Миф о заговоре. Философы, масоны, евреи, либералы и социалисты в роли заговорщиков.

Из одной парижской записи актов от 7 июня 1796 г. следует, что и Директория еще рассматривала немецких «иллюминатов» в качестве желанных союзников. Там говорится: «Думаю, было бы важно знать, есть ли в Мюнхене какие-нибудь члены общества иллюминатов, чтобы обязать их приносить пользу Франции...Он [орден иллюминатов] некогда был очень широко распространен в Баварии, а его принципы, близкие к масонским, были резко враждебны религиозному и гражданскому деспотизму. В эпоху первых французских успехов в Германии союзники называли его предтечей якобинцев и обвиняли в сговоре с последними»¹. Действительно, успехи, достигнутые французскими войсками на Рейне и в Южной Германии, сильно воодушевили немецких республиканцев. Хотя «Цисренанскую республику», основанную до заключения мира в Кампо-Формио, французские власти терпели лишь очень недолго, немецкие революционеры поверили, что с оккупацией левобережья Рейна пришел их час.

Такой вывод можно сделать, в частности, из того, что в плане читательского общества, предложенном кёльнскому магистрату 11 октября 1797 г., среди книг, рекомендованных к приобретению, наряду с трудами Бейля, Франклина, Пейна и Руссо числятся произведения иллюминатов Вейсгаупта и Книгге!² Примечательно, что в речи, которую кёльнский судья Блумхофер произнес 10 марта 1798 г. в боннском Народном обществе, имя Вейсгаупта также было упомянуто в положительном контексте в одном ряду с именами Канта и Бардта³. Наконец, в представленном майнцским муниципалитетом 24 июля 1798 г. списке кандидатов на замещение должностей в центральной школе, которую планировали открыть в Майнце, названо имя Вейсгаупта наряду с именем Фихте⁴.

В опубликованном 29 ноября 1797 г. в Ахене «Послании одного священника, который назовет себя, как только уйдут французы...» (Sendschreiben eines Pfarrers, der sich nennen wird, sobald die Französen fort sind...) выражена глубокая обеспокоенность католического клира этими событиями. Там говорится: «Понятия, которые я имею об иллюминатской республике (сказать „французской" было бы двусмысленным)... представляют мне картину общества... которое в конечном счете упразднило католическую религию, присвоило все церковные имущества... и таким образом лишило Бога небес и земли всякого почитания и поклонения... И я спрашиваю, может ли католический священник присягать на верность этой иллюминатской республике и ее законам?»⁵

Хотя церковь изобличала «иллюминатов» как союзников французов, имперская направленность французской политики позволяла воспользоваться разочарованием республиканцев, чтобы настроить их против французов. Для этой тактики характерна составленная безымянным англичанином рецензия на четвертый том «Памятных записок» Баррюэля, содержащая провокационное перетолкование прежней антииллюминатской пропаганды. Саркастически упрекнув Баррюэля: «Из этого немецкого призрака [имеется в виду орден иллюминатов] он делает страшное пугало, облекая его в пропитанное кровью одеяние собственной страны»⁶, далее рецензент делает провокационное утверждение: «Если бы благодаря каким-то обстоятельствам иллюминаты пришли к власти в Германии, если бы они были литературным жречеством некой консолидированной и реформированной империи, они, пожалуй, повели бы себя как антигалльская партия и поощряли свою страну отвоевать Голландию и Фландрию... в борьбе с разбойничьей тиранией Директории. С патриотической точки зрения Великобритания как будто заинтересована в подъеме партии, основанной иллюминатами»⁷.

Эта подача была принята французской пропагандой, проводившей публицистическую подготовку новой войны со Священной Римской империей еще до убийства 18 апреля 1799 г. французских участников переговоров на Раштаттском мирном конгрессе. Этим объясняется, почему 27 октября 1798 г. официозная газета «Мо-нитёр юниверсель» опубликовала передовую статью «Об иллюминатах», где подробно пересказывался контрреволюционный тезис о заговоре, в том числе история поездки Боде и Бусше в Париж. Скрытой целью этой необычной публикации могло быть прежде всего желание встревожить немецких князей указанием на «внутреннего врага», с которым, впрочем, французы по-прежнему искали сотрудничества⁸.

