Пропаганда на Русском фронте в годы Первой мировой войны

В годы Первой мировой войны, войны нового, индустриального, современного типа, большую роль играл морально-политический фактор. Это выразилось в том значении, которое впервые в войнах стали придавать пропаганде, особенно на ее завершающем этапе. В начале же войны все воевавшие страны хотя и применяли методы идейного воздействия на противника, но этим усилиям не хватало масштабности, организованности, психологической насыщенности подлинной «большой войны». Поиск российской национальной формулы пропагандистского обеспечения войны имел свою историю. В советской литературе этот вопрос трактовался с точки зрения несоответствия буржуазной и монархической пропаганды России интересам народов, боровшихся за национальное освобождение, неспособности технически и организационно вывести эту работу на необходимый уровень⁶. Эффективность же русской пропаганды среди славянских народов в литературе не рассматривалась. Недостаточность освещения этой проблемы частично связана и со слабой изученностью идеологии России в период поздней империи, ее интерпретации различными силами в ходе войны, конкретным применением в области пропаганды. Новые архивные материалы из Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), прежде всего фонда Отдела печати, а также Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), фондов Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), 4-го Отдела Генерал-квартирмейстера Генерального штаба (ОГК), занимавшегося вопросами пропаганды, и других военных управлений и штабов, позволят пролить свет на ряд сюжетов этой проблемы.

Привлечение на свою сторону славянских народов Балкан⁷ занимало особое место в пропагандистских усилиях России во время войны. Это вызывалось общим настроением в руководящих кругах относительно войны в юго-западном направлении как «освободительного похода» наподобие русско-турецкой войны 1877-1878 гг. по освобождению болгарского народа. Предполагалось достаточным дополнить наступательные действия русской армии против Австро-Венгрии энергичным идеологическим натиском и солдаты «угнетенных народов» начнут массами переходить на сторону русских, а в тылу врага население начнет восстания⁸. Идейным обоснованием таких представлений являлась идеология неославизма, широко распространившаяся в общественном мнении и в целом принятая руководством России перед войной. Сущность этой идеологии в литературе трактуется как «приспособление славянофильства к условиям XX века, к потребностям новой эпохи, к нуждам капиталистического развития России и славянских стран». Во внешней политике России неославизм преследовал те же цели, что и старое славянофильство: служение ее великодержавным интересам на Балканах и Ближнем Вопросах достижение политического преобладания на Балканском полуострове, утверждение в проливах⁹.

Использование неославистской программы властями несло в себе, однако, некоторую двойственность. Она проистекала из различия позиций тех сил, на которые опирался царский режим на завершающей стадии своего существования. Национал-либералы (круг либеральных общественных деятелей, сплотившихся на идеях сборника «Великая Россия»), требовали дополнения этой внешнеполитической программы внутренними преобразованиями и критиковали в связи с этим правительственный кур в национальном вопросе. Националистические же круги, на которые власти опирались в решении национального вопроса внутри России и в деле защиты русских интересов в приграничных с Россией странах, использовали неославистскую риторику, но выхолащивали из нее либеральный смысл, оставляя только ее традиционное панславистское, трактовавшееся за пределами России как панрусистское, содержание¹⁰. Именно эта деятельность оттолкнула уже до войны от этого движения ряд деятелей неославизма среди самих славян, а также леволиберальные круги в России¹¹. Впоследствии, в годы войны, эта двойственность самой славянской программы России и деятельности по ее воплощению в жизнь сыграла роковую роль в пропагандистском обеспечении войны.

Кроме противоречивости самой идейной программы русские пропагандисты испытывали трудности в ее организации. Политическая пропаганда во время войны была сосредоточена в основном в МИД. Ее организация, однако, была ограничена деятельностью Отдела печати и осведомления, которая сводилась к составлению обзоров печати, влиянию на нейтральные страны для создания в этих странах благоприятного мнения, как о внешней, так и о внутренней политике России. Деятельность Отдела не считалась успешной даже в самом МИД чему препятствовали как недостаток средств, так и отсутствие энергичных деятелей. Пропагандистская деятельность МИД подвергалась серьезной критике особенно со стороны Ставки — за свою малую эффективность¹².

Из документов МИД, Военного министерства и Ставки не видно осознания руководящими кругами страны проблемы пропаганды на славян, как это было с вопросом пропаганды на нейтральные страны. В результате в МИД в Отделе печати и осведомления ограничивались собиранием сведений о населении славян, влиянии на него различных средств массовой информации, созданием нескольких информационных агентств в различных районах мира, оказанием покровительства славян: в США, Канаде, странах Южной Америки, а также в Австралии, Новой Зеландии и Китае. То, что славяне поддержат наступательные действия России, представлялось несомненным. Проблема была только в обещаниях послевоенного устройства славянского мира, нашедших выражение в известных манифестах Верховного главнокомандующего русской армией великого князя Николая Николаевича народам Австро-Венгрии и Польши.

Цели воззваний и их авторство имеют значение для раскрыта поднимаемой проблемы. Что касается воззвания к полякам от 1 августа 1914 г., то исследователь А.Ю. Бахтурина, поднимавшая этот вопрос считает авторами воззвания министра иностранных дел С.Д. Сазонова, военного министра В.А. Сухомлинова и начальника Генерального штаба Н.Н. Янушкевича, а инициатором воззвания — великого князя Николая Николаевича¹³. Документы Дипломатической канцелярии при Ставке и Особого политического отдела МИД, позволяют уточнить автора проекта и самого литературного текста воззвания. Участие Сухомлинова в организации обращения к полякам ограничилось всего лишь непосредственной подачей готового воззвания царю 31 июля 1914 г.¹⁴ В деле о воззвании к полякам указано, что проект составлен в МИД 31 июля 1914 г. Г.Н. Трубецким и переведен на польский язык гр. С.И. Велепольским¹⁵.

Участие Трубецкого в разработке воззвания закономерно. В описываемое время он работал в МИД (с 1912 г.), давно занимался славянским вопросом, возглавлял Ближневосточный политический отдел. В своих трудах и записках Трубецкой проповедовал «здравое, спокойное славянофильство, примирение с Польшей (по типу Велепольского — Романа Дмовского)». Сазонов в ближневосточной политике постоянно использовал помощь Трубецкого. Особенно активной была роль Трубецкого во главе Ближневосточного отдела в первое время войны; он же поставив и вопрос о Польше в мировой войне. Впрочем, Трубецкой еще до войны составил записку по польскому вопросу в связи с характером войны одобренную Николаем II¹⁶. Не случайно поэтому, что именно Трубецкой, кстати, близкий к Николаю Николаевичу¹⁷, составил воззвание к полякам. В свете этих данных следует еще раз поставить вопрос именно о идеологическом характере этого, а также и других документов, обращенных к полякам русским правительством и военным руководством.

Текст воззвания к полякам носит явные следы неославистской идеологии. Это касается, прежде всего, предоставления воссоединенной Польше под скипетром царя свободы «в вере, в языке, в самоуправлении». Другие воззвания и листовки к полякам распространялись от лица военного командования. Всего их было выпущено до 1917 г., кроме воззвания 1 августа 1914 г., семь: шесть в 1914 г. и одна в 1916 г. В листовках содержались призывы к полякам помогать русским войскам в сборе сведений военного характера, помощи раненым русским солдатам¹⁸, а к солдатам-полякам, сражавшимся в Австро-Венгерской армии, — сложить оружие. Не было недостатка и в уверениях, что после войны Польша от России получит «свободу, справедливость и возрождение»: «Несем Вам мед и молоко, несем Вам богатство, несем Вам свободу веры и языка. Несем Вам — Польшу»¹⁹. В одной из листовок приветствовались польские легионеры, ставшие «плечом к плечу с братскими русскими полками, чтобы с ними вместе разделить ратные труды, направленные к достижению светлых идеалов», и вновь подтверждались обещания, данные Главнокомандующим²⁰. Использовалась и неославистская лексика о враждебности славянству «германской культуры», «лживого прогресса», «тевтонского высокомерия, лжи и нахальства». Делались призывы «остановить швабские прусские аппетиты, которые в единомыслии с немцами и австрийскими жидами беспрерывно стараются пленить всех славян, во имя вековой традиции «Drang nach Osten». Поляков призывали примкнуть к борьбе вместе с «непобедимой и могущественной Россией, неутомимой королевой морей Англией, страной свободы и вольностей, и победоносной Францией»²¹. В целом, как отмечает А.Ю. Бахтурина, воззвание к полякам было рассчитано на военный успех, а его — не было²². Пропаганде же как долговременному фактору в войне современного типа не придавали самостоятельного значения, рассчитывая на единовременную акцию. В результате в Польше не было создано устойчивых пророссийских интересов, что сыграло свою роль в усилении прогерманских настроений в 1915-1917 гг. и, в конечном счете, и антироссийских настроений, проявившихся столь ярко в польско-советской войне 1920 г.

Что же касается авторства воззвания к народам Австро-Венгрии от 5 августа 1914 г., то в документах сохранились проекты воззвания, составленные начальником канцелярии министра иностранных дел М.Ф. Шиллигнгом и служащим министерства Л.В. Иславиным²³. Первоначально предполагалось, что будет обращение под названием «Славянам Австро-Венгрии». Однако, поскольку воззвание адресовалось и румынам, не славянам, в окончательном варианте воззвание было адресовано народам Австро-Венгрии. Проект Иславина в доработке Шиллинга разрабатывался на 10 языках: русском, польском, чешском, сербском, хорватском, словацком, словинском, румынском, русинском и лемковском наречии для русских лемков, живших в Западной Галиции²⁴. Редакторская правка касалась, прежде всего, исключения каких-либо противоречий с внутри - или внешнеполитическими подходами России. Так, из проекта обращения румынам были исключен абзац о соединении всех румын и подчеркнуто: «нельзя (Бессарабия)». Из проекта обращения народам Австро-Венгрии были изъяты пассажи о борьбе русского народа за «волю» с заменой на «величие своей родины Святой Руси» и «волю и свободу всего Славянства». Призыв «объединяйтесь все» был заменен на положение об объединении с русским народом²⁵. В окончательном тексте воззвания объявлялось о прекращении гонений со стороны австро-венгерского правительства на народы за «свою веру и за свой родной язык», а также о сокращении налогов «для поддержания германского милитаризма», создании нового строя «на началах мира, свободы правды и человеколюбия»²⁶. Некоторые из идей обращения опирались на символы хтонического антропоморфизма воображаемой национальной общности славянских народов в виде «братства», всегда готового вернуться к своей «матери-родине», «земле» — России.

