Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

Первые века нового времени характерны значительными отличиями в политическом развитии стран Западной и Восточной Европы. Если на Западе идет процесс постепенного упразднения крепостного права, а затем и феодализма, создается система парламентов, политических партий, конституций, то на Востоке и, в первую очередь, в России крепостное право усиливается, феодализм продолжает развиваться и вширь и вглубь, сословная монархия заменяется абсолютной, и порой даже нелегко сказать, кем все же был русский царь - европейским монархом или восточным деспотом. В политическом и социальном плане различия между востоком и западом Европы не сглаживаются, а, наоборот, усиливаются.

В связи с этим постановка вопроса о политическом консерватизме в феодальной России кажется не совсем корректной и не соответствующей реальному политическому строю страны. Но это только на первый взгляд. Во все времена российской государственности были в стране свои традиционалисты, допустим, еще в годы принятия христианства имелись решительные поборники старины, нерушимости устоев общественного и политического порядка. Существовали в России и различные политические группировки, выступавшие со своими концепциями и теориями, в которых можно было найти и зерна прогресса, и семена застоя. Нестяжатели и иосифляне, «птенцы гнезда Петрова», верховники, многие другие группы и течения феодальной поры неизбежно имели политическую окраску и либо были проводниками различного рода новаций, либо относились к направлениям консервативного плана.

Система исторических критериев не отличается абсолютной точностью и поэтому попытки установления истоков русского политического консерватизма не могут не быть дискуссионными и всегда носят более или менее приблизительный характер. Автор специальной книги по истории русского либерализма В.В.Леонтович прослеживает эту историю с 1762 г.¹, то есть с того времени, когда русский престол захватила Екатерина II, супруга российского императора Петра III, право которой на престол было, впрочем, довольно сомнительным. При этом В.В.Леонтович оговаривается, что и царствование императрицы Елизаветы «в каком-то смысле можно назвать либеральной эпохой»². Действительно, бытовой либерализм при Елизавете был не меньшим, чем при Екатерине и, более того, уже при Елизавете заметны определенные черты «просвещенного абсолютизма» - достаточно обратиться к известному проекту П.И.Шувалова³ и некоторым конкретным событиям в период этого царствования, например основанию Московского университета⁴.

Однако правление Екатерины II характеризуется рядом новых черт, которые позволяют именно с этого времени если и не начинать историю правительственного либерализма, то во всяком случае видеть в нем основательную предысторию, без которой трудно понять особенности либерализма в России, где легальные политические партии появились только в начале XX в. и где первые государственные думы навряд ли могут считаться парламентами в точном смысле этого понятия.

Екатерина II, конечно, не была матерью русского либерализма и никак нельзя говорить о ее абсолютизме как об «абсолютизме с человеческим лицом»⁵. Это было не лицо, а, скорее, маска, которая немедленно снималась, когда нужно было подавлять восстание пугачевцев или выступать против Французской революции. Но Екатерина II была первой русской царицей, которая признала существование европейского общественного мнения - порождение первой половины XVIII в. - и необходимость считаться с ним. Более того, и своего наследника Павла она призывала учитывать общественное мнение своей страны. Она прямо подчеркивала: «Всегда государь виноват, есть ли подданные против него огорчены. Изволь мериться на сей аршин»⁶.

Екатерине II принадлежит заметная роль в выработке новой идеологической доктрины самодержавия. Тому же Павлу она преподнесла еще один важный урок. Услышав, что Павел предлагает подавлять народные выступления пушками, а речь шла о событиях во Франции, Екатерина обозвала его диким зверем, и добавила, что «пушки не могут воевать с идеями. Если ты так будешь царствовать, то недолго продлится твое царствование»⁷.

Конечно, царствование Екатерины II продолжило осуществление начал, заложенных Петром I, который, как подчеркивал В.О.Ключевский, «своими понятиями и стремлениями близко подошел к идее правового государства»⁸, и уже Манифест от 6 июля 1762 г. может рассматриваться как своеобразная политическая программа. Этот манифест стал не только инструментом критики свергнутого императора, но в нем присутствует прямое осуждение самовластья, самого строя российского государства. Тот же В.О.Ключевский подчеркивал, что еще никогда сами представители власти в России так откровенно не осуждали существующие порядки и не обещали узаконить такие государственные учреждения, которые положат конец порокам⁹.

На протяжении веков российским самодержцам приходилось неоднократно менять свои идеологические установки, сохраняя при этом определенную преемственность основных начал, направленных на удержание своего господства. Идеи, приводившиеся в политической теории «Москва - третий Рим», отличались от политической концепции, нашедшей отражение в литературно-публицистическом памятнике XVI века под названием «Сказание о князьях владимирских», где проводилась мысль о прямой связи русских великих князей с римским императором Августом, то есть как бы миновался второй Рим, хотя и сообщалось о приобретении Владимиром Мономахом царских регалий от византийского императора Константина Мономаха.

XVIII век дает значительный материал для понимания тех поисков, которые предпринимает самодержавная власть в области идеологии. В литературе уже отмечалось, что для идеологической доктрины того времени особенно характерны два документа, один из которых принадлежит эпохе Петра I и второй - самой Екатерине II. Первый из них под названием «Правда воли монаршей» был составлен по заданию Петра I Феофаном Прокоповичем и, как отмечается в литературе, означал «союз монарха и философа»¹⁰. Второй - это известный «Наказ» Комиссии по уложению, составленный позже на полстолетия и воплощавший творчество «философа на троне»¹¹. Не имея законодательной силы, эти два документа все же оказали большое влияние на тогдашнее законотворчество и на формирование идеологических основ Российской империи XVIII столетия.

Оба документа имели не только внутренние, но и внешние корни, давно выявленные исследователями. «Правда воли монаршей» испытала заметное воздействие сочинений откровенных, более того, крайне правых идеологов монархической власти. К их числу относят Томаса Гоббса, Гуго Гроция, Самуила Пуффендорфа. «Наказ» Екатерины пронизан либеральной фразеологией, и при его составлении были широко использованы работы Ш.Монтескье, Ч.Беккария и других¹² представителей просветительской философии.

Оба документа отражают различные подходы к определению задач самодержавной власти. Согласно «Правде», все права подданных передаются монарху. «Наказ» же предоставляет этим подданным определенную инициативу, хотя и Екатерина II утверждала, что получила власть от бога. Академик Н.М.Дружинин подчеркивал, что «Наказ комиссии о сочинении нового Уложения» носил своеобразный характер: «он заключал в себе противоречивые сочетания прогрессивных буржуазных идей и консервативных феодальных взглядов»¹³.

