Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Действительные успехи внешней политики держатся внутренним прогрессом.
Вл. Соловьев

В прошедшей дискуссии прозвучали и прогнозы. Как мы уже говорили, такие прогнозы, не основанные на «статистико-экономических разработках» и «оперировании массивами данных», тем не менее имеют свойство если не в точности сбываться, то все же быть настолько точными, чтобы к ним имело смысл прислушиваться. Поэтому послушаем пока, что говорят участники нашего диалога о будущем.

Л. Аннинский

Речь о том, что с нами Америка воевать, может, и не собирается, а вот с Третьим миром ей противостоять придется, и на чьей стороне в этом грядущем противостоянии мы бы ни оказались, «предощущение войны» по-прежнему будет основой нашего мирочувствования, или /.../ или мы окончательно распадемся, и это предощущение переймут те, кто сменит нас в геополитической драме (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

И. Клямкин

В том-то все и дело, что угроза эта именно потенциальная. Поэтому я, вслед за большинством экспертов, и говорил о 20-30-х годах (некоторые называют даже более дальние сроки). А до тех пор не будет, к счастью, на нашей земле, защищенной ядерным зонтиком, ни большой войны, ни, возможно, даже предощущения ее, как нет этого сейчас, а есть договор с тем же Китаем о вечной дружбе. И именно в эти мирные десятилетия нам предстоит завершить беспрецедентную для России системную модернизацию. Можем ли мы осуществить ее своими силами, сидя на сырьевой игле, имея отрицательную демографическую динамику и прочие наши нынешние проблемы? Не уверен. А если не осуществим, то Китаю с нами, быть может, и воевать не надо будет — зауральские территории достанутся ему в результате ползучей мирной экспансии, которая, как известно, уже началась. И чем мы сможем ответить, если действительно останемся с Китаем «один на один »? (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Итак, прогнозируется, что ближайшее будущее принесет нам войны между Америкой и Третьим миром и Россия каким-то образом будет втянута в эти события. Эта полоса войн XXI века начнется примерно в 2020-2030-х годах, так что пока нас ожидает мирная передышка. Острый территориальный конфликт ожидается у России с Китаем.

И. Яковенко

По поводу пророчеств господина Назарова относительно скорого «краха Запада», я должен сказать, что уже более двух веков, начиная с князя Щербатова, ревнители российского средневековья и охранители устоев — тютчевы и Победоносцевы, сусловы и Константины Леонтьевы — объявляют крах Запада с сегодня на завтра. Краховещательство — солидная, специфически российская профессия. Всегда найдется туземная аудитория, готовая благосклонно внимать подобным пророчествам. И кризиса в этом деле не предвидится, поскольку Запад (как принцип либерализма, динамики, открытости) просто переживет Россию. Не Россию как таковую, тут я не такой пессимист, но Россию, которая ждет гибели Запада, наверняка.

Завершая историософский экскурс, хочу сказать, что путь к спасению не заказан и России. Как говаривали лет тридцать назад, «крот истории хорошо роет». Вопреки усилиям ревнителей средневековья, либеральные ценности и идеалы секуляризма утверждаются и в нашем обществе. Православный мир проживает свою, собственную историю. Просто ему еще предстоит решить те духовные и культурные задачи, которые мир протестантско-католический решал, начиная с эпохи Реформации (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Запад (Север) выстоит в ожидающем его противостоянии и сможет решить свои проблемы. Россия в будущем воспримет в какой-то, свойственной ей, форме либеральные ценности и идеалы секуляризма. Православие при этом не будет ущемлено и найдутся формы для его существования в свободной России.

Ответом и на почвенническую позицию М. Назарова, и на западническую — И. Яковенко могут послужить слова Вл. Соловьева. В них выражается одно из самых стойких убеждений идущего спора: именно наши неуспехи являются главным залогом нашей окончательной победы.

Вл. Соловьев. 1877. Три силы

Внешний образ раба, в котором находится наш народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против ее призвания, но скорее подтверждает его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова.

Слова эти, впрочем, можно понять, только прислушавшись ко всей дискуссии в целом, изложенной нами на предшествующих страницах. Вне этого контекста эта мысль выглядит почти шутовским образом: победу нам обеспечит то единственное, чего у нас много, — неудачи.

Несколько подробнее раскрывается эта позиция победы путем череды поражений в словах В. Межуева.

В. Межуев

Задача, стоящая перед Россией, не может быть, как мне кажется, адекватно сформулирована ни в понятиях чисто западнической идеологии (либеральной, например), ни в терминах славянской самобытности, евразийства или еще какой-то другой особости от Запада. Россия, если ей суждено остаться в мировой истории, безусловно окажется в общем русле развития западной цивилизации с ее универсализирующей тенденцией, но сохранит себя, избежав участи периферии этой цивилизации, лишь переосмыслив эту тенденцию в духе собственной культурной традиции. Универсализму западного типа она может противостоять не как его антипод, а как его особый тип со своей системой приоритетов и ценностей, лежащей, как мне представляется, прежде всего в области культуры (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Поскольку в целом и западники, и почвенники признают культурную ущербность Запада, отсюда и победы России могут рассматриваться только как феномен культуры, о политическом или экономическом аспекте здесь речь не идет.

