Новая идеология: голодомор

   В схватке вокруг угрозы голодного коллапса СССР осенью 1932-го – весной 1933 года была одна важная особенность. Наиболее масштабным голод был именно в регионах, населенных в основном украинцами, или, точнее, в регионах, которые украинский национализм по языку относил к этнической Украине (территория УССР, часть Северного Кавказа, Южной России, Нижнего Поволжья). Почему это произошло?
   Ход коллективизации на Украине изначально отличался от общего ее хода в СССР: она была проведена полнее, чем в РСФСР, и к середине 1932 года 70 процентов украинского крестьянства было охвачено колхозами (в России – 59,3 процента). Весной 1932 года начался голод, жертвами которого стали около полумиллиона человек. Летом крестьяне не голодали, однако в октябре – ноябре – после того как были подсчитаны необходимые объемы госпоставок, выдвинуто требование выполнить их в течение месяца и Украина госпоставки не выполнила – у крестьян изъяли почти все продовольствие. В том числе именно на Украине были пересчитаны в «хлеб» и изъяты все продукты^[20].

Роберт Конквест. «Жатва скорби», 1988 год

   «В обычных обстоятельствах Украина и Северный Кавказ поставляли половину всего рыночного зерна. В 1926 году, в год лучшего перед коллективизацией урожая, 3,3 миллиона тонн зерна (21 процент от общего урожая) было получено государством с Украины. При хорошем урожае 1930 года на Украине взяли 7,7 миллиона тонн госпоставок (то есть 33 процента урожая); и хотя на долю Украины приходилось только 27 процентов от всего советского урожая зерна, ее заставили сдать 38 процентов всех зерновых поставок.
   В 1931 году те же 7,7 миллиона тонн с Украины потребовали уже при урожае только в 18,3 миллиона тонн, то есть 42 процента (около 30 процентов зерна было потеряно в силу неэффективности коллективной жатвы). Известно, что украинское руководство пыталось убедить Москву снизить размеры поставок, но безуспешно… Практически было собрано только 7 миллионов тонн. Но это уже означало, что, исходя из прежних стандартов, на Украину в конце весны 1932 года надвигался голод: в среднем приближении на душу сельского населения Украины оставалось 250 фунтов зерна.
   Украинским лидерам было совершенно ясно, что предлагаемые размеры реквизиций не просто завышены, а совершенно невыполнимы. После долгого препирательства украинцы сумели добиться снижения цифры поставок до 6,6 миллиона тонн – но и это количество собрать тоже было далеко за пределами возможного.
   Происходило это с 6 по 9 июля 1932 года на III Всеукраинской конференции компартии Украины, где Молотов и Каганович представляли Москву. Открыл конференцию Косиор. Некоторые районы, сказал он, “испытывают серьезную нехватку продовольствия”. Он отметил, что “некоторые товарищи склонны объяснять имеющиеся трудности в весенней посевной кампании завышенными планами зерновых поставок государству, которые они считают нереальными… Другие говорят, что наш темп и наши планы чересчур напряженные”. И многозначительно добавил, что подобная критика планов поставок исходит не только с периферии, но и из ЦК Украины… В действительности 6,6 миллиона тонн зерна так никогда и не были собраны, несмотря на любые меры, как это и предвидел Чубарь. Единственным, хотя и малым утешением явилось снижение норм поставок масла с Украины с 16 400 до 11 214 тонн (на 14 июля 1932 года) решением Экономического совета Украины, без сомнения, принятым односторонне»^[21].

   Часть колхозов Украины, целые районы были занесены на «черные доски» и фактически изолированы от остального мира вплоть до выполнения ими госпоставок или хотя бы их заметной части. Такие колхозы рассматривались как кулацкие, где администрация захвачена кулаками, осуществляющими массовый саботаж. Именно в этих колхозах, скорее всего, были наиболее масштабные жертвы от всей совокупности факторов, вызываемых голодом: истощение, болезни, отсутствие ухода за стариками и больными, ускорившее их смерть.
   Основная часть территории Украины не попала на «черные доски». Но голод был и там. Просто не такой сильный.
   Несмотря на все усилия, к концу 1932 года было поставлено только 4,7 миллиона тонн зерна, то есть только 71,8 процента от плана. В начале следующего года была объявлена третья принудительная поставка зерна, и в самых страшных условиях продолжалось наступление на уже несуществующие резервы зерна украинского крестьянства.
   Попытки украинцев откочевать на промыслы или нищенство за пределы УССР в значительной мере пресекались введенным паспортным режимом и контролем на дорогах и границах УССР^[22]. Тем не менее многие районы СССР и украинские города были заполнены голодающими людьми.
   В конце 1932 года началась крупнейшая чистка в органах управления колхозами и в аппарате власти Украины. В ходе этой чистки генерация кадров, проводивших коллективизацию, в значительной мере погибла, а вместе с ними погибли и многие члены их семей, лишившиеся кормильцев в разгар голода. Сложно отнести этих активистов и кадровых работников к жертвам голода, но их семьи – безусловно жертвы. Какую долю в общей массе погибших от голода составили эти вольные или невольные организаторы голода – сказать сложно. Но вряд ли это была малая доля.