Прогрессивные моменты появились в разделах, касающихся в «Наказе» проблем, связанных с экономикой и судопроизводством. Но при этом сохранялось крепостное право, сословный строй, привилегии землевладельческого дворянства и сама по себе система самодержавия. «Наказ» как бы стал средоточием различных, нередко противоречивых начал, отражавших противоречия самой переходной эпохи.

Этот же «Наказ» показал явную и, главное, скрытую борьбу различных сил в господствующих кругах страны, позволяющую говорить о наличии серьезного консервативного пласта настроений, доминировавших в то время. Исследователи давно выразили свое удивление отсутствием в «Наказе» специальной главы о хлебопашцах, то есть отсутствием по существу главного вопроса тогдашней России. Имеются лишь отдельные замечания, которые можно встретить мимолетом в различных главах, в большей или меньшей степени близких аграрной проблематике.

В литературном наследии Екатерины можно обнаружить прямые высказывания в пользу освобождения крестьян от крепостной зависимости, во всяком случае они прослеживаются в ее переписке. Более того, в этой переписке можно увидеть и сам план этого освобождения¹⁴. В самом же «Наказе» об этом ни слова, хотя изначально существовало намерение императрицы обязательно включить это в свой документ. По всей вероятности, ею были составлены наметки по крестьянской части и именно они подверглись сокращению, поскольку в письме к Даламберу она сообщала, что «зачеркнула, разорвала и сожгла больше половины "Наказа"»¹⁵.

Сегодня нет сомнений в том, что именно крестьянский вопрос вызвал в предварительных наметках «Наказа» наибольшее сопротивление тех слоев высшего дворянства, которых мы можем с полным основанием отнести к консервативной части общества и государства. «Наказ» был завершен в 1766 г. и, по мнению С.М.Соловьева, Екатерина II намеревалась «перенести в Россию просветительные идеи, выработанные европейской наукой»¹⁶, тем не менее, даже в XI главе, больше других обращенной к положению крестьянства, ни слова не сказано об ограничении крепостного права. Более того, в «Наказе» утверждается система барщины, и она соседствует с многочисленными реверансами в адрес прогресса и свободы.

Многие исследователи подчеркивали значительную внутреннюю борьбу вокруг «Наказа» и прежде всего тех разделов, которые касались крестьянского вопроса. Далеко не все сегодня известно, но не подлежит сомнению нежелание землевладельческого дворянства поступиться своими привилегиями. Именно здесь прежде всего проявился дворянский консерватизм, столь ощутимый, что это побудило императрицу внести значительные коррективы в свои первоначальные наметки. И если к 60-м годам XVIII века мы относим предысторию русского либерализма, то с не меньшим основанием мы можем видеть здесь и истоки русского консерватизма нового времени, во всяком случае его предысторию.

И «Наказ», и вся деятельность Комиссии по уложению дают определенный материал для выявления этих консервативных деятелей, имена которых порой преподносят весьма неожиданные сюрпризы. Еще С.М.Соловьев, разбирая «Наказ» и комментарии к нему, обратил внимание на позицию одного из самых крупных русских писателей того времени - А.П.Сумарокова. Сумароков был среди тех приближенных к Екатерине II лиц, которые получили возможность ознакомиться с «Наказом» в числе первых.

Замечания Сумарокова - это реакция справа, реакция противников некоторых существенных принципов этого документа. Любопытно, что Сумароков выступил против решения вопросов большинством голосов. По его мнению, «большинство истину не утверждает, утверждает мнение великий разум и беспристрастие»¹⁷. Но особенно поражает аргументация Сумарокова против отмены крепостного права. Он разразился на этот счет гневной тирадой, обнажившей истинные воззрения этого даровитого стихотворца.

Вот они, собственноручные замечания Сумарокова: «Сделать русских крепостных людей вольными нельзя: скудные люди ни повара, ни кучера, ни лакея иметь не будут и будут ласкать слуг своих, пропуская им многие бездельства, дабы не остаться без слуг и без повинующихся им крестьян, ради усмирения которых потребны будут многие полки; непрестанная будет в государстве междоусобная брань, и вместо того, что ныне помещики живут покойно в вотчинах ("и бывают зарезаны отчасти от своих", - заметила Екатерина), вотчины их превратятся в опаснейшие им жилища, ибо они будут зависеть от крестьян, а не крестьяне от них. Примечено, что помещики крестьян, а крестьяне помещиков очень любят, а наш низкий народ никаких благородных чувствий не имеет»¹⁸.

Таковы социальные воззрения А.П.Сумарокова, «отца российского театра», «северного Расина»¹⁹, как о нем писал В.Г.Белинский. Одна из немеркнущих звезд русской литературы, Сумароков, бичевавший различные пороки «тогдашнего общества, причем находившийся в этом отношении несравненно выше большинства современных ему писателей»²⁰, по важнейшему вопросу его времени, вопросу о крепостном праве, уже уничтоженном во многих странах Европы, занимает четкие и недвусмысленные позиции и отстаивает их ничуть не лучшими способами, чем любой провинциальный помещик-душевладелец. Не случайно он получил отповедь от самой Екатерины, в целом неплохо к нему тогда относящейся и осыпавшей его различного рода наградами. Отповедь получил драматург, очень любивший устами своих героев поучать монархов.

Пример Сумарокова еще раз свидетельствует, что политический консерватизм отнюдь не чужд знаниям, внешнему лоску, даже выдающимся заслугам в военной, гражданской или культурной областях. Для того периода, периода позднего феодализма, важнейшим критерием политической ориентации было, конечно, отношение к социальной и внутриполитической структуре общества и, прежде всего, отношение к крепостному праву. Это тот важнейший вопрос, который четко выделял истинные интересы, хотя несколько позднее будут некоторые исключения, на которых мы еще остановимся.

Екатерининский «Наказ» уже на подступах к началу работы Комиссии по уложению достаточно четко уловил настроения в верхних слоях российского общества, которые были откровенно консервативными. Именно тогдашние консерваторы не только не позволили начать разрешение коренного для русского общества вопроса о крепостном праве, но даже не пожелали его поставить для последующего обсуждения.

Следует согласиться с мнением специалистов, детально изучавших крестьянский вопрос во времена Екатерины II и подчеркивавших, что «Екатерина быстро капитулировала перед реакционной оппозицией дворянства»²¹. Такая быстрая капитуляция объяснялась прежде всего наличием на стороне этих консервативных сил преобладающего перевеса. Это была основная сила, столкновение с которой было смерти подобно.