В воззвании же народам Прикарпатской и Угорской Руси, считавшимся русскими, не содержалось и того минимума неославистской риторики, который был в воззвании к народам Австро-Венгрии. Среди славянских народов только полякам были даны определенные обещания их послевоенного устройства. Остальные народы должны были просто воссоединиться с «матерью-родиной» Россией и быть готовы ввести в новых областях российские порядки. Так, «русскому народу» на Буковине русское войско несло «освобождение из неволи», «мир, свободу и правду», освобождение от «пьявок та экзеркуторов», соединение с «великой Россией» вместе с «Великой Православной Церковью, русским правительством, русскими урядниками и русскими судьями», «панойвание русской мовы, русского письма»²⁷. Подобное же воззвание было адресовано и народу Угорской (закарпатской) Руси и «Русскому народу» Галиции²⁸.

Кроме воззваний Верховного главнокомандующего в адрес народов Австро-Венгрии распространялись и воззвания от лица фронтового командования. Они отличались разнообразием, как по содержанию, так и по тематике. Порою обещания будущего государственного устройства, выдержанные в духе неославистской идеологии, превышали в них полномочия, которые давались МИД военному командованию. Так, в листовке, подготовленной штабом Юго-Западного фронта и адресованной чехам, Россия рассматривалась наряду «со всей культурной Европой», отвергалось стремление «поработить и обрусить всех южных и западных славян, лишить их права политической и культурной самостоятельности». Чехам обещалось восстановление их государственности «в пределах земель Короны святого Вячеслава с присоединением территории обитаемого ныне словацким народом в Венгрии». «Установление государственного устройства будет предоставлено всецело воле чехословацкого народа. Воля эта будет выражена Народным собранием, созванным немедленно по окончании войны в Праге», — подчеркивалось в листовке²⁹. Еще в одной листовке от лица командования 8-й армии и распространявшейся в феврале 1916 г., отвергались «заманчивые обещания» Австрии в адрес галичан и чехов того, «чего они безуспешно добивались в мирной законной борьбе». Только наступательная борьба вместе с Россией, утверждалось в тексте, принесет «свободу независимому Чешскому государству и объединят воедино королевство всех Сербов»³⁰. В другой листовке, распространявшейся в августе 1914 г. перед позициями 8-й армии, были приведены контраргументы против обвинений России в панрусизме и панславизме. В листовке содержались необычные для русской пропаганды открыто неославистские аргументы в их либеральной трактовке в пользу освобождения славян русской армией. В тексте признавалось, что «нельзя скрывать, что наши внутренние дела не всегда шли как надо. Но Россия быстро растет и совершенствуется. Голос ее народа все более и более могуч. Россия вчерашняя, Россия сегодняшняя — разница огромная. Россия будущего — велика, справедлива, великодушна»³¹. В целом же русская пропаганда, проводившаяся военным командованием, имела целью только разложение австро-венгерской армии. Но содержательная часть обращений к солдатам славянских народов не могла, однако, вдохновить их на сдачу в плен, преодолеть, хотя и пассивное, но продолжавшееся сопротивление. Этому, несомненно, мешали смутные представления о будущем национально-государственном устройстве славянских народов, исходившие от правящих кругов России и поддерживавшиеся военным командованием.

Последняя группа листовок исходила из общественных организаций националистического толка Прикарпатья, Юго-Западного края и обеих столиц России. Язык этих листовок и воззваний был откровенно националистического, право-монархического, мистико-православного и антисемитского содержания. Суть обращений сводилась к выражению приветствия освобождаемых «русских братьев». «Мы, освободители, лобызаем под сокрушенные оковы ваши и приветствуем вас, дорогих, желанных братьев наших приветом свободы», — говорилось в воззвании Православного галицко-русского общества в Петербурге ко всей Червонной Руси (Галиции, Буковине и Угорской Руси). Какие-либо обещания будущего общественно-политического устройства допускались только как сообщения, что «да будет отныне и во веки Червонная Русь наипрекраснейшей и драгоценнейшей жемчужиной в венце Великого Царя Освободителя и его царственного Рода и под его могучей Державой да будет русский народ хозяином сей исконной и ныне искупленной Русской земли»³². В том же духе было выдержано и воззвание московского отделения Галицко-русского Благотворительного общества к зарубежным русским³³. В воззвании Карпато-Русского освободительного комитета от 29 июля 1914 г. «многострадальному русскому народу Галицкой земли» сама война против Австро-Венгрии трактовалась как «искупление», происходившее по завету «Великого Бога Земли Русской». Воссоединение с Россией подавалось как одновременно мистический и религиозный акт и восстановление социальной справедливости: «Не прерывая молитву бери крест и хоругви и с торжественным пением молитвы: "С нами Бог" встречай православное Русское Воинство, которое несет тебе не только широкий простор земли и хлеб для утоления голода телесного, но несет также твое незапятнанное имя Руси, несет тебе православную веру твоих предков, несет тебе волю и свободу русского человека на своей родной Русской земле». С такими словами обращались составители воззвания к «мужику-хлеборобу» Галиции. «Русским», сражавшимся в рядах австро-венгерской армии, предлагалось кидать оружие и отдаваться) «Православному Воинству, которое приймет Тебе не як военного пленника, а як родного брата, вертаючего с неволи под стреху родной хаты»³⁴.

Всего листовок, адресованных славянам, было выявлено 40. Из них 29 пришлось на первые месяцы войны в 1914 г., 1 — на 1915 г., 7 — на 1916 г. и 3 — на 1917 г. Уже из этого видно, что как таковая пропагандистская, то есть постоянная, использующая реальную ситуацию на фронте пропаганда на славян, отсутствовала. Надеялись на единовременную идеологическую акцию с мизерным идейным содержанием в самом начале войны. Эти замыслы предполагалось, однако, подкрепить солидными тиражами издаваемых воззваний. С самого начала военных действий внешнеполитическое ведомство, фронтовые штабы и общественные организации националистического толка приступили к очень большим масштабам печатания и распространения прокламаций. Уже в середине августа из Киева было выслано 48 тыс. воззваний Карпато-русского освободительного комитета к населению Прикарпатья. В том же месяце было распространено 60 тыс. воззваний для славян на польском языке и допечатывалось по просьбе начальника военно-цензурного отделения штаба Юго-Западного фронта полковника Б.В. Геруа 15 тыс. на чешском, и столько же на румынском языках. Такие же темпы распространения оставались и осенью: в сентябре было распространено 10 тыс. экземпляров воззваний к румынам. В ноябре только в 8-ю армию было направлено по 15 тыс. воззваний на русинском и польском языках. Зимой 1914-1915 гг. в ожидании разгрома Австро-Венгрии пропагандистская акция русской армии стала приобретать еще большие масштабы. В 11-ю армию в декабре 1914 г. было направлено 15 тюков воззваний (в каждом по 5 тыс. экземпляров) на польском, чешском, румынском, сербском, словацком и словинском языках для распространения среди населения и войск. В 3-ю армию таких тюков было направлено 29, в 8-ю армию — 23. В январе 1915 г. было отпечатано свыше 100 тыс. воззваний. С этими масштабами даже не справлялись распространители. Только в штабе 14-го армейского корпуса хранилось несколько пудов прокламаций на румынском, сербском и других языках, полученных от штаба 9-й армии во время пребывания в Галиции и с которыми в феврале 1915 г. не знали, что делать. А между тем печатание новых прокламаций продолжалось. На 16 марта 1915 г. было заказано еще 200 тыс. воззваний³⁵.

Особенно в больших размерах печатались воззвания к полякам. Так, уже к 7 августа в Петрограде было отпечатано 505 тыс. экземпляров. Их предполагалось направить: 250 тыс. — через Варшаву и 125 тысяч — через Вильну и Киев. К 9 августа канцелярия Главного начальника снабжений армий Юго-Западного фронта получила 500 тыс. воззваний на польском и 200 тыс. на русском языках. 9-16 августа было отправлено на Юго-Западный фронт в направлении Киева и Ровно на польском языке 150 тыс. и на русском — 435 тыс. воззваний. На Северо-Западный фронт было направлено 150 тыс. воззваний на польском языке в район Белостока и 100 тыс. в район Варшавы. На Юго-Западном фронте в направлении Ровно было послано 55 тыс. воззваний на польском и 500 тыс.) на русском языках. Всего же по подсчетам дежурного генерала Ставки П.К. Кондзеровского только за август 1914 г. было изготовлено 605 тыс. воззваний на польском (отправлено — 455 тыс.) и 1000 тыс. на русском (отправлено 935 тыс.) экземпляров. Кроме того, был послан для распространения стенографический отчет заседания Государственной думы от 26 июля 1914 г. в 10 тыс. экземплярах и прокламации с «выражениями верноподданических чувств польского народа» в количестве 400 тыс. экземпляров. Воззвание к полякам было распространено также и Петроградским телеграфным агентством (далее — ПТА)³⁶. Такая массированная пропагандистская акция в отношении населения и армий противника являлась самой мощной из предпринятых какой-либо страной в начальный период войны и приближалась к масштабам акций, которые вели страны Антанты против Австро-Венгрии и Германии на завершающем этапе мирового конфликта³⁷.

