• под ред. В.Я. Гросула
 

Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика


2. Первые годы александровского либерализма
 


Екатерина II не считала Павла достойным наследником российского престола и вынашивала вполне реальные планы передачи его своему любимцу Александру. Сам же Павел, похоже, тоже замышлял оставить престол отнюдь не своему прямому наследнику. В самом начале 1801 г. он пригласил из-за границы племянника императрицы Марии Федоровны, своей второй супруги - Евгения Вюртембергского, которому в то время было всего тринадцать лет и которого Павел намеревался тайным образом сделать будущим русским императором1.

Павел резко изменил и свою внешнюю политику и замыслил даже поход против Англии, чтобы лишить ее колониальной жемчужины - Индии. Сумасбродства Павла достигли своего апогея, и он подтолкнул к союзу как внутренних своих противников, так и внешних. Английское правительство в лице своего посла в России - Уитворта приняло участие в заговоре и способствовало свержению русского императора.

12 марта 1801 г. престол получил все-таки Александр I. Начало его правления очень походило на начало правления его бабки Екатерины. Это был приход к власти не только методом государственного переворота, но и путем переступания через труп своего предшественника, на сей раз - родного отца. Кстати, обещал править молодой монарх «по законам и сердцу своей премудрой бабки». Он прямо заявлял о «произволе нашего правления», обещая на место личного произвола деятельно водворять строгую законность2.

И личная биография Александра I3, и история страны его времени относятся к категории довольно хорошо изученных исследовательских проблем. И тем не менее остается ряд нерешенных вопросов и даже загадок. Первая из них заключается в определении истинных воззрений этого несомненно крупного русского политического деятеля. Определить их отнюдь не легко, ведь не случайно его обвиняли в двоедушии, называли византийским греком, северным Тальмой, сопоставляя со знаменитым французским актером. В.О.Ключевский, характеризуя нового русского императора, подчеркивал: «Александру вечно приходилось вращаться между двумя противоположными течениями, из коих ни одно не было ему попутным, стоять между двумя противоречиями, подвергаясь опасности стать третьим, попасть в разлад с самим собой»4.

С детских лет, лавируя между отцом и бабкой, а затем между отцом и матерью, он приобрел искусство баланса сначала бытового, а затем и политического. Он научился скрывать свои истинные чувства и мысли и, пожалуй, на русском престоле равных ему в этой области не было. Но и сам Александр не был все свои долгие годы правления неизменным. Он тоже менялся, и не случайно между историками идет то явная, то скрытая полемика по вопросу о том, на какие периоды делить все время его царствования. Автор наиболее обширной и документированной его биографии Н.К.Шильдер посчитал необходимым разграничить время его государственной деятельности на три периода. Первый из них, который он называет эпохой преобразований, длился с 1801 по 1810 г. Второй - время борьбы с Францией - занимал годы с 1810 по 1816. И третий период - до самой смерти императора в 1825 г.5 Другой историк - А.А.Корнилов счел нужным выделить шесть этапов или периодов царствования Александра I. Причем первый из них - 1801-1805 гг. характеризуется, по его мнению, «горячим и истинным приступом к реформам по инициативе самого императора. В то же время это период самых розовых, хотя и неопределенных надежд и ожиданий со стороны общества»6.

Выделение этих разных периодов двумя исследователями, специально изучавшими эпоху императора Александра I, объяснялось, среди прочего, разными задачами, ими поставленными. Н.К.Шильдер все-таки писал биографию самодержца, а А.А.Корнилов излагал историю целой страны. И с учетом целей нашей книги мы даем свою периодизацию этого царствования. Мы также делим ее на три части, но несколько иные, чем те, которые выделил Шильдер. Рассматривая историю русского консерватизма, мы выделяем в качестве грани между 1-м и 2-м периодами 1812 год, год, когда получил отставку такой столп русского либерализма, как М.М.Сперанский и после чего начинается новый период исканий, борьбы и балансирования между консерватизмом и либерализмом. Третий период, который можно условно датировать 1820-1825 годами - период решительного поворота к консерватизму и даже к реакции.

При всех сложностях понимания истинных намерений Александра I сегодня с учетом большого источникового материала нет возможности отрицать тот факт, что Александр I, получив престол, исповедовал и, видимо, искренне идеи либерализма. Именно он был первым либералом на русском престоле7, хотя этот либерализм был ограниченным и непоследовательным и продолжался он отнюдь не все его царствование. При этом еще долго после 1801 г. он желал представить себя европейскому общественному мнению именно как либерала. Новейшие исследования показывают, что в первые годы своего правления он не только подумывал, но и предпринимал определенные действия как по упразднению крепостного права, так и по введению в России конституции8, хотя конституция предполагалась, конечно, октроированная (данная самим монархом) и не лишавшая монарха верховной власти. Многократно упоминавшееся и комментировавшееся письмо Александра I его воспитателю Ф.Лагарпу от 27 сентября 1797 г. свидетельствует об Александре как о стороннике российской конституции. Более того, в этом письме приводятся слова, которые, если бы оно не было достоверным, навряд ли можно признать мыслями наследника любого престола. Александр не только пишет в нем о необходимости образования народного представительства и составлении свободной конституции, но и о том, что после этого, как там подчеркивается, «моя власть совершенно прекратилась бы и я, если Провидение благословит нашу работу, удалился бы в какой-нибудь угол и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им»9.