При всех внутренних столкновениях, борьбе за власть и доходные места подавляющая часть русского землевладельческого дворянства выступала единым фронтом за сохранение своих важнейших привилегий. В то время четко обозначились три основные группировки в дворянских верхах. Одну из них составляла феодально-аристократическая оппозиция. Другую - основная масса крепостников, представлявших консервативный лагерь. И третья, пока еще очень малочисленная, - это прослойка передового дворянства, склонявшаяся к идеям политической свободы и гражданского равенства²².

Под влиянием консервативных кругов «Наказ» Екатерины и принял свой окончательный вид, вид ущербного документа, в котором отсутствовало главное. Одиннадцатая глава, имевшая какое-то отношение к судьбе тогдашней России, не получила даже собственного названия. Глава заполнена общими фразами, не имеющими прямого отношения к русской действительности. Но отдельные положения двух мнений не вызывают. Вот, например, содержание 250 пункта XI главы: «Гражданское общество, как и всякая вещь, требует известного порядка. Надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим, которые повинуются»²³.

Таково представление Екатерины II о существе гражданского общества, представление, напрочь перечеркивавшее самые общие утверждения о том, чтобы «законы гражданские с одной стороны злоупотребление рабства отвращали, а с другой стороны предостерегали бы опасности, могущие оттуда произойти»²⁴.

Сознательное затуманивание четких целей делало эту часть «Наказа» абсолютно безопасной для консервативного дворянства, продолжавшего господствовать и в хозяйственной, и в политической жизни страны. Приход Екатерины к власти рассматривался этими кругами как повод для дальнейшего наступления, прежде всего на права не только крепостного, но и государственного крестьянства. Высшие круги дворянства выступали с неоднократными требованиями раздачи всех населенных казенных земель помещикам²⁵, т.е. собственно ликвидации категории государственных крестьян. В определенной степени эти требования были императрицей удовлетворены и за 34 года ее правления дворянам было роздано 850 тыс. государственных крестьян. Но по пути ликвидации этой крестьянской категории она все-таки не пошла.

Исследователи, специально изучавшие историю составления «Наказа» и определившие как иностранные его источники, так и те поправки, которые внесли первые русские читатели, единодушны в том, что наибольшие изменения коснулись крестьянского вопроса. Те же части «Наказа», которые были посвящены административным и общеполитическим проблемам, претерпели меньшее изменение или постоянно оставались неизменными. Читавшие «Наказ» на разных этапах подготовительной работы Г.Г.Орлов, Н.И.Панин, А.П.Воронцов, А.П.Сумароков,

В.П.Баскаков, А.И.Бибиков, митрополит Гавриил, епископ Иннокентий, архимандрит Платон²⁶ внесли незначительные поправки, носившие частный характер и не менявшие принципиальные политические установки этого документа. Екатерина, кстати, учла некоторые их предложения при окончательной его доработке.

Исследователи давно подметили, что значительная часть «Наказа», относящаяся к административно-правовым вопросам, посвящена не уголовному праву, а праву государственному и непосредственно касается политической науки²⁷. Согласно «Наказу», Россия - это абсолютная монархия и, как там пишется, «государь есть самодержавный»²⁸. Несколько далее такое правление получает соответствующее обоснование, причем особо подчеркивается то, что «всякое другое правление не только было бы России вредно, но и разорительно»²⁹.

Этот самодержавный государственный строй предусматривает в соответствии с «Наказом» начала законности, а также определенное самоограничение власти. Самоограничение предполагает прежде всего самоотстранение монарха от непосредственного управления всеми государственными делами³⁰. В «Наказе» также проводится принцип внутренней справедливости, но, вместе с тем, он еще более усиливает бюрократические начала и «развивает теорию такого государственного строя, в котором для небюрократического учреждения не оказывается ни малейшего места»³¹.

Вполне можно согласиться с теми толкователями «Наказа», которые усматривают в нем произведение иной идеологии, нежели идеология Просвещения, ибо в «Наказе» проводятся идеи феодальной идеологии³², представленной в изящной западноевропейской просветительской упаковке. Хотя влияние Ш.Монтескье на «Наказ» открыто признавала сама Екатерина и многократно буквально переписывала его установки из «Духа законов», все это производилось весьма избирательно и с потерей главных идей французского просветителя - противника абсолютизма и представителя нарождавшегося французского либерализма. Не следует забывать, что кроме сочинения Монтескье, Екатерина ориентировалась и на других зарубежных авторов, прежде всего на работу барона Бильфельда - наставника прусского принца³³, мыслителя все-таки иной ориентации, нежели Монтескье.

По главным вопросам тогдашней русской действительности - социальному и политическому - «Наказ» отнюдь не был произведением либерального характера, поэтому никак нельзя согласиться с В.В.Леонтовичем, утверждавшим, что «планы реформ Екатерины, наоборот, основаны на принципах западноевропейского либерализма, прежде всего на идеях Монтескье»³⁴. Екатерина, конечно, шла по пути дальнейшей вестернизации России, в своем «Наказе» она прямо писала, что «Россия есть европейская держава», а русские есть европейский народ³⁵, но эта европеизация имела четкие ограничительные рамки, не позволявшие менять ни крепостническую суть социальных отношений, ни абсолютистскую форму государственного правления.

Умный и тонкий политик, Екатерина хорошо осознавала свое реальное положение в стране, где она все-таки была чужеземкой. К тому же не следует забывать ее причастность к смерти двух российских императоров, имевших значительно больше прав на российский престол, нежели она сама. К моменту составления «Наказа» был убит не только внук Петра I, преемственность линии которого Екатерина неоднократно подчеркивала, - Петр III, но и правнук царя Ивана V - Иван Антонович. В этих условиях Екатерина крайне нуждалась в поддержке не только европейского, но и русского, пока только лишь формировавшегося общественного мнения. Ореол либералки был избран не случайно, хотя как трезвый политик Екатерина хорошо чувствовала и общие тенденции европейского развития.

«Наказ», широко популяризовавшийся при Екатерине, играл директивную роль для Уложенной комиссии 1767 г.³⁶ Как сам «Наказ», так и Комиссия неоднократно получали неоднозначное толкование в исторической и юридической литературе. Но они чрезвычайно важны для определения предыстории как русского либерализма, так и русского консерватизма.