Роберт Конквест. «Жатва скорби», 1988 год

   «Постышев вместе с новым начальником ОГПУ Украины В.А. Балицким вскоре сместил 237 секретарей райкомов и 249 председателей райисполкомов. Некоторые районы сделались публичными козлами отпущения – в частности, Ореховский район Днепропетровской области, “руководство которого, как выяснилось, состоит из предателей рабочего класса и колхозного крестьянства”. ОГПУ занималось также жестокой чисткой среди ветеринаров, обвиняемых в падеже скота, – то был своеобразный способ справляться со смертностью животных, который сделался традиционным: как стало известно, только в одной Винницкой области из-за грибка в кормовом ячмене с 1933 по 1937 год было расстреляно около ста ветеринаров. Другим козлом отпущения стало метеорологическое управление, весь штат которого был арестован по обвинению в фальсификации прогнозов погоды с целью нанести ущерб урожаю.
   В марте 1933 года были расстреляны тридцать пять служащих двух наркоматов – земледелия и совхозов – за различные виды саботажа, такие, например, как порча тракторов, намеренное допущение сорняков и поджоги. Еще сорок их коллег получили лагерные сроки. Как было сообщено, они пользовались своим положением для “организации голода в стране” – редкий случай признания, что таковой вообще имел место.
   Одновременно в деревню было послано 10 000 новых активистов, включая 3 000 назначенных председателей колхозов, партсекретарей или организаторов. В 1933 году в Одесской области сменили 49,2 процента всех председателей колхозов, а в Донецкой – 44,1 процента. В большинстве деревень, сведениями о которых мы располагаем, ведущие партработники к 1933 году были русские.
   17 000 рабочих были посланы в политотделы МТС и 8000 – в политотделы совхозов. В целом от сорока до пятидесяти тысяч человек было послано для укрепления партии на селе. В один только Павлоградский район Днепропетровской области, насчитывавший 37 сел и 87 колхозов, в 1933 году было послано 200 специальных сборщиков из областного комитета партии и почти столько же из областного комитета комсомола»^[23].

   Голод не вызвал краха политической системы Украины. Вероятно, основной причиной этого явились предупредительные действия центра, развернувшего массовые чистки на Украине как раз в момент голода. Естественное недовольство людей руководством и его политикой, вызвавшей голод, было направлено против этого руководства – и оно было заменено новыми выдвиженцами, спасавшими крестьян от голодной смерти в рамках существующей колхозной системы.
   Действительно, выводили село из голода на посевную кампанию 1933 года в массе своей совсем новые люди. Совершали ли они подвиг, выводя своих односельчан сеять завезенный им государством хлеб на колхозные поля? Было ли подвигом с их стороны создание системы питания детей при школах, спасшее многих? Или раздача пищи крестьянам, вышедшим сеять, на самих полях?
   В рамках оценки самой политики коллективизации признать это подвигом невозможно. Новые активисты и аппаратчики закрепили разгром крестьянства, с невероятной жестокостью произведенный их предшественниками. Однако крестьянство не мыслило так политически глубоко, оно приспосабливалось к политической реальности, воспринимая ее как природное явление, и с точки зрения выживания села как социума те, кто вывел крестьян сеять хлеб весной 1933 года, были если не героями, то спасителями многих миллионов человеческих жизней.
   Постепенно массовым стало восприятие голода 1932–1933 годов как беды, преодоленной трудом и законопослушанием.
   В силу этого восприятия триумфаторы одной из самых трагичных в мире социальных перестроек написали свою историю, создали свою культуру и духовность. Именно по этой причине даже во время немецкой оккупации в ходе Второй мировой войны Восточная Украина не стала резервуаром немецкой поддержки, а воевала в составе Советской армии и партизан.
   Особую часть украинской трагедии составляет уничтожение аппарата власти, созданного в УССР к моменту голода. На смену аппарату, проводившему в конце 1920-х – начале 1930-х годов украинизацию и коллективизацию одновременно с индустриализацией, пришла новая генерация управленцев. Эти управленцы завершили украинизацию городов и создали украиноязычную культуру, охватывающую все уровни социальной жизни, среднюю и высшую школу, СМИ, литературу.

Роберт Конквест. «Жатва скорби», 1988 год

   «Была установлена, конечно, связь между заговорщиками из коммунистов-“националистов” и жертвами предыдущих лет – некоммунистами. Матвей Яворский, главный идеологический сторожевой пес партии, приставленный в двадцатых годах к украинским историкам, был разоблачен еще в 1930 году за свою до тех пор считавшуюся ортодоксальной “националистическо-кулацкую” систему идей. Теперь (в марте 1933 года) его арестовали по обвинению в принадлежности к “Украинской военной организации” (УВО). Похоже, что он был отправлен в лагерь и потом расстрелян в 1937 году.
   Среди соучастников заговора, якобы финансируемого “польскими помещиками и немецкими фашистами”, были Шумский, первый лидер “национал-уклонистов” в украинской компартии, и несколько других лиц, в том числе секретарь Скрыпника Эрстенюк. Вскоре была выявлена “Польская военная организация”, во главе которой стоял бывший секретарь Черниговского обкома. Она обвинялась в связях с националистическими и польскими ассоциациями. А чуть позднее был раскрыт “Союз Кубани и Украины”, членов которого судили закрытым судом»^[24].

<< Назад   Вперёд>>