Техническая часть распространения воззваний была передана в руки военных. Военные же власти привнесли в эту работу собственные представления, вызывавшиеся частично реальной ситуацией в оккупированных областях Австро-Венгрии (основным полем деятельности), а также своими политико-идеологическими пристрастиями. В своей непосредственной пропагандистской деятельности военные власти использовали те средства, включая материальные (газеты, школы), которые достались им от деятельности на этой ниве МИД, который пользовался услугами общественных сил, стоявших на правонационалистических позициях. Для мышления этих кругов характерна записка общественного деятеля, привлеченного к сотрудничеству в МИД, А.Ю. Геровского от 1914 г., в которой развивался сценарий решения национальных и социальных проблем в Прикарпатской Руси в случае ее, воссоединения с Россией на основе национализма, антисемитизма и популизма. В ней, в частности, предлагалось, «чтобы русский народ был бы хозяином на своей земле, а не рабом у жидов и других инородцев», сделать «как в Холмской России». «Не следует мешать местному русскому; населению, если оно начнет расправляться с жидами», — настаивал в своей записке Геровский. — «Резни в больших размерах нечего опасаться... В отношении евреев нельзя предаваться сантиментальным настроениям. Следует поступать решительно и довести дело освобождения Прикарпатской Руси до конца. Расправа местных русских крестьян с евреями не будет "погромом" ,"несчастных" евреев, это будет восстание против самых жестоких поработителей, восстание не менее оправданное, нежели восстание балканских славян против турок. У евреев, правда, нет султана, но у них есть всемирный союз, и бороться с ними в мирное время мирными средствами почти нет возможности. Сейчас же завопит "весь цивилизованный мир", состоящий на еврейском содержании или не желающий нашествия изгоняемого избранного народа. Поэтому еврейский вопрос в Прикарпатье должен быть разрешен в военное время. Когда гибнут сотни тысяч русских солдат, когда русский народ жертвует миллиарды, тогда не следует обращать внимания на интересы евреев, которые состоят в том, чтобы в качестве паразитов жить на русском теле. И когда русское население Прикарпатья будет отрывать этих паразитов от своего тела, ему не следует мешать». Геровский даже предполагал всех евреев из освобождаемых территорий в Прикарпатье переселить (изгнать) в Австро-Венгрию, а их имущество раздать «русским» крестьянам в крае. В той же записке настоятельно предлагалось назначить главным уполномоченным России в крае известного националиста, отличившегося в защите русского населения в Прикарпатской и Холмской Руси, а также в Финляндии, графа В.А. Бобринского³⁸. В записке же самого В.А. Бобринского, поданной министру иностранных дел С.Д. Сазонову в 1913 г., также содержалось достаточно антисемитских, как и антипольских, антиукраинских, антиуниатских и антикатолических высказываний, характеризовавших его программу преобразований в Галиции. При этом Бобринский рассматривал деятельность русских организаций в Галиции как работу «с тылу», то есть в качестве борьбы против любого (в первую очередь украинского) сепаратизма в самой России: «Защита русского дела на Днестре и Сане есть защита его на Днепре, и, работая в Галиции, мы работаем для нашей национальной самообороны, независимо от вопроса государственного воссоединения с нами Червонной Руси»³⁹. По существу, такая позиция указанных кругов, их активная политика по холмскому вопросу в 1911-1912 гг., однозначно указывает на ту программу, которую они собирались проводить в Восточной Галиции, а также вообще в славянском вопросе. Приглашение же представителей именно данных кругов к работе в крае во время оккупации Галиции в 1914-1915 гг. военными властями было, таким образом, не случайным. И политически некоторые представители высшего военного командования были довольно близки к этим кругам. Так, например, начальник штаба Верховного главнокомандующего ген. Н.Н. Янушкевич являлся членом правления Совета объединенного дворянства⁴⁰, в материалах которого немало антисемитских, панславистских и т.п. идей, Приверженность военных определенному направлению показывает и пропагандистские материалы, востребованные для пропаганды для «русского» населения Прикарпатья. Так, командование Юго-Западного фронта заказало 30 июля 1914 г., еще до начала активных наступательных действий против Австро-Венгрии, воззвания Карпато-русского освободительного комитета в количестве 50 тыс. экземпляров, бумажные иконы образа Почаевской богоматери (1000 экз.), печерских чудотворцев (500 экз.), святого Владимира Равноапостольного (250 экз.), святы Кирилла и Мефодия (250 экз.) и других святых и чудотворцев, всего 3750 экз.⁴¹ Таким образом, готовилось идеологическое обеспечение присоединения «исконно русской» территории наподобие Холмской Руси в 1912 г. Не случайным поэтому было и привлечение для работы в Галиции «героев» «холмщины»: В.А Бобринского, Д.Н Чихачева, митр полита Евлогия. С другой стороны, реальная ситуация необходимости набора контингента для администрации, а также для идеологической работы среди славян, вынуждала военное командование обратиться именно к этим силам, как лучше всего знавшим положение в крае. Так уже в конце августа 1914 г., когда стали ясными оптимистические результаты Галицийской битвы, дело пропаганды в Прикарпатском крае, а фактически и во всей Австро-Венгрии, взяли на себя армейские власти Юго-Западного фронта. Эти действия предполагалось осуществлять в координации с МИД от которого в действующую армию был отправлен чиновник Министерства В.В. Олферьев, сам лично знавший славянский вопрос. Ставка действовала здесь через штабы армий и корпусов. Уже 25 августа 1914. генерал-квартирмейстер штаба главкома армий Юго-Западного фронта ген. М.С. Пустовойтенко потребовал принять энергичные меры для распространения воззваний на левом берегу Вислы. Для координации усилий в области пропаганды дело стало сосредотачиваться в канцелярии Генерал-губернатора Львова уже к 1 сентября 1914 г.⁴², «Верховный Главнокомандующий придает весьма важное значение организации широкой пропаганды среди славянских народностей Австро-Венгрии идеи единения и борьбы против немцев, общего врага... Средствами для достижения поставленной цели не следует стесняться», — телеграфировал ген. Н.Н. Янушкевич в штаб Юго-Западного фронтах⁴³. В это же время начальник штаба главкома армиями Юго-Западного фронта ген. М.В. Алексеев требовал от штабов армий и корпусов «широко развить прокламационную деятельность среди неприятельских войск, населения». Для этого планировалось объединение работы, издание для русинов газеты, организация доставки воззваний в Чехию, выделение для этого пленных русинов и чехов, перебежавших добровольно, в особую группу. «Намечаемые меры считаю лишь начальными, что успели сделать за короткое время, дело будет развито, если удастся найти идейных энергичных работников», — рапортовал Алексеев в Ставку⁴⁴. «Энергичных работников» довольно быстро нашли в лице того же В.А. Бобринского, состоявшего ординарцем при командующем 8-й армии. Документы показывают, что военное командование специально подбирало команду среди представителей общественности националистического направления для управления и организации пропаганды в крае и за его пределами в Австро-Венгрии. Так, председателя Карнато-русского комитета Р.А. Яворского опекали в штаба Юго-Западного фронта. Ожидали прибытия в край В.А. Бобринского, А.Ю. Геровского в качестве «знатока Буковины и Угорской Руси», приехавшего в Киев под чужим именем (Н.М. Невелин), так как он боялся мести со стороны правительства Австро-Венгрии, где осталась его семья, а также знатока средней Галиции Б.А. Будиловича. Координировал организацию команды для управления Галиции начальник ОГК ГУГШ ген. Н.А. Монкевиц. Все названные люди вошли в комитет Яворского, с которым постоянно поддерживал связь начальник штаба главкома армиями Юго-Западного фронта ген М.В. Алексеев. В то же время с пропагандистской и осведомительной целью среди офицеров 8-й армии распространялась брошюра «Современная Галичина», составленная военно-цензурным отделением армии по рекомендации и с участием ВА Бобринского. Последнее показывает, что и пребывание Бобринского «ординарцем» при штабе 8-й армии не было случайным. Командование, в сущности, готовило почву для провозглашения Бобринского «лидером освобожденной Галиции». Одновременно с этим в штабе Юго-Западного фронта принимались меры для организации из галицких деятелей «комитета освобождения галичан от ига немцев». Речь шла об использовании для дела пропаганды членов Русского народного совета Прикарпатской Руси М.Ф. Глушкевича, С.А. Лабенского, Ю.И. Секало, М.Е. Сохоцкого, учредивших сразу после начала войны в Киеве Карпато-русский освободительный комитет⁴⁵. Некоторых из этих деятелей нельзя, впрочем, считать чистыми «общественниками». Например, С.А. Хабенский одновременно являлся чиновником для) особых поручений при генерал-губернаторе Галиции и корреспондентом) ПТА. В МИД вообще затруднялись отделить Русский народный совет от редакции издаваемой им же в Киеве с 10 августа «Прикарпатской Руси»; регулярно получавшей «правильную информацию» от лидера прогрессивных националистов члена Государственной думы А.И. Савенко⁴⁶.

Пропаганда среди местного населения на оккупированных областях Австро-Венгрии велась как посредством печатных периодических изданий, так и листовок. Так, вскоре после начала боевых действий МИД обеспечил возобновление издания «Прикарпатской Руси» в Киеве, а затем во Львове, после его занятия русскими войсками 21 августа. Впрочем, председатель Русского народного совета В.Ф. Дудыкевич полагал, что теперь не будет необходимости в поддержке от МИД на издательское дело освобождения славянства. Когда началась война, Дудыкевич спеша «на Родину», был уверен, что на дело освобождения Червонной Руси (Галичины, Буковины и Венгрии) «поплывут со всех сторон обильные средства». На самом деле уже после разгрома австрийцами русских организаций в крае прекратилась помощь от различных организаций России. При господстве русских оккупационных властей в Галиции оказалось, что все, чем располагала «русская народная организация», были субсидии МИД в 5 тыс. рублей ежемесячно. На эти деньги пришлось издавать «Прикарпатскую Русь», а также «Голос народа» (тираж — 30 тыс. экземпляров) для русских украинцев. Чтобы удешевить доставку, использовали «народную почту» с помощью гимназистов старшего возраста, которые каждый номер газеты доставляли в уездное начальство и железнодорожные станции даром⁴⁷. По всей видимости, «руссофильской» общественности не удалось добиться широкого распространения названных периодических изданий, и зависимость от субсидий МИД давала себя знать, вызвав много хлопот как у издателей «Прикарпатской Руси», недовольных цензурными стеснениям и, так и у МИД недовольного политическим направлением газеты.

Распространение пропагандистских материалов вне занятых областей Галиции было делом военных, использовавших и гражданские институты власти. Воззвания полякам печатались в официальных и частных органах, расклеивались на улицах, обнародовались на митингах, сходах. Но когда стало известно, что в зарубежной Польше не знают о постановлениях России, то Пустовойтенко приказал принять «энергичные меры» для распространения воззваний через войска и особых агентов заграницей и левом берегу Вислы⁴⁸.

Распространение воззваний народам Австро-Венгрии полностью взяли на себя военные власти. Происходило это по линии разведывательных отделений штабов фронтов и армий (в последствии — военноцензурных отделений), а от них — по корпусам и далее через разъезды кавалерийских дивизий. Для этого использовались самые разнообразные способы: наклейка на зданиях селений и городов, раздача на базарах, улицах силами разведки, сбрасывание с аэропланов, а в случае необходимости и распространение особыми агентами⁴⁹. С весны 1915 г. в ответ на распространение австрийским командованием сведений о потерях Русской армии в Карпатах решено было вести пропаганду и через радиостанции, в частности — через искровую радиостанцию штаба Юго-Западного фронта⁵⁰.

Организацией пропаганды внутри Австро-Венгрии занималось особое (IV) делопроизводство Огенквара во главе с ген. Н.М. Потаповым. ГУГШ привлек к делу пропаганды свою обширную агентуру среди деятелей чехословацкого, стоявших на неославистских позициях «руссофильского» характера, и других местных славянских (а порою и не славянских: итальянского, румынского) движений, как за рубежом, так и в самой России. Особую роль в распространении воззваний славянам сыграл член Совета русских чехов в Москве Святополк Осипович Коничек, участник встреч с царем 7 августа в Московском Кремле и 4 сентября в качестве члена депутации съезда представителей чешских обществ в России в Царском селе⁵¹. Миссию Коничека, от которого исходила сама идеи поездки в Европу для распространения воззваний среди славян, поддерживал лично военный министр В.А. Сухомлинов, МВД, куда на службу был определен Коничек и с которым он в качестве нештатного сотрудника Департамента полиции был связан (как, впрочем, и с ОГК ГУГШ)⁵², а также русские военные агенты в Англии (Н.С. Ермолов) и во Франции (Н.К. Раша). Предполагалось, что военные агенты будут снабжать Коничека экземплярами воззваний через Швейцарию, а он, используя налаженные связи, должен будет дальше переправлять воззвания среди славян.