Комиссия была собранием представителей с совещательным голосом, причем представляла из общего числа 18 млн. населения страны только примерно 4 млн. Более того, из числа крестьян получили право избирать депутатов лишь только 12-15 %. То есть в Комиссии не были представлены не только крепостные крестьяне, но и значительная часть других сельских жителей³⁷. Обычно считалось, что дворяне представлены в Комиссии 161 депутатом³⁸, но по более уточненным подсчетам, их количество было большим и составляло 217 депутатов, что соответствовало 40% депутатских мест. И это при том, что дворяне составляли 1% населения страны³⁹.

Конечно, представительство было весьма условным, но работа Комиссии заслуживает всяческого внимания для изучения настроений той поры и особенностей общественного движения. В литературе самой Комиссии даются порой восторженные оценки. Один из ее исследователей писал: «Созыв депутатов в Законодательную Комиссию 1767 г. есть, по общему ныне признанию, одно из выдающихся событий в истории русской общественной жизни второй половины XVIII столетия»⁴⁰. Событие, понятно, было неординарным. Ничего подобного раньше не было, но уже «Наказ» определил рамки работы этой Комиссии, и только выход за эти рамки позволяет уловить определенные новые мотивы, самим «Наказом» не предусмотренные.

Уже один только вопрос о положении государственных крестьян, возникший при рассмотрении их наказов, позволяет понять четкое противостояние крестьянства и дворянства. Дворянские депутаты откровенно и настойчиво выступали против ослабления налогов и повинностей государственных крестьян, а также против их земельных интересов. В результате обсуждения этих вопросов и была затронута незапланированная тема крепостного права в России. Ее инициатором стал государственный крестьянин Кипернский и депутат от Козловского уезда Григорий Коробьин. Примечательно, что они отнюдь не ставили задачи ликвидации крепостничества в стране. Цель их выступлений, а также выступлений их сторонников заключалась в определенном ограничении помещичьих прав над крепостными. Даже в наиболее четком выступлении Г.Коробьина не было принципиального отрицания крепостного права и ставился лишь вопрос об издании законов, ограничивающих произвол крепостников. Речь шла об ослаблении власти помещика над имуществом крестьянина⁴¹. Но и такая постановка вопроса вызвала единодушное осуждение дворянских депутатов. Среди двух сотен дворян почти не нашлось депутатов, которые если и не ставили задачу ликвидации крепостничества, то хотя бы поддержали саму идею ограничения произвола. Коробьин встретил одобрение главным образом со стороны государственных крестьян.

Со столь же противоположных позиций оценивались и причины, вызвавшие бегство крестьян. Такие дворянские депутаты, как Неклюдов, во всем обвиняли самих крестьян. Несколько более тонко и завуалированно выступил известный историк М.Щербатов, видевший истоки бегства крестьян в географических условиях России⁴². Изучение работы Комиссии показывает, что дело не в отдельных закоренелых крепостниках, таких как князья М.Щербатов и И.Вяземский⁴³. Почти все дворянские депутаты Комиссии были с ними заодно и такой состав свидетельствовал о твердой консервативности дворянского представительства в Комиссии. Но при этом следует подчеркнуть, что ни один из депутатов, а их все-таки было более полутысячи, не поставил задачи упразднения крепостного права. Лишь два дворянина - Г.Козельский и Г.Коробьин критиковали крепостные порядки и выдвигали предложения по ограничению крепостного права. А о фактическом изъятии крестьян из-под власти помещиков заявил лишь один член Комиссии, депутат-однодворец А.Маслов⁴⁴.

Либеральная позиция по важнейшему общероссийскому вопросу оказалась чрезвычайно слабой, но ее нельзя было не заметить, поскольку стараниями Комиссии она все-таки вышла за пределы тех рамок, которые были поставлены «Наказом» Екатерины II. Сама императрица, видимо, была встревожена этим нарушением и прежде всего - явным противостоянием дворян и крестьян. Хотя, например, по вопросу о крестьянской торговле обозначились серьезные противоречия между крестьянами и купечеством, причем первые были поддержаны дворянами⁴⁵. Острые дебаты в Комиссии были главной причиной ее роспуска, для чего нашелся хороший предлог - начало очередной русско-турецкой войны.

По-видимому, роспуску Комиссии содействовало и выделение в ее составе группировки родовитого дворянства, своеобразной оппозиции справа. Эта оппозиция была крайне правым флангом в среде консервативного в своей массе дворянского представительства в Комиссии. Крайне правые, по существу, выступили против ряда преобразований Петра I, а поскольку Екатерина II постоянно подчеркивала свое преклонение перед первым русским императором и демонстрировала продолжение именно его политического курса, то оппозиция, таким образом, выступала и против нее самой. Эта ультраконсервативность проявилась по ряду вопросов, прежде всего в дискуссии о правах дворянства, выявившей противоречия и в его рядах, что дало основание В.О.Ключевскому говорить о «двух дворянствах»⁴⁶.

Родовитое дворянство открыто ополчилось против известных указов Петра I, допускавшего в ряды дворянства выходцев из других сословий за их заслуги по службе. Настроения этих слоев дворянства четко изложил известный впоследствии историк М.М.Щербатов, вскоре выдвинувшийся в число главных ораторов дворянских представителей и как идеолог крайне правых. Он, по существу, ополчился против служилого дворянства, получив открытую поддержку ряда своих сторонников. Среди них был и депутат от муромского дворянства Чаадаев, стремившийся доказать негодность того петровского закона, который предусматривал предоставление дворянского звания путем получения чина⁴⁷.

Еще более резко выступил депутат от михайловского дворянства С.В.Нарышкин, заявивший, что «достоинство дворянское считается у нас чем-то священным, отличающим одного человека от прочих: оно дает ему и его потомкам право владеть себе подобным»⁴⁸. Дворяне, как старые, так и новые, с особым нерасположением смотрели на заводчиков и фабрикантов, не имевших дворянства и, тем не менее, обладавших правом владеть деревнями и крепостными⁴⁹. Здесь было заложено одно из серьезнейших противоречий между дворянством и зарождавшейся буржуазией, и по данному вопросу складывалось единое корпоративное дворянское согласие.

Изучение материалов Комиссии предоставляет широкие возможности для уяснения тогдашних общественных настроений и определения наиболее ярких представителей тех или иных общественных групп. В рамках работы Комиссии проявил себя как последовательный защитник интересов консервативных кругов М.М.Щербатов. Щербатов - прежде всего ревностный защитник родовитого дворянства, а также дворянства в целом. Один из основных его аргументов, пожалуй, был заключен в следующих словах: «Государство тогда становится прочно, когда оно утверждается на знатных и достаточных фамилиях как на твердых и непоколебимых столпах, которые не могли бы снести тяжести обширного здания, если бы были слабы, невзирая на свою малочисленность»⁵⁰.