Легко представить себе следующее возражение: эти туманные философские разговоры о победе в области культуры вообще не следовало бы заводить. Единственный прогноз, который нас может интересовать, — прогноз в области внешней политики и макроэкономического положения страны. Довольно мы жили в идеологизированном обществе, хватит уже рассуждений о «светлом будущем» и сияющей цели, которая всегда требует жертв.

На подобный (на нашем форуме не воспроизведенный, но не раз высказывавшийся) ход мыслей отвечает Г. Померанц.

Г. Померанц. 1994. Выбор XXI века

Без веры в свою способность решать последние вопросы не состоялся б наш прыжок в утопию и не состоится выход из развалин утопии. Без поисков своей всемирной роли Россия — не Россия. Экономически, политически Россия может опускаться до полного ничтожества, но духовно она довлеет себе. /.../ Россия непременно войдет в финал (гибель биосферы) или полуфинал, в очередной поворот мировой цивилизации к новому кругу задач. Стоит потрудиться, чтобы страна наша нашла правильный выход. Это всемирно-историческая задача.

Другая мысль относительно нашего превосходства в культуре давно была высказана Вл. Соловьевым. Он говорил, что наша культура пока в значительной степени питается импульсами с Запада. Эту мысль повторяют и некоторые сегодняшние исследователи.

Ю. С. Пивоваров. 1998. Русская мысль, Система русской мысли и Русская Система (опыт критической методологии)

Русская мысль не возможна без заимствования интеллектуальных «технологий» Abendlanda. Подобно Русской Власти или Русской Литературе она не в состоянии производить импортозамещающие товары. То есть с самого своего начала ее посадили на иглу импорта. И лишь получив необходимую дозу, она может функционировать.

Следующий прогноз В. Межуева касается судеб социалистической идеи.

В. Межуев

Если в чем и сходятся у нас либералы и патриоты, так это в ненависти к социализму, точнее, к социалистической идее. А ведь без нее также нет современного Запада. В этом вопросе я, считающий себя западником, расхожусь с теми и другими. Нельзя перекинуть мост между либералами и патриотами (как бы они ни называли себя — почвенниками, националистами, государственниками), выбросив на историческую свалку левые ценности и идеи. Без последних попытка либералов и патриотов договориться между собой (особенно в современном — глобализирующемся — мире) вряд ли завершится их примирением и согласием. Сегодня спор между ними разрастается до противостояния глобалистов и антиглобалистов, и я не вижу выхода из этого противостояния, как посредством возвращения к пусть и определенным образом трансформированной левой идеологии (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Помимо культурного превосходства, хотелось бы знать, на что мы можем рассчитывать в тех самых невнятных нам смыслах — экономическом и политическом. На этот тяжелый вопрос ответил А.И. Уткин.

А. Уткин

Возможны ответ-минимум и ответ-максимум.

Ответ-минимум состоит в том, чтобы не стать зависимой от Запада территорией, эксплуатируемой частью Земли. Ответ-максимум заключается в том, чтобы, сохраняя политическую независимость, войти в сферу технологического развития Запада и в этом смысле стать его частью, т. е. частью развитой части Земли.

Ответ-минимум на вызов Запада — это наш ракетно-ядерный щит, он существует и просуществует еще лет 10-15-20, а при модернизации и дольше. Поэтому бомбить нас, как Югославию или Афганистан, никто не посмеет. Короче говоря, ответ-минимум в обозримом будущем для нас не проблема, надо только сохранять то, что создано раньше.

Что касается ответа-максимум, а именно он сегодня должен быть ориентиром для страны, то необходимо создавать компании, с помощью которых мы могли бы войти в глобальную экономику не только с нефтью и газом и которые могли бы стать конкурентоспособными участниками глобального рынка (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

О том, что его прогноз отнюдь не лучится оптимизмом, можно догадаться. Приведем несколько цитат, в которых Уткин говорит о тех сложностях, которые могут у нас возникнуть в ближайшем будущем.

А. Уткин
Однако нам есть что терять и помимо этого: например, Сибирь. Мы ведь ее очень легко можем потерять. Но у Запада нет геостратегического интереса в том, чтобы Россия осталась без Сибири. Можно сказать, что обе стороны status quo в значительной мере устраивает.