Это сразу же заметили «Политические беседы мертвых». Этот журнал, не первый год проводивший контрреволюционную кампанию, 2 ноября 1798 г. так прокомментировал статью в «Монитёр»: «Немало удивления... вызвало то, что „Монитёр" в одной статье взялся разоблачать иллюминатов и излагать их учение... Так „Монитёр" пишет об иллюминатах в то время, когда грозит новая война. По праву удивляются, зачем он разогревает старую пищу, казалось бы, давно переваренную... многие думают, что это изощренная месть, потому что большинство членов этого общества опомнилось после первого безумия и не поддерживает революционных выводов из него, или же это неблагодарность, поскольку Франция теперь достаточно сильна и не нуждается в их влиянии. В любом случае эта диатриба неуместна и своей псевдоосведомленностью провоцирует дополнительные подозрения и новые гонения».

Соображения «Политических бесед» справедливы в том отношении, что большинство иллюминатов как таковых не принимали тождество иллюминатство = якобинство (республиканизм), которое было общим местом в лексиконе контрреволюционеров. На практике они скорей были сторонниками просвещенного, антиклерикального абсолютизма и при его помощи намеревались совершить «революцию сверху», которая бы проводилась по преимуществу силами воспитательного и административного аппарата. Таким иллюминатом следует считать и графа Максимилиана Иозефа Монжела (1759—1838)9, который примкнул к ордену иллюминатов, будучи студентом в Ингольштадте, и которого преемник умершего в феврале 1799 г. баварского курфюрста Карла Теодора — Макс Иосиф — назначил ведущим министром¹⁰.

При Монжела баварская политика после неудачного исхода второй коалиционной войны 1799—1801 гг. переориентировалась на тесную связь с Францией, которой в качестве консула правил Наполеон.

Отныне подозрение в иллюминатстве, которое во время Французской революции было равносильно подозрению в якобинстве, У христианско-консервативных традиционалистов стали вызывать и поборники политики в духе просвещенного абсолютизма. Так, например, в 1800 г. видный баварский розенкрейцер граф Иоганн Август фон Тёрринг в памятной записке¹¹, переданной баварскому курфюрсту, с разочарованием отмечал, что «принципы Вейсгаупта значат больше, чем княжеское слово». При этом он упрекал курфюрста, что того «опутали» ученики иллюминатов.

Понятно, что баварская политика более всего беспокоила австрийское правительство. Так, в рапорте за октябрь 1801 г.¹², который для венского министра полиции составил австрийский агент, внедренный в Баварию, говорится, что правящий министр Монжела — «иллюминат из раннего периода» и воспитан полностью «в духе ордена»¹³. Тот факт, что «посвященные, питомцы и исчадия ордена иллюминатов» держат в своей власти курфюрста и основные отрасли государственной администрации, по его словам, не подлежал сомнению¹⁴. Впрочем, агент вполне обоснованно отличал иллюминатов типа Монжела от «факции» «патриотов», сторонников конституционализма, не без преувеличения отмечая: «Обе факции стремятся к потрясению фундаментальных основ церковного и политического устройства страны, иллюминаты — через посредство философско-литературно-политического, патриоты — через посредство чисто политического духа времени. Первые — тайные, скрытые, вторые — открытые враги государя; первые воздействуют на высшие, образованные сословия, вторые — на низшие классы народа...»¹⁵

Хотя наполеоновская Франция сама приняла «антииллюминатский» курс, причем образ врага, описанный в категориях иллюминатства, распространялся не только на республиканцев, но и на все антифранцузские направления и движения, тем не менее приверженцы Старого порядка воспринимали преобразование Европы, произведенное Наполеоном, как триумф гибельного иллюминатства. Так, Фридрих Леопольд цу Штольберг, когда-то участвовавший в работе «Эвдемонии», после заключения Пресбургского мира в декабре 1805 г., официально закрепившего упразднение «Священной Римской империи германской нации», писал брату: «Давно разработанный план иллюминатов теперь осуществляется повсюду в Европе». Несколько позже, 17 марта 1806 г., он горестно восклицал, обращаясь к тому же адресату: «Как по всей Европе развертывается великая вейсгауптовская драма!»¹⁶