Начиная свою миссию на Западе, Коничек заручился также и поддержкой Московского Чешского комитета, имевшего собственные цели. Среди задач поездки комитет наметил: распространение воззвания, «чтобы славянские воины переходили на сторону освободителей»; организацию поддержки чешского народа со стороны России; осведомление чехов о шагах, предпринятых комитетами заграничных чехов в пользу чешского дела; подготовку «пассивной революции» в Чехии (и по возможности в среде других народов, населяющих Австро-Венгрию), начиная с забастовок в районе выделки орудий и патронов в Витковицах (Моравия) и в Пльзене на заводах Шкоды, а также в почтово-телеграфных и транспортных учреждениях и т.п.; подготовку провозглашения чешской независимости со стороны временного Чешского правительства и подготовку вооруженного восстания, которое должно вспыхнуть при вступлении чешской дружины в пределы Чехии. Для осуществления этих задач предполагалось посетить колонии чехов и других славян в Англии, Франции, Швейцарии и Италии, организовать чешские комитеты для сбора средств и организации в нужном направлении общественного мнении в каждой из названных стран. Названные поручения исходили от командира Чешской дружины полковника русской службы И.В. Созентовича и политического руководителя дружины председателя Московского Чешского комитета Л.В. Тучека, не знавших о других целях миссии Коничека⁵³.

Осуществляя свою миссию, Коничек действовал весьма активно. Выехав 30 сентября из Петрограда, он посетил Москву, Киев и Одессу где вел переговоры с местными деятелями чешских колоний. Из Одессы Коничек направился в Румынию, в Бухарест, где, впрочем, не нашлось «подходящей для дела чешской организации». Зато в Болгарии, куда направился далее Коничек, он посетил Шипку, Струмилице и надолго остановился в Плевне «для непосредственных наблюдений среди народа». Здесь Коничек и его попутчики распространяли анкету среди интеллигенции, в том числе о возможности «общеславянского съезда». Используя помощь русского военного агента в Софии, Коничек сумел провести рекогносцировку на военном автомобиле по болгарской части Македонии (новая Болгария). В Софии ему удалось образовать из чехов кружок для чешских целей в составе А. Цветкова, В.В. Кебрле и Н.М. Зеленогорова, с помощью которых предполагалось распространение воззваний через русского военного агента. В ноябре Коничек оказался уже в Нише, где образовал чешский кружок. Следующий пункт его миссии — Сербия — принес, однако разочарование. Там в целом оказались «шовинисты» и необходимых связей наладить не удалось. Зато удачной оказалось поездка в Италию, где Коничек, согласно его собственному отчету, организовал в Риме временное правление «Югославянского комитета» с доктором А. Трумбичем во главе, а в Венеции и Сане — пункты связи с Венгрией. В декабре Коничек через Ниццу и Бордо направился в Париж. Здесь при его активном участии был организован Национальный совет Чешско-славянских колоний, к сотрудничеству в котором были приглашены деятели колоний в нейтральных странах. В то же время Коничек побывал и в Лондоне, откуда достал средства для центрального печатного органа Национального совета «L'Independance Tchecqe»⁵⁴.

Не забывал Коничек и о миссии ГУГШ — распространении воззваний, оригиналы которых получались у русских военных агентов, или изготавливались самими славянскими комитетами на словенском, хорватском, сербском, польском, румынском, чешском и словацком языках. Некоторые воззвания изготавливались на папиросной бумаге в уменьшенном формате и рассылались внутри открыток или сдвоенных конвертов. Обычно из Франции воззвания отправляли в Италию и на юг Франции через Бордо комитетам в Сан-Ремо, Венеции и югославянским комитетам. Для этого Коничек совершил до начала января 1915 г. еще одну поездку в Италию и Швейцарию, где привлек к делу распространения воззваний итальянских социалистов-ирредентистов и вступил в особенно плодотворные контакты с русским военным агентом в Швейцарии С.А. Голованом. Одновременно с распространением воззваний через колонии, беженцев, ирредентистов, собирались и сведения военного характера, которые немедленного передавались русским и французским консулам, а через них — военным атташе в Риме. Именно разведывательная деятельность чехов-патриотов особенно ценилась в России.

Непосредственно в Австро-Венгрии воззвания перевозили в города Прагу, Люблин, Вену. В югославянские земли воззвания перевозились на корабле в Сплит, а оттуда в Дубровник, Рагузу, Горицу и Забр. В Триесте воззвания распространялись в гарнизонах среди австрийских солдат с помощью румынских националистов через ирредентистов. В Огенкваре считали, что дело распространения воззваний идет «надежным путем». Русский военный агент во Франции полковник Раша был за продолжение работы Коничека как в деле распространения воззваний, так и в добывании сведений — особенно эту деятельность он просил расширить⁵⁵. А между тем Коничек полностью отдался чешскому делу, считая именно его главным. Коничек фактически взял на себя роль представителя Тучека, представлявшегося им в качестве делегата при русском правительстве, прикомандированного к Чешской дружине для составления докладов, когда понадобится чешское Временное правительство. В качестве такого представителя Коничек организовал воззвание Чехословакии вел. кн. Николаю Николаевичу с выражением чувства глубокой благодарности царю-освободителю, Главнокомандующему армией, «Храброму русскому воинству и союзникам его». В газете Национального Совета Чехословацких колоний «L’independance Tcheque» был опубликован от имени Совета манифест, в котором было провозглашено снятие присяги с чешских воинов и чиновников, данной ими императору Францу Иосифу, что произвело фурор в эмигрантских кругах⁵⁶.

Таким образом, Коничек считал свое дело на Западе завершенным и намерен был ехать в США к американским славянам, куда его направлял и Национальный совет Чешско-славянских колоний. «В Америке, где находится несколько миллионов Славян, успешно можно было бы работать как в пользу славянских дружин, так и русско-славянского дела вообще», — сообщал в феврале 1915 г. в ГУГШ Коничек, прося в этом содействия⁵⁷. «Если американские Славяне примут участие в деле, то дальнейший ход дела меня уже не беспокоит, он будет в надежных руках — полагал Коничек⁵⁸. Судя по отчетам Коничека, он вскоре побывал; в США, где организовал печатание воззваний почти всеми американскими славянскими газетами, которые переправлялись в Австро-Венгоию. Теперь, когда, как полагал Коничек, всем славянским народам на Западе стало известно содержание воззваний, «дело разрастается, идет успешно», — сообщал он в ГУГШ⁵⁹. Дело оставалось только за малым — «организацией партизанских отрядов и революционных гнезд в Австро- Венгрии», — сообщал в своем последнем отчете уже в августе 1915 г. Коничек, закончив свою миссию⁶⁰.

Коничек были не единственным агентом, которого ГУГШ использовал для пропаганды внутри Австро-Венгрии. Другой агент чех Иосиф Шмец также выехал в Австрию для «пропаганды среди местного славянского населения идеи о высоком покровительстве, оказываемом Российскою Державою зарубежным славянам, в частности, чехам, и способствовать развитию в среде последних преданности России и ее объединительным задачам». Одновременно он предлагал сообщать в ГУГШ сведения о населении в Австро-Венгрии, в том числе военные⁶¹. Шмец был направлен в Европу 19 августа 1914 г. под псевдонимом «Mario», где должен был поддерживать связь через местного русского военного агента. Вместе со Шмецом должны были работать В.Г. Гавличек и Ю.И. Клецанда.

Еще одним агентом-чехом являлся Ярослав Осипович Мали. Этот деятель на ниве славянской пропаганды сразу запросил у ГУГШ за работу 3 тыс. рублей в месяц. «С одной стороны я вполне вознагражден возможностью принести пользу славянской идее вообще и Чехии в особенности. С другой стороны нужны деньги, чтобы осуществить мою давнишнюю мечту — снаряжение большой научной экспедиции вовнутрь Борнео», — объяснял Мали русскому военному агенту во Франции Раша свои научно-патриотические интересы⁶². Мали работал во Франции и Швейцарии в октябре-сентябре 1914 г. независимо от Коничека и Шмеца. Суть его работы заключалась в организации переправки воззваний, доставлявшихся русским Морским штабом, во Францию в Бордо, откуда с помощью местного русского военного агента Д.И. Ознобишина они переправлялись через французского консула в Лозанне в Швейцарию с помощью русского военного агента С А. Голована, а оттуда в — Австро-Венгрию. Уже в октябре Мали организовал перевозку воззваний в Чехию, нашел и типографию для перепечатки воззваний. Для непосредственной переправки воззваний через границу Мали широко пользовался подкупом местных таможенников и услугами контрабандистов. Всего через Ознобишина было отправлено 14 тюков листовок — 70 тысяч экз., из которых 35 тысяч взял Мали, а остальные Коничек. После окончания своей миссии в Европе Мали устроился в мае 1915 г. в качестве геолога при предполагаемой экспедиции археолога Е.Е. Пирлика, отправленного по командировке Археологического общества в Туркестан, Бухару и Персию. Цель этой поездки Мали видел в том, чтобы противодействовать германской пропаганде в Средней Азии, и одновременно «самим развести здоровую пропаганду в пользу славянства». Чем кончилась деятельность доктора философии Мали по распространению славянской пропаганды в Средней Азии неизвестно⁶³. Еще один чех-патриот Хорст также занимался одновременно пропагандой и шпионажем в пользу России, не забывая потребовать за то и другое плату в ОГК⁶⁴.