/.../ Никакого автоматизма в обеспечении высокого статуса России не существует и существовать не может. Он может быть обеспечен лишь адекватной политикой. Станет ли в результате ее осуществления Россия Западом? Нет, не станет. Но она вполне способна, отвечая на вызовы Запада (и при партнерском с его стороны к ней отношении), стать по ряду упомянутых выше параметров частью Запада, оставаясь незападной страной (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

А вот что сказал о нашем будущем Г. Померанц.

Г. Померанц.

He-Запад часто ориентируется на Запад, перенимает у него культурные формы. Сегодняшняя Россия выглядит как незападная страна. Но если наш рейтинг увеличится, к нам опять зачастят. /.../ Я уж не говорю о том, что вся Украина, кроме нескольких западных областей, стонет от украинизации. /.../ Восточная Украина, если бы не было всяких политических игр и боязни совершенно расколоться с бывшей австрийской частью страны, потянулась бы к России. Но пока активные западные области диктуют всей стране свою волю. /.../ Я несколько раз был ошеломлен за последние годы. Например, я не ожидал такой активности воровского мира. Потом я понял, что при желании это можно объяснить. Дело в том, что настолько подавлена была всякая добросовестная оппозиция, что сохранилась фактически только оппозиция средневековых бандитов, обладавшая волей и энергией, а также та часть номенклатуры, которая хотела захватить свои привилегии в частную собственность и в конце концов срослась с ними, сама же она хозяйствовать не могла. Я понял это только тогда, когда все уже произошло, это я не предвидел. И не только это. Я предвидел, скажем, распад империи, но предвидел иначе, я думал, что произойдет довольно плавный переход к чему-то вроде европейского сообщества наций, по-прежнему со столицей в Москве. Ведь вот перед нами единая Европа, зачем же идти назад? Распад империи был неизбежен, но вот форма этого распада... /.../

Историческая память — это память о поражениях, распадах, предательствах, расколах и — выходах из кризисов. И эта память дает силу. Дает силу повернуть, потому что в катастрофической ситуации нужно повернуться. Когда мы на краю пропасти, надо суметь повернуться. У меня была статья на эту тему, и один американский ученый ответил своей статьей. Он абсолютно уверен, что в Америке все правильно. И что можно непрерывно развиваться, развиваться, развиваться...

Есть такое фантомное научное понятие — прогресс. Реально оно ничего не выражает. На самом деле существуют, как постоянные исторические явления, дифференциация и интеграция. Дифференциация — это точное описание того, что происходит. Примитивные культуры становятся все более сложными. Когда они становятся слишком сложными, они разваливаются. Если не происходит новой интеграции. Если не создается новое небо, каковым, скажем, в свое время явилось христианство.

Следующее понятие, уже полуфантомное, — развитие. Им пользуются и наука, и идеология. Развитие — это та же дифференциация. Развитие, «development». Когда речь идет о развитии человека, то тут природа не дает развиваться слишком далеко, появляются вторичные половые признаки, груди, но природа удерживает их развитие на известном уровне. А вообще ведь развиваться можно дальше и дальше, и можно отрастить себе груди Бог знает до таких размеров... Подобные случаи бывают, но это уродство. В развитии же социальных организмов таких антигормонов нет, и если дифференциация не сопровождается какими-то интеграционными процессами, происходит развал. И вот эту опасность маскирует понятие «прогресс». Сплошные румяна и белила. Чистая липа. Если еще девелопментом можно оперировать в социологии, хоть это и полуфантомное понятие, то progress вообще уже чистый фантом. И именно этого сплошь и рядом не понимают в Америке. Им кажется, что развитие может длиться, длиться, длиться...

Они не помнят, как когда-то расширялась, расширялась и расширялась Римская империя, а потом стала распадаться. Этого у них в памяти нет. У них и многого другого нет. Взамен есть некое странное сочетание наивного прогрессизма с религиозным фундаментализмом. Прогресс на кальвинистский лад — это Добро, а задержка прогресса — это Зло. Поэтому быстро развивающаяся Америка угодна Богу, а медленно развивающаяся Индия, очевидно, менее угодна. Основная ошибка, стоящая за этим, заключается в представлении, что есть одна цивилизация, а остальное так, фиоритуры. На самом же деле существует четыре культурных мира с замахом на мировое развитие. И более-менее гармонический мир может возникнуть на основе диалога по крайней мере этих культурных миров, а также тех вселенских наций, которые сумеют отстоять свое право на существование. Я считаю, что Россия способна отстоять это свое право, если она поймет направление мирового развития и во многих случаях будет его инициатором. /.../

Мы стоим перед выбором: или окончательный это тупик, или цивилизация сумеет найти новые формы равновесия с природой и духовного роста, который постепенно выдвинется на место привычного материального роста. Иначе у нас будут катастрофы пострашнее, чем эти взорванные башни. Про блема в том, чтобы не просто затормозить, не просто остановить, а постепенно переоценить ценности и поставить как задачу для каждого человека: на первом месте должен быть духовный рост, а не рост физический (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Померанц указывает на глобальный тупик всей западной цивилизации. Сходные высказывания можно обнаружить и относительно судьбы России.

