Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Некоторые предсказания сбываются.
Жаль, нельзя предсказать — какие.
А. Черняков, сотрудник ФОМ

Прежде всего, надо согласиться: далеко не все, изрекавшееся в разное время российскими мыслителями и политиками, сбывалось, не все надежды оправдывались. Однако, если внимательнее вглядеться в несбывшиеся предсказания, можно убедиться, что их «несбываемость» не случайна. Что же нам сулили глубокие мыслители, историки и политики раньше?

Н.М. Карамзин. 1802. Всеобщее обозрение

Взор русского патриота, собрав приятные черты в нынешнем состоянии Европы, с удовольствием обращается на любезное отечество. Какой надежды не можем разделять с другими европейскими народами мы, осыпанные блеском славы и благотворениями человеколюбивого монарха? Никогда Россия столько не уважалась в политике, никогда ее величие не было так живо чувствуемо во всех землях, как ныне. /.../ Когда другие державы трепетали на своем основании, Россия возвышалась спокойно и величественно. Довольная своим пространством, естественными сокровищами и миллионами жителей, не имея ни в чем совместников, не желая ничьей гибели, не боясь никакой державы, не боясь даже и союзов против себя /.../, она может презирать обыкновенные хитрости дипломатики и судьбою избрана, кажется, быть истинною посредницею народов.

Россияне одарены от природы всем, что возводит народы на высочайшую степень гражданского величия: умом и твердым мужеством. Мы спешим к цели — и, обращая взор на то место, где нашел россиян Петр, где нашла их Екатерина, смело надеемся, что между сею блестящею целию и нами скоро не будет уже ни одного европейского народа.

Н.М. Карамзин. 1820. Письма к П.А. Вяземскому

Пророков у нас бездна. Канцлер граф Румянцев именно предсказал революцию в Испании: я слышал своими ушами глас Иеремии! Будет ли лучше? Будет ли хуже? Последнее, увы, обыкновеннее.

А.Х. Бенкендорф. 1830-е годы

Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать самое смелое воображение; вот, мой друг, точка зрения, с которой русская история должна быть рассматриваема и писана.

Приятно слышать просвещенное мнение начальника службы безопасности. К словам персоны такого ранга, как Управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии граф Бенкендорф, следует подходить исключительно серьезно, и неуместны соображения, что конечная оговорка о том, что история где должна быть так писана, указывает на то, что история не таковой является. Говорил это Бенкендорф графу М.Ф. Орлову, по-отечески наставляя его — и для передачи сего мнения г-ну Чаадаеву, который что-то не то написал. Шеф жандармов имел в виду, разумеется, то, что историю надо писать, какова она есть.

Читая эти строки в 2003 году и думая о проблемах современности, невольно проникаешься горьким чувством обманутых надежд. Эти предсказания не сбылись... В том смысле, что они не верны для XXI века. А для века XX? Уже по этому поводу может возникнуть спор, и найдется немало сторонников того мнения, что XX век оправдал надежды Карамзина и Бенкендорфа. СССР — мощнейшая держава, опора и надежа угнетенных всего мира, соперник США... С другой стороны, срок, на который рассчитаны предсказания Карамзина, не указан. Заглядывать в будущее на 100-200 лет — дело трудное. Если же говорить о веке XIX, то сейчас большинство людей, вероятно, согласится с тем, что историки и политики начала XIX века «угадали ».

Получается, что и ошибочные на первый взгляд предсказания — верны, по крайней мере в определенных пределах. Предсказывая величие и счастье России будущего, Карамзин сказал правду, которой, может быть, не видели его современники и непосредственные потомки. В годы «николаевской реакции», в «ужасные» 1880-е, современники склонны были бы, наверное, возразить нашему Историку. Но мы, оглядываясь на историю России, пожалуй, не согласимся с ними: их испытания нам покажутся легкими. Что же, правдивость предсказания зависит от того, кто и когда его читает...

Прогноз — дело очень тонкое, особенно в социальных науках. Можно даже сказать, что добрая половина прогнозов делается их читателями, а не теми, кто эти прогнозы написал.
В далеком будущем прочитывают старые книги и изумляются прозорливости того, что для современников было общим местом. И наоборот, современники читают прогнозы, обращенные в будущее, и делают вполне конкретные выводы для настоящего, так что прогноз, не успев подтвердиться, уже оказывается осуществленным — в качестве плана.

В связи с этим прогнозы используются в политике — и сейчас, и ранее. Так, И. Киреевский, а за ним и многие другие указывали на величие исторического будущего России.

И. Киреевский 1830. Обозрение русской словесности 1829 года

Но отдаленность местная и политическая, а я более всего односторонность английской образованности Соединенных Штатов всю надежду Европы переносят на Россию.
Судьба каждого из государств европейских зависит от совокупности всех других — судьба России зависит от одной России. Но судьба России заключается в ее просвещении: оно одно есть условие и источник всех благ. Когда же эти все блага будут нашими, мы ими поделимся с остальною Европою и весь наш долг заплатим ей сторицею.

П.Я. Чаадаев. 1836. Философическое письмо. 1

Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача — дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе /.../ придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы.

Итак, США страдают «односторонней английской образованностью», Европа мелка и зависима, и только Россия, просвещенная и могучая, может считаться надеждой мира. Причем, обретя плоды просвещения, щедрая Россия поделится ими с Европой и прочим миром. Подобные мнения вызывали в XIX веке совсем такую же, как сейчас, реакцию.

Ю.Ф. Самарин. 1863. По поводу мнения «Русского Вестника»

«Русский Вестник» успокаивает публику заверением, что «Европа нуждается в нас, что могущественная, крепкая, самостоятельная Россия незаменима в системе целого мира; что Россия есть одна из самых коренных сил Европы; что в числе пяти великих держав, она составляет Европу в теснейшем и собственном смысле и только как великая европейская держава известна она целому миру, только в таком качестве имеет она значение и силу».
Пора же наконец убедиться, что ничто так не извратило нашего народного самосознания и так не повредило нам в мнении добросовестнейших представителей Западной Европы, как это беспрестанное величание нашим внешним могуществом и представление России в виде какого-то колоссального олицетворения вещественных сил. Это тот самый призрак, которым теперешние поляки пугают Европу...

Через добрые полвека после Киреевского с подобными по смыслу прогнозами о великой судьбе России выступил Н.Я. Данилевский, и снова прозвучала апелляция к текущей политике.

Вл. Соловьев. 1888. Россия и Европа

В начале своей «России и Европы» Данилевский поставил вопрос: почему Европа так не любит Россию? — Ответ его известен: — Европа, думает он, боится нас как нового и высшего культурноисторического типа, призванного сменить дряхлеющий мир романо-германской цивилизации. Между тем и самое содержание книги Данилевского, и последующие признания его и его единомышленника наводят, кажется, на другой ответ. Европа с враждою и опасением смотрит на нас потому, что, при темной и загадочной стихийной мощи русского народа, при скудости и несостоятельности наших духовных и культурных сил, притязания наши и явны, и определенны, и велики. В Европе громче всего раздаются крики нашего «национализма», который хочет разрушить Турцию, разрушить Австрию, разгромить Германию, забрать Царьград, при случае, пожалуй, и Индию. А когда спрашивают нас, чем же мы — взамен забранного и разрушенного — одарим человечество, какие духовные и культурные начала внесем во всемирную историю, — то приходится или молчать, или говорить бессмысленные фразы.

Впрочем, мы отвлеклись. Наш разговор сейчас — о несбывшихся предсказаниях. Среди них можно отметить, в частности, те, что исполнены веры в «лучшее будущее ». В них основное внимание обращает на себя даже не непосредственный смысл высказывания, а проникающее его настроение.

А.И. Герцен. 1840-е гг.

Мы дивимся гладиаторам, — а разве через век не будут дивиться нам, нашей свирепой жестокости, отсутствию человеколюбия у нас?