«Контрреволюционный» поворот французской политики, который нашел выражение в назначении Наполеона пожизненным консулом в 1802 г. и, наконец, в его коронации императорской короной в 1804 г., вызвал к жизни республиканское сопротивление. Чтобы стабилизировать в духе просвещенного абсолютизма свою санкционированную плебисцитом диктатуру, которой отныне угрожали в основном республиканцы, Наполеон искал примирения не только с французским дворянством, но и с католической церковью, с которой 16 июля 1801 г. заключил конкордат. На основании этого конкордата и аббат Баррюэль вернулся из английской эмиграции в Париж, где был назначен каноником собора Парижской Богоматери. В 1802 г. в Париже впервые во Франции были изданы его «Памятные записки по истории якобинства». Кстати, ловко приспосабливаясь к изменившейся ситуации, в игру снова попытался вступить и Леопольд Алоиз Хоффман, уже в 1800 г. отправивший «Послание господину обер-консулу Франции», где он предупреждал Наполеона об угрозе, исходящей от немецких иллюминатов и якобинцев на левом — французском — берегу Рейна¹⁷.

Здесь не место подробно вникать в детали антинаполеоновских заговоров республиканских и роялистских офицеров, заговоров, где (все еще не выясненную из-за нехватки источников) роль играли «филадельфы» (Filadelfi)¹⁸. Эти заговоры, кульминацией которых стали попытки путчей в 1802 и 1812 гг.¹⁹, в нашем контексте вызывают интерес в связи с этими часто упоминаемыми и загадочными филадельфами. Их квазимасонская организация бесспорно была создана в 1799 г. офицерами-республиканцами в Безансоне²⁰ и перемещалась вместе с наполеоновскими войсками. Вероятно,в 1803 или 1804 г. к филадельфам примкнул и Филиппо Микеле Буонарроти (1761—1837)²¹, человек, который в эпоху Реставрации играл выдающуюся роль среди республиканцев, а также среди ранних социалистов и которого его биограф Элизабет Эйзенстайн²² назвала первым профессиональным революционером .

После того как флорентинец Буонарроти, которого французское правительство назначило комиссаром в Южную Францию, был в 1795 г. ненадолго арестован, Директория собиралась направить его в качестве посредника для связи с итальянскими патриотами в главную квартиру Наполеона. До этого, правда, дело не дошло, потому что он оказался замешанным в «Заговоре равных»²³,10 мая 1796 г. был арестован и приговорен к многолетнему изгнанию. Возможно, Буонарроти вступил в какую-то флорентинскую ложу еще в 1786 г. Правда, многократно высказанное предположение, что он тогда принадлежал к ордену иллюминатов²⁴, приходится воспринимать как крайне сомнительное, тем более что этот орден как организация не выходил за пределы немецкоязычных земель.

Утверждение Баррюэля, будто бы «Заговор равных» дышал духом Адама Вейсгаупта²⁵, следует расценивать как контрреволюционную полемику, хотя нельзя исключать, что масонские организационные принципы — чисто в инструментальном отношении — оказали свое влияние на конспираторскую практику «Равных»²⁶. По всей вероятности, на утверждение аббата повлиял тот факт, что Буонарроти был близко знаком с орденом иллюминатов. Баррюэль парадоксальным образом поспособствовал, чтобы о революционных политических обществах сложилось представление как о «масонстве в масонстве»²⁷. Так тиролец Иоахим де Прати, близкий сотрудник Буонарроти, характеризовал республиканское общество, для маскировки принявшее название «Ложа искренних друзей» (Loge des Amis Sincères)²⁸. Возможно, название «Орден перфектибилистов», первоначально предназначавшееся для ордена иллюминатов, повлияло на выбор имени для основанной Буонар-роти в 1808 или 1809 г. организации «Высокодостойные мастера» (Sublimes Maïtres Parfaits), ставившей своей целью республикани-зацию Европы и породившей «Великую Твердь» (Grand Firmament, о которой речь пойдет позже ²⁹.