Изучение деятельности М.М.Щербатова дает значительную пищу для рассуждений по поводу русского политического консерватизма. Щербатов - это не заскорузлый, малограмотный крепостник-помещик. Он получил разностороннее и по тем временам достаточно глубокое домашнее образование и может считаться одним из самых образованных русских людей своего времени. Он владел не только французским, обычным в то время языком дворянских салонов, но и немецким и итальянским языками, имел познания в естественных науках и медицине, обладал персональной библиотекой - одной из самых крупных в России. К тому же он имел опыт военной и гражданской службы и зарекомендовал себя и как публицист и историк-исследователь.

М.М.Щербатов - категорический противник равенства людей, сторонник крепостничества и сильной государственной власти, оппонент правительства справа, с позиций родового дворянства. Но он отнюдь не примитивный властолюбец. Его выступления в Комиссии хотя порой и были данью увлеченности и даже запальчивости, не были лишены убедительной принципиальности и вместе с тем рассудительности. Именно он в процессе дискуссии о крестьянской торговле находил необходимым позволить всем крестьянам, то есть и государственным и крепостным, торговать в городах и торгах продукцией своего хозяйства. М.М.Щербатов при этом подчеркивал, что «в противном случае крестьянин, вынужденный продавать свои изделия одним только торговцам и притом за низкую цену, не будет иметь побуждение стараться об улучшении своего хозяйства»⁵¹. И здесь, конечно, Щербатов отражал интересы землевладельческого дворянства, стремившегося к тому, чтобы крестьяне исправно выполняли свои обязанности перед ним.

Щербатов отнюдь не противник всех петровских преобразований и, например, в дискуссии с купцами бросает им обвинение в том, что они не выполнили наставление Петра I и не учредили конторы в других государствах⁵². Он, конечно, патриот и сторонник укрепления экономической мощи своего государства. То есть его консерватизм, нередко крайний, отнюдь не лишен развития в сторону прогресса, но только в том случае, если не нарушаются интересы той господствующей прослойки, к которой принадлежит он сам.

Уже после окончания работы Комиссии М.Щербатов счел необходимым написать ряд публицистических произведений, в том числе самое из них известное, «О повреждении нравов в России», неоднократно уже комментировавшееся в литературе⁵³, главная направленность которого заключалась в резкой критике политики тогдашнего правительства и нравов придворной среды.

Работа М.М.Щербатова, написанная во второй половине 80-х годов, носит характер памфлета и дает отражение той бытовой обстановки, которая сложилась в стране с допетровских времен до Екатерины II включительно, то есть до тех пор, когда нравы «дошли до настоящей развратности»⁵⁴. Щербатов - убежденный критик тогдашних обычаев и пороков, к главным из которых он причисляет сластолюбие. Он, конечно, идеализирует нравы допетровской Руси, хотя его никак нельзя причислить к историческим противникам Петра I, которого он неоднократно называет великим и прямо отмечает, что у него были и нужные узаконения⁵⁵. Но тому же Петру он бросает ряд обвинений, не только, допустим, за развод с Е.Лопухиной, но вообще считая его ответственным за разложение русского общества.

Щербатов последовательно разбирает этапы этого разложения на примерах нескольких царствований и не оставляет без внимания современную ему императрицу Екатерину II. Ее мораль, по словам автора, «состоит на основании новых философов, то есть не утвержденная на твердом камени закона божия»⁵⁶.

Сочинение М.М.Щербатова может быть признано одним из важнейших документов, составленных на пути становления русского политического консерватизма. Это подлинный дворянский консерватор, с установившимися нормами и предубеждениями, сторонник незыблемости моральных оснований, почитатель старины, понимаемой, однако, с четких позиций того же консерватизма.

Это сочинение следует рассматривать в сочетании с другими произведениями М.М.Щербатова, которые дают представление о всей совокупности взглядов этого дворянского консерватора конца XVIII столетия⁵⁷. Еще в 1784 г. он издает утопический роман «Путешествие в страну Офирскую», где можно усмотреть его идеал государства, опирающегося исключительно на дворянство, государства явно полицейского, основанного на труде подневольных производителей, самых настоящих рабов. Это была первая русская социальная утопия, которую в литературе окрестили «феодальным социализмом» Щербатова⁵⁸, этого, по словам А.И.Герцена, «предславянофила».

Щербатовское наследие позволяет сделать довольно убедительные выводы об идейных основаниях зарождавшегося русского консерватизма, отнюдь не чуждого просвещению и заботе о благе отечества. Как каждое политическое течение, имеющее собственную социальную базу, русский консерватизм не был сложен из одних только негативных моментов. Среди особых забот консерваторов, наряду с утверждением незыблемости социальных и экономических отношений, выдвигаются вопросы морали и патриотизма. Эти два столпа русского консерватизма будут прослеживаться на протяжении всей его последующей истории вплоть до новейшего времени, и они во многом содержат определенную притягательность политического традиционализма не только для дворянства, но и для довольно широких кругов населения.

Консервативная мораль покоилась все-таки на религиозных основаниях и на долговременных местных обычаях. Консервативный патриотизм также отдавал дань заботам не о прогрессе отечества, во всяком случае не о прогрессе в первую очередь, а опять-таки доминировала установка на соблюдение традиций предков и неприятие разных заморских премудростей. Притягательность суждений таких консерваторов как Щербатов усиливалась его личными данными - человека честного, несомненно заинтересованного и озабоченного не только своими личными проблемами, но и судьбами своей страны. Зарождающийся русский консерватизм обладал, таким образом, своей собственной рецептурой заботы об отечестве, которую он предлагал с полной убежденностью в своей правоте.

Он вместе с тем был весьма разнолик и находил проявление в различных сферах общественной жизни. Особого внимания заслуживает консерватизм церковный, где также обозначилась оппозиция справа. В значительной степени она объединяла противников церковной реформы Петра I, а затем и ряда других мероприятий. Церковный консерватизм проявился и в резкой оппозиции к светской власти, к усилению светской идеологии и науки, материальному ослаблению церкви. Одним из виднейших представителей церковного консерватизма того времени был митрополит Ростовский и Ярославский Арсений Мацеевич, ратовавший за восстановление патриаршества, призывавший к удалению светских чинов из Синода и всячески отстаивавший интересы монашества⁵⁹. Выступая против мероприятий светских властей, затрагивавших материальные интересы церкви, он демонстрировал свои последовательно крепостнические взгляды⁶⁰. Дело дошло до суда, и митрополита вызвали в Синод, лишили сана и сослали простым монахом в Карело-Николаевский монастырь, где он продолжал свою пропаганду среди монахов, встречая их всяческое сочувствие. Он выступал против секуляризации монастырского имущества, открыто выражал сомнения в правах Екатерины II на престол и высказывал сочувствие наследнику - великому князю Павлу. Последовал второй суд над Арсением, которому был придан политический характер, и он был лишен монашеского звания, сослан в Ревельскую крепость, где и скончался в 1772 г.