Еще несколько десятилетий — в 1880-е, в 1890-е — это высказывание казалось верным; но именно через век, в 1940-е годы, оно производило впечатление такой вопиющей наивности... Кто же после Первой мировой войны стал бы дивиться свирепой жестокости 1840-х годов? Герцен, конечно, ошибся. Или история пошла не тем путем, заплутав в XIX веке на какой-то развилке? Вот еще пример.

А.И. Герцен. 1859. Русские немцы и немецкие русские

Мы не западные люди, мы не верим, что народы не могут идти вперед иначе, как по колена в крови; мы преклоняемся с благоговением перед мучениками, но от всего сердца желаем, чтоб их не было.

Столь же изумительное при взгляде из XXI века высказывание; это мы-то не идем по колена в крови...

Вот мнение относительно развития русской интеллигенции; судя по духу написанного, прогноз рассчитан на ближайшие годы, много — десятилетия.

М.О. Гершензон. 1909. Творческое самосознание

Народу революция действительно могла дать все, что ему нужно для здоровой жизни: свободу самоопределения и правовую обеспеченность. Но что дала бы политическая свобода нам, интеллигенции? Освобождение есть только снятие оков, не больше; а снять цепи с того, кто снедаем внутренним недугом, еще не значит вернуть ему здоровье.

Теперь наступает другое время, чреватое многими трудностями. Настает время, когда юношу на пороге жизни уже не встретит готовый идеал, а каждому придется самому определять для себя смысл и направление своей жизни, когда каждый будет чувствовать себя ответственным за все, что он делает, и за все, чего он не делает.

Нет никакого сомнения, что начинающийся теперь процесс сосредоточения личности в самой себе устранит эту /идеалистическую.— А.Б., Г.А./ пагубную односторонность. Можно было бы даже опасаться обратного, именно того, что на первых порах он поведет к разнузданию эгоизма, к поглощению личности заботою о ее плотском благополучии, которое так долго было в презрении. Но применительно к русской интеллигенции этот страх неуместен. Слишком глубоко укоренилась в ней привычка видеть смысл личной жизни в идеальных благах, слишком много накопила она и положительных нравственных идей, чтобы ей грозила опасность погрязнуть в мещанском довольстве.

Это предсказание другой породы. Оно не сбылось никогда. Гершензон говорит, что «западный» образ жизни не опасен для русской интеллигенции, такой нравственной, такой бескорыстной... В предсказании Гершензона есть указание на срок «сбывания», и как бы ни сложились судьбы интеллигенции в России, это высказывание Гершензона останется неверным. Интеллигенция не избавилась от своих пороков до 1917 года, а потом пороки исчезли вместе с той интеллигенцией. Более того, если современной интеллектуальной элите приписывать преемственность с дореволюционной интеллигенцией, то все же нельзя сказать, что «слишком много накопила она и положительных нравственных идей, чтобы ей грозила опасность погрязнуть в мещанском довольстве». Предсказание Гершензона — из разряда несбывшихся надежд. Однако... Если вспомнить высказывание Д. Лихачева о современных «святых» — библиотекарях, врачах скорой помощи, работниках музеев и т. д., не окажется ли суждение об ошибочности мнения М. Гершензона под вопросом?

А вот иного рода несбывшийся прогноз.

А.С. Изгоев. 1910. Интеллигенция и «Вехи»

Неортодоксальные марксисты не делали себе кумира из пролетариата, а добросовестно искали те социальные силы, которые способны были /.../ перевести Россию в разряд правовых государств. /.../ Если же этот переход не удастся, если Россия не сможет превратиться в свободное правовое государство, гибель неизбежна /курсив наш.— А.Б., Г.А./.../ Силой конституционной реформы /.../ опорой конституционного строя может быть /.../ только интеллигенция, лица свободных профессий, педагоги, так называемый «третий элемент», земский и городской, всякого рода технические работники, близко стоящие к населению...

Изгоев ошибся: здесь не сбылась не надежда, а угроза. Так и не став свободным правовым государством, Россия все же не погибла. Хотя... С точки зрения А. Изгоева, то, что произошло в 1917 году, и было «полной гибелью всерьез». Если с ним согласиться, что в результате революции Россия действительно погибла (хотя появился СССР, породивший через 70 лет новую Россию), то угроза исполнилась.

В таком случае, может быть, предсказание Изгоева относится к нашим временам? История России в XX веке идет по кругу; то, что не исполнилось в начале века, продолжается в конце его. И тогда перед нами сегодняшний день предстает как время, критическое по отношению к пророчеству Изгоева. Тогда о нашей современности он говорил:

А.С. Изгоев. 1910. Интеллигенция и «Вехи»

Из антигосударственной, антипатриотической — интеллигенция должна стать творческой, созидательно-государственной, по своим идеям, силой, не теряя в то же время своего духа, не сквернясь холопством, в котором морально и умственно погибло наше нынешнее служебное сословие. Из антирелигиозной, фанатически атеистичной — интеллигенция должна превратиться в группу людей действительно культурных. Она должна научиться ценить силу и значение для жизни подлинных религиозных идей, разделяемых сотнями миллионов, но в то же время не унижаться до лицемерного ханжества, убивающего человеческий дух. Из духовновысокомерной и нетерпимой она должна сделаться истинно-гуманной, отвергающей всякий террор, как физический, так и моральный. Из замкнутой в себе узкой группы теоретиков-фантазеров интеллигенция должна превратиться в широкое открытое национальное общество умственно развитых людей... Скажут, что поставленная задача не разрешима, что она утопична. На это могу дать только один ответ: разрешение его необходимо. Если не удастся создать в России государственную интеллигенцию сознательными усилиями, она в ней народится как результат целого ряда катастроф, если только за это время не погибнет и не расчленится само государство.

Что же, получается, что и это ошибочное предсказание Изгоева по крайней мере не бессмысленно. Можно спорить, переродилась ли интеллигенция указанным образом; похоже, что все-таки нет — и это вполне совпадает с мыслью Изгоева. Создать в России «государственную интеллигенцию сознательными усилиями» не удалось, и за это время погибло и расчленилось само государство, причем дважды погибло и дважды расчленилось.
Такой же характер носят и многие другие «неудачные» пророчества.

А.С. Изгоев. 1910. Интеллигенция и «Вехи»

Основное несчастье России — отсутствие в ней всяких действительных, серьезных, независимых общественных сил, как прогрессивных, так и консервативных.

Можно спорить, действительно ли в России нет и не было действительных общественных сил. Однако фактом остается то, что такое мнение о российском обществе можно с равной претензией на правоту высказать и в 1910 году, и в 1950-м, и в 2000-м.

Вот еще прогноз, который уже несколько раз «сбывался» и столько же раз опровергался — и конца его столь своеобразной действенности не видно.

П.Б. Струве. 1917. В чем революция и контрреволюция?

Сейчас «социалистическая» волна погромного характера кажется революцией, но на самом деле революцией является не она, а идущее под ней мощное течение буржуазного стяжания, которое неминуемо вступит с нею в борьбу. И тогда социалистическая волна обнаружится, как то, чем она является на самом деле, как отвратительный погромный костюм, в который временно облекся процесс созидания новой народно-буржуазной России.

В 1917 году эти слова звучали, вероятно, очень странно... Хотя чего только не говорили в 1917-м. Во времена военного коммунизма это был бред. Сразу за ним, при нэпе, — замечательное предвидение. По окончании нэпа — ошибка. Но вот прошел век, и эти слова выступают совсем в новом окружении. Действительно, кто бы мог подумать 20 лет назад — «процесс созидания новой народно-буржуазной России ». Что же, считать это высказывание Струве «случайно сбывшимся»? Струве указал на один из аспектов циклического процесса, и при таком понимании даже в те периоды, когда реальность, отвечающая идее Струве, скрывалась под взбаламученными волнами социальной действительности, — сама идея оставалась истинной. При таком понимании Струве «сбылся» и продолжает сбываться — мы можем ожидать в этом случае не столько того, когда пророчество начнет сбываться, сколько обратного — конца сбывания данного предсказания, выхода из заколдованного круга, в котором Струве прав, прав, еще раз прав...

А вот другое высказывание Струве.

