• Иоханнес Рогалла фон Биберштайн
 


Споры об ордене иллюминатов, а также «иллюминатстве» очень скоро вызвали интерес и за границей. Так, например, в «Историческом и литературном журнале», издаваемом в Люксембурге бывшим иезуитом Феллером, еще в 1786 г. была дана ссылка на одно антииллюминатское сочинение1, еще прежде чем в 1789 г. по выходе уже упомянутого «Изыскания о секте иллюминатов» маркиза де Люше французская публика получила подробную, хотя довольно путаную информацию. При этом к «иллюминатству» в основном относились как к внутригерманской реалии, хотя французские революционеры и воспринимали иллюминатов как потенциальных единомышленников2, а враги революции — как опасное воплощение революционного духа в Европе3.

«Антииллюминатская» версия тезиса о заговоре, которую в 1792—1794 гг. разрабатывали прежде всего немецкие публицисты, во Франции, естественно, могла найти одобрительные отклики в печати только после падения якобинского режима и установления Директории — правительства зажиточных буржуа. Новый расклад политических сил теперь позволял и французским контрреволюционерам, не уехавшим в эмиграцию, предостерегать против опасности иллюминатства. Например, в «Крике разума и политики» (Cri de la Raison et de la Politique), вышедшем в 1795 г., говорится: «Эта секта, под именем иллюминатов тайно отравляющая дворы и важнейшие города Германии... со своими агентами и сторонниками неутомимо трудится над тем, чтобы опрокидывать алтари, подкапываться под троны, разлагать общественную нравственность и переделывать социальное устройство... Немецкие иллюминаты, эманация которых — якобинцы, дерзают постоянно показываться на публике»4.

Автор высказываний, содержащихся в «Парижской картине» (Tableau de Paris) от 23 ноября 1795 г. и не выходящих за рамки аргументации, обычной для тезиса о заговоре, тоже опирался на контрреволюционную немецкую публицистику. Там утверждалось, что возникшая в Германии секта иллюминатов поставила себе целью полное изменение политической системы в этой части света. Примечательно, что распространитель этих подозрений — апологетически предвосхищая главные возражения против тезиса о заговоре — в эмфатической форме задается следующим вопросом, будучи уверенным, что на него невозможно ответить положительно: «Может быть, это общество — химера, выдуманная для того, чтобы устрашить сердца людей, мрачное преимущество которых состоит в том, что они правители?»5 Этот намек с французской стороны сразу же подхватила «Эвдемония», представив как «Новое, очень примечательное доказательство связи немецких иллюминатов с французскими якобинцами»6.

Через два года, в 1797 г., в Лондоне вышли написанные французским аббатом Огюстеном Баррюэлем (1741—1820) «Памятные записки по истории якобинства». Они придали тезису о заговоре его классический облик и принесли ему международную известность. Баррюэлевские «Памятные записки», принадлежавшие к политическим бестселлерам своего времени, были переведены на немецкий, английский, итальянский, нидерландский, польский, португальский, русский, шведский и испанский языки7 и сделали богачами как их автора, так и их издателей. При таком объеме — четыре тома, в целом содержащие 2200 страниц! — Баррюэль даже счел нужным подготовить сокращенную редакцию своих «Памятных записок».

Прежде чем характеризовать эти «Памятные записки» и рассматривать их аргументацию, надо сделать несколько замечаний о личности их автора8. Огюстен Баррюэль, родившийся в 1741 г. в семье высокопоставленного французского чиновника, в 1756 г. поступил послушником к иезуитам и после запрета иезуитского ордена, объявленного во Франции в 1764 г., находился до 1773 г. в Чехии, Моравии и Вене. Познания в немецком языке, приобретенные им при этом, имели решающее значение для того, чтобы Баррюэль позже мог усвоить антииллюминатский тезис о заговоре. После того как он возвратился в 1773 г. в Париж, принц Ксаверий Саксонский нанял аббата, который уже обрел литературную известность благодаря своей оде на восшествие на престол Людовика XVI, в качестве воспитателя своих детей. Помимо того, он числился придворным капелланом принцессы Конти.