Несравненно больше французского республиканизма наполеоновский режим беспокоили национально-освободительные движения, выступавшие против системы французской гегемонии³⁰. Поэтому наполеоновская пропаганда охотно клеветала на них, называя проявлением «иллюминатства». Этим объясняется, почему Наполеон 13 октября 1809 г. в Шёнбрунне так обратился к студенту Штапсу после неудачного покушения последнего на императора французов: «Вы сумасшедший, молодой человек, вы иллюминат!»³¹ В памятной записке, составленной в 1810 г. шефом французской осведомительной службы в Германии, легенда о заговоре иллюминатов была воскрешена в специфически наполеоновском варианте³². Там говорится, что орден иллюминатов, предположительно основанный несколькими главами ордена иезуитов (!), якобы стремится к свержению существующих политических режимов и замене их республиками. Утверждается, что орден Вейсгаупта перешагнул границы Германии и уже располагает филиалами в Дании, Швеции, России и даже в Турции. В документе, содержащем фантастические подробности, за иллюминатов выдаются такие люди, как Штайн, Гумбольдт, Харденберг и даже Штарк, а их покровителями названы Меттерних и Генц.

В этой памятной записке применяется простое отождествление: антифранцузский значит иллюминатский, что ясно видно по таким оборотам речи: «Сделать Германию независимой от Франции — в этом сегодня состоит единственная цель ассоциации»³³. В основе подобной разоблачительной аргументации несомненно лежало верное представление о некоторых вещах, но оно получило искаженную форму. Это реальное ядро состоит в том, что по всей Европе французская экспансия пробуждала к жизни силы сопротивления, имевшие национально-реформистскую и даже национально-революционную природу и, по меньшей мере частично, ставившие под сомнение традиционную государственную систему и традиционное социальное устройство.

Борцы с чужеземным французским господством разрабатывали далеко идущие планы, например, восстановления национального единства Германии, Италии и Польши, а также проекты социально-политических реформ. Если противники Старого порядка воспринимали и приветствовали бонапартизм как «выплеск Французской революции на всю Европу», как «катализатор европейской революции»³⁴, то сам Наполеон в этом мало что мог изменить, коль скоро не был готов отказаться от империалистической экспансионистской политики.

Прусский государственный деятель Харденберг, кстати, еще в молодости вступивший в масонскую ложу³⁵, разумно оценил это положение дел и учел его в своих политических расчетах. В своем «Рижском меморандуме» от 12 сентября 1809 г.³⁶, который надо интерпретировать с учетом морального и военного краха фридриховской Пруссии³⁷, Харденберг требовал не только «революции в хорошем смысле», но и «демократических принципов в монархическом правлении». Кроме того, он придерживался мнения, что «объединение, подобное якобинскому, только не преследующее преступных целей и не применяющее преступных средств, с Пруссией во главе... могло бы оказать величайшее воздействие и... было бы самым могущественным союзом для этого. Эта мысль не должна быть просто политической мечтой...»³⁸

Объединение, соответствующее тенденции этой «политической мечты», действительно было создано в прусском Кёнигсберге в 1808 г. Тугендбунд [Союз добродетели], или «нравственно-научное общество», организованный кёнигсбергскими масонами, должен был, по функциональному определению одного из своих основателей, с помощью «внутренней силы» осуществить то, чего не смогло добиться «внешнее могущество»³⁹. В программе Тугендбунда соединились цели просветительско-гуманистические, социально-реформаторские и национально-освободительные (антифранцузские). Поэтому он стал образцом для различных организаций и приобрел во всей Европе легендарную известность⁴⁰. Ведь с основанием Тугендбунда на практике осуществился переход от неполитического, масонско-просветительского космополитизма к гражданской позиции, предполагающей сознание ответственности. Кёнигсбергский профессор Леман в речи, произнесенной при основании союза, сформулировал это так: «Как масонам нам полагалось только скорбеть о нашей стране, и ничего больше предпринять мы не имели права; но мы еще и граждане государства, я думаю — мы создаем союз независимо от масонства»⁴¹.