П.Б. Струве. 1911. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм. Сборник статей за пять лет (1905-1910)

Консерватизм русской революционной интеллигенции сказался в том, что в идейном отношении наша революция всецело была во власти славянофильски-народнической теории: русский народ есть народ избранный в социальном и политическом отношении; мы можем и должны перескочить через отвергаемые нашим интеллигентским сознанием «буржуазные» фазы; мы как бы уполномочены историей шествовать по пути прогресса быстрее других народов. /.../ Реальный ход русской революции беспощадно вскрыл, однако, всю фантастичность этого социалистического славянофильства и мессианизма. Русская революция изгнала славянофильство в этом смысле из его последнего убежища.

Струве говорит о революции 1905 года и утверждает, что идея «перескочить через буржуазные фазы» развития не удалась и похоронена. Он ошибся; в 1917 году попытка «скачка» была предпринята вновь и в определенном смысле удалась. Он ошибся? Или указал на одну из самых характерных особенностей русской истории, далеко выходящей из рамок ленинской теории революции: прыжки через исторические этапы характерны для России по крайней мере со времен Петра, да и сейчас нет оснований думать, что время прыжков закончилось. Струве сказал о фантастичности таких прыжков. Мы знаем, что они могут быть реализованы. Делает ли это их менее фантастичными? Если мы строго скажем, что реальность не дает места фантастике, — Струве ошибся. Но это мы так определили слова. Может быть, более верным реальности будет высказывание, что бывает и реальная фантастика? Столь реальная, что реальность нефантастическая оказывается желанной и комфортной по сравнению с реальностью фантастической?

Есть и явные признания в том, что некоторые прогнозы не сбылись.

В.А. Маклаков (лидер кадетов) в 1917 году (цит. по: Уткин, 20016, с. 332)

Никто из нас не предвидел огромности движения; никто из нас не ждал подобной катастрофы. Конечно, мы знали, что императорский режим подгнил, но мы не подозревали, что до такой степени. Вот почему ничего не было готово. Я говорил вчера об этом с Максимом Горьким и Чхеидзе: они до сих пор не пришли в себя от неожиданности.

Маклаков, Горький и Чхеидзе ошиблись, не предвидели будущее. Правда, никто из них, как кажется, не претендовал на роль крупных мыслителей и философией истории не занимался. Однако и здесь ошибка, по признанию авторов «прогноза», — количественная. Если бы можно было предвидеть хотя бы качественную картину будущего... Ладно уж, без количественных показателей, без указания на степень «огромности»: просто знать, что в принципе случится, хотя бы примерно...

С.А. Аскольдов. 1918. Религиозный смысл русской революции

Пишущему эти строки задолго до русской революции пришлось вести беседу с одним из своих w друзей /.../ о возможности революции в России. ^ Мой собеседник настаивал, что революция в России возможна и необходима, и что, конечно, по течению своему она не будет представлять ничего особенно устрашающего. /.../ Я утверждал обратное, а именно весьма малую вероятность революции в России. В случае же если она произойдет, то /.../ она разыграется в масштабах и формах, напоминающих французскую революцию, и даже, наверное, превзойдет ее по силе революционного террора.

Далее Аскольдов признается, что и он, и его собеседник были не правы; но верно и обратное: отрицательные ожидания обоих сбылись.

Г.П. Федотов. 1936. Сталинократия

В России не может установиться надолго власть, которая не была бы признана и принята крестьянством, составляющим сейчас огромное большинство в стране. Если освобождение крестьянства, слишком робко намеченное Сталиным, не завершится ранее военного нападения на Россию, она не выдержит новой войны.

Ошибся. Выдержала. Но цена... Впрочем, знаменитое «братья и сестры» было обращено к тому самому подавляющему большинству. Федотов не смог точно оценить нарождавшейся тогда «новой исторической общности людей — советского народа », его прогноз относился к русскому народу и потерпел крах. Или те самые «браться и сестры» и были восприняты народом как достаточная гарантия освобождения? Иногда люди верят на слово...

Г.П. Федотов. 1936. Защита России

В то время, когда национальное сознание казалось умершим в народе русском, все остальные народы рухнувшей Империи переживали бурный экстаз своего национального рождения. Их пробуждение, даже самое существование многих из них, мы так же прозевали, как выветривание русского патриотизма. Нам и в голову не приходило сопоставлять национальную структуру России с Австро-Венгрией. До того мы смотрели на вещи глазами победоносцевской эпохи.

Это — признание заблуждения целого поколения, причем заблуждения, через сто лет в точности повторенного.

В 1980-х годах так же не представляли себе возможности распада СССР и пробуждения национальных автономий, как и в 1910-х.

Наконец, в заключение разговора о «неправильных» предсказаниях приведем такое.

П. Сорокин. 1967. Основные черты русской нации в двадцатом столетии
Если не будет развязана новая мировая война, то не приходится сомневаться в том, что Советский Союз, по-прежнему ведомый русской нацией, может с надеждой смотреть в будущее. Он успешно преодолел «ужас разорения», причиненный мировыми войнами и гражданской войной, сумел стать конструктивным лидером среди всех других наций и, вероятно, будет продолжать свою ведущую роль в течение будущих десятилетий, а возможно и столетий.

Предсказание сделано крупным социологом и — вопиюще неправильно. Через каких-нибудь 20 лет — какие там будущие столетия... Однако у Сорокина есть оговорка: «если не будет развязана новая мировая война». Надо полагать, сам Сорокин не причислял «холодную войну» к категории «мировых» — поскольку написано это предсказание как раз в ее разгар. Однако многие современные историки уверенно квалифицируют «холодную войну» как третью мировую, и тем самым предсказание Сорокина оказывается вполне корректным: не сбылось, поскольку не было выполнено граничное условие.

Оказывается, даже очевидно несбывшиеся предсказания далеко не так просты и отмахиваться от них не следует.

Существует и другой тип высказываний о будущем, обычно весьма презираемый, — это тип высказывании, годных на все времена. Известно, как легко делать предсказания вроде «молодежь нынче не та, мы катимся в пропасть», «жизнь как никогда тяжела, а дальше будет еще хуже».

Вот пример.

П.И. Новгородцев. 1918. О путях и задачах русской интеллигенции

Не только государство наше разрушилось, но и нация распалась. Революционный вихрь разметал и рассеял в стороны весь народ, рассек его на враждебные и обособленные части. Родина наша изнемогает в междоусобных распрях. Неслыханное расстройство жизни грозит самыми ужасными, самыми гибельными последствиями. Захваты и завоевания неприятеля почти не встречают противодействия, и, кажется, всякий может сделать с Россией, что хочет. Только самые черные дни нашей прошлой истории могут сравниться с тем, что мы сейчас переживаем.

Вчитываясь в эти «всегдапригодные» пророчества, поражаешься, насколько они применимы в наше время. Как кажется, 1918 год соответствует этому описанию, однако мы знаем, что за ним последовали консолидация и восстановление государственной мощи СССР. Так что как высказывание о 1918 годе это верно, как пророчество о будущем — не верно. Но как быть с тем, что 70 лет это пророчество было неверным и несбывшимся, а потом вдруг стало чрезвычайно точно соответствовать реальности? Стоящие часы дважды в сутки показывают совершенно точное время. Даже предсказания о «наступающих тяжелых временах» и «небывалых испытаниях» несут оттенок истинности: они сказаны о России, а каждая страна несчастлива по-своему. Несчастье России может быть обрисовано так, как это высказал Новгородцев, и потому он прав не только для 1918 года, но и для 1998-го.

Вот другое «всегдапригодное» высказывание, столь же «неконкретное» — и столь же потрясающе верное почти через век после произнесения.