Протесты Арсения Мацеевича заметно встревожили правительственные сферы, поскольку они вызывали одобрение со стороны высшего духовенства. В защиту церковных имений выступает открыто митрополит Тобольский Павел Конюшкевич⁶¹. Таким образом, в годы правления Екатерины II возникла, можно сказать, своеобразная церковная фронда, носившая консервативный характер. В среде церковных деятелей той поры заметны открытые выступления против светской науки, против вольномыслия. К их числу относился и такой приближенный к императорской фамилии, как наставник будущего императора Павла I митрополит Московский Платон, видевший главное средство против распространения вольномыслия в развитии духовного обучения. Как Платон, так и епископ Дмитрий Сеченов и другие представители высшего духовенства последовательно защищали феодальный общественный строй, полностью поддерживая в этом отношении политику тогдашнего правительства⁶².

В литературе бытует мнение, что «Екатерина последовательно придерживалась либеральных принципов во все время своего царствования, а не только в первые его годы»⁶³. Меры Екатерины по модернизации страны не подлежат сомнению, но нет никаких оснований видеть в ее лице либерала на русском престоле. Многие части «Наказа», которые были удалены, могли быть сохранены при ее принципиальном либерализме.

С.М.Соловьев, остановившийся на вычеркнутых местах его, касавшихся крепостного права и вообще крестьянства⁶⁴, не дает им четкой характеристики. Но даже если бы они были сохранены, то свидетельствовали бы лишь о желании императрицы ослабить систему крепостного права, а не полностью ее упразднить. Изучение дел Тайной экспедиции свидетельствует о том, как поступали с теми, кто настаивал на ликвидации крепостничества. Весьма характерно в этом отношении дело чиновника Г.Попова, разославшего письма Екатерине, Сенату, Синоду и ряду РИДНЫХ сановников с требованием освободить крестьян⁶⁵. Судьба Н.И.Новикова, Ф.В.Кречетова, А.Н.Радищева начисто опровергает утверждение о последовательном либерализме Екатерины, отнюдь не поддерживавшей сторонников существенных преобразований в России.

Даже «Учреждение для управления губерний» от 7 ноября 1775 г., которое рассматривается чуть ли не как одна из вершин екатерининского либерализма, ею самой начертанное, имело в качестве важного источника классический труд знаменитого английского юриста В.Блэкстона, консервативного интерпретатора английских учреждений⁶⁶.

И хотя в этом «Учреждении» провозглашаются многие благие пожелания, например «отвращение же от праздного провождения времени в роскоши и во всяких иных пороках, нравы развращающих»⁶⁷, оно вводило административное устройство феодального времени. Никаких покушений на крепостничество и его институты в Учреждении не усматривается, имеет место лишь строгая регламентация и некоторое упорядочение по сравнению с предшествующим периодом.

Конец же правления Екатерины II - это переход к неприкрытой реакции. Испуг, вызванный Французской революцией, оказался чрезвычайно сильным, и от заигрывания с просветителями не осталось и следа. Екатерина откровенно прославляет самовластие, подчеркивая, что «лучше предпочесть безрассудство одного, чем безумие многих»⁶⁸. На склоне своих дней она даже начала готовить поход русских войск против революционной Франции.

Сменивший ее Павел вошел в русскую историю как олицетворение самого реакционного, деспотического курса правления. По-видимому, реакция на недоброжелательство к нему самой Екатерины, пытавшейся сразу передать власть своему любимцу, внуку Александру, дополнилась душевной болезнью Павла, наложившей отпечаток на все его сумбурное и несколько конвульсивное правление. Цельное представление об эпохе Павла как правлении деспотическом и даже безрассудном не должно, однако, заслонять нововведений, которые получили реализацию в годы его короткого царствования. Биограф Павла Н.К.Шильдер подчеркивал: «Для всех недовольных правлением Екатерины имя Павла Петровича являлось естественным знаменем, вокруг которого старались сплотиться люди, жаждавшие перемены; в некоторых случаях они действовали с согласия или ведома великого князя, но в других случаях - злоупотребляли его именем»⁶⁹.

С одной стороны, он как бы продолжал задабривать дворянство и за четыре года раздал им более 500 тысяч государственных крестьян, всего лишь на 40% меньше, чем Екатерина за все 34 года своего правления. Но с другой стороны, законотворческая деятельность Павла I по крестьянскому вопросу все-таки отмечена некоторыми новыми чертами. Прежде всего речь идет об Указе от 5 апреля 1797 г., известном как Указ о трехдневной барщине, а также мероприятиях по отношению к дворцовым (удельным), государственным, экономическим крестьянам, и к крестьянам-однодворцам. Эти указы при всей своей крепостнической сущности все-таки свидетельствовали о попытках приспособления абсолютистского государства к новым экономическим и политическим условиям страны⁷⁰.

Павел также пытался навести порядок в стране, и особенно в армии, пошатнувшейся в последние годы правления Екатерины. Для него было характерно стремление исправить государственный строй России⁷¹, хотя это исправление он рассматривал очень своеобразно и, как писал один из мемуаристов, «не только наш дом на Черной Речке, но и весь Петербург, и вся Россия опрокинулась вверх дном»⁷². Принцип изменений, как правило, свидетельствовал о желании его инициатора делать все иначе, чем это было при предшествующем царствовании. Но были у Павла и свои устойчивые симпатии, к которым, например, относилось его поклонение прусским порядкам, характерное и для его покойного отца Петра III. Дух непререкаемости и самовластья был связан с желанием как-то упорядочить дела в государстве, и этому не противоречили его тяжелый нрав и взрывная истеричность.

Стремление к наведению порядка и дисциплины коснулось и дворянства. Павел пытался перебороть аристократическую оппозицию и опереться на среднее, прежде всего провинциальное, дворянство. Имеются материалы, которые свидетельствуют о том, что среди определенных кругов среднего провинциального дворянства попытки Павла как-то навести порядок встречали одобрение⁷³. Иная ситуация складывалась в аристократических кругах и в гвардии, что и породило последующее свержение самодержца и преждевременную его кончину.