Из-за такой концепции, учитывающей потребность в гражданской самостоятельности, Тугендбунд взяли за образец как русские декабристы, так и основанное в 1819 г. польское «Национальное масонство». Благодаря своей славе он оказал стимулирующее воздействие даже на неаполитанских карбонариев⁴². В Тугендбунде, который прусский король лишь неохотно разрешил в июне 1808 г., французские дипломаты тут же заподозрили «ассоциацию типа иллюминатской»⁴³, и по их настоянию уже в 1809 г. он был вновь распущен.

Само собой разумеется, несмотря на заверения в лояльности королю и религии, Тугендбунд вызвал чрезвычайные подозрения и У прусских консерваторов, тем более что барон фон Штайн подумывал использовать его нетрадиционным способом⁴⁴. Так, например, граф Хацфельд, который считался противником реформ и «другом французов» и пользовался доверием Фридриха Вильгельма III, в памятной записке от 6 января 1812 г. клеймил бывших членов Тугендбунда как приверженцев «фанатической секты друзей добродетели» и «немецких якобинцев»⁴⁵.

Освободительные войны, начавшиеся в результате провала наполеоновского русского похода, вскоре побудили и людей, в принципе настроенных консервативно, апеллировать непосредственно к народу, что в высшей степени беспокоило сторонников Старого порядка. Например, барон фон Штайн, который тогда в России пытался сформировать «немецкий легион», вынужден был защищаться от обвинений герцога Петера Ольденбургского в том, что «Призыв к немцам» имеет революционный характер⁴⁶. Примечательно, что подозрение в иллюминатстве — которым, кстати, объясняется и падение русского статс-секретаря Сперанского в том же году!⁴⁷ — Штайн в письме к императору Александру от И июля 1812 г. отводил от себя следующим образом: «Что касается меня, из всех масонских организаций иллюминаты представляются мне изрядно скверным обществом с сомнительной моралью, их интриги принесли вред, хотя Баррюэль для меня не Евангелие»⁴⁸.

Подозрения в иллюминатстве особенно активно выдвигал в России сардинский посланник в Санкт-Петербурге Жозеф де Местр, и они там упали на благодатную почву⁴⁹. Де Местр, который до 1789 г. был «мартинистом» теософской направленности и после выхода «Памятных записок» Баррюэля осыпал тезис о заговоре насмешками и даже опубликовал «Опровержение» этого тезиса⁵⁰, уже через несколько лет сам обратился в «баррюэлизм»⁵¹.

В памятной записке, поданной русскому императору Александру в 1810 г., он настоятельно рекомендовал тому читать Баррюэля и заклинал остерегаться приверженцев Адама Вейсгаупта, вступивших в «альянс» с якобинцами, янсенистами, евреями и вообще со всеми «сектами»⁵². К указанию на влияния такого рода сводится и содержание анонимного франкоязычного русского памфлета «Размышления русского патриота об удивительно быстром распространении подрывной системы французского правительства»⁵³, появившегося в 1812 г. Его суть выражает фраза: «Иллюминаты хотят беспорядка, делают всё, чтобы всё дезорганизовать»⁵⁴.

Ортодоксально-консервативные взгляды, представленные герцогом Ольденбургским, во время великих решительных сражений не могли иметь успеха, и такие взгляды приносили в жертву потребностям практической политики. Призыв «К немцам» (An die Teutschen), предоставлявший на усмотрение «государям и народам Германии» план политического переустройства их страны⁵⁵, был обнародован русским главнокомандующим 25 марта 1813 г. как «Калишское воззвание». В том же году были основаны «Немецкие общества», которые ставили себе целью объединить и реформировать Германию под руководством Пруссии и пользовались покровительством таких прусских реформаторов, как Гнейзенау и Грунер⁵⁶.