С.Н. Булгаков. 1909. Героизм и подвижничество (из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции)

Россия пережила революцию. Эта революция не дала того, чего от нее ожидали. Положительные приобретения освободительного движения все еще остаются, по мнению многих, и по сие время по меньшей мере проблематичными. Русское общество, истощенное предыдущим напряжением и неудачами, находится в каком-то оцепенении, апатии, духовном разброде, унынии. Русская государственность не обнаруживает пока признаков обновления и укрепления, которые для нее необходимы, и, как будто в сонном царстве, все опять в ней застыло, скованное неодолимой дремой. Русская гражданственность, омрачаемая многочисленными смертными казнями, необычайным ростом преступности и общим огрубением нравов, пошла положительно назад.
Русская литература залита мутной водой порнографии и сенсационных изделий. Есть от чего прийти в уныние и впасть в глубокое сомнение относительно дальнейшего будущего России. И во всяком случае, теперь, после всего пережитого, невозможны уже как наивная, несколько прекраснодушная славянофильская вера, так и розовые утопии старого западничества.

Кроме этих «подозрительных» по своей истинности («сбываемости ») пророчеств имеется множество других, уверенно сбывшихся. Более того, сразу можно сказать, что «плохих» и «подозрительных» пророчеств, пожалуй, меньше, чем «хороших». Можно привести несколько, выбранных почти наугад, не обязательно самых известных и самых точных. Более того, мы сознательно ограничимся высказываниями мыслителей, политиков, философов, историков, оставив в стороне «козырную карту» предсказательной способности русской мысли. Эта «козырная карта» — русская литература.

В. Ходасевич. [1954]. Литературные статьи и воспоминания

Ни одна литература /.../ не была так пророчественна, как русская. Если не каждый русский писатель — пророк в полном смысле слова (как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский), то нечто от пророка есть в каждом, ибо пророчествен самый дух русской литературы.

Н. Бердяев. Духи русской революции

Народопоклонство Достоевского потерпело крах в русской революции. Его положительные пророчества не сбылись. Но торжествуют его пророческие прозрения русских соблазнов.

Ю.С. Пивоваров. 1998. Русская мысль

Система русской мысли и Русская Система (опыт критической методологии) Ф.М. Достоевский «запланировал» русскую революцию «Бесами» и «Карамазовыми». Это — общее место, это признали все. Порою кажется, что персонажи Семнадцатого года были порождением его воображения. Вплоть до физического сходства, до ситуативных повторов. /.../ Русская мысль XIX-XX столетий /.../ не менее, чем литература, — креативна. Обе они «пророчествуют», и пророчества — в известной степени — сбываются. Поразительно и то, что креативность обращена не только в будущее, но и в прошедшее, прошлое.

«Козырную карту», потрясающе точно прогнозирующую нашу историю, мы разыгрывать не будем. Мы не будем напоминать об Угрюм-Бурчееве и о пророчестве атомной бомбы у Андрея Белого, о «Бесах» Достоевского и о «народном смирителе» Блока. Дореволюционная русская литература нарисовала весь XX век... Правда, литература XX века, как кажется, воздержалась от высказываний о веке XXI.

Итак, что же предсказали мыслители России?

Стало хрестоматийным упоминать пророчество Токвиля о двух великих народах будущего — русских и американцах. Это знаменитое предсказание было опубликовано в 1840 году, а в 1830 году, десятью годами ранее, И. Киреевский писал:

И. Киреевский. 1830. Обозрение русской словесности 1829 года

Изо всего просвещенного человечества два народа не участвуют во всеобщем усыплении: два народа, молодые, свежие, цветут надеждою: это Соединенные Американские Штаты и наше отечество.

Сказать, что некий русский мыслитель был на 10 лет более прозорлив, нежели Токвиль, значит сказать совсем не мало об остроте русской мысли.

П.Я. Чаадаев. 1836. Философическое письмо. 1

Я уже с давних пор готовлюсь к катастрофе, которая явится развязкой моей истории. Моя страна не упустит подтвердить мою систему, в этом я нимало не сомневаюсь.

П.Я. Чаадаев. 1836. Философическое письмо. 1

Мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество.

Для совершенного возрождения, в согласии с разумом Откровения, нам не хватает еще какого-то огромного искупления, вполне прочувствованного всем христианским миром и всеми испытанного, как великая физическая катастрофа, на всем пространстве мира.

Есть высказывания, прямо относящиеся к нашему времени.

Н.И. Тургенев. 1818. Опыт теории налогов

Введение гласности там, где она неизвестна, должно быть произведено в действо мало-помалу и с осторожностью.

А.И. Герцен. (Относительно гражданского самоуправления у крестьян, в 1860-е годы)

Всеобщая подача голосов, навязанная неподготовленному народу, послужила для него бритвой, которой он чуть не зарезался.

В 1860-х годах в «Колоколе» были пророчества о судьбе русской интеллигенции и революции.

А.И. Герцен. 1864. Колокол, № 187

Интеллигенция /.../ демократическая шляхта /.../ вы же ничего не несете /.../ Вы еще не подумали, что значит голштино-аракчеевская, петербургски-царская демократия, скоро почувствуете вы, что значит красная шапка на петровской дубинке. Вы погибнете в пропасти... и на вашей могиле /.../ посмотрят друг другу в лицо — сверху лейб-гвардии император, облеченный всеми властями и всеми своеволиями в мире, снизу закипающий, свирепеющий океан народа, в котором вы пропадете без вести.

Вот высказывание, говорящее о будущем, которое наступило лишь через семь десятков лет. И пророчество это еще 70 лет оставалось верным.

А.И. Герцен. 1850. С того берега

Основной тон его /следующего тома всемирной истории. — Л.Б., Г.А./ мы можем понять и теперь. Он будет принадлежать социальным идеям. Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией.

Тем самым указано не только на 1917 год, но и на годы 1990-е. Об этом же грядущем, а для нас современном переломе Герцен говорит:

А.И. Герцен. 1859. Русские немцы и немецкие русские

Перед социальным вопросом начинается наше равенство с Европой, или, лучше, это действительная точка пересечения двух путей; встретившись, каждый пойдет своей дорогой.

А.И. Герцен. 1859. Концы и начала

В чем же состоит та злая ересь, то отпадение от своих собственных принципов, от непреложных законов мироздания и от всех божественных и человеческих учений и уставов, что я не считаю мещанства окончательной формой русского устройства, того устройства, к которому Россия стремится, и, достигая которого, она, вероятно, пройдет и мещанской полосой.

Зная значение слова «мещанство» у Герцена (в переводе на современный язык следовало бы сказать: американизм), можно только развести руками: можно пробежать взглядом все годы русской истории с 1859-го до 1989-го — и спросить: ну как об этом можно догадаться?
В 1857 году Ю. Самарин говорит о неадекватности восприятия европейской наукой русских явлений.

Ю.Ф. Самарин. 1857. Замечания на статью г. Соловьева

Бедная земля! Какой бесконечный ряд операций и опытов готовится для нее впереди, сколько ломки, противоречий, сколько ударов по самым чувствительным жилам, сколько даром погубленного труда, сколько напрасного насилия!

Не впечатляет? Слишком туманно? Что же, можно и конкретнее.

Вл. Соловьев. 1900. Три разговора

Европа в двадцать первом веке представляет союз более или менее демократических государств — европейские соединенные штаты.

После этого фактического указания можно стерпеть и такое весьма общее высказывание.

Вл. Соловьев. 1889. Славянофильство и его вырождение

В последнее время повсюду совершилась важная перемена: главным препятствием истинному прогрессу является не то или другое учреждение, а одичание мысли и понижение общественной нравственности. Нелепо было бы верить в окончательную победу темных сил в человечестве, но ближайшее будущее готовит нам такие испытания, каких еще не знала история.

Это не простая риторика по поводу «упадка нравов». Это указание на деградацию культуры как основную причину социальных изменений. Двадцать лет назад, для марксистов, это могло звучать пустотой — надстройка!.. Сейчас слова Соловьева читаются совсем иначе.

Замечательно современно мышление Победоносцева, яростного консерватора и «замораживателя» России.

К. Победоносцев. 1996. Pro et contra
Организация партий и подкуп — вот два могучих средства, которые употребляются с таким успехом для орудования массами избирателей. /.../ Но в наше время изобретено еще новое средство тасовать массы для политических целей. /.../ Это средство состоит в искусстве быстрого и ловкого обобщения идей, составления фраз и формул, бросаемых в публику с крайнею самоуверенностью горячего убеждения, как последнее слово науки /.../.