Освобождение по указанию Павла Н.И.Новикова, А.Н.Радищева, Т.Костюшко и других не привело к процветанию разномыслия, более того, при Павле заметно ослабевают журналистика и наука, испытывают трудности различные искусства. Петербург, который во время Екатерины был после Парижа и Лондона одной из самых оживленных, веселых, можно даже сказать, изящных европейских столиц, изменился буквально за несколько дней и эти изменения касались не только внешнего вида одежды (одной из первых мер было запрещение носить круглые шляпы), но также экипажей, общего распорядка и самого духа столичной жизни.

Деспотизм Павла не давал возможности для какой-то борьбы мнений, и те общественные направления, которые обозначились при Екатерине II, были загнаны вовнутрь и сегодня при имеющейся документальной базе прослеживаются не без значительного труда. Придворная же борьба была неистребима, и при Павле в русских политических верхах прослеживается существование различных группировок, отражавших прежде всего вечную тенденцию к укреплению своих позиций при господствующей власти. Фаворитизм, пожалуй, - одна из немногих черт, которые сближали Павла с его матерью, столь различных при самом ближайшем, да и отдаленном взгляде на их характеры и личные способности⁷⁴.

Приближение к Павлу его давней фаворитки Е.И.Нелидовой привело к образованию среди сторонников самого Павла двух своеобразных «партий». Одна из них получала поддержку Нелидовой - женщины умной и веселой, сумевшей сблизиться как с императором, так и с императрицей. Будучи камер-фрейлиной, она приобрела столь значительное влияние, что сумела через самого Павла осуществлять назначения на главные должности, как государственные, так и придворные. При ее протекции получили назначение Куракины, Буксгевден, Нелидов, Плещеев. Но в 1798 г. опала коснулась и ее, и новой фавориткой императора стала А.П.Лопухина, прежде всего способствовавшая возвышению своего отца - П.В.Лопухина, ставшего генеральным прокурором.

Как писал один из исследователей, «падение Нелидовой было столь же важным событием, каким является перемена министерства; оно повлекло смещение всех близких к ней людей или же державшихся благодаря ее влиянию»⁷⁵. Но смена одной группировки другой объяснялась не только изменениями симпатий императора. Она была также результатом действий другой группировки, выступавшей не только против Е.И.Нелидовой, но и против императрицы. Возглавил ее бывший пленный турок, ставший графом, - И.П.Кутайсов, а среди сподвижников его оказались Ф.В.Ростопчин, А.А.Безбородко и другие. Среди прочего им удалось сменить петербургского военного губернатора Ф.Ф.Буксгевдена и добиться назначения на его место П.А.Палена, что имело в дальнейшем для самого Павла роковые последствия.

В годы правления Павла был возвышен еще один государственный деятель, которому было суждено большое будущее и влияние которого как на ход дел великой страны, так и на формирование правых сил государства было огромным. Речь идет о человеке, которого знавшие его мемуаристы называли нравственным уродом⁷⁶, но он был крайне нужен императорам, обладая личными данными, необходимыми для наведения того, что называется государственным порядком⁷⁷.

А.А.Аракчеев - выходец из мелких помещиков Тверской губернии, исправный служака, не без способностей к математике и артиллерии, сумел сблизиться не только с Павлом, но и с очень отличавшимся от своего родителя наследником престола - Александром. Примечательно, что Павел дважды отставлял его от службы: в 1798 и в 1799 гг., и он был снова возвышен уже Александром I. Аракчеев не принадлежал ни к одной из так называемых партий, он сам был посильнее любой партии, хотя и у него была если не команда, то ряд приближенных лиц, которым он покровительствовал и которых выдвигал. Не всегда это были люди недостойные, в чем нам еще придется убедиться.

Таким образом, XVIII столетие порождает зародыши тех основных трех общественно-политических направлений, которые четко заявят о себе уже в следующем веке. Подавляющее большинство русского дворянства было глубоко консервативным и слышать не хотело не только об отмене феодальных отношений, но и о ликвидации крепостного права, уже отмененного почти во всех странах Европы. В этой консервативной массе дворянства и мало отличавшегося от него по взглядам духовенства выделились идеологи типа А.П.Сумарокова, М.М.Щербатова или Арсения Мацеевича, в целом защищавших интересы дворянского или духовного сословия.

Говоря о XVIII в., мы можем отметить и появление корней русского либерализма, представленного такими противниками крепостного права, как С.Е.Десницкий и Н.И.Новиков, а также представителями более молодого поколения просветительства - такими как И.П.Пнин и В.В.Попугаев. В XVIII в. мы вполне можем усмотреть и начала русского дворянского конституционализма, проводниками которого были представители зарождающегося дворянского либерализма⁷⁸. В этом же веке просматриваются и зародыши третьего из наиболее главных общественных течений России следующего столетия, направления левого характера, можно сказать даже - революционного. К нему относят А.Н.Радищева, а также, например, Ф.В.Кречетова, полагавшего, что революция в России может произойти в самое ближайшее время и что если не будут реализованы его предложения, то Россию ожидает судьба Франции, то есть та же революция⁷⁹.

Однако при всех наметках к идейному и даже социальному размежеванию Россия вышла в XIX столетие как страна абсолютной монархии, на престоле которой сидел человек с деспотическими замашками, считавший, что он может подменять закон и находиться над ним. Поскольку Павлу I не было и пятидесяти лет, то казалось его правлению сужден еще долгий срок. Жизнь, однако, распорядилась по-иному.

