Новая идеология: голодомор

   Превращение интерпретации голода 1932–1933 годов в идеологию голодомора произошло только после Второй мировой войны. Формирование идеологии голодомора связано в основном с психологической войной, которую в годы холодной войны вели между собой США и СССР. Идея голодомора развилась в среде украинской эмиграции, связанной корнями с ОУН–УПА, в Канаде, Великобритании, Германии, США. Как правило, эти эмигрантские группы концентрировались вокруг редакций пропагандистских СМИ, работавших против СССР. Прежде всего вокруг украинской редакции Радио «Свобода» в Мюнхене. А также вокруг близких им аналитических центров вроде Гарвардского украинского института^[54].
   И все же идеология голода 1932–1933 годов как геноцида, направленного против украинцев, была сформулирована в ее современном виде отнюдь не украинцами. Особую роль в этом процессе сыграли книга Роберта Конквеста «Жатва скорби» и деятельность американского конгрессмена Джеймса Мейса^[55].
   Заметных различий между постулатами двух авторов нет – отличаются методы. Конквест в первую очередь публицист, автор текстов, рассчитанных на массовую аудиторию. Мейс – политик, сделавший ставку на лоббирование темы голодомора через конгресс США.
   Чем больше времени проходило после окончания Второй мировой войны, тем более актуальной политической темой становился голодомор. В 1950–1980-е годы на Западе, прежде всего в США, вышло множество книг, брошюр, статей, воспоминаний о голоде. В 1980-е годы была создана комиссия конгресса США по изучению обстоятельств голодомора и политических выводов из него. Официальное заключение открыло возможность для перевода темы в официальную плоскость, и обвинение СССР в геноциде по отношению к украинцам в 1932–1933 годах стало перерастать в требования к СССР признать факт геноцида и осудить его^[56].
   Признание акта геноцида и его осуждение влекло за собой осуждение и политики коллективизации, идеологии коммунизма и т. д. Таким образом, тема голода 1932–1933 годов через концепцию голодомора превратилась в инструмент давления на СССР с позиций международного права.
   Можно сказать, что именно голодомор в середине 1980-х годов стал одной из наиболее разработанных тем юридического давления Запада на СССР с целью глубокой трансформации самих институтов власти Советского Союза. Если темы «отказников» или подавления диссидентского движения в СССР были, в общем, частными, то тема голодомора как геноцида по мере ее углубления становилась для СССР все более опасной.
   Специфика концепции голодомора в том, что она не предназначалась ни для крестьян Украины, ни для украинцев вообще. Инструменты продвижения этой концепции, бывшие в распоряжении ее создателей, позволяли развивать на ее базе проекты дипломатического толка. Это была идеальная идеология-симулякр, идеология для создания международного давления на институты власти СССР.
   СССР оказывался заложником собственной идеологии «коммунистического гуманизма». После отказа от идеологии обострения классовой борьбы по мере продвижения к коммунизму советские идеологи перешли к коммунистическому гуманизму, и именно против этой новой сердцевины господствующей идеологии наносился удар.
   В СССР факт самого голода 1932–1933 годов в принципе слишком резко не отрицался. Как видно из приведенных нами выдержек, Конквест почти всю свою книгу «Жатва скорби» выстроил на цитатах из советских источников.
   В СССР жестко отрицались искусственный характер этого голода и его антиукраинская направленность. Но именно эти пункты – искусственность и антиукраинскость – основа идеологии голодомора. Признание этих пунктов означало бы признание преступности самой советской власти в принципе.
   А в узком смысле признать голодомор в интерпретации Конквеста – Мейса означало признать геноцид коммунистами, вернее русскими, второго по величине народа СССР – украинцев. При этом вопрос о необходимости выхода Украины из состава СССР разрешался как бы сам собой, без обсуждения.
   Геноцид был признан преступлением против человечества и, после разгрома нацизма, стал самым осуждаемым преступлением в мире. Мировое сообщество имело механизм противодействия геноциду, действенный даже в условиях холодной войны, – ООН и все ее институты. Признание голодомора советскими властями автоматически включало бы в действие эти институты и позволяло украинскому национализму рассчитывать на мировое содействие политике выхода УССР из состава СССР.
   Голодомор как геноцид, в случае признания доктрины голодомора советскими властями, открывал легальный путь для мирового сообщества ставить перед СССР жесткие вопросы об ответственности за это преступление. Но, главное, признание концепта голодомора советскими властями позволяло бы задействовать эти институты и вывести отношения Украина – Москва за пределы внутреннего дела СССР.
   Надо признать: концепция голодомора в годы холодной войны стала одной из самых сильных находок западного мира в борьбе с СССР.
   Можно ли назвать голодомор элементом идеологии украинского национализма в это время? Безусловно, да. Получив в руки доктрину голодомора, украинский национализм модернизировался: тема борьбы с поляками или евреями ушла в тень, тогда как борьба с «москалями» приобрела характер эсхатологической борьбы с источником геноцида – «русские» в данной концепции приобрели для украинцев черты нацистов, которые в рамках плана «Ост» предполагали сокращение численности украинцев вдвое.


<< Назад   Вперёд>>