Мировая война, внесла существенные изменения в социальную структуру страны, и последствия этой войны способствовали такому обострению классовой борьбы в Японии, какое не имело места в течение всех предшествующих десятилетий ее пореформенного развития. Оказавшись в годы войны в выгодном положении па восточных рынках, Япония сумела, благодаря огромным военным прибылям не только экспортировать большие капиталы за границу и накопить значительные валютные резервы, но и расширить все отрасли своего промышленного производства, торговли и финансовой системы. Капитал, вложенный в различные отрасли народного хозяйства Японии с 1913 по 1918 г., увеличился в 7 раз, в том числе в горной промышленности в 20 раз, в обрабатывающей промышленности в 5 раз, в пароходстве — в 6 раз, в торговле — в 14 раз, в банках в 3 раза. Число фабричных предприятии за это время увеличилось с 15811 до 22301, мощность их механических двигателей выросла почти в 2 раза, число рабочих на этих предприятиях поднялось с 916 тыс. до 1410 тыс.
1 Наряду с дальнейшим быстрым темпом роста промышленности впервые ПОЛУЧИЛИ значительное развитие отрасли тяжелой промышленности: металлургическая, машиностроительная, электротехническая, химическая. Таким образом страна сделала; большие шаги вперед по пути индустриализации.
В годы войны, а в особенности на фоне послевоенного кризиса, усилился процесс концентрации производства и капитала, взаимного сращивания банковского и промышленного капиталов и складывания на этой основе мощных монополий финансового капитала. Вот несколько характерных цифр, иллюстрирующих этот процесс. В 1914 г. на каждые 1 тыс. рабочих на предприятиях, насчитывающих от 5 до 100 рабочих, было занято 514 человек, на предприятиях, насчитывающих от 100 до 500 рабочих, было занято 229 человек и на предприятиях, насчитывающих свыше 600 рабочих, было занято 257 человек. После мировой войны, в 1920 г., соответственно цифры эти изменились: на мелких предприятиях работало уже только 457 человек из каждой 1 тыс. рабочих, на средних — 218, а на крупных предприятиях число работающих из каждой тысячи всех рабочих увеличилось до 325 человек. Количество лошадиных сил двигателей на 1 завод в среднем поднялось с 40 в 1914 г. до 71 в 1923 г.
Многие мелкие предприятия были поглощены более крупными во время войны, а в особенности во время послевоенного кризиса: с 1914 по 1929 г. было ликвидировано и слито предприятий с общим капиталом в 565 млн. иен, а в 1920 — 1921 гг. (в связи с кризисом) — на 765 млн. иен. Резко увеличилось во время войны количество акционерных обществ, окончательно ставших господствующей формой организации капитала. Происходил процесс концентрации банковского капитала. С 1913 по 1919 г. число банков упало с 1 614 до 1 344, а их оплаченный капитал увеличился с 390 млн. иен до 707 млн. иен. К моменту окончания послевоенного кризиса, (т. е. в 1923 г.) 37,84 всей суммы банковских активов составляли облигации и акции, что указывает на очень значительное проникновение банков в сферу промышленности. Таким образом война, а в особенности послевоенный кризис дали мощный толчок развитию монополий финансового капитала.
«Картелирование и другие формы укрепления монопольного положения капитала, — говорит Ц. Иномата, — наблюдались еще перед мировой войной, но только во время кризиса (1920 — 1921 гг.) буржуазия начала усиленно искать способов приведения в порядок экономического положения, прибегая к различным формам монополии. В данное время уже более 25 отраслей производства оказались более или менее картелированными»
Усилившееся за годы войны и послевоенного кризиса, обнищание масс и обратный процесс усиления мощи монополий финансового капитала означали усиление всех проявлений классовой дифференциации в стране и резкое углубление этой дифференциации.
Но тем сильнее ударил по ней послевоенный кризис, начавшийся в марте 1920 г., когда отпал специфический военный спрос и когда на восточные рынки, с одной стороны, вернулись устраненные во время войны конкуренты (Англия, САСШ и т. д.), а с другой стороны, выступила развившаяся за время войны молодая промышленность колониальных стран. Выросший производственный аппарат японской промышленности и транспорта оказался перед лицом суженных внешних рынков, в то время как внутренний рынок за годы войны очень слабо расширился в силу резкого отставания сельского хозяйства от промышленности и той усиленной эксплоатации, которой подвергались рабочие за годы войны. Война создала еще большее расхождение ножниц между сельскохозяйственными и промышленными ценами, форсировав тем самым разорение низших групп деревни, создав также расхождение между розничными ценами на предметы потребления и заработной платой, резко снижая тем самым жизненный уровень рабочего класса
2. Наряду со скандальным ростом военных прибылей господствующих классов это обнищание масс особенно бросалось в глаза и было еще усилено быстрым ростом безработицы, начавшимся вскоре после войны вследствие падения экспорта. В этих условиях никакие полицейские и цензурные рогатки не могли предотвратить революционизирующего влияния на рабочий класс и передовые слои крестьянской бедноты вестей об Октябрьском перевороте и последующих событиях в России. Да и сам японский рабочий класс за время войны увеличился численно, консолидировался, сложились более широкие кадры постоянных рабочих.