На концепцию этих обществ, где «находить прием должен был любой незапятнанный немец — от крестьянина и до князя»⁵⁷, как и на концепцию Тугендбунда, повлияли среди прочего и масонские представления и контакты, характерным образом переиначенные и приспособленные для достижения национально-политических целей. Так, Кристиан Готфрид Кёрнер, статский советник из Дрездена, занимающий также должность досточтимого мастера местной ложи, 16 декабря 1813 г. писал Эрнсту Морицу Арндту: «Ложа может стать питомником для нашего союза»⁵⁸. При этом он исходил из соображения, сыгравшего решающую роль и для тех итальянцев и поляков⁵⁹, которые пытались поставить институт масонства на службу национально-политическим целям: «Раздробленная нация найдет в масонстве узы единения и научится радоваться общему отечеству»⁶⁰.

Освободительные войны вызвали сильное политическое возбуждение: пробудились как апокалиптические страхи, так и векоые чаяния национально-политического характера. С. С. Уваров, позже русский министр народного просвещения и президент Академии наук, в ноябре 1813 г. в письме барону фон Штайну так описывает атмосферу в консервативном лагере, отчасти осмыслявшем события в конспирологической системе категорий: «Не подумайте, чтобы в моих словах было какое-нибудь преувеличение... Состояние умов в настоящую минуту таково, что смешение понятий достигло последней крайности... У всех на языке слова: религия в опасности, нарушение нравственности, приверженец иноземных идей, иллюминат, философ, франкмасон, фанатик и т. д. Словом, совершенное безумие»⁶¹.

Приверженцы Старого порядка, понятное дело, пытались реставрировать «здоровый» дореволюционный мир и окончательно расквитаться с «духом» иллюминатов, который «воссел на трон Франции» и «воплотился в теле одного человека, называемого Наполеоном»⁶². Так, бывший кёльнский надворный советник и профессор государственного, сельского и лесного хозяйства Иоганн Якоб Трунк⁶³ в сентябре 1814 г. опубликовал сочинение под заголовком: «Что еще надо подробнее определить и навсегда ввести на высоком конгрессе европейских государей в Вене или где-либо еще? В правовом и политическом отношении». В этом памфлете, в основе которого лежит тезис о заговоре, Трунк возлагает на иллюминатов вину еще и за гражданскую войну, как раз тогда начавшуюся в Китае: ведь она якобы возникла «в том числе и по вине секты, приверженцы которой называются иллюминатами и приехали туда из Европы»⁶⁴. Трунк допускал, что даже Наполеон в последние годы правления принял «серьезные меры»⁶⁵ против секты иллюминатов, что для автора памфлета было лишним основанием энергично требовать «чистки»: удаления масонов, иллюминатов и якобинцев «из общественных служб и с почетных должностей»⁶⁶.

По донесениям австрийской тайной полиции, усердно следившей за реальными и мнимыми сторонниками Тугендбунда, видно, что консерваторы продолжали расценивать все неугодные политические стремления как выражение некоего заговора. Таков, например, рапорт о Тугендбунде, поданный шефу венской полиции 14 октября 1814 г. с приложением подробного анализа «Памятных записок» Баррюэля⁶⁷. Это предвещало, что для интерпретации и преодоления уже намечавшихся конфликтов эпохи Реставрации значительную роль опять-таки будет играть миф о заговоре.

