живой картинкой, фигурой зрения в строке сообщений, которые перед нами зачитывает ведущая и которые мы можем читать вместе с ней внизу экрана. Без людей, ведущих игру со смертью, зрелище исчезнет, и останутся только невнятно иллюстрированные информационные сообщения. В быстрых, скомканных, переполненных разнородными данными военных сводках репортер теперь на первом крае опасного зрелища. Он отчасти сам становится зрителем-участником и потенциальным зрителем-жертвой (начинают приходить сведения о погибших журналистах). Погибшие же в кадре — статичны и лишены «живой смерти». Смазанные картинки трупов начинают восприниматься как аксессуары войны. Журналист же на фоне взрывов, появляющийся от передачи к передаче, вставлен в зрелище преследования, которое может оборваться.
Однако в системе информационного вещания корреспондент — прежде всего источник оперативной информации с театра военных действий. Он — зритель-свидетель, своим взглядом верифицирующий строки информации. Он сталкивается со студийной рационализацией, зачастую работающей стереотипами. Его взгляд ограничен и вставлен в информационный коллаж. Ведущий работает с ним, чтобы вписать частную точку зрения в батальную панораму.

30 марта в 12.00 ведущая новостного выпуска НТВ О. Белова сообщает о бомбардировке Багдада и выходит на связь с корреспондентом. Разговор о его местонахождении. Вид, на фоне которого вещает корреспондент, по сравнению с предыдущим выпуском изменился. Вместо багдадской панорамы с крыши за спиной журналиста — фасад здания в восточном стиле. Холошевский объясняет, что теперь он— возле гостиницы «Палестина», так как прежнее место съемки, министерство информации, разбомблено. Показаны кадры горящего здания, но сообщение о бомбардировках отступает перед выяснением местонахождения корреспондента. Постфактум мы узнаем, что вещание было привязано к министерству информации и его спутниковым тарелкам. Теперь же вид будет иной. Наш взгляд на войну — через человека-коммуникатора, от его спутниковой тарелки. А ведущая выпуска собирает ракурсы в быстром времени передачи. Она — посредник второго рода между нами и посредником первого рода (корреспондентом). Однако не просто посредничает, а координирует словесную информацию и зрелище, формирует этим срез военного времени, осуществляет быструю сборку телереальности.

Война постоянно сдвигает пропорции вербальной информации и видеоряда. Значительную часть новостей приходится проговаривать, а телекартинками иллюстрировать батальные события.

Образ выступает подтверждением и доказательством сказанного. Например, иракская сторона демонстрирует пленных и разбитую технику противника, раненых в больницах, выступления Саддама Хусейна. Американская хроника показывает пленных иракских солдат и жителей, приветствующих американцев. То и другое производит впечатление военной пропаганды. В потоке информации образ может выступать простой иллюстрацией, аргументировать за или против сообщения или играть самостоятельную партию — показывать зрелище. Опытный телеведущий, создавая панно событий и сверяя материалы информационных агентств с показаниями очевидца-корреспондента, не упускает возможности психологически интонировать информацию через визуализированную медиацепочку, активируя репортера.

Что может корреспондент? Он сообщает в кадре последние вести и показывает какую-нибудь впечатляющую картинку: клубы дыма, разрывы, небо, перечеркнутое трассами зенитных снарядов. Он выступает наблюдателем, транслирующим тот кусочек обзора, который сам видит. Российские теленаблюдатели не ангажированы какой-либо одной из сторон конфликта, поэтому они довольно хорошо передают ситуацию человеческого взгляда, оснащенного телеобъективом. Они— свидетели локального события, которое то ли подтверждает, то ли не подтверждает сводки военных штабов. Их информационное место в общей панораме кампании достаточно скромно. Функция же их как визуальной инстанции медиасоциальности очень велика. Теряя эффект информационного первосвидетельства, они оставляют за собой впечатления от пребывания в некоторой точке военного пространства, внутри войны-зрелища.

Позиция тележурналиста не способствует аналитичности. Несколько минут эфирной связи студии со своим информатором заняты визуальной мизансценой. Частный взгляд с трудом вписывается в информационную панораму.

