• Юрий Шевцов
 

Новая идеология: голодомор


Кулак против колхоза
 


   У предложенной деревне модели коллективизации был естественный враг в самой деревне – кулак, производитель товарного хлеба, не нуждавшийся в общине и тем более в колхозе. Более того, кулак страдал от коллективизации. Кулак был не просто богатым человеком, поставлявшим продукты на рынок, он всегда был кредитором деревни, работодателем для бедняков, спасителем бедняков от голода и «страховым полисом» для середняка на случай болезни хозяина во время важных работ, неурожая, пожара, любого бедствия.
   Кулак мог нарастить свое значение в деревне в том случае, если бы в него были вложены ресурсы, которые государство было готово влить в коллективизацию. Кулак мог и поля «округлить», если бы ему было позволено скупать землю у односельчан, и агрономов нанять, и трактор купить…
   Выбор государства в пользу коллективизации, а не фермерского рывка столыпинского типа для модернизации сельского хозяйства, выбор в пользу колхоза, а не кулака был обусловлен далекими от крестьян соображениями. Но для деревни мотивация государства особого значения не имела, важен был сам выбор государства в пользу колхозов и поддержка государством именно колхозной линии в деревне.
   Совместное существование колхоза и кулака оказалось невозможным.
   Начав коллективизацию, государство почти мгновенно создало в деревне организованный социальный полюс, бросивший вызов кулаку-фермеру в борьбе за скудные ресурсы. Возможно, одной из основных причин атаки государства на кулака и педалирования сплошной коллективизации была необходимость получить хлеб для городов, где была развернута индустриализация, и для армии, чтобы предотвратить войну. С введением продразверстки коллективизация и началась. А затем отступать было уже нельзя – надо было быстро проводить коллективизацию, чтобы получить товарный хлеб за счет теоретических плюсов кооперации производства на селе.
   В 1928 году в Западной Сибири как реквизиция зерна у кулаков была введена своего рода продразверстка. Метод сработал (редкий случай, когда Сталин выехал за пределы своего кабинета и дачи – в Западную Сибирь, – чтобы посмотреть собственными глазами на результаты эксперимента по разворачиванию «классовой борьбы» в деревне), и его распространили на весь СССР.
   Реквизиции зерна первоначально мыслились как мера сугубо временная. В деревне по «сибирскому методу» были сформированы новые комбеды – комитеты бедноты, которые занялись разверсткой поставок зерна внутри деревень. Реально хлеб был в основном у кулака. Против кулака эта социальная политика и выстроилась.
   Помимо патриотической и коммунистической идеологической установки действовал еще и чисто социальный принцип: план поставки хлеба надо выполнить, и если не взять хлеб у тех, у кого он есть – у кулаков, – то пришлось бы брать его у середняков, то есть заставить середняка голодать, так как хлеба у него хватало лишь на свою семью. Конфискации хлеба у кулака давали комбедовцам реальные премии из конфискованного имущества. В результате в деревне быстро возникал ожесточенно настроенный к кулаку центр власти и «классовая борьба» действительно весьма обострялась. В силу поддержки комбедовцев всей силой государственной власти именно коллективный бедняк выигрывал в начавшейся внутри деревни схватке.
   Реквизиции помогли решить проблему снабжения городов в 1928 году, но уже весенняя посевная кампания прошла плохо, и в 1929 год СССР вошел с угрозой еще большего зернового кризиса. Кулак, а с ним и середняк сократили посевы. В городах ввели продуктовые карточки, и советское руководство приняло решение перейти от сибирского метода к сплошной коллективизации, опираясь на все те же комбеды, преобразуемые в руководство колхозов[7].
   Власть, принимая такое решение, руководствовалась следующим: поскольку зерна реально становилось все меньше, то в 1929 году его можно было изъять только еще большим, чем в предыдущем году, насилием. После изъятий 1928 года государство должно было либо отступать к новому НЭПу, либо усиливать изъятия зерна и форсировать коллективизацию. Крестьянин-фермер (кулак) государству уже не верил, так что новый НЭП был малореален – он скорее повлек бы за собой стагнацию производства хлеба и скорый голод в городах. Не было и оснований ожидать, что кулак в ближайшее время вновь начнет товарное производство хлеба: кулаки и середняки повсеместно сокращали запашку, переходя к почти «чистому» натуральному хозяйству. СССР сползал к большому голоду.
