Концепция непрерывного развития противоречит основным законам существования системного объекта, в ней игнорируется несколько важнейших факторов: значительная непредсказуемость действий внешней среды на систему; возможность для любой системы уникального исторического опыта, то есть столкновения с принципиальной новизной. Эта концепция отрицает взаимопротиворечивость устройства любой сложной системы. Дело в том, что любой кризис развития в конечном счете есть результат противоречивости внутреннего устройства, а внешние воздействия суть лишь повод, проявляющий внутренние противоречия. Концепция игнорирует субъективный и относительный характер самого понятия прогресса, ведь прогресс по любому избранному показателю есть регресс в иных показателях. Это следствие закона Эшби об оптимизации сложной системы. Понятие прогресса является вторичным и субъективным приложением понятия «развитие»; прогресс — это удобные нам и нас интересующие фрагменты (аспекты) развития, которое в целом является процессом, связанным с кризисами и качественными перестройками основополагающих характеристик развивающейся системы. Помимо этого, концепция крайнего западничества игнорирует новизну, возникающую при воспроизводстве системы: новые поколения могут оказаться уже «не-Европой» и «не-американцами», хотя и будут составлять население Европы и Америки.
Из концепции крайнего западничества с необходимостью следует, что незападные страны, отличающиеся по типу общественного устройства, имеют выбор: либо отказаться от всего набора желательных благ, либо перестроить свое общество по западному типу. Отсюда возникает представление о европеизации мира, о вестернизации, о модернизации — как синонимичный ряд понятий. Отличия здесь в деталях — теория модернизации, понятая как развитие теории вестернизации, указывает на обратное влияние на Запад со стороны подвергающихся вестернизирующему воздействию иных обществ и предполагает несколько возможных путей приближения к западному типу вместо одного. С точки зрения основной позиции данного мировоззрения это несущественные детали, описывающие технику перестройки общества.
Представителей этого крайнего типа западничества достаточно трудно найти, и это совершенно не случайный факт. Данное мировоззрение может быть отнесено к полюсу крайней новизны, к эпигенезу. В нем предполагается, что западное общество способно непрерывно усваивать новизну. Под новизной в данном случае разумнее всего полагать новизну, происходящую от самой жизнедеятельности системы. Новые технологии и результаты их взаимодействия, новые социальные типы и социальные блоки, новые экономические, экологические и демографические условия — все это, согласно идеологии крайнего западничества, равно успешно может быть усвоено Западом благодаря особенностям его строения.
Таких систем, как «Запад», описываемый в этой концепции, не может быть, и потому крайнее западничество нереалистично. «Запад» здесь — выдуманный конструкт, основанный на абсолютизации некоторого ряда фактов при игнорировании других фактов.
Сильной стороной западничества является указание на особенности структуры социальной системы, связанные с усвоением новизны, на приспособления общего значения, полезные при почти любых встречающихся задачах. Представление об «адаптациях общего значения» разработано в биологии и включает, например, возрастающую в эволюции роль нервной системы и ее прогрессивное развитие. Для решения очень многих задач полезно иметь сложное поведение, почти в любой ситуации полезно хорошо представлять себе окружающий мир и иметь несколько вариантов ответа. Другая адаптация общего значения у живых организмов — рост автономности от среды (постоянная температура тела). Для решения многих задач оказывается полезным иметь регуляторы, которые демпфируют изменения среды, так что система существенным образом не изменяется, хотя окружающая среда существенно варьирует.
Когда западники указывают на выгоды западного пути развития, они обращают внимание на эти адаптации общего значения, которые изобрел Запад и которые предлагается воспринять другим цивилизациям. На Западе разработан даже кодекс прогрессивной общечеловеческой цивилизации, состоящий, ясное дело, из 10 заповедей (по Уткину, 2001а, с. 185):
1. Ориентация не на прошлое, а на будущее.
2. Работа и достижения — условия хорошей жизни.
3. Бережливость как основа накопления первоначального капитала и инвестиций.
4. Образование как ключ к прогрессу.
5. Личные достоинства (а не семейно-клановые связи) как ключ к продвижению по социальной лестнице.
6. Доверие к людям за пределами семейно-кланового круга.
7. Строгая общественная этика.
8. Справедливость и правила честной игры в отношении всех окружающих.
9. Горизонтальное (в пику вертикальному) построение системы власти.
10. Секуляризм.
Сильные пункты позиции западничества, как это свойственно силе, имеют ахиллесову пяту. В частности, можно показать противоречивость этой системы. В целом эта программа подразумевает высокую этику — но без основы для такой этики. Более того, в противоречие с развитием такой этической основы вступает требование секуляризма. Неясно, на чем основывается ценность культуры в обществе, культуру всерьез не развивающем.
Спор западников и славянофилов на первом уровне, то есть сопоставление Запада и отдельной страны — России, со стороны крайнего западничества может быть описан как «вестернизация». Россия, уподобляясь Западу, вестернизируется, чем приближается к идеалу общественного развития. С точки зрения крайнего западничества на этом пути нет тупиков. С точки зрения данной концепции трудности могут возникать только из-за несознательности некоторых слоев общества, а общество в целом всегда готово воспринять цивилизацию Запада — потому что она лучше. На втором уровне спора возникает несколько иная схема, и появляются свои западники и почвенники, спорящие уже о «модернизации ». Здесь опыт России признается не единственным, производится сравнение разных опробованных путей вхождения в Запад, допускается возможность изменения самого Запада в процессе модернизации незападных стран.