Не забывали военные и единственного славянского народа, ведшего с Россией войну — болгар. В ОГК вопросом пропаганды на болгар и организацией болгарских частей, в случае вступления русских войск в Болгарии занимался поручик Г.И. Капчев. Им от лица Одесского болгарского настоятельства было написано воззвание к болгарскому народу, в котором содержался призыв к борьбе болгар против «сатанинских сил» в лице царя Фердинанда и присоединению к России. Капчев, создавая столь воинственное воззвание, рассчитывал на поддержку болгарских войск, которые, по его сведениям, не довольны были тем, что сражаются на стороне Австро-Венгрии. Пропаганду в отношении болгар старались ставить, не привлекая союзников: «Это только наше дело», — формулировал свою позицию Капчев, с которым, вероятно, был согласен и руководитель русской пропаганды ген. Н.М. Потапов⁶⁵. Капчев и отдел ОГК планировали также организовать из находившихся в России болгар отряды с целью занятия тех местностей в Болгарии, откуда они были родом. «Если же мы, прибыв к болгарам, могли бы заявлять им, что за Болгарией, буде она выступит теперь же плечо к плечу с русской армией и порвет окончательно и бесповоротно с династией Кобургов, будут обеспечены все те земли, которые она должна будет получить по договору, заключенному с Сербией перед балканской войной 1912 г., то успех представлялся бы нам уже и теперь не вызывающим сомнения», — полагал Капчев в своей записке⁶⁶. Сокрушм тельное поражение Румынии в ноябре 1916 г. заставило прервать планы противоправительственных выступлений в Болгарии с помощью пропав гандистских мероприятий как внутри, так и вне ее⁶⁷.

Насколько действенной оказалась русская военная политическая пропаганда на славян? В документах содержится ряд сведений о случаях и перехода славян на сторону русской армии, что чехами-агентами ГУГШ приписывалось именно влиянию воззваний, отказа записи полков в польские легионы⁶⁸. Для недопущения распространения и знакомства своих солдат с воззваниями австрийское командование принимало жесткие меры вплоть наказания по законам военного времени⁶⁹. Однако, русское военное и политическое руководство не получило тех результатов, на которые оно рассчитывало: развала австро-венгерской армии не произошло. Мало этого, порою славянская пропаганда на фронте проигрывала австро-венгерской контрпропаганде. Из обнаруженных составителем данного сборника 84 листовок от австро-венгерских войск в адрес русских солдат можно вывести динамику их распространения. За 1914 их было всего 3, за 1915 год — 26, за 1916 год — 39 и за 1917 — 17. Австро-венгры исходили в своих пропагандистских подходах не из мифических представлений о России и ее народах, а из конкретных реалий войны, что и использовалось на всем ее протяжении. Больше всего в листовках содержится сведений об успехах оружия Четверного союза — 21 раз. 19 раз используется банальный ход влияния на противника предложением сдаваться и обещанием хорошо обращаться с пленными, что вообще не использовалось пропагандой русских в отношении славян, в предположении, что это само собою разумеется. Столько же раз, 19, содержатся выпады против союзников России в войне: Англии (в основном), Японии, Франции. В 17 листовках особенно с конца 1916 г. и более всего в 1917 г. поднимается тема мира, само упоминание о котором в любых листовках — своих или чужих — русское военное командование боялось как огня. Следующим большой блок тем австро-венгерской пропаганды на русских касался социальных проблем. Подчеркивание напрасных жертв (в 8 листовках), ухудшающегося положения семей солдат (в 7 листовках), ненужности, бесполезности войны (в 9 листовках), тяжести социальных невзгод во время войны и общих политических порядков в России (в 4 листовках) естественно подводили к антиправительственным высказываниям (в 15 листовках) и сообщениям о беспорядках (в 10), где, порою, правда соседствовала с вымыслом. В 4 листовках социально-политическая тема особенно широко прописана, даже на «теоретическом» уровне. В этом «теоретическом» ряду можно упомянуть и приемы австрийской контрпропаганды, когда в ответ на призывы переходить под царский скипетр в листовках пункт за пунктом показывалась нерешенность ряда проблем в самой России: существование острого национального вопроса, отсутствие политических свобод, низкая общая культура⁷⁰. По уровню тематики, подчеркивания уязвимости вопросов в политике противника эта пропаганда и контрпропаганда стояла на более высоком уровне, чем русская. Правда, судя по выдержкам из писем, сделанным цензурой, австрийская пропаганда воспринималась русскими солдатами, порою, как неэффективная: «Видно уже и на пушки у них мало надежды, что стали писать и нам грамоты»⁷¹. Невысок был уровень и технического распространения листовок со стороны австро-венгерской армии. Это были главным образом единичные, всего по несколько экземпляров разбрасываемые с самолетов или доставленные на воздушных шарах листовки. Даже сложные конструкции воздушных бумажных шаров были предназначены для всего нескольких листовок⁷². Но переписка среди русского военного начальства свидетельствует, что оно серьезно опасалось австрийской пропаганды. Так, 20 февраля 1915 был захвачен с тремя прокламациями лейтенант 9-го пехотного австрийского полка Левинский и по приговору полевого суда 12-го стрелкового полка русской армии расстрелян⁷³. В связи с этим генерал-квартирмейстер штаба главкома армий Юго-Западного фронта ген. М.С. Пустовойтенко послал в 3-ю, 4-ю, 8-ю, 9-ю и 11-ю армии следующий циркуляр № 2083: «Главнокомандующий приказал принять меры для усиления надзора к прекращению распространения подобных прокламаций». Командующий же 8-й армией ген. А.А. Брусилов на этом циркуляре приказал объявить его «для разъяснения нижним чинам, считая эго лучшим способом противодействия» пропаганде противника⁷⁴. Боязнь австрийской пропаганды доходила до того, что русское командование не разрешало даже приближаться к своим позициям парламентерам противника: их просто брали в плен. За то, что приняли парламентера австрийцев на позициях 163-го пехотного Ленкоранско-Нашебургского полка, на всех виновных было наложено взыскание⁷⁵. Даже когда в феврале 1915 г. австрийцы прислали парламентера на позиции Гренадерского корпуса с предложением не стрелять по санитарам, так как они убирают раненых, то командующий 4-й армией ген. А.Е. Эверт запретил их принимать «без его особого приглашения». В ответ на призывы австрийского командира «сохранить рыцарство в ведении войны», Эверт заявил, что немецкие летчики бомбят санитаров⁷⁶. Объяснялось ли поведение русского командования особенно тяжелым зимним периодом военных действий, или чем другим, ясно одно, что превосходства в моральном плане перед австрийцами не ощущалось. Особенно опасной казалась австрийская пропаганда летом 1915 г. во время «великого отступления». В связи с массовыми сдачами в плен командующий 8-й армией ген. А.А. Брусилов приказал «во всех частях произвести беседы офицеров и священников с нижними чинами по содержанию прокламаций, разбрасываемых австрийцами с воздушного шара»⁷⁷. Также остро воспринимались русской стороной известия об образовании Королевства Польского и предоставлении автономии Галиции в 1916 г.: главком армий Юго-Западного фронта ген. Н.И. Иванов приказал принять меры к усиленному негласному наблюдению за польским элементом в воинских частях и «необходимые предосторожности для предотвращения возможных побегов со стороны нижних чинов»⁷⁸.

Большие проблемы оказались и в русской пропаганде на славянские народы, что проявилось, однако, спустя несколько месяцев после начала войны. Правда, в начале войны русские манифесты, особенно, в адрес Польши, производили большое впечатление на население Австро-Венгрии, а также на общественное мнение Запада. В первые дни после опубликования манифеста полякам в Варшаве прошли манифестации против Германии. Генерал Л.К. Утгоф, которому было поручено Янушкевичем выяснить впечатление на польское общество от воззвания, в своем отчете писал о восторге и патриотизме, охватившем польское общество⁷⁹. Русский военный агент в Швейцарии сообщал, что под влиянием воззваний, а также успехов русского оружия в Галиции «в Богемии и Моравии 95% населения ждет русских как освободителей. Все чины гражданского управления этих областей готовы работать в пользу России»⁸⁰. Косвенно, согласно сведениям из разведки ГУГШ, о влиянии русской пропаганды говорили и меры, принятые австрийским командованием после распространении воззваний в Праге в декабре 1914 г. о наказании за нахождение листовок с воззваниями славянам. Имели место даже смертные приговоры распространителям листовок — но этим только повысили внимание к ним⁸¹. Однако в кругах эмиграции к такой активности русской пропаганды относились скептически. Популярность в Чехии царских манифестов Т.Г. Масарик считал проявлением некритического общественного мнения, выражавшегося в распространении надежд на создание после русской победы, в которой никто не сомневался великой славянской державы во главе с Россией — «Славянской империи», в рамках которой объединятся и малые славянские государства получив относительную независимость⁸². Внимательно читая манифест о войне 20 июля 1914 г., где говорилось о славянах, родственных по крови и вере, вчитываясь в слова царя о «полном и нераздельном единении славян с Россией», Масарик и его окружение не считали такую программу ни точной, ни ясной. «Можно ли так тесно слить с Россией поляков, болгар, сербов, хорватов, словинцев и нас», — задавался вопросом лидер чешской эмиграции⁸³. С другой стороны настораживало, что «прекрасный манифест к полякам» был дан от имени царя, но подписан лишь Николаем Николаевичем. Неприятие вызывали и «военные манифесты» Николая Николаевича, казавшиеся «пышными и неясными», особенно его манифест к народам Австро-Венгрии.

Далеко не столь успешной оказалась и миссия Коничека, как она описана в его отчетах в ГУГШ. Политические деятели чешской эмиграции во главе с Масариком встретили с недоверием сами полномочие которые Коничек, член первой депутации к царю, собирался передать Масарику. Деятельность Коничека считали политически неопытной, а его самого многие в чешских колониях считали, и не безосновательно, русским официальным агентом. Начинавший свои публичные выступления со слов «Батюшка царь вас приветствует», агитировавший в чешских трактирах и кофейнях при помощи листовок, в которых он, по словам Масарика, провозглашал «царство черносотенства, панруссизма и православия», возбуждавший своим черносотенным панславизмом недоумение у французов, Коничек неизменно повсюду проваливался как в Париже, так и в Женеве и Америке. Несмотря на то, что Коничек в Париже завладел Национальным Советом Чехословацких колоний и основал «L’independance Tcheque», его деятельность привела как раз к провалу «руссофильского» направления в чешской эмиграции, за что на сет ответственность косвенно и военное руководство России, сделавшее на него ставку. По существу эта деятельность была направлена против самостоятельных объединительных тенденций чешской эмиграции рассматривалась последней как провокационная и, в конечном счете быстро сошла на нет. Так, орган Национального Совета чехословацких колоний «L’independance Tcheque» просуществовал всего лишь до 11-го номера, распался и Национальный совет. Деятельность же масариковских органов и организаций набирала силу, утверждалась не только на Западе, но и в России⁸⁴. Лишь вмешательство МИД несколько оживило прорусскую партию во главе с Дюрихом и с участием того же Коничека⁸⁵.