Как владеющий пером представитель католической ортодоксии и ярый противник «философов» Баррюэль выдвинулся на ведущее место в философско-богословской борьбе, которая шла во Франции. Его публикация 1789 г. «Истинный патриот, или Речь о подлинных причинах революции» (Patriote véridique ou discours sur les vraies causes de la revolution), а также переведенная на немецкий, английский, итальянский и испанский «История клира во время французской революции» (Histoire du clergé pendant la revolution frangaise) от 1793 г., где он бичевал «двойной заговор против алтаря и трона»9, непосредственно продолжали эту дореволюционную контрпросветительскую традицию. Правда, тезис Баррюэля о «двойном» заговоре, в котором участвуют разные «секты», в том числе физиократы, выглядит расплывчато. Его еще нельзя рассматривать как теорию заговора в узком смысле и уже нельзя — как антимасонскую теорию о закулисных организаторах10.

После того как аббат Баррюэль, в сентябре 1792 г. эмигрировавший в Англию и принятый там под покровительство лордом Клиффордом и Эдмундом Бёрком11, сделался благодаря своей «Истории клира во время революции» одним из виднейших контрреволюционных публицистов, он поставил перед собой амбициозную задачу всеобъемлющего объяснения революции. Уже в первоначальном замысле его «Памятных записок» как масоны, так и немецкие иллюминаты составляли неотъемлемую часть «разрушительной секты», ставшей «бичом Европы»12, однако ведущую роль Баррюэль им еще не приписывал.

Впрочем, его познания об ордене иллюминатов к тому времени были еще ограниченными13. В корне изменить первоначальную концепцию Баррюэля заставили немецкие «эвдемонисты». А именно: получив первый том «Памятных записок», Иоганн Август Штарк — при помощи Грольмана и других «эвдемонистов» — собрал обширную коллекцию разрозненной и трудно доступной для иностранцев антииллюминатской публицистики и переслал ее Баррюэлю14.

Благодаря тому, что Баррюэль широко воспользовался этим материалом, четырехтомные «Памятные записки» делятся на две внутренне цельные, а друг с другом слабо связанные части, причем вторая без вмешательства «эвдемонистов» вообще не была бы написана. В то время как в первой части автор занимается двумя первыми компонентами «тройного заговора»15, заговора против «трона и алтаря», и опирается при этом на французские источники, оба последних тома почти исключительно посвящены немецким иллюминатам. Согласно Баррюэлю, заговор, организованный против «трона и алтаря» «софистами безверия и бунта», закономерно породил иллюминатов, названных «софистами анархии». Они якобы злоумышляли «не только против королей, но и против всякой формы правления, против любого гражданского общества и даже против любой формы собственности». В качестве практических исполнителей идей «этой коалиции адептов безверия, адептов бунта и адептов анархии возникли якобинские клубы»16, — лапидарно утверждал Баррюэль.

Первую часть «Памятных записок» надо охарактеризовать как монументальное полемическое сочинение, основанное на обширном знании источников и эффектное с точки зрения литературного стиля, проникнутое католическо-контрпросветительским пафосом и отражающее решимость автора идти в крестовый поход против Просвещения и гражданской эмансипации во всех их проявлениях. Категория заговора, несмотря на риторические заострения, используется в нем только в довольно обобщенном смысле: Просвещение понимается как бунт против учрежденного Богом порядка. Пусть «Памятные записки» в конечном счете и назвали «фантасмагорией»17, но по меньшей мере от этой части невозможно отмахнуться просто как от «плохого журнализма»18. Если подобному критическому замечанию и нельзя отказать в справедливости, то по преимуществу из-за двух последних томов.

Эти два тома «Памятных записок», третий и четвертый, представляют собой компиляцию сочинений иллюминатов и немецких антииллюминатских памфлетов с добавлением разоблачительных комментариев. Из источников, подброшенных ему «эвдемонистами», о которых Баррюэль отзывается с похвалой, он просто-напросто перепечатал десятки страниц19.