Многие «охранители» отличались на редкость точным видением будущего. Вот, например, высказывание еще одного «ретрограда», едва ли не более «закоснелого», чем Победоносцев.

К.Н. Леонтьев. 1874. Византизм и славянство

Я осмелюсь даже, не колеблясь, сказать, что никакое польское восстание и никакая пугачевщина не могут повредить России так, как могла бы ей повредить очень мирная, очень законная демократическая конституция.

Леонтьев сказал и о другом возможном пути России, отличном от постепенных и «европейских» преобразований.

К.Н. Леонтьев. 1884. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения

Воюя против подвижного капитала, стараясь ослабить его преобладание, архилиберальные коммунисты нашего времени ведут, сами того не зная, к уменьшению подвижности в общественном строе; а уменьшение подвижности — значит уменьшение личной свободы; гораздо большее против нынешнего ограничение личных.

Надо полагать, что это предсказание уже можно считать сбывшимся. Впрочем, совсем уж всех деталей он не предусмотрел.

К.Н. Леонтьев. 1884. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения

Я берусь даже определить с приблизительной точностью эту уже близкую точку поворота. Она должна совпасть со следующими двумя событиями: социалистическим бунтом в Париже, более удачным, чем прежние, и взятием славянами Царь-Града.

Значение Парижа и Европы будет с этой минуты умаляться; значение Босфора и вообще чего-то другого — расти. /.../ Эта новая культура будет очень тяжела для многих, и замесят ее люди столь близкого уже XX века никак не на сахаре и розовой воде равномерной свободы и гуманности, а на чем-то ином, даже страшном с непривычки.

В деталях, конечно, ошибся... Однако Первая мировая война велась Россией за Царьград и проливы, а влияние Франции в Европе неизмеримо упало вскоре после того, как Леонтьев сделал это высказывание, — и продолжало падать. И социалистический бунт — да, конечно, совсем не в Париже, скорее — из Парижа, из Лондона вывезенный в Россию.

А вот его предсказание, которое можно применить к одной из центральных фигур советской истории.

К.Н. Леонтьев. Над могилой Пазухина. [1993]

Подобно евреям, не ожидавшим, что из недр их выйдет Учитель Новой Веры, — и мы, неожиданно, лет через 100 каких-нибудь, из наших государственных недр, сперва бессословных, а потом бесцерковных или уже слабо церковных — родим того самого Антихриста.

Если по датам — сто лет действительно не прошло, «оно» родилось из государственных недр.
Впрочем, Сталин, конечно, не Антихрист. Это всего лишь метафора. Да и не может быть такого. Хотя... Может быть, стоит еще немного подождать — вдруг сбудется? Если представить себе такое событие — подумайте, какой результат: в нашей коллекции добавится еще одно сбывшееся предсказание! Последнее.

После этого вполне ненаучного предсказания можно обратить внимание на строгий (насколько это возможно для общественных наук)вывод.

П.Б. Струве. 1921. Итоги и существо коммунистического хозяйства
Военный коммунизм регулировал большую или меньшую скудость, вызванную специальной временной причиной, войной, призван был бороться с недопроизводством. Программно-исторический, научный социализм марксизма, наоборот, мыслился регулирующим не скудость, а обилие, призывался перебороть именно перепроизводство. /.../ Экономическая бессмысленность и историческая нелепость русского коммунистического (социалистического) опыта состоит /.../ в том, что для него, как хозяйственной системы, отсутствует самая основная экономическая предпосылка, из которой вообще выросла вся марксистская организационно-экономическая идея социализма, как могильщика и наследника капитализма: производственное обилие, созданное самим же капитализмом.

Возможно, сейчас, во время повсеместной критики марксизма, этот вывод звучит не столь уж поразительно, но еще в 1970-80-х годах это было для многих весьма удивительным замечанием.
Итак, мы стараемся указать на очень простой факт: весьма разнообразные и разноречивые высказывания мыслителей XIX века складываются в набор предсказательных суждений. Причем к этим суждениям современники и потомки относились то как к «пророчествам» (когда не ясно, кидаться пророку в ноги или отсыпать ему горячих — за такой-то прогноз!..), то как к пустой болтовне, не стоящей внимания: люди пишущие, вот и пишут.

Г.Г. Шпет. [1980]. Очерк развития русской философии

Общество и государство никогда не могли преодолеть внутреннего страха перед образованностью. Отдельные лица кричали об образовании, угрожали гибелью, рыдали, умоляли, но общество в целом и государство пребывали в невежестве и оставались равнодушны ко всем этим воплям.

Именно в том ключе, о котором мы сейчас говорим, отозвался о «Вехах» Г.С. Померанц.

Г.С. Померанц. 1988. Однониточные теории

Что противопоставили теории веховцы? Свои интуитивные оценки. Свое разномыслие. Они не сходились друг с другом во многих частных суждениях и не сделали никакой попытки сгладить это. На человека, требующего руководства к действию, «Вехи» должны были произвести впечатление профессорской болтовни. Но это книга единого духа, и сейчас, через 80 лет, поражающая своей верностью жизни и даже в частностях почти пророческая.

Основной темой «Вех» была русская интеллигенция: ее потрясающая жертвенность и не менее потрясающая жестокость, безбожная религиозность, бескорыстие и поспешность; мы знаем об этих грехах интеллигенции во многом благодаря «Вехам». «Вехи» — пророческая книга, но не в самом банальном смысле. В ней не так много указаний «на будущие факты», зато она полна указаниями на будущие проблемы.

П.Б. Струве. 1909. Интеллигенция и революция

Русская интеллигенция, отрешившись от безрелигиозного государственного отщепенства, перестанет существовать как некая особая культурная категория. Сможет ли она совершить огромный подвиг такого преодоления своей нездоровой сущности? От решения этого вопроса зависят в значительной мере судьбы России и ее культуры. /.../ Есть основания думать, что изменение произойдет из двух источников и будет носить соответственно этому двоякий характер. Во-первых, в процессе экономического развития интеллигенция «обуржуазится», т. е. в силу процесса социального приспособления примирится с государством и органически стихийно втянется в существующий общественный уклад /.../.

С.Л. Франк. 1909. Этика нигилизма

Мы присутствуем при развале и разложении традиционного интеллигентского духа; законченный и целостный, несмотря на свои противоречия, моральный тип русского интеллигента, как мы старались изобразить его выше, начинает исчезать на наших глазах и существует скорее лишь идеально, как славное воспоминание прошлого.

Более политичный Витте предпочел высказаться на языке граничных условий.

С.Ю. Витте. 1905

Россия составляет в одном отношении исключение из всех стран мира, и как отнесется к этому исключению история — покажет будущее. Исключение это состоит в том, что систематически, в течение более чем двух поколений, народ воспитывается в отсутствии понятия о собственности и законности... Какие исторические события явятся результатом этого, затрудняюсь сказать, но чую, что последствия будут очень серьезные.

Результаты воспоследовали. А то, насколько они были предсказаны, мы выясним, обратившись, для разнообразия, к зарубежным прогностикам.

А.И. Уткин в книге «Первая мировая война » (20016) пишет о планах немцев в 1915 году: Россия должна быть насильственно обращена назад, на восток, ее границы должны быть уменьшены примерно до границ государства Петра Великого (с. 146). Там же приведено высказывание А. Тиссена: «Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа». Сказано о планах Германии создать между центром Европы и Россией цепь государств, которые находились бы под западноевропейским влиянием и играли роль буфера. Далее, М. Эрцбергер в 1914 году сформулировал цель: «Освобождение нерусских народов от московского ига и реализация самоуправления каждого народа» (с. 156). Германия проиграла войну, но все планы осуществились. Это означает, что германская геополитика и дипломатия представляли собой лишь часть целеполагающей системы, подобные цели ставили и иные деятели. О широте распространения подобных мыслей говорит, например, высказывание А. Тойнби в 1915 году, которое излагает.

А.И. Уткин.