На охлаждение интереса к России среди славян влияла и политика русского военного командования, не спешившего с предоставлением военной помощи «братьям по крови». Так, на просьбу сербского правительства в начале войны об отпуске ему аэропланов оно получило отказ. Даже на просьбу о посылке санитаров, докторов и лазаретов сербский посланник не получил ответа от Верховного начальника санитарной и эвакуационной части П.А. Ольденбургского. Вся помощь Сербии свелась к деятельности благотворительных организаций в России, пославших за свой счет врачей, сестер и санитаров⁸⁶. Также было предложено Янушкевичем в мае 1915 г. отклонить предложение вице-консула в Дедеагаче об организации в районе Бургаса отрядов чет из лиц, выразивших желание поступить в русскую армию⁸⁷. Затягивало военное командование, а не только правительство, и дело с организацией чешских батальонов в России в составе русской армии. Уже в сентябре 1914 г. ГУГШ, видимо, изменил свою первоначальную точку зрения к формированию чешских добровольческих частей. Если раньше создание чешских дружин рассматривалось как политическая акция, то теперь только как пропагандистская, имеющая целью «создание в пределах Австро-Венгрии благоприятной обстановки для действий наших войск...»⁸⁸ С этой целью чехов использовали на фронте или как разведчиков, введя в разведывательные команды 5-й, 11-й, 32-й, 42-й и 44-й пехотных дивизий, или как агитаторов при непосредственном соприкосновении с австрийскими войсками из состава чехов и словаков⁸⁹. Ставка даже отказалась перепечатывать и распространять объявление, выпущенное 16 января 1915 в Париже об отказе от присяги Францу Иосифу от лица Народного совета чешских славянских общин в Париже, то есть органа, созданного Коничеком, несмотря на усиленные просьбы чехов распространить эту прокламацию в России, Моравии, Силезии и Богемии. Возможно, военному командованию не нравилась категоричность, с которой парижские деятели даже москвофильского толка отстаивали «полную независимость чешско-славянского народа от Вены и Пешта», обещанную «устами главнокомандующего русской армии именем Царским»⁹⁰. И позднее в 1915 г. министр внутренних дел Н.А. Маклаков отклонил вопрос о создании чешского корпуса, исходя из мнения военных, опасавшихся проникновения в армию ненадежных элементов⁹¹.

Попытки использовать славянскую карту в идеологической борьбу не прекращались в период всей войны. В этой связи значительные усилия были предпринятые для активизации славянства во всем мире, прежде всего в Америке, США и Канаде, где оказались миллионы славян из стран участниц военных действий на Восточном фронте. Активно вопрос о работе среди славян в Америке разрабатывался и представителями различного уровня внешнеполитического ведомства. Всего в США по данным МИД в годы Первой мировой войны насчитывали 6-10 млн. славян и еще 2 млн. в Канаде⁹². В МИДе полагали, что эти славяне не порвали связей с Родиной) то есть с Австро-Венгрией⁹³. Что же касается выходцев из России («русских»), которых насчитывалось в США и Канаде около 750 тыс. чел., то, сор гласно записке А.Ю. Геровского, все они только и мечтали о «старом крае», «пели о нем песни» и т.д. Предполагалось, что если «Русь подъяремная» будет освобождена, туда хлынут сотни тысяч «русских» из Америки, а также военнопленные. Таким образом, рассчитывали на поддержку славян в заселении освобожденных земель, а также в целом в поддержке внешней политики России в славянском вопросе в годы войны. Проблема была, однако, как раз в трудности вести пропаганду среди славян в Америке по ряду причин. Даже среди русских отмечалось значительное влияние «мазепинской» пропаганды, вообще «противорусской агитации»⁹⁴. Еще большее отмечалось засилье среди славян униатов, католиков, протестанта антирусской, включая и революционной, пропаганды, господство сепаратистских в австрофильском духе настроений. Тревожило доминирование указанных настроений в духовенстве, школе, в быту, слабость славянских движений, печати, бедность православных приходов и т.п.⁹⁵ «Вообще все против России», — констатировали положение с мест консулы в Канаде и США, аналитики ситуации в МИД⁹⁶. Таким положением были озабочены и в Синоде РПЦ, и в военном командовании. Так еще в конце 1914 г. была попытка создания в Петрограде Северо-Американского православного братства во имя св. равноапостольного князя Владимира в Петрограде. Проект, поддержанный послом в США Ю.А. Бахметевым и министром иностранных дел Сазоновым, однако, не получил развития⁹⁷.

Другим амбициозным проектом решения славянского вопроса в Америке была попытка создания Славянского союза. Идея, возникшая в апреле 1915 г. в Славянском обществе, объединявшем русских, хорватов, сербов и словенцев Чикаго, была поддержана посланником России в Чикаго А.М. Волковым. Посланник выступал за такую организацию «повсеместно на земном шаре»⁹⁸. Цель основания Союза Волков в донесении послу обрисовывал как «лучшее ознакомление американцев с сущностью Славянства и его ролью в современности». Но при этом предполагалось подчеркнуть «место России как лидера его в культурной, политическом, этнографическом и всех прочих отношениях». Волков полагал осведомляться о действиях славянских организаций в его округе, следить за эволюцией славянской мысли в связи с переменами на европейском театре военных действий. При этом он намеревался не дать союзу такой организации, при которой он получил бы «американскую внутриполитическую окраску, которую имеют или приобретают, все без исключения общества в США». Союз имел «конституцию», Комитет Директоров (председатели всех входивших организаций, включая даже представителей организаций демократических убеждений). Сам Волков занял место почетного председателя. Реальная работа союза заключалась в устройстве лекций и докладов, освещении идеи славянства в прессе — национальной, то есть славянских национальностей, и американской⁹⁹.

Начало деятельности Волкова совпало с предложением МИД в адрес посольства в США «произвести на американских славян воздействие в желательном для нас смысле». Однако эти предложения встретили возражения посла Ю.Ф. Бахметева, который в телеграмме от 11 мая 1915 г. в МИД писал: «Всякое наше воздействие или даже более откровенное моральное покровительства славянским кругам в Америки было бы не только бесполезным, но и весьма рискованным делом». Мотивами скептического отношения к славянской пропаганде со стороны Бахметева были, с одной стороны, разрозненность славян, а с другой — крайне ревнивое отношение американского правительства к правилам нейтралитета, в результате чего после подобной пропаганда в пользу Австро-Венгрии ее посол был выслан из США. Однако в считали, что «посол очевидно упустил из виду, что именно сплочение славян и должно было бы быть его главной целью, а второе — воз действие на правительство в смысле более широкого толкования этих правил». Да, австрийский посол действительно был выслан, но только после того, как он осуществил эти задачи, — напоминало дипломатическое начальство из Петрограда. Однако для поддержки своего мнения Бахметев даже склонил в свою пользу французского и английского послов. Некоторое время МИД не настаивал на своей инициативе, возможно ввиду поражений России на фронте в летом 1915 г. и неактуальности славянского вопроса. Однако по мере новых военных успехов весной и летом 1916 г. МИД вновь возбудил вопрос об организации славян в Америке. Послу в Вашингтоне было категорически предписан собрать при посредстве подведомственных консулов подробные сведения о славянах в Америке, причем дана была и программа собирания. Такие же предложения были посланы послам в Англию, Канаду Австралию и посланнику в Аргентину. Однако неубедительность результатов летнего наступления русской армии, а также перемена в на строениях самих славянских организаций, в Европе прежде всего, явились причиной новой остановки активизации славянской пропаганда в мире. Дело еще было и в том, что Бахметев считал главным добиться вступления США в войну на стороне Антанты, что было возможна только после выборной президентской кампании в 1916 г. Излишняя же деятельность радетелей славянского дела, стоявших, как правило на сугубо русофильских, монархических позициях, мешала настроям большинства славян в США и Канаде, выступавших за вхождения этих стран в войну — но для достижения национальных интересов славянских народов¹⁰⁰. Это и послужило причиной прекращения деятельности Волкова даже путем резкого окрика (если не скандала) с стороны посла. В результате к концу 1916 г. Славянский союз заглох и уже не играл никакой роли в славянских кругах¹⁰¹. Несмотря на то, что дело славян перекинулось на страны Южной Америки (Аргентин); Чили, Боливию, Перу, Уругвай, где были сильные славянские колонии) достигнуть определенных успехов в славянской пропаганде и в этой регионе не удалось. Здесь неразрешимой проблемой было примирение различных общественных организаций Югославии по вопросу о союзе с Италией, претендовавшей на ряд славянских земель¹⁰².

Последним актом использования славян в продвижении дипломатических интересов России в славянском вопросе была миссия в США Г.И. Сосновского по особенному поручению Военного министерства. В своем докладе о поездке Сосновский утверждал, что «Россия теряет положительно все выгоды, престиж и добрую волю не только всех славянских народов, но и целого мира из-за неудовлетворения польского вопроса». В связи с этим он настаивал на создании Федерации всех славянских народов, в программе которой предлагалось решить польский вопрос в «положительном смысле». В Федерации всех малых славянских народов предлагалось также дать каждому выбор государственного устройства. Только военные дела, дипломатические организации, таможенные и другие общегосударственные подлежали бы одной общей власти правящей Федерацией Славянских народов. Тогда можно пойти дальше и установить конфедерацию Славянства в составе Богемии, Кроации, Польши, России Сербии, Словении и Словакии во главе с Россией. «Если мы не начнем эту работу теперь, то пройдут целые века, пока снова будет подходящее время. Надо воспользоваться этим всемирным потрясением народов иначе польза уйдет к чужим». Но к этой работе «нельзя употреблять русских чиновников, а славянских патриотов, доверяющих России», — делал оговорку Сосновский¹⁰³. Миссия Сосновского не привела к каким-либо результатам, а сам этот запоздалый шаг России в славянском деле свидетельствовал о проигрыше своих позиций в решении судьбы славянских народов в конце Первой мировой войны. Ни к чему не привела и попытка летом 1917 г. организации Осведомительного бюро при министерствах военном, морском и иностранных дел. В переписке по этому вопросу подчеркивалось, что «наша пропаганда плетется в хвосте у союзников»¹⁰⁴.

В литературе вполне справедливо подчеркивается, что «реалии освободительной борьбы в 1916-1917 гг. приводили к тому, что движение чехов и словаков приобретало подчеркнуто национальный характер и выходило за расплывчатые рамки концептуальных формулировок всеславянского единства, славянского единения и создания так называемого всеславянского союза»¹⁰⁵. К этому стоит добавить, что кризис этих концепций начался еще в начале войны. Все старания русской пропаганды, сил, поддерживавших самодержавие в рядах самого славянского движения, затраченные средства, размах организаторских усилий военных и политических властей России не привели к успеху. Не был преодолен и кризис идейной и политической доктрины дореволюционной России, что и показала начавшаяся революция 1917 г., вдохнувшая новую струю в дело славянского освобождения уже на основе идей социальной справедливости и интернационализма.