Баррюэлевские «Памятные записки» не однозначны в том отношении, что, хотя они представляют Французскую революцию результатом заговора, задуманного и осуществленного неким генеральным штабом, и тем самым придают огромное значение личностям, в то же время создается впечатление, будто теория о закулисных организаторах, не лишенная маниакальных черт, пропагандируется в них в основном из агитационных соображений. То есть автор не утрачивает связи с реальностью. Ведь если, с одной стороны, Баррюэль разъясняет: «Во французской революции всё вплоть до ужаснейших преступлений было заранее предусмотрено, продумано, скомбинировано, предрешено, предписано»20, то, с другой — допускает: «Эта секта с основными принципами ее кодекса: равенство, свобода и народный суверенитет — впервые объявилась в Америке»21.

Если Баррюэль — не чуравшийся, впрочем, распространения антимасонских страшилок, полностью вымышленных и в значительной степени принимаемых на веру в контрреволюционном лагере22, — добился всемирного влияния, то это потому, что во время консервативной реакции, последовавшей за якобинским царством террора, он смог предложить объяснительную модель, соответствующую потребности в спокойствии и порядке и легко доступную для понимания. При этом он использовал неинтеллектуальный, полемически-простонародный стиль. Во имя убедительного христианско-морализаторского пафоса он сумел образно выразить возмущение, которое вызвали извращения идеалов революции, и придать ему контрреволюционную направленность.

В отличие от Эдмунда Бёрка Баррюэль не довольствовался прагматично-консервативной критикой революционной освободительной идеологии. Он демонизировал своих противников, прибегая к христианским апокалиптическим образам. Так, например, Вейсгаупта он изображает как воплощение зла, как «выплеск злотворного существа... которому некий бог-мститель дал разум только затем, чтобы творить зло»23. Воспроизведя «Кодекс иллюминатов», который позволит ордену в целях подрывной деятельности вырасти подобно снежному кому, он сразу после этого в патетической манере живописует гибель мира: «Когда этот закон наконец исполнится, последний Спартак покажется из своей святыни мрака и торжествующе выйдет на свет. Никакого царства, никакого закона больше не будет... проклятие, произнесенное нациям и их Богу,гражданскому обществу и законам, испепелит наши алтари, наши дворцы, наши города, памятники и искусства и даже крестьянские хижины... и бесы тоже поднимутся из ада, чтобы посмотреть на это исчадие кодекса иллюминатов; и Сатана сможет сказать: вот люди, какими я хотел, чтобы они были»24.

Подобные пугающие видения Баррюэль пытался подкрепить цитатами из бумаг «Равных», которые во главе с Гракхом Бабёфом готовили путч, раскрытый в 1796 г. Баррюэль воспроизвел знаменитые и провокационные постулаты из «Манифеста равных»25, правда, не зная — что, впрочем, в этой связи имеет второстепенное значение, — что этот манифест составлен не Бабёфом, а Сильвеном Марешалем26. Марешаль считается пионером анархизма Нового времени, Бабёф разошелся с ним во взглядах как с человеком, оторванным от жизни, и его мнения отнюдь не показательны для бабувистов.

Примечательно, что «Заговор равных» побудил и Роберта Клиффорда27, покровителя Баррюэля, опубликовать «Применение „Памятных записок по истории якобинства" Баррюэля к тайным обществам Ирландии и Великобритании»28. Клиффорд, пытавшийся в этом сочинении связать с иллюминатами и якобинцами также общество «Объединенных ирландцев» (United Irishmen)29, «Общество конституционной информации» (Society for Constitutional Information) и «Лондонское корреспондентское общество» (London Corresponding Society)30, в качестве эпиграфа взял изречение Вейсгаупта: «Государи и нации исчезнут с лица земли... и эта революция будет делом рук тайного общества».

