Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство.
Александр Пушкин

Формулировка «спор западников и славянофилов » сейчас часто воспринимается как устаревшая: участники дискуссии сошлись на том, что название «славянофильство» исторически случайно (см. главу 1). Вместо судьбы «всех славян» нас теперь волнует в основном судьба только одной из славянских наций. Слово «западничество» постепенно также уходит в прошлое. Связано это с тем, что сам процесс вестернизации понимается теперь как «модернизация ». Термин «западничество » подчеркивал именно равнение на Европу, ориентацию на запад, каким бы оксюмороном это ни звучало (обращая внимание на этимологию «ориентации »); теперь ситуация изменилась. С одной стороны, Запад добился того, что его признали безусловным лидером современности; современное — значит, западное (а новое — значит, «хорошее»). Высказывается точка зрения, что модернизация — это построение общества, по существенным параметрам похожего на западное. Однако отличие от вестернизации в том, что процесс этот теперь не мыслится только как уподобление.

Современность догнали и некоторые незападные страны, а тем, кто еще не догнал, без разницы, по какую сторону от Гринвича расположен их идеал, лишь бы жить хорошо. И вот слово «вестернизация» меняется на «модернизацию». У этой смены терминов есть и другие смыслы — например, подразумевается, что обезьянничать нет необходимости, что современным можно стать и без «бритья бород», а также и то, что Запад сам меняется при взаимодействии с незападными странами. В этом смысле некоторые известные исследователи утверждают, что вестернизация и модернизация — понятия друг другу перпендикулярные, что модернизация является, с одной стороны, развитием вестернизации, с другой — совсем иначе направленным процессом.

Запад — это часть мира, нечто особенное. Вестернизация подразумевает распространение свойств части на другие части, уподобление частей. А модернизация подразумевает нечто универсальное, равнение не на регион пространства, а на регион времени — на modern, современность. Однако время на месте не стоит, и сама модернизация устаревает. Сейчас — время постмодерна, время после распада СССР, и слово «модернизация» отходит на второй план, вместо него выходит новый термин — глобализация, возникающая на наших глазах небывалая ранее связность, цельность мира. Здесь Запад выступает уже как часть, которая оказалась на высоте задач целого, и прочие части мира должны продвинуться на высоту задач современности и только в этом смысле уподобиться Западу. Тем самым в странах, не стоящих на высоте задач нашей постсовременности, возникает возможность смешения влияний разных «сегодня»: кто-то все еще говорит о движении в модусе «вестернизации», кто-то освоился с «модернизацией», а для кого-то это — вчерашний день и провинциализм и для него в мире действуют импульсы глобализации.

Однако известно соотношение: при росте целостности системы растет степень дифференциации ее частей. Разнообразие частей целого — не случайность, а закон. Когда части уподобляются друг другу, унифицируются, это означает, что целостность всей системы падает. Модернизация как программа преобразования всех стран мира уменьшает целостность человечества, его устойчивость к кризисам. На такое рассуждение можно возразить, что именно в теории модернизации Запад не мыслится чем-то однообразным; одно разнообразие сменяется иным, выстроенным на более высоком уровне развития. Как определить, так ли это?
Как измерить степень разнообразия стран и народов? Следует ли стремиться к унификации или это есть ошибочная тенденция? На основе таких рассуждений против тенденций развития вчерашнего и сегодняшнего дня поднимаются волны протеста. Для вестернизации это почвенничество, для модернизации — традиционализм, а самая современная из таких реакций — постсовременная — антиглобализм. В этом смысле антиглобализм столь же современен, как глобализм, и сталкивается с предшествующими стадиями своего развития — почвенничеством и традиционализмом, спорит с ними, выдвигает новые аргументы.

Если с «западничеством» теперь ассоциируются едва ли не личные интеллектуальные вкусы человека (и потому слово это напоминает имевшие хождение в XIX веке понятия «англоман », «франкофил»), то «модернизация» (тем более «глобализация») — это серьезная геополитическая проблема, с тем или иным решением которой связано дальнейшее развитие России. Значит ли это, что можно не быть западником и в то же время быть сторонником модернизации? Как выглядит не-западническое модернизаторское мировоззрение, возможно ли оно? Есть ли законы модернизации, какие-то дороги, из которых можно выбирать? Что обязательно менять при модернизации, а что можно оставить? Как изменится страна, если модернизация будет продолжаться? Действительно ли путь к достатку лежит через модернизацию или можно модернизироваться, но искомого результата не достигнуть? Каковы критерии успеха модернизации? Является ли модернизация в каком-то смысле самоценной или это лишь средство и нельзя ли тогда заменить ее другим набором средств? Какова цель модернизации, если не считать целью уподобление западному (если угодно — «современному») обществу как «наилучшему из возможных»? На каждый из этих вопросов западники и почвенники отвечают различно, и это легко понять. Но оказывается, что различия внутри мировоззрений едва ли не больше, чем между ними, что у иных мыслителей следует прямо осведомляться, к какой спорящей стороне они себя относят, поскольку ни по каким признакам определить это не представляется возможным. Не пришел ли в «старое западничество» постмодернизм? Понятие «вестернизации » эволюционировало; была ли соответствующая эволюция в общественном сознании?

С давних пор обсуждались некоторые способы «прыжка во времени». Россия едва ли не первой среди стран мира (разве что после Германии) столкнулась с тем, что «естественная» скорость развития общества оказывается недостаточной. Это было удивительное ощущение: нормальное время — время жизни человека и время жизни страны — вдруг каким-то странным образом оказалось для чего-то «медленным». Долгое время казалось, что можно понять это в более привычных терминах: может быть, отставание наблюдается по какому-то пара
метру; мы развивали нечто одно, а другие в это время развили нечто другое, так что надо не догонять целую стадию, догонять время, а просто выучиться какому-то кунштюку и восстановить равновесие. Но постепенно становилось все яснее: отстали именно по времени в целом, как выразился остроумный японец — отстали навсегда. Быть во «вчера» — это и значит отстать навсегда, если время течет равномерно. Как же догоняют время?

<< Назад   Вперёд>>