---

¹ Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762-1914. М. 1995. С.27.
² Там же.
³ Шмидт С.О. Проект П.И.Шувалова 1754 г. «О разных государственной пользы способах» // Исторический архив. 1962. № 6. С. 100-118.
⁴ Сам Петр III высоко оценивал эту деятельность Елизаветы. См.: Манифест о вольности дворянства 18 февраля 1762 г. // Столетье безумно и мудро. М.. 1986. -(История Отечества в романах, повестях, документах, в. XVIII). С. 285.
⁵ Каменский А. Под сенью Екатерины. Лг., 1992. С. 349.
⁶ Шильдер Н.К. Император Павел Первый. Историко-биографический очерк. СПб., 1901. С. 466.
⁷ Шильдер Н.К. Указ. соч. С. 248.
⁸ Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. T.IV. М., 1989. С. 329.
⁹ Там же. С. 328.
¹⁰ Павленко Н.И. Идеи абсолютизма в законодательстве XVIII в. // Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.) М., 1964. С. 388.
¹¹ Там же.
¹² Дружинин Н.М. Просвещенный абсолютизм в России // Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.). М., 1964, С. 432; Павленко Н.И. Указ. соч. С.391.
¹³ Дружинин НМ. Указ. соч. С. 441.
¹⁴ Дитятин И.И. Екатерининская комиссия 1767 г. «О сочинении проекта нового уложения». Ростов н/Д, 1905. С. 54.
¹⁵ Там же. С. 55.
¹⁶ Соловьев С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. XIV. М., 1994. С. 31.
¹⁷ Соловьев С.М. Указ. соч. С.31.
¹⁸ Соловьев СМ. Указ. соч. С.32.
¹⁹ Стенник Ф. Сумароков - драматург // А.П.Сумароков. Драматические сочинения. Лг., 1990. С. 3-4.
²⁰ Заусницкий. Сумароков - сын своего времени // А.П.Сумароков. Его жизнь и сочинения. Сб. историко-литературных статей. М., 1911. С. 15.
²¹ Дружинин НМ. Указ. соч. С. 444.
²² Там же. С. 433.
²³ Наказ императрицы Екатерины II, данный комиссии о сочинении проекта нового Уложения. Под ред. Н.Д.Чечулина. СПб., 1907. С. 74.
²⁴ Там же. С. 75.
²⁵ Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 445.
²⁶ Омельченко О.А. «Наказ Комиссии о составлении проекта нового уложения» Екатерины II. Официальная политическая теория русского абсолютизма второй половины XVIII века. Автореф. дисс. на соискание уч. ст. канд. ист. наук. М., 1977. С. 15.
²⁷ Тарановский Ф.В. Политическая доктрина в Наказе императрицы Екатерины // Сборник статей по истории права, посвященный М.В.Владимирскому-Буданову. Киев, 1904. С. 44.
²⁸ Наказ императрицы Екатерины II. С. 3.
²⁹ Там же.
³⁰ Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 48.
³¹ Там же. С. 85.
³² Омельченко О.А. Указ. соч. С. 18.
³³ Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 83.
³⁴ Леонтович В.В. Указ. соч. С.27.
³⁵ Наказ императрицы Екатерины II. С. 1-3.
³⁶ Омельченко О.А. Указ. соч. С.23.
³⁷ Белявский М. Т. Представительство крестьян в Уложенной комиссии 1767-1768гг. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. С. 322-323. Для сравнения см.: Дитятин И.И. Указ. соч. С. 23.
³⁸ Флоровский А.В. Состав законодательной комиссии 1767-1774 гг. Одесса. 1915. С. 311.
³⁹ Белявский М.Т. Указ. соч. С. 323.
⁴⁰ Флоровский А.В. Указ. соч. С. 4.
⁴¹ Гентшке Л.В. Классовые противоречия в законодательной Комиссии 1767 года (В связи с обсуждением наказов от государственных крестьян) // Труды среднеазиатского государственного университета им. В.И.Ленина. История. Ташкент, 1954. в.
⁴² Там же. С. 109.
⁴³ Белявский М.Т. Указ. соч. С. 323.
⁴⁴ Милое Л.В. «Комиссия об уложении» 1767 г. // Историческая энциклопедия. Т.7. М., 1967. С 563.
⁴⁵ Гентшке Л.В. Указ. соч. С. 111.
⁴⁶ Ключевский В.О. Указ. соч. Т. V. С 87-88.
⁴⁷ Дитятин И.И. Указ. соч. С.69.
⁴⁸ Ключевский В.О. Указ. соч. С. 88.
⁴⁹ Соловьев С.М. Указ. соч. Т. 27. С. 79.
⁵⁰ Там же. С. 85.
⁵¹ Гентшке Л.В. Указ. соч. С. 111-112.
⁵² Соловьев С.М. Указ. соч. Т. 27. С. 89.
⁵³ О повреждении нравов в России князя М.Щербатова и путешествие А.Радищева. Факсимильное издание. М, 1985. Комментарии. С. 31-35.
⁵⁴ Там же. С. 61.
⁵⁵ Там же. С. 72.
⁵⁶ Там же. С. 119.
⁵⁷ Федосов И.А. Из истории русской общественной мысли XVIII столетия. М.М.Щербатов. М., 1967. С. 235.
⁵⁸ О повреждении нравов в России. Комментарии. С. 35.
⁵⁹ См.: Попов М.С Арсений Мацеевич и его дело. СПб., 1912.
⁶⁰ Русское православие: вехи истории. М.. 1989. С. 284.
⁶¹ Там же. С. 284-285.
⁶² Грацианский П.С. Политическая идеология русского самодержавия во второй половине XVIII в. // Политико-правовые идеи и институты в их историческом развитии. М., 1980. С. 28.
⁶³ Леонтович В.В. Указ. соч. С. 33.
⁶⁴ Соловьев С.М. Указ. соч. Т. 27. С. 63-66.
⁶⁵ Голикова Н.Б. Органы политического сыска и их развитие в XVII-XVIII вв. // Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.) М., 1964. С. 269.
⁶⁶ Дружинин НМ. Указ. соч. С. 446.
⁶⁷ Учреждение для управления губерний 7 ноября 1775 г. // Столетье безумно и мудро. С. 297.
⁶⁸ Цит. по: Дружинин НМ. Указ. соч. С. 455.
⁶⁹ Шильдер Н.К. Император Павел Первый. С. 80.
⁷⁰ Абрамова И.Л. Сословная политика Павла I. Автореф. дисс. на соискание уч. ст. канд. ист. наук. М., 1990. С. 10-15.
⁷¹ Шильдер Н.К. Император Павел Первый. С. 139.
⁷² Греч Н.И. Записки о моей жизни. СПб.. 1886. С. 105.
⁷³ Абрамова И.Л. Указ. соч. С. 16.
⁷⁴ Шильдер Н.К. Император Павел Первый. С. 300.
⁷⁵ Там же. С. 393.
⁷⁶ Греч Н.И. Указ. соч. С.254.
⁷⁷ О характере А.Аракчеева см. воспоминанияДМертваго, работавшего под его началом: Записки Дмитрия Борисовича Мертваго. 1760-1824. Изд. «Русского архива». М., 1867. С. 234-248.
⁷⁸ История буржуазного конституционализма. XVII-XVIII вв. М., 1983. С. 239-258.
⁷⁹ Там же. С. 273.

<< Назад   Вперёд>>