---

¹ Цит. по: Engel 1906, 418.
² Цит. по: Hansen 1931/38 IV, 141.
³ «Нет, не себялюбие, но человеколюбие... должно быть движущей силой, путеводной нитью, мерилом наших действий, и при такой цели самоотречение и лишения могут дать высшее ощущение радости жизни, наибольшее удовлетворение чувства собственного достоинства. Лишь такой тезис из философии и морали Вейсгаупта, Бардта и Канта способен формировать великие души и способствовать осуществлению всемирной цели Творца»(цит. по: ibid. IV, 583).
⁴ Ibid. IV, 899 ff. Кстати, Фихте проявил серьезный интерес к этому приглашению.
⁵ Ibid. IV, 455.
⁶ Monthly Review XXVII1798, 509-524, цит. на С. 510.
⁷ Ibid., 522 f.
⁸ Это следует из донесений демократически настроенного и работающего на французов агента «Фрея» из Мюнхена за март 1796 г., который, например, говорил об ордене иллюминатов, что тот «занимался в малом масштабе тем же, чем в нынешнее время французская нация занимается в большом масштабе» (цит. по: Scheel 1962, 168).
⁹ Weis 1971, Кар. 3 («Montgelas als Mitglied des Illuminatenordens»).
¹⁰ Монжела оказывал покровительство Адаму Вейсгаупту, жившему «в изгнании» в Готе, где нашел убежище у собрата по ордену — герцога Эрнста. По инициативе Монжела Вейсгаупт в 1808 г. был назначен членом королевской Баварской академии наук. Об этом: Engel 1906, 380—402.
¹¹ Перепечатано в изд.: Scheel 1965, 402—404.
¹² Перепечатано в изд.: Engel 1906, 430—443.
¹³ Ibid., 432.
¹⁴ Ibid., 430.
¹⁵ Ibid., 442-443.
¹⁶ Цит. no: Rossberg 1942, 232 (Anm. 874 И 875).
¹⁷ Sommer 1932,120.
¹⁸ О военной оппозиции Наполеону см.: Guillon 1894. Роль филадельфов спорна прежде всего потому, что основной источник по их деятельности, Nodier 1815, не всегда можно рассматривать как достоверный, что подробней разобрал Гийон: Guillon 1894, 192—193.
¹⁹ По сообщению одного австрийского агента в Баварии, первый антинаполеоновский заговор получил такой отклик со стороны немецких республиканцев: «Конец Бонапарта означает революцию во Франции, и это подходящий момент для немецкой революции, которую надо уже организовывать... Пруссия и Бавария — организационные опорные пункты... По мнению иллюминатов, революция произойдет через три года или ранее» (цит. по:Fournier 1885 I, 251).
²⁰ Nodier 1815,11.
²¹ Lehning 1956,118.
²² Eisenstein 1959.
²³ Опубликовав «Заговор во имя равенства, именуемый заговором Бабёфа» (Буонарроти 1948 [Buonarroti 1828]), Буонарроти оказал продолжительное влияние на ранний европейский социализм. Маркс и Энгельс намеревались опубликовать немецкое издание этой работы, которую должен был перевести Мозес Гесс. Об этом: Lehning 1957, 282.
²⁴ Ср.: Eisenstein 1959, И.
²⁵ Barruel 1797/98IV, 449-450.
²⁶ Об этом: Pariset 1924.
²⁷ Ср.: Eisenstein 1959, И.
²⁸ Цит. по: Penny Satirist от 23 сентября 1837 г. (№ 23).
²⁹ Eisenstein 1959, 36; Francovich 1952, 584.
³⁰ Об этом ср.: Askenazy 19291,101 и Kukiel 1961,114-115.
³¹ Цит. по: Engel 1906, 462.
³² Ibid., 447-461; см. об этом: Le Forestier 1914, 702 ff.
³³ Цит. по: Engel 1906, 449.
³⁴ Так писал один безымянный немец в письме за лето 1809 г., напечатанном в приложении к «Берлинской газете» (Berlinische Zeitung) от 29 февраля 1820 г.
³⁵ Ср. статью «Hardenberg» в изд.: Freimaurerlexikon 1932.