   Конквест пишет[8], что выход из подобной ситуации был возможен в виде менеджерских решений по повышению производительности труда в деревне, начиная с массовой замены деревянных плугов на стальные и т. д. Возможно, для деревни это оказалось бы действенным, но на деле было принято решение одним махом, революционным путем покончить за короткое время с отсталым сельским хозяйством и через сплошную коллективизацию перейти к крупнотоварному производству. Социальной опорой этого курса стал сформированный в ходе продразверстки утопический по идеологии социальный полюс деревни. Скорее всего устремления именно этого комбедовского полюса и сделали возможным переход к коллективизации.
   Без коллективизации деревню ожидала очень жестокая форма возврата к фермерскому пути развития. Кулачество могло вернуться к товарному производству только в одном случае – при гарантированном политическом контроле над деревней, а диктатура кулака грозила значительной части деревни потерей земли и крайней нищетой.
   Возврат государства к НЭПу означал голод в городах и ослабление государства в целом: часть регионов неизбежно превратилась бы в зоны гражданской войны и интервенции на границах. Но в большинстве советских деревень возврат к НЭПу означал расправу кулаков над комбедовцами, коммунистами, бедняками…
   Одна из причин перехода к коллективизации – необходимость управлять возникшим в деревне в ходе продразверстки социально-политическим полюсом. Организованное «антифермерское» начало в деревне было тесно переплетено множеством нитей с местными органами власти, оно идеологически ощущало советскую власть своей, и если бы власть не пошла на удовлетворение его требований и ожиданий, то скорее всего страну ожидала бы гражданская война.
   Не столь давно большевики одержали победу в Гражданской войне за счет того, что бедняки и частично середняки консолидировались против помещиков: когда в некоторых регионах в деревне возникла угроза голода – прежде всего в Поволжье, – «классовая борьба» в деревне обострилась; когда голод возник, бедняки-середняки стали социальной опорой большевиков, изъяли у кулачества часть хлеба; в ответ на угрозу возврата помещиков в случае победы белых бедняки поддержали совместно с бывшим кулачеством большевиков.
   Когда угроза победы белых была устранена, социальная борьба в деревне между бедняками и кулаками вновь обострилась настолько, что в ряде регионов – Тамбов, Западная Сибирь – вспыхнули восстания, ориентированные на кулацкие, фермерские ценности. Эти восстания были подавлены Красной армией с применением тактики, ориентированной на поддержку именно бедняцкого полюса в деревне. Власть после подавления восстаний перешла в основном в руки бедняков.
   Но до восстаний ситуация дошла лишь в ряде губерний. В целом на остальной территории СССР бедняки справились с кулацким напряжением. А когда Москва объявила НЭП, кулацкий полюс в деревне стал гораздо менее радикальным, и на некоторое время противостояние ослабло. Бедняки получили от советской власти хорошую плату за лояльность: земля была поделена по едокам, власть на местах осталась в их руках, мир и увеличение земельных наделов за счет всех революционных переделов и уменьшения населения дали им рост уровня жизни.
   Начав новую продразверстку, большевики вновь разожгли в деревне противостояние, повторив социальную тактику 1917–1922 годов. Удовлетворить ожидания бедняцкого полюса в деревне повторением НЭПа было невозможно. Советская власть была обязана и принуждена следовать логике внутридеревенской борьбы на стороне бедняцкого полюса. Начав продразверстку вновь, власть была вынуждена возглавить социальную борьбу в деревне и довести ее до победного конца. При этом одной из ее основных задач было сохранение управляемости политической борьбы в деревне. Для этого важно было придать борьбе легитимные формы: совместные собрания, открытая «критика и самокритика», выборные органы власти с представительством разных групп сельских жителей, сохранение института суда и т. д.
   Логика политики коллективизации понятна, но реализация этой политики оказалась для власти тяжелейшей задачей. Руководство СССР не ожидало столь глубокого обострения противоречий в деревне, но отступать уже было поздно, и политика государства в ходе коллективизации быстро стала отражением интересов антифермерского, утопического полюса деревни.


<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 8044