3 апреля в ток-шоу С. Шустера «Свобода слова» на НТВ обсуждается тема «Что важнее: правда или победа?» Участники выступают медиакритиками по материалам двух недель иракской кампании. Дискуссия сводится к выяснению места репортера в информационном вещании о войне и вообще на войне. Собрались люди с опытом. У А. Невзорова — служилый взгляд на вещи. Он считает, что военный журналист обслуживает своих. Не своих зрителей, а свою армию. Американцы «не дошили свой фрак». Они рке разослали корреспондентов по частям. Теперь, надо понимать, осталось подчинить журналистов командиру, чтобы он давал им боевую задачу; ведь информационный план — это отдельная и очень важная часть современной войны. То, о чем ведет речь Невзоров, даже не пресловутая ангажированность мастеров культуры; нет, работник информационного фронта просто должен иметь свой боевой участок, как танкист, десантник, сапер, связист, спецназовец и т.д. Вообще-то журналист на войне — «огромная гадость», если не подчинен командиру. Невзоров рассказывает жутковатую историю о неком «журналистике», который по мобильничку сообщал о передвижении нашей бронетехники в разгар зимних боев 1994-1995 гг. в Грозном. Его деятельность была пресечена у ближайшей стенки.

Журналисту-экстремалу возражает Е. Масюк. Она также была в горячих точках и считает, что репортер должен придерживаться моральных принципов.

Спрашивают С. Холошевского в Ираке. Тот отвечает сдержанно: мы можем говорить о том, что видим, on-line. Свое высказывание репортер не детализирует. Но можно понять, что его коллеги в московской студии что-то перепутали или далеки от его будней. Багдадский спецкор российских масс-медиа едва ли может сообщать военные секреты той или другой стороны в эфире. Он наблюдает за развитием обстановки в целом. Однако определить, куда ветер дует, ему трудно. Во-первых, потому что определить, куда ветер дует, на войне и вообще трудно. А во-вторых, он вставлен в медиацепочку, привязан к своему локальному зрелищу, ограничен временем передачи. Его ситуация столь же удалена от морально-экзистенциального выбора художника, как и от работы наводчика с мобильником или телекамерой. То, что мы видим в эфире, достаточно жестко ограничено технологией передачи, хотя едва ли хорошо состыковано с другими элементами медиацепочки.

25 марта американо-британское наступление остановлено на ближних подступах к Багдаду хамсином. Генерал Песчаная Буря делает невозможным прицельное бомбометание и движение танковых колонн. В кампании вырисовывается очередная развилка. Закончился марш по пустыне вдоль периметра густонаселенного междуречья Евфрата и Тигра. Коалиция на пороге пятимиллионного Багдада. Пока союзники втянуты в уличные бои в одном месте. На юге страны, в полуторамиллионной Басре, британская пехота методично, квартал за кварталом, вгрызается в иракскую оборону и продвинулась вглубь города на полтора километра. Применение такой тактики в Багдаде вызовет крупные потери и надолго затянет операцию, да и сценарий щадящей войны с высокоточным оружием сорвется. Саддамовская пропаганда непрерывно трубит, что американцев ожидает новый Сталинград. Задолго до начала военных действий мир насмотрелся кадров с марширующими защитниками столицы: регулярные части армии, полицейские, шестьдесят тысяч отборных национальных гвардейцев, сорок тысяч феддаинов-смертников, поклявшихся взрывать себя вместе с врагами... А члены саддамовской партии БААС, а сплошь вооруженное, включая детей и женщин, население, которое потрясало автоматами и обещало отдать жизнь за вождя и превратить каждый дом в могилу для американцев... Хусейн угрожает американцам завалить подступы к столице своим пушечным мясом. Разумеется, пропаганда есть пропаганда, но ведь одного процента этих сил хватит, чтобы превратить прогулку по пустыне в кровавую, затяжную мясорубку уличных боев. Политики и военные эксперты расходятся в прогнозах относительно развития событий. Эти дискуссии проникают и на телеканалы. Корреспондентов загружают вопросами насчет признаков сражения за Багдад: началось оно или нет, какова тактика противоборствующих сторон, кто кого переигрывает. Зритель также участвует в тактико-стратегических изысканиях, которые ведущие разыгрывают с помощью корреспондентов. Медиазрение сдвигается на горизонталь. Студийные обозреватели хотят ее удлинить. Взгляд же корреспондента постоянно наталкивается на непрозрачность и обманчивость ближней дистанции.

ОРТ, 2 апреля, 12.00.

1. Путин проводит выездное заседание Госсовета по страховой медицине в Тамбове.

2. Блокирована Кербела. Взят мост через Евфрат. Американские войска наступают на Багдад. В Эн-Насирии освобождена американка-военнопленная, девятнадцатилетняя Джессика Линч. Для подтверждения этого сообщения запрашивается П. Филь из Катара. Корреспондент рассказывает, что спецгруппа нашла Дж. Линч в госпитале в то время, как американские войска для отвлечения внимания начали штурм штаб-квартиры иракской группировки в Эн-Насирии. В больнице обнаружено не то девять, не то одиннадцать тел американских военнослужащих. Линч живая, со множеством ранений. Не очень понятно, как штурм командного пункта вражеской группировки может быть отвлекающим маневром для спасения рядовой Дж. Линч. Возможно, Филь что-то путает, он очень далеко от Ирака и передает ту версию, которую слышит. На ум приходит голливудский фильм «Спасти рядового Райяна». Похоже, в иракской хронике появилась маленькая новелла войны. П. Филь переходит к обстановке на театре боевых действий. Наступление американских войск идет по шоссе Эль-Кут — Багдад. Похоже, начинается битва за иракскую столицу. Еще один самолет США потерпел аварию.