Александру было тогда всего двадцать лет и письмо отражает его юношеские увлечения, в формировании которых сыграл немалую роль его адресат - республиканец и атеист из Швейцарии Ф.Лагарп. То, что именно Лагарп был приглашен воспитателем к любимому внуку и наследнику и пробыл им в течение одиннадцати лет, усматривают либерализм Екатерины. Но Лагарп был воспитателем и Константина Павловича, исповедовавшего все-таки другие идеи, нежели его брат и ставшего убежденным сторонником консервативной системы.

Дело, видимо, не только в воспитании и установках Екатерины, не только видевшей либеральную перспективу, но и проводившей в принципе охранительный курс. Когда же Александр заявил о продолжении традиций своей великой бабки, то речь шла именно о курсе, но отнюдь не о внутренней симпатии Александра к Екатерине. При ближайшем рассмотрении документов оказывается, что Александр не был сторонником политической системы своей бабки и, более того, относился к ней враждебно. Исследователи отрицают даже личные чувства расположения и привязанности к императрице. Их чувства отнюдь не были взаимными,10 и сама Екатерина очень бы разочаровалась, узнав истинное отношение к себе любимого внука, в котором она души не чаяла и которому предсказывала великое будущее. В последнем она не ошиблась. Навряд ли она могла бы надеяться на большее, чем то, чего достиг этот российский самодержец, ставший вершителем судеб многих стран и народов.

Молодой император, получив престол, по существу стал отцом русского правительственного либерализма. Именно он, а не М.Сперанский, который сам был порождением александровского правления. Изучение тех группировок, которые сразу же сложились в стране в начале нового царствования, уже нашло и различное толкование в специальной литературе. Обычно выделяются две группировки: так называемые «молодые друзья», то есть ближайшие сподвижники Александра I - Н.Н.Новосильцев, П.А.Строганов, А.Чарторыский, В.П.Кочубей, и та группировка, которую нарекли «екатерининскими стариками». Если первые олицетворяли откровенный либеральный курс молодого императора, то состав второй группировки, в которую входили Н.П.Румянцев, Г.Р.Державин, Д.П.Трощинский, П.В.Завадовский и другие, был более пестрым. Ее представляли и сторонники конституционализма, и откровенные традиционалисты-консерваторы.

Эти две группировки уже получили подробное освещение в литературе, также как достаточно основательно отражены их истинные цели и административная практика. «Молодые друзья», которых Г.Р.Державин и его «сопартийцы» из екатерининской группировки, кстати, немало между собой отличавшиеся, окрестили «якобинской шайкой»11, были на поверку заметно правее, чем сам Александр I, подталкивающий их к существенным преобразованиям.

Но кроме этих двух группировок, часто больше отличавшихся по возрасту, нежели по своим политическим взглядам, можно выделить еще как минимум две «партии», игравшие заметную роль в тогдашней политической жизни страны. Еще видный юрист А.Д.Градовский в своей магистерской диссертации показал наличие, наряду с двумя вышеупомянутыми, еще одной группировки - «канцелярской» или «бюрократической» партии, одержавшей, по мнению автора, победу в борьбе за преобладание, которая развернулась в те годы12.

Четвертая «партия», также уже упомянутая в литературе и больше всего нас интересующая в силу задач нашей темы, составлялась из противников либерального курса императора13, людей идеи, в отличие от «канцелярской» партии, думавшей только об административном преобладании и теплых местечках. Эта четвертая «партия», тоже не отказывавшаяся от высокого положения на административной лестнице, обозначилась сразу же, как, говоря словами поэта, наступило «дней александровских прекрасное начало». Это была «партия» убежденных консерваторов, представленная такими именами как А.С.Шишков, А.А.Беклешев, Д.П.Рунич и уже упомянутый екатерининец Г.Р.Державин, а также ряд других довольно видных деятелей, разделявших их убеждения или настроения.