Рассмотрев бабувистские побеги якобинства и причислив при этом бабувистов к иллюминатам и масонам31, в заключение Баррюэль обращал внимание читателя на «еще один вид якобинства». Он встречается по преимуществу в Германии, и к нему принадлежат ученики «пресловутого доктора» Канта, в том числе Фихте32. Хотя Вейсгаупт отвергал кантовскую систему категорий и даже вступил с Кантом в открытую полемику33, Баррюэль — признаваясь, впрочем, что никогда не читал Канта в оригинале34, — утверждал: «...в принципе легко понять, что система доктора Канта, ныне профессора в Кенигсберге, в конечном счете сводится к тому же, что и система доктора Вейсгаупта, ранее профессора в Ингольштадте»35. Проект Канта «К вечному миру» якобы соответствует политике якобинцев, которые «под предлогом этого вечного мира... объявили земному шару каннибальскую войну» и готовы принести в жертву отечество и сограждан, «чтобы ускорить появление царства космополитов, предсказанного оракулом Кантом, или царства человека-царя, напророченного иерофантом Вейсгауптом»36.

Эта полемика имеет некоторое отношение к действительности постольку, поскольку затрагивает диалектику революционной войны и (социального) мира, диалектику, которую 1 марта 1793 г. точно выразил якобинец Клоотс: «Нам нужна война, потому что мы хотим мира»37. Кроме того, сопоставление Вейсгаупта и Канта, с точки зрения Баррюэля, правомерно постольку, поскольку оба выдвигали «претензии на выдающуюся силу рассудка»38 и исходили из автономии человеческого разума, что для христианина, мыслящего в традиционных категориях, выглядит как восстание против Бога. Ведь «Бог, создавший людей для гражданского общества, не дал им мнимые права равенства и братства, принципы беспорядка и анархии... Бог, побуждающий нас и велящий нам сохранять власть и действенность законов только в повиновении граждан государства начальству и правителям, не сделал начальником и правителем каждого отдельного гражданина».

Следовательно, обещание «революции счастья, равенства, свободы и золотого века» повлекло за собой «ужаснейшие бичи и муки», какие «когда-либо посылал на землю Бог, справедливо разгневанный высокомерием и безбожием людей»39. Это историко-богословское представление, изложенное с большим пафосом, вылилось у Баррюэля в призыв к воинствующей солидарности контрреволюционеров. Он настойчиво взывал к «суверенам и министрам», от которых зависит благо граждан: «Спасите все царства, тогда вы спасете и свое» 40.

Как раз когда Баррюэль подготовил к печати третью часть своих «Памятных записок»41, в Эдинбурге вышло еще одно произведение, пропагандирующее тезис о заговоре: «Доказательства заговора против всех религий и всех европейских правительств, задуманного в тайных собраниях масонов, иллюминатов и читательских обществ». Это сочинение, написанное масоном Джоном Робисоном (1739—1805)42, видным естествоиспытателем и секретарем Королевского общества в Эдинбурге, основано на удивительном знании как масонской, так и антимасонской литературы, в частности немецкой43. В своем многократно переизданном, переведенном на немецкий, французский и нидерландский и не особенно оригинальном разоблачительном сочинении44 Джон Робисон утверждал, что орден иллюминатов, распространивший «яд по всей Европе»45, продолжает существовать. Под конец он искренне заявлял: «Но к чему приводить всё новые доказательства, что все, кто одержим желанием изменить государство, свои подрывные планы сначала вынашивали в темных пещерах тайных обществ, превращая их в самую настоящую доктрину?»46

Важность «Доказательств заговора» состоит прежде всего в том, что они написаны с протестантских позиций47. Поэтому они были адресованы в Европе и Соединенных Штатах тем кругам, которые, даже во многом соглашаясь с тезисами Баррюэля, не могли принять выраженные католические посылки. К последним относилось и огульное осуждение регулярного масонства, скорей консервативного в социальном плане. Тысячи представителей высшего и среднего социальных слоев Англии принадлежали к масонским ложам, дух которых меньше всего можно было назвать радикально-просветительским или тем более республиканским48, — как Эдмунд Бёрк, так и Джон Робисон сами были масонами, — поэтому, хотя тезис о «философском заговоре» и пал в Англии на благоприятную почву49, многих консервативных протестантов шокировало, когда Баррюэль поставил под подозрение все масонство без разбора.