3. В Иорданию прибыли четыре западных журналиста, высланных иракскими властями из Багдада. Они считались пропавшими. Корреспондент И. Кудряшов из Аммана рассказывает их историю. Они проникли в Багдад без аккредитации и провели десять дней в тюрьме, затем власти их отпустили. Пока они отдыхают в гостинице, интервью не дают. Это журналистская история зрителя-коммуникатора, превращенного было в жертву. Однако коммуникативность обратима. Жертвы-коммуникаторы будут рассказывать о своих приключениях коллегам (не жертвам), избавляясь от добавки жертвенности, т.е. превращая ее в часть профессиональной функции.

4. К. Пауэлл прибыл в Анкару. Он попытается улучшить охладевшие отношения с Турцией. Корреспондент И. Куликов из Стамбуяа дает кадры прибытия К. Пауэяла и переговоров. Он передает мнение местных газет, что США еще не потеряли интерес к использованию турецкой территории для открытия северного фронта.

5. В США и Канаде карантин в аэропортах (кадры). В Канаде число зараженных атипичной пневмонией выросло до ста пятидесяти.

6. Доктор Рошаль отправляется в Женеву с целью открытия зеленой линии для иракских детей. Интервью в аэропорту.

7. Путин поздравляет А.Г. Лукашенко с днем единения.

8. В Чечне найден второй пропавший вертолет МИ-24.

9. Коммунальщики Петропавловска-Камчатского пикетируют мэрию, требуя зарплаты (репортаж).

10. В России — весенний призыв в армию. Репортаж из Мурманска.

11. Дрессировщику Вальтеру Запашному — 75 лет (кадры со львами).

Выпуск большой, иракский блок—центральный. Напряженная тема решающего наступления разбавлена двумя нарративами: историей освобождения Дж. Линч и журналистскими приключениями в Ираке. Очевидно, продолжение следует.

ОРТ, 3 апреля, 12.00.

1. Рабочий день В. Путина в Тамбове (репортаж). Президент беседует с журналистами Черноземья. Наряду с прочими вопросами он отвечает на такой: чего ждать от первой войны XXI в., которая сейчас идет в Ираке? Путин говорит о правильности российской политики, но вносит в известную позицию нюанс: Россия не заинтересована в поражении США в Ираке. Перед нами эпизод теледипломатии. Ответ местному журналисту не является официальным заявлением. Между словами Путина «США совершили ошибку» и «мы не желаем США поражения» прошло 13 дней войны. Война от фазы неопределенности подошла к своему экватору.

2. Авангард сухопутных сил США в 25 км от Багдада. Спутники показывают, что для обороны столицы к пригородам Багдада стягиваются иракские части. Ведущая выпуска просит подтверждений от корреспондента Степаненко. Тот сообщает, что военные в Багдаде ведут себя беспечно. В городе ничего не изменилось. Иракская столица живет обычной жизнью. Разведывательные группы американцев высаживались ночью в пригороде Багдада. Ночью сбит бомбардировщик Б-2. Пилоты захвачены.

3. Около часа назад командование США подтвердило потерю вертолета и самолета. Сообщает А. Райва из Кувейта. Признаны потери истребителя-бомбардировщика Ф-18 и вертолета «Блэк-хок». Семеро погибших, четверых спасли. Вертолет сбит ракетой. Жителям юга Ирака не хватает воды.

В выпуске в 21.00 Степаненко по-прежнему утверждает, что признаков наступления нет. Ведущий К. Клейменов подметил, что в городе темно. Степаненко передает, что местные жители отказываются верить в приближение американцев к Багдаду Телевидение Ирака также это отрицает. Коллега Степаненко А. Муртазин заверяет: ничто не свидетельствует об изменении ситуации.

Ведущий К. Клейменов выступает медиакритиком. Он уточняет ситуацию с позиции стороннего наблюдателя. Журналисты оказались внутри территории иракской пропаганды. Они понимают это, но не могут преодолеть гравитацию информационного пространства, поэтому нуждаются в медиакритике. Ведущий владеет более широким кругом данных. В отличие от просто критика он не оценивает готовое произведение, а конструирует медиареальность.

<< Назад   Вперёд>>