Первоначальный успех, а затем общая неудача в деле славянской пропаганды привели к серьезному сбою в деле пропаганды против собственно австро-венгерской армии. Всего прямо пропагандистских листовок, имевших задачу подорвать боеспособность австро-венгерской армии Россией было издано...4. Австро-Венгрией же было издано 137 листовав 4 в 1914,24 — в 1915,43 — в 1916 и 68 — в 1917 г. так же вяло сначала шла пропаганда и против германской армии. Русское командование не считало немцев «своими», а против «чужих» пропаганда не предназначалась, Узурпировав за собой вообще право вести пропаганду, которая воспринималась как оповещение «своих по крови и вере», русское военное и политической руководство с неподдельным недоумением встретило сам фал ведения активной пропаганды немцами. Это было расценено как проявление слабости в связи невозможностью одолеть русскую армию на пол боя. Однако вскоре, осознав масштабы пропаганды противника, русско-военное командование попыталось ей противопоставить «правду» об истинном положении дел на фронтах мировой войны. Ставка предлагав «для осведомления германских и австрийских армий об истинном положении вещей в Галиции, что, по-видимому, скрывается как в Германии, так и в Австрии от армии и народа», сбрасывать с аэропланов над войсками противника воззвания «с ярким изложением наших побед»¹⁰⁶. Главковерх Николай Николаевич придавал «особо важное значение усилению распространения среди германских войск объявлению на немецком языке «правды о войне», то есть изложению положения на фронтах с точки зрения русской Ставки¹⁰⁷. Уже в октябре из Ставки требовали организовать широкое распространение пропаганды, в том числе разъездами армий корпусной конницы, самолетами, специальными агентами и т.п.¹⁰⁸ Первые листовки в адрес немцев так и назывались: «Правда о войне»¹⁰⁹. В целом количество листовок в адрес германской армии в годы войны возросло: в 1914 — 4, в 1915 — 16, в 1916 — 13 и в 1917 — 11. Однако эта пропаганда не была подкреплена необходимым количеством экземпляров. Тираж листовок был около 2-5, редко 20 и только один раз 38 тыс. экземпляров в январе 1915 г. — с предложением немцам сдаваться в плен¹¹⁰. Летом 1915 и вплоть до осени 1916 г. тираж листовок опустился до нескольких сотен экземпляров.

И идейный багаж антигерманской пропаганды был невелик. Это, прежде всего, извещения об отдельных успехах на фронте в 1914 — начале 1915 гг., приглашения сдаться в плен, извещения о социально-экономических трудностях Германии. Пропаганда против Германии носила вторичный к германской пропаганде характер, сводилась к опровержению пропагандистских материалов противника. Так, на сообщения, что в последнее время много в германской печати сведений о жестокостях русских, М.И. Занкевич, русский военный агент в Румынии, в докладе в Огенквар в сентябре 1916 г. писал: «Необходимо опровергать эти лживые сведения»¹¹¹. В связи с этим пытались обнаружить наиболее одиозные, русофобские брошюры и дать на них достойный ответ, предварительно их, эти брошюры, широко опубликовать. Так предполагалось поступить в случае публикации брошюры Н. Иогансена «Как положить конец миру»¹¹².

Когда зимой 1914-1915 г. начались массовые сдачи русских солдат в плен, командование Северо-Западного фронта расширило пропаганду. Разведывательный отдел под командованием ген. Новицкого систематически заготавливал листовки, организовал их распространение с аэропланов, в передовых линиях противника и т.п. Причем эти воззвания составлялись разнообразно от лица русского высшего командования, от лица пленных немцев и от лица пленных поляков¹¹³, что являлось очевидным заимствованием тактики австро-немецкой пропаганды.

Единственным новационным пропагандистским проектом можно считать серию листовок, выпущенных в марте 1916 г. по инициативе начальника штаба 1-й армии ген. И.З. Одишелидзе. За основу содержания листовок, направленных солдатам, а также рабочим и крестьянам Германии, был взят социальный вопрос в Германии. Авторы воззваний к солдатам германской армии призывали видеть в их начальстве только «жестокость», вызываемую классовыми «интересами прусских помещиков-юнкеров». Русское начальство уверяло немецких солдат, что они борются за интересы капиталистов и помещиков, что им необходимо создать «социальную республику» и т.д. По всей вероятности И.З. Одишелидзе, впоследствии командующий вооруженными силами меньшевистской Грузии, и был автором листовок. Во всяком случае подлинники текстов листовок были написаны на бланках начальника штаба 1-й армии. В первой листовке делалась попытка противопоставить солдат с их «сиротами и голодающими женами» «жестоким офицерам» и «обогащающимся» «дворянством и промышленникам». В другой листовке немецким солдатам предлагалось осознать, что они; воюют, «чтобы создать богатство Ваших высших классов и их силу для господства над вами и Вашими детьми». «Не пора ли Вам свергнуть иго Вашей аристократии и Ваших богатых бюргеров?! Не пора ли уничтожить Ваших офицеров?!» — призывали русские пропагандисты немцев. В следующей листовке говорилось о том, как голодают семьи и болеют и умирают дети солдат «в большом числе», а в «больших городах и даже в деревнях женщины с горя и отчаяния устраивают бунты, но ружья и пулеметы быстро разгоняют их». В листовке раскрывались глаза немецким солдатам на то, как «довольны войной богатые классы и особенно дворяне. Они не только сыты, но роскошничают и сильно богатеют на всех поставках на войну». Листовка и подписана была соответствующим образом: «ваши русские товарищи», в чем был оттенок «классово? солидарности» со стороны солдат русской армии. Еще в одной листовке немецкие офицеры представлялись как часть дворян, фабрикантов и купцов. Их призывали бить, уничтожать и бежать к русским, «чтобы вернуться после войны на родину и избавить ее от жестоких дворян и алчных фабрикантов и основать в Германии справедливое отношение к, трудящимся». В последней листовке инициативного генерала-пропагандиста уже прямо призывалось «устроить революцию, низвергнуть Вашу, военную партию, которая состоит из людей, обогащающихся около войны, низвергнуть Гогенцоллернов и основать Свободную Германскую Республику». Одишелидзе очевидно строил пропаганду на разрушении внутреннего мира, социального мира, являвшегося важнейшей частью системы «военного социализма», в целом германского варианта мобилизации страны для обороны. Постоянно натравливая немецких солдат, на офицеров, якобы являвшихся выразителями крупных аграриев и фабрикантов, Одишелидзе приказывал эти воззвания перевести на немецкий язык «короткими, энергичными фразами, понятными для немецких крестьян и рабочих», печатать их вне очереди и принять все меры, чтобы они доходили до немецких солдат», пользуясь для этого «агентами евреями и проч.» Каков был успех подобной «социальной» пропаганды неизвестен. Однако это эпизод показывает потенциальные возможности действенной русской пропаганды, чем попытались воспользоваться уже большевистские пропагандисты в 1917 г. попытке превратить мировую войну в войну гражданскую.

К сожалению, не известно, из какого идейного багажа Одишелидзе черпал пропагандистское содержание листовок. Возможно, здесь повлияли материалы внутренней немецкой пропаганды, исходящей из социалистических, революционных кругов Германии, которыми русские пропагандисты пользовались. Но очевидно, что такого рода пропаганда была локальной, применялась только на данном участке русско-германского фронта, поддерживалась небольшим тиражом экземпляров листовок (2-4 тысячи на каждую), по сравнению с громадными, в сотни тысяч экземпляров тиражами листовок в ходе «славянской» пропаганды на Юго-Западном фронте. Следует отметить также, что столь настойчивая социальная пропаганда на Русском фронте была вообще единственным опытом идейной борьбы на Русском фронте с обеих сторон вплоть до прихода к власти большевиков в России. Вопреки утверждениям о прямой поддержки немцами «ленинцев» на фронте в 1917 году, в немецкой пропаганде, по крайней мере, на русскую армию, крайне трудно найти элементы классовой, социальной, революционной борьбы, если не считать призывы к бунту против самодержавия и чиновников и т.п. Наоборот, именно русское военное командование до революции намного дальше пошло в этом эксперименте, ограничив его, правда, рамками одного фронта и небольшого отрезка времени (весна 1916 г.). Как видно из материалов данного сборника листовок, ни германская, ни австро-венгерская пропаганда на фронте не стремилась разжигать классовую борьбу, ограничиваясь попытками натравить русских солдат на союзников России в войне: главным образом, Англию, а также Францию и Японию. Очевидно, применение в пропаганде идей социальной розни было чревато для самих противников России ответной пропагандой в том же духе, что и было учтено большевиками в 1917-1918 гг.

К концу 1916 г. масштаб русской пропаганды против Германии несколько возрос, включая и тиражи издания листовок, в том числе и самолетами и другими способами¹¹⁴. Проблема оставалась, однако, в содержательной части пропаганды, явно уступавшей той же немецкой «пропаганде мира» или освещению в листовках вопроса о «независимости» Польши. В 1917 г., после Февральской революции, русская пропаганда получила новый источник вдохновения: революционные идеи, охватившие армию, стали переноситься и на пропаганду в отношении противника. В первые месяцы революции такая пропаганда производила определенное действие на противника, отвечавшего на забрасывание «афишками» со стороны русских бомбежкой¹¹⁵. Но и здесь успех был незначительным: враждебная пропаганда не воспринимала революционный опыт «самой свободной страны», какой себя позиционировав Россия. С другой стороны, революционные идеи оказались более разрушительными для самой русской армии, нежели для ее противников.