Так, например, в одной английской рецензии на два первых тома «Памятных записок» иронически говорится: «Читатель, возможно, посмеется, узнав, какую роль в этих чудовищных происках автор приписывает масонам»50. Кстати, подобная критика, в данном случае относившаяся и к тезису о заговоре философов51, заставила Баррюэля уже во втором томе с почтением отозваться об английских масонах52.

После того как распространением и пропагандой тезиса о заговоре занялись Баррюэль и Робисон, в 1799 г. он был сравнительно подробно изложен и в Германии. Хорошо осведомленный анонимный автор 87-страничной брошюры «Об ордене иллюминатов», которая явно получила незначительное распространение и до сих пор оставалась не замеченной в научной литературе, помимо краткого изложения уже известных тезисов53, произвел любопытный анализ иллюминатства, во многом отождествляя его с республиканизмом. Так, там говорится, что «демократизация в Генуе», как и вообще политические и религиозные катаклизмы в Италии, — «в духе и характере иллюминатства, как и якобинства». Цель подобных устремлений якобы состоит в «уничтожении христианства как такового путем переворота в устройстве государства, истребления дворянства, введения демократических республик и перерождения мира в результате тотальной уравниловки (Gleichmacherei)». Подводя итог, автор безапелляционно заявляет: «На куче пепла и обломках тронов и алтарей Европы безусловно и по праву можно сделать надпись: „Это совершило иллюминатство!"»54

Через четыре года после выхода этого сочинения Иоганн Август Штарк опубликовал свой «Триумф философии в восемнадцатом веке» (Triumph der Philosophic im Achtzehnten Jahrhundert)55. Штарк, который уже проявил себя как основатель теософски ориентированного «Клериката», ассоциированного с тамплиерским орденом («строгим послушанием»), а также как один из инициаторов «Эвдемонии», относился к числу тех фигур своего времени, которые труднее всего поддаются однозначному определению, — не в последнюю очередь потому, что в молодости в Париже был тайно обращен в католичество (об этом ходили многочисленные слухи), а позже все-таки по протекции Людвига Гессенского стал протестантским генерал-суперинтендантом и старшим придворным проповедником в Дармштадте56. В «Триумфе философии» Штарк опять сформулировал тезис о заговоре в очень эффектной литературной форме, однако не сумел добавить ничего нового по существу и вообще воздержался от серьезного анализа.

Так, например, он утверждал, что немецкие иллюминаты «привили» иллюминатство французским масонам и тем самым превратили французские ложи в «логова заговорщиков против трона и алтаря»57. Под конец он с большим пафосом претендовал на следующий вывод: «Благодаря перенесенному во Францию из Германии иллюминатству, породившему якобинство, взорвалась заложенная философами мина, и падением трона и алтарей, уничтожением духовенства и дворянства, своей демократической республикой, анархией со всеми ее спутниками, чудовищными планами по дехристианизации и республиканизации мира и всеми сопутствующими мерзостями Франция обязана слившимся приверженцам философского и иллюминатского заговоров»58.

Если задаться вопросом о месте подобной теории заговора в христианско-контрреволюционной картине мира, то достоверные сведения об этом можно получить из струк
турного членения, проведенного в книге Халлера «Реставрация науки о государстве, или Теория естественно-общественного состояния, противопоставленная химере состояния искусственно-гражданского». Эта книга, впервые вышедшая в 1816 г., преследовала цель проведения «подлинной контрреволюции в науке»59 и фактически была компендием романтических представлений о реставрации сословного государства. Карл Людвиг фон Халлер, бывший анонимный сотрудник «Венского журнала», в первом томе своей «Реставрации» предпослал позитивному изложению романтически-реакционной «вотчинной» идеи государства «описание, историю и критику прежней ложной системы». Опровергая «пагубную идею общегоственного договора»60 , почти центральную роль в своей критике он отвел антииллюминатскому тезису о заговоре, будучи уверен, что изучение «деятельности тайных обществ» дало ему сведения о «планомерном распространении и невероятном влиянии атеистических и революционных принципов»61.