Запад выступает как регион, в котором впервые развились несколько чрезвычайно ценных социальных механизмов, оказывающихся полезными при почти любом типе общественного устройства. Это, так сказать, «адаптации общего значения», приспособления широкого профиля. В теории эволюции, например, известно «правило цефализации» — на протяжении эволюции головной отдел и головной мозг почти во всех эволюционных стволах увеличиваются. Почти во всех случаях для животного оказывается полезно обладать развитыми органами чувств, сложной нервной системой и сложным поведением. Такие вещи часто пригождаются. Так и в эволюции социальных систем, по излагаемой модели общественного развития, появились «общие адаптации »: демократия, рынок. Вспомнив недавнее прошлое, можно добавить: всеобщая воинская повинность, разделение властей, отделение церкви от государства, судебные реформы и т. п.
Итак, Запад разработал несколько «адаптаций общего значения» для социальных систем. Усвоение их действительно крайне выгодно любым обществам, это повышает вероятность их выживания. Правда и то, что при усвоении этих общеполезных инструментов происходят определенные потери — поскольку невозможно приобрести, не потеряв. Правда, что усвоившие эти общие приспособления общества до некоторой степени становятся похожими друг на друга и на западные общества. Что же тогда неправда? Неправда, что приобретение таких адаптаций гарантирует успех во всех случаях жизни. Такие приспособления увеличивают вероятность выживания, но и то с большими оговорками. Неправда, что усвоение таких приспособлений делает общества западными, тождественными Западу. Индивидуальность путей развития и структуры выборов, лежащих перед развивающейся системой, сохраняется; общим является лишь то, что структура выборов лежит на новом, общем для всех таких стран уровне развития. «Запад» — не линия развития, предопределяющая раз навсегда историю вошедших в него систем, а уровень развития, определяющий энергичность и масштаб индивидуальных решений.
Кажущееся сходство стран, идущих по «западному пути», объясняется двумя причинами. Первая — генетическая и культурная близость стран Европы. Вторая причина описывается чуть сложнее. Системы, находящиеся на более высоком уровне развития, представляются сходными при взгляде с более низкого уровня, подобно тому, как для человека опустившегося все «образованные» на одно лицо («взгляд из канавы»: «а еще галстук надел, в очках»). Но фактом является также то, что разнообразие образованных больше, чем разнообразие опустившихся. При подъеме на новый уровень развития возникают новые пласты выборов, закрытых для более низких уровней, поэтому индивидуальность и особенность систем при повышении уровня развития растет, а не падает. Тем самым следует ожидать, что страны, выбравшие «западный путь», будут в большей степени не похожи друг на друга, чем оставшиеся на более низком незападном уровне.
Это соотношение разнообразий более высокого и более низкого уровня организаций описывается в литературе как «закон иерархических компенсаций», или «закон Седова» (Назаретян, 2001; Седов, 1988). Кратко этот закон формулируется следующим образом: в сложной иерархически организованной системе рост разнообразия на верхнем уровне обеспечивается ограничением разнообразия на предыдущих уровнях, и наоборот, рост разнообразия на нижнем уровне разрушает верхний уровень организации.
Помимо этого, можно обратить внимание и еще на одну черту западничества. Обычно западничество критикуют за приверженность идеологии прогресса, за безоглядное и поспешное движение вперед. Но есть и другая сторона дела. Идеал превосходства «западного мира», со всеми сопровождающими образами — демократии, свободы и т. д., — устроен таким образом, что он призывает все незападные страны идти в прошлое — в прошлое Европы. Утверждается, что надо пройти путь западных стран (как иногда соглашаются, в сокращенном варианте) и тогда откроется путь к современным достижениям Запада. Западная идеология прогресса в действительности призывает весь мир оглянуться назад, посмотреть на развитие Запада в XVII, XVIII, XIX веках и двинуться в это прошлое мира. Однако дороги времени имеют ту особенность, что они не всегда проходимы. Пройти дорогой XVIII и XIX веков в XXI век нельзя — этой дороги уже нет.
Является ли изложенное критикой западничества как мировоззрения? Да, это критика крайнего западничества. Является ли это критикой взглядов западников? Нет, поскольку почти все реальные западники прекрасно сознавали эти проблемы и выстраивали свои мировоззрения с учетом недостатков той полярности, которую мы обозначили как «крайнее западничество». Недаром ярких западников мы знаем много меньше, чем почвенников. Белинский... Уже Герцена однозначно к западникам не припишешь. Грановский... Потом будет, например, Боборыкин, щедро раздававший обвинения в антизападничестве и антиинтеллектуализме (Боборыкин, 1904). Но кто может похвастаться тем, что плотно читал Боборыкина? Конечно, это не означает, что «средний западник» бесталаннее «среднего славянофила». Скорее, это намек на обстоятельство, к которому мы обратимся чуть ниже, — баланс смещен к одному из полюсов (на уровне личных мировоззрений) (подробнее см. раздел «Баланс со смещенным центром тяжести» в этой главе).
<< Назад
Вперёд>>