Россия присоединилась к битве на стороне свободы наций. Если ее усилия в совместной с западными державами борьбе решат ее исход в пользу нашего общего дела и мы осуществим столь желанное переустройство Центральной Европы на национальной основе за счет германского и венгерского шовинизма, у России не будет ни воли, ни силы далее сдерживать процесс приведения в порядок собственного дома... Россия положила свои руки на плуг истории, и она уже не может избежать своей участи (А.И. Уткин, 20016. Первая мировая война, с. 223).

Насчет единства России Тойнби писал:

Малороссийский элемент образует почти треть всей расы, и, если он будет оторван от основной массы и создаст собственную орбиту притяжения, это в критической степени ослабит всю систему /.../ братоубийственная борьба ослабит силу обоих фрагментов и повредит концентрации их энергии (А.И. Уткин. 20016. Первая мировая война, с. 223).

Предсказывали немецкие генштабисты и английские интеллектуалы. За ними были статистика, показатели развития различных стран, опыт сопоставления цивилизаций — и желание получить искомый результат. Это не столько предсказания, сколько планы, только замечательно разработанные и упорно осуществлявшиеся.

Впрочем, планы неотделимы от предсказаний. Вот знаменитое предсказание П.Н. Дурново, сделанное им в 1914 году, — и мнение В. Булдакова о военных планах России.

П.Н. Дурново. 1922. Записка

Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет Россия, где народные массы, несомненно, исповедают принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у ней нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий, одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужой землей, рабочий — о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, /.../ — Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905-1906 годов /.../ Но в случае неудачи /войны.— А.Б., Г.А./ социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна. Все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, которые смогут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и всеобщий раздел всех ценностей и имущества. Побежденная армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается предвидению.

В. Булдаков. 1997. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия

Среди предсказаний гибельных последствий буДУЩей войны заметна только записка П.Н. Дурново, поданная царю в феврале 1914 года. Автор был уверен, что потерпевшую поражение, как, впрочем, и победившую страну, ждет революция. При этом он считал, что в России «всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое». Российский обер-полицай по роду профессии был практичен, хитер, умел «брать на испуг», совершенно не случайно указывая на опасности сепаратизма. Скоро его слова стали казаться пророческими. Но в том-то и дело, что в кризисных ситуациях имеют обыкновение сбываться самые дурные предсказания, хотя для их материализации требуются чудеса правительственной некомпетентности.

Все верно — кроме того, что обычно непонятно, есть ли кризис на самом деле, дурных пророчеств высказывается туча, и непонятно, какие из них «самые». Несомненно, всегда оправдываются лишь чудеса правительственной некомпетентности — но это уж так, работа у них такая. Так что все же осведомленность министра не пропала зря, и он сумел правильно предсказать надвигающиеся события.

Бывает и иначе. Один поэт в 1917 году не обладал агентурными данными, не строил планов. В 1917 году Максимилиан Волошин отвечал на одну из модных тогда политических анкет.

М. Волошин. /1920/ (цит. по: Г.С. Померанц. 1984. Проблема Воланда, с. 170)

Мир строится на равновесии. Две дуги одного свода, падая одна на другую, образуют несокрушимый упор. Две правды, два принципа, две партии, противопоставленные друг другу в устойчивом равновесии, дают точку опоры для всего здания. Полное поражение и гибель одной из партий грозит провалом и разрушением всему зданию. Гражданская война говорит только о том, что своды русского царства строятся высоко и крепко, но что точка взаимной опоры еще не найдена.

Один из обычных оптических обманов людей, безумных политикой, в том, что они думают, что от победы той или иной стороны зависит будущее. На самом же деле будущее никогда не зависит от победы принципа, так как партии, сами того не замечая, в пылу борьбы обмениваются лозунгами и программами, как Гамлет во время дуэли обменивается шпагой с Лаэртом. Борьба уподобляет противников друг другу...

Какое же конкретное историческое будущее ожидает Россию независимо от исхода борьбы раздирающих ее партий?

/.../ Австрия распалась безвозвратно /.../, а если у нас есть надежды на то, что самостоятельность русских окраин будет преодолена, то потому толь-ко, что перед Европой встает на Дальнем Востоке > древней исторической угрозой призрак монгольской опасности, который потребует новой имперской спайки племен, населяющих великую Русскую § равнину и Сибирь. ?

На этом основывается наше предположение, что Россия будет единой и останется монархической, несмотря на теперешнюю социалистическую революцию. Им ничто, по существу, не мешает ужиться вместе.

Социализм тщетно ищет точки опоры, чтобы перевернуть современный мир. Теоретически он ее хотел найти во всеобщей забастовке и неугасимой революции. ...Социализм сгущенно государственен по своему существу /.../

Он неизбежной логикой вещей будет приведен к тому, что станет искать ее /точку опоры. — Г. Померанц/ в диктатуре, а после в цезаризме. /.../ Я думаю, что тяжелая и кровавая судьба России на путях к Граду Невидимому проведет ее еще и сквозь социал-монархизм, который и станет ключом свода, возводимого теперешней гражданской войной /.../

Я не могу иметь политических идеалов потому, что они всегда стремятся к наивозможному земному благополучию и комфорту. Я же могу желать своему народу только пути правильного и прямого, точно соответствующего его исторической, вселенской миссии. И заранее знаю, что этот путь — путь страданий и мученичества. Что мне до того, будет он вести через монархию, социалистический строй или через капитализм, все это только различные виды пламени, проходя через которые перегорает и очищается человеческий дух.

Волошин славится своими предвидениями. Но и вовсе не поэты также умели смотреть в корень. Уже опыт Первой мировой войны позволил русским мыслителям высказываться совсем в духе глобализации, до появления каковой теории оставалось еще более полувека.

Н.А. Бердяев. 1918. Судьба России

Жизнь народов Европы будет отброшена к элементарному, ей грозит варваризация. /.../ На пепелище старой христианской Европы, истощенной, потрясенной до самых оснований собственными варварскими хаотическими стихиями, пожелает занять господствующее положение иная, чуждая нам раса, с иной верой, с чуждой нам цивилизацией. По сравнению с этой перспективой вся мировая война есть лишь семейная распря. Теперь уже в результате мировой войны выиграть, реально победить может лишь крайний Восток /.../, да еще крайний Запад, Америка. После ослабления и разложения Европы и России воцарится китаизм и американизм, две силы, которые могут найти точки сближения между собой.

/.../ Наше предвидение будущего должно быть совершенно свободно от обычного оптимизма или пессимизма, от оценок по критериям благополучия. Было бы легкомысленно представлять себе жизнь после такой истощающей войны в особенно радужных и благополучных красках. Скорее можно думать, что мир вступает в период длительного неблагополучия и что темп его развития будет катастрофический.

Война должна освободить нас, русских, от рабского и подчиненного отношения к Германии, от нездорового, надрывного отношения к Западной Европе, как к чему-то далекому и внешнему, предмету то страстной влюбленности и мечты, то погромной ненависти и страха. Западная Европа и западная культура станет для России имманентной; Россия станет окончательно Европой, и именно тогда она будет духовно самобытной и духовно независимой. Европа перестанет быть монополистом культуры. /.../ Культура перестанет быть столь исключительно европейской и станет мировой, универсальной. И Россия, занимающая место посредника между Востоком и Западом, являющаяся Востоко-Западом, призвана сыграть великую роль в приведении человечества к единству.

Это высказывание Бердяева в некоторых чертах неудачно: оно не сбылось, но — скорее по тону, чем по сугубому смыслу.

СССР был изолирован от Европы, и в то же время проводилась западническая политика рывка, перестройки России: индустриализация и т. д. Россия стала окончательно Европой — и в то же время окончательно перестала быть Европой, мнимая противоположность этих высказываний относится к двум разным сторонам одного объекта. Что же до того, что культура Европы стала мировой, то мы это видим, здесь Бердяев прогнозировал абсолютно точно, указывая на грядущую глобализацию. Что же до великой роли России в этой глобализации — ясно, что это пока не исполнилось (если не считать того, что сама глобализация «пошла» только благодаря падению СССР). С другой стороны, и сроки «исполнения » не определены. По мысли Бердяева ясно, что сроки эти — иная мировая эпоха.