При этом Халлер ссылался на сочинения, рассмотренные нами выше, с особой похвалой выделяя «Памятные записки» Баррюэля, а также «Триумф философии» Штарка. Правда, он делал оговорку: «Возможно, они слишком многое приписывают злой воле и слишком мало — заблуждению»62. Кроме того, он упрекал как аббата Баррюэля, так и генерал-суперинтенданта Штарка в том, что они не распознали «главного заблуждения»63 философов, иллюминатов, якобинцев и им подобных — учения об общественном договоре, так как оба были «по преимуществу теологами»64. Тем самым Халлер отмежевался от теории закулисных организаторов в узком смысле слова.




1 Journal historique et littéraire, III (175), 1786, 498, где приведено «Три примечательных высказывания, касающихся внутреннего устройства ордена иллюминатов в Баварии» (Drey merkwürdige Aussagen über die innere Ein-richtung des Illuminatenordens in Bayern betreffend).
2 Ср. письмо, опубликованное в «Монитёр» от 15 декабря 1791 г. и цитируемое в разных местах предыдущей главы.
3 Например, Бёрк, который в «Размышлениях о революции во Франции» указал на орден иллюминатов, а в опубликованных в декабре 1791 г. «Мыслях о французских делах» (Thoughts on French affairs) в объяснение нестабильной политической ситуации в Саксонии и других местах сослался на деятельность масонов и иллюминатов (Burke 1964, 305).
4 Цит по: Ueber den Illuminaten-Orden 1799, 76. Ср. также: Le Forestier 1914, 656.
5 Tableau de Paris, n° 17, 23 ноября 1795 г. В этом сообщении «Парижская картина» ссылается на статью из «Патриотических анналов» (Annales ра-triotiques) Мерсье, которой в распоряжении автора не было.
6 Eudamonia II (1796), 363-376.
7 См. обзор изданий Баррюэля в главе 9.2.
8 Научной биографии Баррюэля не существует, биографические данные содержатся в изд.: Prevost 1951.
9 Barruel 1794 III, 3.
10 В пяти письмах, которые аббат Баррюэль с 14 марта 1792 г. по 26 сентября 1792 г. направил статс-секретарю папы Пия VI кардиналу Селаде, тоже нет ни слова о масонах. См.: Mellor 1961, 276.
11 Barruel 1800/03 IV, 560: «Уже в первый год моей эмиграции г-н Бёрк удостоил меня своей благосклонности!» В письме от 1 мая 1797 г. Бёрк так высказывается о первом томе «Памятных записок»: «В этом удивительном изложении фактов всё подтверждается документами и доказательствами едва ; ли не с юридической четкостью и точностью». Цит. по: Gould 19511, 8.
12 Barruel 1800/03 I, 2.
13 Еще во втором томе «Памятных записок» Баррюэль упоминал «Изыскание о секте иллюминатов» маркиза де Люше только мимоходом. Barruel ί 1797/98II, 264.
14 Le Forestier 1914, 691 и Reichard 1877, 310-311.
15 Barruel 1800/03 1,14 — ср. пассаж, приведенный в главе 1.1,
16 Barruel 1800/03 1,15-16.
17 Palmer 1964 II, 252.
18 Mellor 1961, 277.
19 Barruel 1800/03IV, 535: «Общество очень достойных людей и очень хороших граждан, судя по названию их журнала, Эвдемония [добрый дух], приложило усилия, чтобы разоблачить ловушки, принципы и опасность иллюминатов».
20 Ibid. 1,6.
21 Ibid. IV, 599.
22 Например, ibid. IV, 159: «[Император] Леопольд [И] умер 1 марта, потому что его отравили».
23 Ibid. III, 25.
24 Ibid. Ill, 407-408.
25 Прежде всего: «Мы хотим реального равенства — или смерти» и «Французская революция — предтеча более великой, более величественной революции, которая будет последней» (ibid., IV, 464).
26 Ср.: Dommanget 1950.