С. Цирель

Поэтому простая экстраполяция нынешних тенденций в будущее равносильна превращению России во второразрядную латиноамериканскую страну, не способную завершить модернизацию (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Исходя из своих идей относительно нового облика исторической науки и новой модели истории России ряд прогнозов дают Ю.С. Пивоваров и А.И. Фурсов.

Ю.С. Пивоваров, А.И. Фурсов. 1998. Русская система: генезис, структура, функционирование

Аналогичным образом обстоит дело с капиталом, охват которым мировой системы в целом (превращение последней в глобальную...) будет означать гибель капитализма, его «тепловую смерть». Капитал и Русская Власть вообще суть две формы — преимущественно временная и преимущественно пространственная — одного и того же христианского исторического субъекта, который начал свой взлет-полет по экспоненте Великой Революции — Капиталистической (1517-1648) и Самодержавной (1517-1649) и, похоже, ныне на наших глазах полет заканчивается.

Так что же дальше с Россией, с Русской Системой, с Русской Властью?

На один вопрос — о перспективах нового закрепощения — можно дать скорее отрицательный,чем утвердительный, ответ. Дело в том, что современное наукоемкое энтээровское производство не требует массовых эксплуатируемых групп, многочисленного эксплуатируемого населения. Поэтому речь идет не столько об эксплуатации и контроле (следовательно, той или иной форме «закрепощения»), а о депривации, т. е. не о включении в систему, а об исключении из нее, отсечении от общественного пирога. Массовое закрепощение не нужно. Это одна сторона. Другая сторона заключается в том, что в ходе мирового и российского процесса приватизации власти широкомасштабный всеохватывающий контроль над населением, особенно с учетом мировой компьютерной сети, едва ли возможен и нужен. Возможны и нужны «точечный» контроль, «точечное» «закрепощение», но это иное.

Компьютеризация меняет власть и собственность, стирает грань между ними, равно как и между частной и публичной сферами. В результате возникает мир, отчасти напоминающий Русскую Систему, особенно в ее коммунистической фазе, но — не на чисто властной, а на сугубо производственной основе — не вещественной, а энергоинформа-ционной.

Что касается дальнейших перспектив развития Русской Власти и Русской Системы, то здесь трудно прогнозировать. Русская Система развивалась параллельно с Капиталистической системой. /.../ Иными словами, Русская Система была плотно вписана в мировую, а в XX в. к тому же выступала как антикапиталистическая система, как антисистема. /.../

Дальнейшие судьбы России неразрывно связаны с судьбами глобализирующейся и одновременно локализирующейся (глокализирующейся) мировой (капиталистической) системы (отсюда, помимо прочего, исключительно важная роль исторической глобалистики как дисциплины для разработки россиеведения). Проблема заключается в том, что капитализм переживает системный кризис, находясь, выражаясь термином И. Пригожина, в точке бифуркации, т. е. в такой точке, когда система имеет максимальную свободу выбора дальнейшего развития. Сегодня довольно ясно проявляется тенденция трансформации капиталистической системы в новую, гораздо менее эгалитарную и демократичную, более эксплуататорскую и депривирующую, чем нынешняя.

Итак, в деталях предсказать трудно: не понятны не только внутренние тенденции развития России, но и пути развития создаваемой глобальной цивилизации в целом. Почти все сходятся на том, что предсказывать: «Завтра будет то, что и сегодня» — неверно. Мир действительно меняется. Прогнозы по экстраполяции любых сегодняшних тенденций обречены на неудачу — хоть это и не значит, что в настоящем нет корней будущего. Однако что можно сказать о будущем сегодня, если самые прочные реалии последних трехсот лет — устройство государства, институт частной собственности, система суверенитетов и т. д. — все ставится современностью под сомнение? О технических нововведениях в этой связи можно даже не упоминать. Особенная трудность прогнозов связана еще и с тем, что, как с достаточной четкостью выявилось из предшествующих страниц, устойчивостью обладают не те или иные решения, проистекающие из соперничающих мировоззрений, а баланс всего спора в целом. Но мир не может раздвоиться, чтобы понести в каждой половинке свою правду. Каков же может быть синтез двух типов провидений, прогнозов, исходящих из совсем разных мировоззрений? Иначе говоря, в плане мировоззрений западники и почвенники конфликтуют почти по всем вопросам, но они живут в одной реальности, на одной, общей для них почве — и буквальной, и культурной. Какова будет эта реальная почва завтрашнего дня, чтобы выдержать обоих поединщиков?

<< Назад   Вперёд>>