Н.А. Бердяев. 1918. Судьба России

Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру, как сказал его уже мир латинский и мир германский.

/.../ Конец Европы будет выступлением России и славянской расы на арену всемирной истории, как определяющей духовной силы.

В иную мировую эпоху в полную силу выступит Россия... А когда настанет эта «иная» эпоха? А может быть, она уже началась? Как о «новой эпохе» узнают современники, если соответствующий вывод может быть сделан историками через века после самой смены эпох? Жители Рима VI века понимали, что они живут уже не в ту мировую эпоху, чем их прапрадеды? Однако оставим эпохи. Сейчас страну волнуют проблемы помельче, скажем, осуществление демократических преобразований в обществе. Сказано и об этом.

П.И. Новгородцев. 1923. Демократия на распутьи

В сущности, только новая политическая мысль достигает настоящего понимания существа демократии. Но, достигая его, она видит, что демократический строй привел не к ясному и прямому пути, а к распутью, что вместо того, чтобы быть разрешением задачи, демократия сама оказалась задачей.

Наивная и незрелая политическая мысль обыкновенно полагает, что стоит только свергнуть старый порядок и провозгласить свободу жизни, всеобщее избирательное право и учредительную власть народа, и демократия осуществится сама собой. Нередко думают, что провозглашение всяческих свобод и всеобщего избирательного права имеет само по себе некоторую чудесную силу направлять жизнь на новые пути. На самом деле то, что в таких случаях водворяется в жизни, обычно оказывается не демократией, а, смотря по обороту событий, или олигархией, или анархией /.../.

Это, конечно, никакое не пророчество, а простое объяснение человека образованного в некоторых вещах — для других, не столь образованных. Падение нашего образования привело к тому, что этот научный вывод 1920-х годов пришелся бы ко двору и через 70 лет. Впрочем, разница для нас сейчас несущественная: мы пока не собираемся различать научные прогнозы, которые делаются учеными, и «пророчества», которых достигают мыслители непонятными нам пока средствами. Ведь отличия их только в методе — понятном и приемлемом или непонятном и потому чудесном, а по степени исполняемости они вполне сопоставимы.

Тот же Новгородцев, одарив нас научным прогнозом, с той же легкостью пророчествует:

П.И. Новгородцев. 1926. Восстановление святынь

Русскому человеку в грядущие годы потребуются героические, подвижнические усилия для того, чтобы жить и действовать в разрушенной и откинутой на несколько веков назад стране. Ему придется жить не только среди величайших материальных опустошений своей родины, но и среди ужасного развала всех ее культурных, общественных и бытовых основ. Революция оставит за собой глубочайшие разрушения не только во внешних условиях, но и в человеческих душах.

Современная научная мысль на основании широкого опыта применения демократических начал подтверждает очень древнее наблюдение, что демократия, как и всякая другая форма, может быть лучше или хуже в зависимости от духовного содержания, которое вкладывает в нее народ, и что при известных условиях она может стать и полным извращением всякой справедливости.

Надо помнить, что всем нам придется жить в совершенно новом мире духовных соотношений, среди многих «потухших маяков», среди многих оскудевших и утративших обаяние ценностей. Холодно и неуютно будет в России; но, может быть, еще более холодно и неуютно будет и в той Европе, в которой издавна мы привыкли искать опоры своим стремлениям. И с новой силой исторгнется, может быть, из русской груди болезненный крик Гоголя: «Все глухо, могила повсюду!».

Глубокое непонимание условий и обстоятельств обнаруживают те, которые пытаются уже сейчас установить, какие конституционные формы примет власть, призванная к спасению России. Формы будут те, которые в тот момент будут соответствовать желаниям и нуждам народным. В разоренной, нищей и полумертвой стране невозможно будет мечтать о сложном аппарате государств Запада.

Приведем еще одно высказывание, сделанное еще в 1920-х годах, которое следующие 60 лет было непонятно кому адресовано и вдруг обернулось простым репортажем, описывающим лишь то, что происходит. Затем репортаж постепенно стал отходить в прошлое.

Г.П. Федотов. 1929. Будет ли существовать Россия?

Но никто не станет отрицать угрожающего значения сепаратизмов, раздирающих тело России. За одиннадцать лет революции зародились, окрепли десятки национальных сознаний в ее расслабевшем теле. Иные из них приобрели уже грозную силу. Каждый маленький народец, вчера полудикий, выделяет кадры полуинтеллигенции, которая уже гонит от себя своих русских учителей. Под покровом интернационального коммунизма, в рядах самой коммунистической партии складываются кадры националистов, стремящихся разнести в куски историческое тело России. Казанским татарам, конечно, уйти некуда. Они могут лишь мечтать о Казани как столице Евразии. Но Украина, Грузия (в лице их интеллигенции) рвутся к независимости. Азербайджан и Казахстан тяготеют к азиатским центрам Ислама.
С Дальнего Востока наступает Япония, вскоре начнет наступать Китай. И тут мы с ужасом узнаем, что сибиряки, чистокровные великороссы-сибиряки, тоже имеют зуб против России, тоже мечтают о Сибирской Республике — легкой добыче Японии.

Наконец, народ — народ, который столько веков с героическим терпением держал на своей спине тяжесть империи, вдруг отказался защищать ее /.../, потерял сознание нужности России. Ему уже ничего не жаль: ни Белоруссии, ни Украины, ни Кавказа. Пусть берут, делят, кто хочет. «Мы рязанские». Таков итог векового выветривания национального сознания.
Момент падения коммунистической диктатуры, освобождая национальные силы России, в то же время является и моментом величайшей опасности. Оно, несомненно, развяжет подавленные ныне сепаратистские тенденции некоторых народов России, которые попытаются воспользоваться революцией для отторжения от России, опираясь на поддержку ее внешних врагов. Благополучный исход кризиса зависит от силы новой власти, ее политической зрелости и свободы от иностранного давления.

Молодое поколение варваризуется и в России, и в зарубежье. Для него подчас, кажется, не под силу поднять культурную ношу отцов.

Наше внимание привлекают описания, сделанные как бы для своего времени, но гораздо больше подходящие к нашему.

Г.П. Федотов. 1943. Новое отечество

Страшнее всего проиграть мир после всех нечеловеческих усилий и жертв. Проиграть мир после победы значит очутиться опять лицом с хаосом.

О роли православия в России, вышедшей из социализма, было легко догадаться, и догадывались многие, и все-таки в 1980-х годах как же невероятно это звучало. Частокол латинских цифр в нескончаемых номерах съездов, очередной генсек на мавзолее... Помилуйте, какое православие? А в 1930-е? В те годы, когда страна пропитывалась социализмом до основания, в годы первых пятилеток и первых показательных процессов, — тогда это звучало очевиднее?

Г.П. Федотов. 1933. О национальном покаянии

Восстановление России, мыслимой как национальное и культурное единство, невозможно без восстановления в ней христианства, без возвращения ее к христианству как основе ее душевно-духовного мира. При всякой иной — даже христианской, но не православной — религии это будет уже не Россия.

Наверное, так можно было увидеть — и так сказать — из заграницы, из эмиграции. Издалека виднее крупные черты, и в истории России Федотов различил судьбы православия.
А вот прогноз Второй мировой войны и образования социалистического лагеря.

Г.П. Федотов. 1935. Новый идол

Коммунизм разгромлен во всем мире. Он мертв, как может быть мертво политическое движение, еще вчера казавшееся мощным и яростным. /.../ В половине Европы — к востоку от Альп и Рейна, где развевается, в тех или иных цветах, знамя фашизма, о коммунизме не может быть и речи. Он задушен беспощадно и окончательно.

Надолго ли? Этого мы сказать не можем. Точнее, можем сказать наверное: коммунизм воскреснет непременно — в старой или новой идеологической одежде, — если мир не выбьется из капиталистического хаоса или повторит безумие новой войны. Ибо коммунизм есть дитя хаоса и тень войны.

Или такое высказывание, в правду которого до сих пор не хочется верить, хотя в 1990-е годы его повторило множество голосов.