³⁶ Напечатано в изд.: Ranke 1877 IV, 5—100.
³⁷ С одного национал-социалистического автора сталось и вину за поражение Пруссии в 1806—1807 гг. в одном примитивном памфлете возложить на масонов: Gieren 1939.
³⁸ Цит. по: Ranke 1877 IV, 8.
³⁹ Так писал Москуа в письме к Байме от 18 марта 1808 г., цит. по: Voigt 1850, 3-4.
⁴⁰ Автор намерен опубликовать об этом отдельную статью.
⁴¹ Lehmann 1867, 46; ср. также следующее высказывание Фридриха Людвига Яна на рубеже 1809—1810 гг.: «Просто человеческое любезно всем, и масонское братство расплывается в этой безбрежности. Народность придает настоящее и земное единство» (цит. по: Bungardt 1938, 28).
⁴² Об этом прежде всего: Пыпин 2001; Нечкина 1947,171; Askenazy 1929 I, 101 и 276; Pépe' 1846 III, 137.
⁴³ Так сказано в одном французском дипломатическом сообщении от 6 июня 1809 г. Цит по: Alfred Stern 1884, 324.
⁴⁴ ср. письмо Штайна Генцу от 29 июля 1809 г.: «Общественный дух в Северной Германии проявил себя в создании тайного объединения, Тугендбунда, которое образовалось в Кёнигсберге, чтобы снова оживить гражданственность и чувство немецкого патриотизма... Состояние всех этих объединений необходимо изучать и смотреть, как можно их использовать, чтобы влиять на народную массу, чтобы задействовать их как инструменты для временного управления, как заведения для надзора в борьбе с эгоистами, трусами, предателями» (Stein 1932 111, Nr.128).
⁴⁵ Цит. по: Fournier 1885.
⁴⁶ Ventzky 1966, 62.
⁴⁷ Raeff 1957,174 ff.
⁴⁸ Напечатано в изд.: Stein 1933 IV, 50—52, цитата на с. 52.
⁴⁹ Raeff 1957,180.
⁵⁰ Там, в частности, говорится: «Хотя они [иллюминаты] бесконечно достойны осуждения, они далеко не могли совершить все то зло, которое им приписывают... Кстати, если эти люди со своей „аква тофана" [с помощью которой масоны якобы избавляются от противников] столь грозны, как же доктор Циммерман, сам аббат Баррюэль и столько других могли безнаказанно издавать сочинения против этих господ?» (цит. по: Dermenghem
1946, 85).
⁵¹ Так сказано в изд.: Vulliaud 1926, 174.
⁵² Maistre 1859, 111 [ср.: Местр 2007, 87].
⁵³ Réflexions 1812.
⁵⁴ Reflexions 1812, 4. Ср. также Vélez 1812, 5—6: «Во всей Европе они известны под именами Иллюминатов, Материалистов, Атеистов, Неверующих, Распутников, Vracmasones [sic!], Безбожников. Их учения, направленные против королей, властей и религии, подтверждают эти названия».
⁵⁵ Цит. по: Rheinischer Merkur от 8 августа 1814 г.
⁵⁶Meinecke 1891.
⁵⁷ Ibid., 12.
⁵⁸ Ibid., 9.
⁵⁹ Так, основанная в 1807 г. в Варшаве ложа Соединенные Польские Братья (Bracia Polacy Zjednoczeni) тоже пыталась добиваться воссоединения разделенных земель и возрождения Польши. Об этом: Zal^ski 1889, 149 ff.
⁶⁰ Цит. по: Meinecke 1891, 9.
⁶¹ Цит. по: Пыпин 2001, 309. Возможно, это письмо идентично письму Уварова к Штайну от 22 октября (3 ноября) 1813 г., оригинал которого сохранился не полностью, и поэтому из него опубликованы только отрывки в документах Штайна, изданных Э. Ботценхартом: Stein 1933 IV, Nr. 415.
⁶² Так говорится в недатированной памятной записке, которую составил о Тугендбунде саксонский посланник при прусском дворе. Цит. по: Engel 1906, 463.
⁶³ О Трунке см.: Faber 1966, 30.
⁶⁴ Trunk 1814, 63.
⁶⁵ Ibid., 66.
⁶⁶ Ibid., 69.
⁶⁷ Weil 1917 I, Nr. 583.

<< Назад   Вперёд>>