Таковы были причины, обусловившие послевоенный революционный подъем в Японии. Рисовые бунты 1918 г., охватившие почти всю страну, подняли на ноги миллионы крестьян; со своими особыми требованиями выступили крестьяне-арендаторы; резко увеличилось количество стачечников в стране, оформились первые массовые профессиональные организации рабочих, обхватившие к 1920 г. более 100 тыс. рабочих. Под давлением масс даже самые прожженные реформисты принуждены были войти в возникшую для борьбы единым фронтом против капитала «ЛИГУ профсоюзов». Оформились первые ячейки коммунистической партии. Леворадикальные течения охватили значительные круги интеллигентской молодежи. Возникли левые студенческие организации. С огромной быстротой нарастали силы, которые могли рано или поздно потрясти до основания и в конце концов разрушить все здание военно-полицейской монархии, весь социальный строй буржуазно-помещичьей Японии.
Эти грозные симптомы во внутренней политической обстановке сопровождались и ухудшением внешнеполитического положения Японии, приведшим в 1921 г. на Вашингтонской конференции к разрыву англо-японского союза, необходимости отказаться от ряда захватов, совершенных в Китае во время войны, примириться с англо-американским превосходством на море и наконец отозвать японские войска из Сибири, не добившись ни одной из тех целей, которые ставили перед собой японские империалисты, истратившие на интервенцию около 2 млрд. иен.
В рядах «патриотического» движения вся эта обстановка не могла не наталкивать на ту мысль, что задачи дальнейшего распространения Японской империи за море, дальнейшей колониальной экспансии не выполнимы без предварительного укрепления самого базиса японского империализма, начавшего давать грозные трещины, без укрепления самой Японской империи п прежде всего военно-полицейской монархии, под ногами которой начинала явно колебаться почва. Важно однако не то, что в головах руководителей старого патриотического движения созрели эти мысли о новой тактике, ибо от этого еще немногое изменилось бы, а важно то, что носителями этих новых идей выступили уже другие люди, представлявшие другие социальные слои, что сами эти новые идеи нашли для себя и новую базу и что вся обстановка должна была активизировать под знаком этих новых идей ряд социальных слоев, прослоек и групп, политическая активность которых па предыдущих этапах была весьма, невысокой, либо направлялась в русло общей правительственной политики.
Этот перелом в развитии японского национализма рисует нам г. Зама, в своей книге «Обозрение фашистского движения в Японии», представляющей собою скорее панегирик, чем критику реакционно-националистического движения, но не лишенной интереса с точки зрения фактического материала.
«Современные фашистские идеи, — пишет г. Зама, — возникли в период 1917 — 1918 гг., который был периодом не только изменения общественной обстановки, но также возникновения соответственно этому и новых идеи. С одной стороны - движение сторонников социализма, базировавшихся на рабочем классе, а с другой — появление фашистских идей, отличающихся по своему содержанию от фашистских идей, существовавших до этого. Безусловно новые фашистские и национальные идеи были связаны и с наследием прошлых времен, но тем не менее их отличительной чертой было выдвижение новых принципов в отношении государственного устройства».
«Идеи, - продолжает этот же автор в другом месте своей книги, — соответственно времени изменяются. На нынешнем этапе империализма национализм имеет миссию борьбы с социальными тенденциями, что в свою очередь не может не вызвать еще большего общественного движения. Для того чтобы сохранить руководство над оппозиционными большевизирующимися классами внутри страны, нужно выступать не просто под знаменем национализма, а, как того требует вся обстановка, выдвинуть лозунги национального социализма и государственного социализма. Это было отражено в требовании общественного переустройства. Прежний национализм и фашизм, старавшийся предварительно избавиться от иностранного влияния, был прежде всего анти-европеизмом в начальном периоде и конце правления «Мейдзи» (1868-1012 гг.), а также в первые годы правления «Тайсио» (1912 г.) мы можем констатировать наличие именно такого типа национализма и фашизма.. Однако современный национализм требует прежде всего общественного переустройства. Конечно и современный фашизм в отношении идей старается главным образом использовать национализм и анти-европеизм, отвлекая внимание от внутренних вопросов на внешние — захват колоний и покорение соседних территорий, — желая этим путем исправить социальное положение рабочего класса. Но больше всего современный фашизм проповедует, что для рационализации промышленности и стабилизации капитализма нужны насильственное вмешательство в забастовки, ликвидация классовой борьбы и всех теорий примиренчества и соглашательства с рабочим классом и что повести это дело нужно так, чтобы рабочие союзы превратить в органы национального капитализма. В этом вопросе национализм опирается на фашистское влияние, в котором основой в вопросах политики служит централизация власти, а в экономике — так называемая плановая экономика».
В сущности, если говорить об этих новых задачах, связанных с внутренним положением в стране, то они были полностью осознаны и отражены в программных установках, в лозунгах националистических организаций лишь спустя известный промежуток времени после окончания войны. Но приток новых людей в патриотическое движение и коренные организационные перегруппировки в нем начались еще до того, когда эти задачи были осознаны и отражены в программных документах, как первая и непосредственная реакция на всколыхнувшие страну острые социальные и политические вопросы. Дело было следовательно не так, что новые идеи привлекли к себе новых людей, а так, что активизация новых слоев и приход их в движение принесли с собою новые идеи, сделали необходимой новую тактику. Что же это были за новые слои, пришедшие в движение, и кто выступил их организаторами?
1 Все вышеприведенные цифры даются по книге «The Effect of the World warnpon the Commerce and Industry», Yamasaki and Okawa, 1929 г., стр. 217 — 221
2 Ц. Иномата, Монополистический капитал Японии (на японском языке), Токіо, 1932 г. Вышеприведенные цифры взяты на основании подсчетов, сделанных по материалам этой книги.
<< Назад
Вперёд>>