Г.П. Федотов. 1935. Новый идол

Вчера можно было предсказывать грядущий в России фашизм. Сегодня он уже пришел. Настоящее имя для строя СССР — национал-социализм.

Федотов рассказал не только о СССР, но и о России начала 1990-х, о которой мы уже знаем и можем его проверить.

Г.П. Федотов. 1926. Трагедия интеллигенции
Но она /идея материалистического поверхностного просвещения.— Л.Б., Г.А./ прекрасно уживается с мощной жаждой жизни, наживы, наслаждений, которой проникнута современная Россия. Повсюду, в городе и в деревне, в высших слоях еврейского нэпа, в разлагающемся коммунизме и в предприимчивой крестьянской молодежи царит один и тот же дух: накопления, американизма, самодовольства. Гибель коммунизма, можно думать, не только не остановит, но еще более подвигнет этот рост буржуазного сознания. Интеллигентские «идеи» находят свою настоящую (не псевдоморфную, религиозную) почву: в новом мещанстве.

В 1947 году Федотов говорил так, как мы привыкли слышать году где-то в 2000-2001-м.

Г.П. Федотов. 1947. Судьба империй

Америка не мечтает о мировом господстве. Она думает больше об организации своей безопасности, но поняв уже, что мир стал слишком тесен для безопасности одиноких. Она уже преодолела свой врожденный изоляционизм и пытается организовать мировой хаос. / .../ Но Америке не чужда мысль о мировом единстве.

/.../ В перспективе атомного оружия Америка вместе со всеми демократиями Запада настаивает на частичном ограничении суверенитета. Однако это частичное ограничение означает отказ от права войны и от свободы вооружений. При современной атомной технике оно, в сущности, означает всеобщее разоружение и создание мировой армии. Лишенное права войны и мира, государство перестает существовать как суверенное. Оно вынуждено отказаться от внешней политики, которая станет внутренней политикой рождающегося сверхнационального государства.

При неизбежном сопротивлении России этот план является совершенно утопическим. Но попробуйте мысленно устранить Россию, и он завтра же станет реальностью.

Дурацкий мысленный эксперимент. Это кем же надо быть, чтобы в 1947-м, через год после победы, мысленно устранить Россию? Это же невозможно. Шестая часть суши. Победоносная армия. Мы доказали... А через сорок с небольшим лет стало вполне ясно, как такую вещь можно сотворить, и не только мысленно, но и вполне реально.

А Федотов продолжает. В 1947 году он прикинул судьбы «глобального мира », с Россией и без нее, но не остановился на этом. Его также заинтересовало: что же будет с Россией? Только что он напророчил то, что мы уже знаем — сталось. И следом он рассуждает о нашем будущем.

Г.П. Федотов. 1947. Судьба империй

Какая судьба ожидает Россию в случае ее поражения? /.../ Было бы чудом, если бы она вышла невредимой из ожидающей ее катастрофы, в тех географических очертаниях, в которых ее застала революция. /.../ Нетрудно предвидеть, что, в случае военного поражения России, произойдет не только падение советского режима, но и восстание ее народов против Москвы. /.../ Но кто знает, какие новые формы примет русский фашизм или национализм для новой русской экспансии? Если бы не было никаких сепаратизмов, их создали бы искусственно; раздел России все равно был предрешен. /.../ На плечи победителей, ко всем их мировым проблемам, ляжет добавочная тяжесть: организация хаоса на территории Восточной Европы.

А вот и совсем про нас.

Г.П. Федотов. 1938. Завтрашний день

Нет, решительно нет никаких разумных человеческих оснований представлять себе первый день России «после большевиков» как розовую зарю новой свободной жизни. Утро, которое займется над Россией после кошмарной революционной ночи, будет скорее всего то туманное «седое утро», которое пророчил умирающий Блок. И каким же другим может быть утро после убийства, после оргии титанических потуг и всякого дурмана, которым убийца пытался заглушить свою совесть? Утро расплаты, тоски, первых угрызений... После мечты о мировой гегемонии, о завоевании планетных миров, о физиологическом бессмертии, о земном рае — у разбитого корыта бедности, отсталости, рабства — может быть, национального унижения. Седое утро...

Эти предвидения можно квалифицировать как «сбывшиеся». По крайней мере, сегодня они производят такое впечатление. Конечно, пророчества — существа подвижные и изменчивые, и завтра может оказаться, что их не так понимали. Туман вдруг рассеялся, седое утро заиграло красками молодого дня, и только что очевидные пророчества, хихикая и кривляясь, улетели — в следующее седое утро, поджидающее нас... Может быть, уже завтра, а может — через 30 лет. Но в целом эти сбывшиеся пророчества создают впечатление, что люди думали не зря. Множество черт XX века было предвосхищено в XIX веке, в начале XX века, причем часто таких черт, о которых, как кажется, «догадаться» было невозможно.
Раз так, к пророчествам стоит относиться серьезно. Не все прогнозы исполнились, но ведь общественные науки — не естественные (да и в тех, знаете ли...). Воля человеческая помогает найти верный путь, и она же может с него увести.

Вот из глубин восьмидесятых Г. Померанц говорит о «постпроизводственном» и «постинтеллектуальном» обществе.

Г.С. Померанц. 1988. Однониточные теории

Производство вообще перестает быть главным человеческим делом. Даже производство формул. Мы стоим перед великим поворотом. Забота о пропитании в развитых странах отодвигается на второй план.

И вместе с этим на второй план отодвигается борьба за власть над природой... Никакая власть не дает счастья. Мы счастливы скорее тогда, когда все забываем.

Не впечатляет? Слишком философски, слишком неконкретно? Хорошо. Вот в 1993 году говорится о событиях 11 сентября 2001 года.

Г.С. Померанц. 1993. Корни будущего

Страсти, сдавленные в спорах ядерных держав, кипят в малых войнах и в уличном терроре. Вся мощь Америки не может уберечь ее граждан от взрывов обыкновенных, неядерных бомб и от массового буйства.

Не может быть? Совпадение? Конечно, совпадение. Главное — это уметь совпадать с реальностью. Для прогностика это первое дело.

Значит, и в сегодняшних разговорах о путях русской мысли и российской истории могут проглядывать черты того самого исступленно-неясного будущего, которое мы так хотим подсмотреть. Это будущее сквозит едва ли не в каждом высказывании о нем. И «прогностичность» русской мысли заставляет с большим доверием отнестись к тем предсказаниям, срок которым, кажется, еще не подошел.

Г.П. Федотов. 1947. Судьба империй

Россия не умрет, пока жив русский народ, пока он живет на своей земле, говорит своим языком. Великороссия, да еще с придачей Белоруссии (вероятно) и Сибири (еще надолго), все еще представляет огромное тело, с огромным населением, все еще самый крупный из европейских народов. Россия потеряет донецкий уголь, бакинскую нефть — но Франция, Германия и столько народов никогда нефти не имели. Она обеднеет, но только потенциально, потому что та нищета, в которой она живет при коммунистической системе, уйдет в прошлое.

П.Я. Чаадаев. 1836. Философическое письмо. 1

Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача — дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе /.../ придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы.

Мы /.../ — народ исключительный. Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок.

П.Б. Струве. 1921. Размышления о русской революции

Мы в нашей социалистической революции дали такой великий урок: опытное опровержение социализма.

Г.С. Померанц. 1993. Корни будущего

До полосы катастроф остались считанные годы. Сумеем ли мы их использовать? Если цивилизация не сможет преобразиться, она рухнет и погребет человечество под своими обломками. /.../ Другое дело — завтрашний день (где-то в XXI веке). Он загородит дорогу экономическому росту, потребует остановить рост населения. Рост благосостояния в физических величинах станет невозможным. Останется место только для духовного роста.
/.../ Допустим, через несколько лет удастся задержать и остановить экономический распад. Но от этого духовный кризис не исчезнет. Духовное состояние России напоминает падение в бездну. /.../ Кризис заставляет искать опору в самом себе и стать опорой для других.

<< Назад   Вперёд>>