---

⁶ Потапов Н.М. Печать и нойна. М.; Л., 1926; Блумеиталь Ф.Л. Буржуазная политработа в мировую войну 1914-1918 гг.: (Обработка общественного мнения). М.; Л.,1928.
⁷ В МИД России всех югославян насчитывали 12 млн. Из них в Сербии было 4,5 млн. и в Черногории 0,5 млн. чел. На общей территории Австро-Венгрии в 250 тыс. кв. находились иод австрийским влиянием (Далмация, Триест, Истрия, Краниола, Го-риция-Градина, Южная Каринтин и Южная Штирия) 2,070 млн., в Боснии и Герцеговине — 1,87 млн. и в Венгрии (Кросция, Славония, Фиуле, Меджмурье, Баранье, Бачка, Банат) — 3,225 млн. славян. В МИД считали всех славян Австро-Венгрии «одним народом», которые «ждут своего освобождения»//АВПРИ.Ф. 135. Оп. 374. Д. 361.. 4-7 об. Кроме того, «освобождению» подлежали чехи и словаки, 15 млн. чел., а так поляки в составе Германии и Австро-Венгрии, которые в целом, с поляками России насчитывали 18 млн. чел .//В. Сватковский — С.Д. Сазонову 19 июня (2 июля) 1914 г //АВПРИ.Ф. 135. Оп. 474. Д. 384. Л. 5-7 об.
⁸ Риттих А. Русский военный быт в действительности и мечтах. СПб., 1893. С. 197 200.
⁹ История внешней политики России. Конец XIX — начало XX века (от русско-фран цузского союза до Октябрьской революции). М., 1997. С. 378-379.
¹⁰ Kohn Hans. Die Slawen und der Westen. Wien, München, 1956. S. 211.
¹¹ История внешней политики России. Конец XIX - начало XX века (от русско-французского союза до Октябрьской революции). М, 1997. С. 392-394; Дьяков В.А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России. М, 1993. С. 180,184.
¹² РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 8153. Л. 8-8об.
¹³ Бахтурина А.Ю. Воззвание к полякам 1 августа 1914 г. и его авторы // Вопросы истории. 1998. № 8. С. 134.
¹⁴ Сопроводительная записка к обращению к полякам // АВПРП. Ф. 323. Оп. 617. Д-І 89. Л. 3
¹⁵ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 49. Л. 2, 9; см. точно такие же пометы карандашом на: экземпляре воззвания полякам // Там. же. Ф. 134. Оп. 473. Д. 18. Л. 25.
¹⁶ Памяти кн. Гр. Н. Трубецкого. Сборник статей. Париж, 1930. С. 9, 12-13,23-24.
¹⁷ Там же. С. 14.
¹⁸ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3852. Л. 144; Ф. 2134. Оп. 1. Д. 356. Л. 12,13,16.
¹⁹ РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 557. Л. 371об., 372-372об.; Ф. 2106. Оп. 1. Д. 832. Л. 45-45об.
²⁰ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3855. Л. 4.
²¹ РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 964. Л. 64-64 об.
²² Бахтурина А.Ю. Указ. соч. С. 135.
²³ АВПРИ. Ф. 134. Оп. 473. Д. 18. Л. 21-23.
²⁴ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 437. Л. 1-7, 24.
²⁵ Там же. Л. 8-11.
²⁶ Там же. Л. 12-13.
²⁷ Там же. Л. 17-18.
²⁸ Там же. Л. 16-16об.; РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 964. Л. 26; Русская Галичина. № 1. С11—15)
²⁹ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3852. Л. 11-11об.
³⁰ РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 853. Л. 8; Д. 965. Л. 46.
³¹ РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 964. Л. 10.
³² АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 437. Л. 14-15.
³³ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3852.Л. 134.
³⁴ РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 965. Л. 49-49об.
³⁵ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3852. Л. 28,95,103,138,148-150,172; Д. 3855. Л. 2, 71,105.
³⁶ РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 7. Л. 71,91-92,97, 98,102,105,127.
³⁷ Kirchner Klaus. Flugblätter aus England 1914-1918. Erlangen, 1985. S. 2-247; Стюарт Кэмпбел. Тайны дома Крю. М.; Л., 1928. С. 56,69.
³⁸ АВПРИ. Ф. 323. Оп. 617. Д. 91. Л. 8-13.
³⁹ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 152. Л. 19.
⁴⁰ Залесский К.А. Первая мировая война. Биографический энциклопедический словарь. М., 2000. С. 246.
⁴¹ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3852. Л. 27, 51-51об.
⁴² РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3852. Л. 95,103.
⁴³ Там же. Л. 150.
⁴⁴ Там же. Л. 167-167об.
⁴⁵ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. 3852. Л. 33, 36, 37,41,43, 57,150,167.
⁴⁶ АВПРИ. Ф. 135 . Ои. 474. Д. 160. Л. 15об.
⁴⁷ Там же. Л. 14-14об.
⁴⁸ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. 3852. Л. 95,120-122.
⁴⁹ Там же. Л. 91, 95,99-100,102,117,187-188; Ф. 2019. Оп. 1. Д. 356. Л. 714; Д. 544. Л. 154.
⁵⁰ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3855. Л. 116; Ф. 2118. Оп. 1. Д. 681. Л. 299-300.
⁵¹ Драгомирецкий В.С. Чехословаки в России. 1914-1920. Париж; Прага, 1928. С. 14; Лазаревский Вл Россия и чехословацкое возрождение. Очерк чешско-русских отношений 1914-1918 г.г. Париж, 1927. С. 20-21.
⁵² РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 519. Л. 79-79об.; Д. 577. Л. 72-73.
⁵³ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 577. Л. 63-64; Попов А. Чехословацкий вопрос и царска дипломатия в 1914-1917 гг. // Красный архив. 1929. Т. 2. С. 6-7.
⁵⁴ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 577. Л. 55,57-58об., 60-61.
⁵⁵ Там же. Л. 15, 25-27об., 52-54об.; Попов А. Указ. соч. С. 8.
⁵⁶ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 7423. Л. 67-69об.
⁵⁷ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 577. Л. 12-13об.
⁵⁸ Там же. Л. 54-54об.
⁵⁹ Там же. Л. 57-58об.
⁶⁰ Там же. Л. 7-8об.
⁶¹ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 519. Л. 78-79об.
⁶² Там же. Л. 46-47.
⁶³ Там же. Л. 3-4,7об„ 24,25,28,43об.
⁶⁴ Записка Г И. Капчева в ОГК Главное управление Главного Штаба, август 1916 r'/f РГВИА.Ф.2000. Оп. 15.Д. 519.Л. 55-55об.,58, 65-66.
⁶⁵ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 7433. Л. 2-7об.
⁶⁶ Там же. Л. 10.
⁶⁷ Там же. Д. 6431. Л. 36.
⁶⁸ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 577. Л. 7-8об.; Ф. 2019. Оп. 1. Д. 537. Л. 80; Ф. 2067. Оп. I Д. 2932. Л. 144.
⁶⁹ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3851. Л. 164; Д. 3855. Л. 75.
⁷⁰ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 4100. Л. 111.
⁷¹ РГВИА. Ф. 2139. Оп. 1. Д. 1673. Л. 568об.; см. также: Там же. Л. 87; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 4100. Л. 97-97об.
⁷² Например, лисгонки, обнаруженные у двух солдат 87-й крепостной рабочей ротф работавших на лесопильном заводе Гуренича-Люпшинского, были сняты с воздушного шара, сделанного из белой вощенной бумаги и бывшего размером около 3 сажен длины и до 1 сажени ширины в виде сигары. В нижней части шара на обводной проволоке было подвешено на поперечной проволоке жестяное ведерко, в котором горела какая-то жидкость. К шару были привязаны 2 печатных афишки «прокламаций» и бумажка с надпись на нем языке // РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 4100. Л. 96.
⁷³ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3855. Л. 157.
⁷⁴ Там же. Л. 59, 70.
⁷⁵ Там же. Л. 77, 78-78 об. 80.
⁷⁶ Там же. Л. 89-89об., 91.
⁷⁷ РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. 965. Л. 2; ф. 2003. Оп. 2. Д. 784. Л. 120.
⁷⁸ РГВИА. Ф. 2113. Оп. 1. Д. 1614. Л. 71.
⁷⁹ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 505. Л. 53,128; ф. 2003. Оп. 2. Д. 7. Л. 129-132.
⁸⁰ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 15. Д. 519. Л. 55об.
⁸¹ Там же. Л. 8-9.
⁸² Масарик Т.Г. Мировая революция. Воспоминания. Прага, 1926. Т. 1. С. 21-23.
⁸³ Там же. С. 24.
⁸⁴ Там же. С. 52-61,64-65.
⁸⁵ Фирсов Е.Ф. Борьба за политическую ориентацию чешской и словацкой колоний в России в 1915-1917 гг. Масарик или Дюрих? // Версаль и новая Восточная Европа М„ 1996. С. 111-135.
⁸⁶ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 7423. Л. 71.
⁸⁷ Там же. Л. 135-136.
⁸⁸ Лазаревский Вл. Указ. соч. С. 28.
⁸⁹ Драгомирецкий В.С. Указ. соч. С. 16,18.
⁹⁰ РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 7423. Л. 64-69 об.
⁹¹ Драгомирецкий В.С. Указ. соч. С. 38-39.
⁹² АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 352. Л. 70; Д. 354. Л. 2.
⁹³ Записка МИД от 19 января 1917 г. // АВПРИ. Ф.135. Оп. 474. Д. 352. Л. 70.
⁹⁴ Записка А.Ю. Гюровского о русских выходцах в США // АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 34. Л. 1-2 об.
⁹⁵ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 354. Л. 15-59об. ’
⁹⁶ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 354. Л. 67; Записка А.Ю. Геровского о русских выходцах США // АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 346. Л. 2об.
⁹⁷ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 374. Д. 385. Л. 2-12.
⁹⁸ Волков - Бакметеву 5 (18) апреля 1916 г. // АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 352. Л. 3.
⁹⁹ Отчет Волкова в посольство США 31 октября (13 ноября)1916 г. // АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 344. Л. 35-38.
¹⁰⁰ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 352. Л. 71-71об.
¹⁰¹ АВПРИ. Ф. Оп. 135. Оп. 474. Д. 344. Л. 38; См. подробное изложение инцидента Волковым в письме Бахметева на имя тов. министра иностранных дел в ноябрь 1916 г. N« 785 и Б.В. Штюрмеру от 4 (17) ноября 1916 г. // АВПРИ. Ф.
¹⁰² См., например, письма посланника в Буэнос-Айресе от 2 (15) февраля 1916 г. С.Д. Сазонову И АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 350. Л. 2., 2об., 9,11,12,14.
¹⁰³ АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 357. Л. 1-14.
¹⁰⁴ АВПРИ. Ф. 140. Оп. 477. Д. 809. Л. 4.
¹⁰⁵ фцрсов Е.Ф. Указ. соч. С. 132.
¹⁰⁶ РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 728. Л. 1-2.
¹⁰⁷ Там же. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 846. Л. 18об.
¹⁰⁸ Там же. Л. 13.
¹⁰⁹ См. например, листовку о бесплодных для немцев 10-дневных боях под Bapшавой, где они, «обессилев», приговаривали: «machen Sie auch, dass Sie weg Kommen» Тираж листовок был весьма небольшим, 1-2 тысячи экземпляров // РГВИА. Ф. 2031 Оп. 1. Д. 1592. Л. 256
¹¹⁰ РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 556. Л. 41; Д. 557. Л. 514; Д. 739. Л. 95,97,98,103,61,62,85.
¹¹¹ РГВИА. 2000. Оп. 1. Д. 8213. Л. 162-162об.
¹¹² Там же. Л. 2-2об.
¹¹³ СРГВИА. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 832. Л. 2-2об.
¹¹⁴ РГВИА. Ф. 2134. Оп. 1. Д. 853. Л. 33.
¹¹⁵ РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3863. Л. 353.

<< Назад   Вперёд>>