27 Роберт Клиффорд (1767—1817), третий сын барона Клиффорда оф Чад-ли, видного английского католика, был, в частности, членом Королевского общества. Ср.: Schilling 1943, 208, Anm. 70.
28 Clifford 1798.
29 Harwood 1844.
30 MacCoby 1955 II, 29-50.
31 Антииллюминатская теория закулисных организаторов изложена в четвертом томе «Памятных записок» Баррюэля, в главе 11: «Четвертая эпоха секты, депутация иллюминатов Вейсгаупта к парижским масонам. Из масонов и иллюминатов появляются якобинцы».
32 Ibid. IV, 356.
33 Об этом: Bach 1907.
34 Barruel 1800/03 IV, 536.
35 Ibid. IV, 539.
36 Ibid. IV, 541. Об этом см.: Cantimori 1961; Кантимори обсуждает проблематику стихотворения Дж. Кардуччи «Версаль» (1871), на сочинение которого автора подтолкнули высказывания Генриха Гейне. При анализе этого стихотворения, где сказано: «Иммануил Кант обезглавил Бога, / Максимильен Робеспьер — короля» (Decapitaro, Emmanuel Kant, Iddio, / Massimiliano Robespierre, / il re), Кантимори также ссылается на процитированные выше пассажи из «Памятных записок» Баррюэля.
37 Цит. по: Рарске 1970, 27.
38 Barruel 1800/03IV, 585.
39 Ibid. IV, 613.
40 Ibid. IV, 601.
41 Ibid. Ill, 19.
42 О Робисоне см.: Epstein 1966, 505-506 и Le Forestier 1914, 676 ff.
43 Об этом ср. вводные замечания в изд.: Robison 1800, особенно 10 ff., где автор приводит отчет об изучении источников.
44 Ср. обзор изданий Робисона в главе 9.2.
45 Robison 1800,18.
46 Robison 1800,291.
47 Ср. Barruel 1800/03IV, 545—546: «Невзирая на разногласия... между этим достойным автором» — имеется в виду Робисон — «и мной по некоторым пунктам, и прежде всего в отношении католической религии и иезуитов...»
48 Саймон Маккоби, один из лучших знатоков английского радикализма, на соответствующий запрос сообщил автору письмом от 20 марта 1966 г.: «Боюсь, я редко натыкался на упоминание масонов как таковых, когда речь шла о радикальных обществах».
49 Об этом: Schilling 1943, где также рассматривается вопрос, какое воздействие «Памятные записки» Баррюэля произвели в Англии.
50Monthly Review XXIII (1797), 531-532.
51 Ср. также рецензию на «Доказательства заговора» Робисона в Monthly Review XXV (1798), 303—315, где тезис о заговоре отметается как «странное обвинение» (extraordinary denunciation) (303) и в целом выражается сожаление, что столь заслуженный ученый, как Робисон, составил подобную стряпню.
52 Barruel 1800/03 II, 250: «Когда мы говорим о масонах, соображения истины и справедливости велят нам сделать одно исключение... Главным образом в Англии очень многие из них — честные люди и превосходные граждане».
53 Ueber den Illuminaten-Orden 1799, 85—86: «Надо либо ничего не знать из того, что происходило во время Французской революции, либо быть совершенно несведущим в тайнах иллюминатства, чтобы в первой не увидеть исполнения последних [sic!]. Всё то, что случилось во Франции... не что иное, как исполнение того, что планировали тайны ордена иллюминатов».
54 Ibid., 87.
55 Starck 1803; следующие, отчасти переработанные издания появились в 1804 г. в Аугсбурге, в 1834 г. в Ландсгуте и в 1847 г. в Регенсбурге.
56 Литература о Штарке указана в примеч. 51 к главе 3.1.
57 Starck 1803 II, 361.
58 Ibid. II, 576-577.
59 Haller 1820 I, XLIX.
60 Ibid. 1,151.
61 Ibid. I, XVIII.
62 Ср.: ibid. 1,142, Anm. 82.
63 Ibid. 1,146.
64 Ibid. 1,142.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 4827