Александровский либерализм породил и александровский консерватизм14, вначале скорее всего как антиалександровский, в чем мы убедимся несколько позднее. Это тем более важно, что для уяснения существа основных политических группировок нужно хорошо понимать как настроения самого императора, так и взгляды александровского семейства, где сложились и свои либералы, и свои консерваторы. Императорская фамилия дает прекрасный пример борьбы политических идей разного плана, тем более, что в узком кругу семьи они излагались, как правило, более искренне и заинтересованно, чем в придворных кругах, отличавшихся заискиванием и приспособленчеством. В стране с абсолютной властью монарха настроения его фамилии дают чрезвычайно обильную пищу для понимания планов и поступков придворных политических группировок и их активов за пределами дворца, министерств и вообще столицы. В этом своеобразном внутрисемейном императорском парламенте, где изложение взглядов производилось значительно более свободно, чем в любом государственном учреждении, вскоре выделилось крыло, которое чем дальше, тем больше сопротивлялось реформаторскому курсу императора.

И по своему характеру, и по своим политическим установкам заметно отличался от своего брата великий князь Константин Павлович, бывший долгое время наследником престола. Еще в детстве отмечали его упрямство, вспыльчивость, непостоянство, пренебрежение к знаниям. Лагарп был им недоволен и нередко на него жаловался15. С детства очень увлекавшийся играми в войну, он пошел по военной части и поначалу, участвуя в двенадцатилетнем возрасте в Итальянском походе Суворова, подавал немалые надежды на этом поприще. Но большого полководца из него не получилось. Он был буквально подавлен авторитетом Наполеона и после Бородина и падения Москвы впал в панические настроения до такой степени, что был отослан из армии, вступив в противоречия с Барклаем-де-Толли. Он отстаивал идеи мира с Наполеоном, будучи представителем так называемой «французской» партии.

Был он человеком несдержанным, даже грубым и жестоким, и эти его качества проявились и во время управления Польшей, где он с самого начала подвергал язвительной критике польскую конституцию16, кстати, одно из творений его брата. Впоследствии он категорически выступил против намеченных Комитетом 6 декабря 1826 г.17 довольно крупных реформ, откровенно подчеркнув свой традиционализм и приверженность охранительным началам. В первой трети XIX века Константин Павлович был одним из основных столпов русского консерватизма, откровенно воодушевлявшим различные консервативные круги.

Была близка к консервативной «партии» и вдовствующая императрица Мария Федоровна, известная покровительница женского образования, еще недавно сама претендовавшая на престол18. Необходимо отметить, что у нее и ее дочери Екатерины Павловны сложились натянутые отношения с супругой Александра I Елизаветой Алексеевной - несчастной женщиной, потерявшей в малолетнем возрасте двух своих дочерей и так и не родившей мальчика. Елизавета Алексеевна не выполнила одного из своих главнейших предназначений - не дала своему супругу наследника и это наложило серьезный отпечаток и на ее судьбу, и на ее взаимоотношения с императорской фамилией. Питая искреннее чувство к своему супругу, она болезненно переживала его холодность и живя, казалось бы, в семействе, находилась по существу в одиночестве с постоянной печатью грусти. Блеск императорского двора сконцентрировался не вокруг нее, а вокруг Марии Федоровны, или, как тогда писали, Марии Феодоровны. Поскольку до 1812 г. двое младших сыновей были еще очень молоды и на политику особого влияния оказывать не могли, малое влияние оказывали на нее в это время и пять дочерей Павла, в том числе и Анна Павловна, к которой сватался Наполеон, и которая позднее стала королевой Нидерландов. Кстати, она была лично близка к Екатерине Павловне. Из всего этого получается довольно любопытный расклад сил в самой императорской фамилии. К консервативной партии относились Константин Павлович, Мария Федоровна, Екатерина Павловна. Елизавета же Алексеевна, обычно во всем поддерживавшая супруга, находилась в уединении и в прямом, и в переносном смысле. Правда, она много читала и через нее Александр узнавал многое из того, что не успевал прочитывать сам. Но его супруга, выбранная ему в жены самой Екатериной, все-таки противостояла трем другим более активным членам императорского дома, да и связей у нее в общественных кругах было намного меньше, хотя сам А.С.Пушкин посвятил ей одно из своих стихотворений 1819 г.19

Из членов императорской консервативной «партии» особого внимания заслуживает любимая внучка Екатерины II и любимая сестра Александра I - Екатерина Павловна. Женщина внешне красивая, обаятельная, даже обворожительная, она обладала сильным, как иногда писали, мужским умом, довольно обширными знаниями и широкими связями. Она выступала в качестве покровительницы литературы и пользовалась большим вниманием многих поэтов и писателей. Нередко, например, Г.Державин и В.Жуковский посвящали ей свои произведения. Екатерина Павловна была, однако, очень честолюбива и активно вмешивалась в политику, используя при этом расположение к ней ее царствовавшего брата, весьма ей доверявшего.

Так получилось, что эта обаятельная и чрезвычайно влиятельная представительница императорской фамилии, которая когда-то заявила: «Всего более сожалею в моей жизни, что я не была мужчиной в 1812 году», и которая в противовес малодушию Константина показала в 1812 году мужество и энергию, чем заражала и самого царя, - стала одним из важнейших форпостов именно консервативной «партии». При всей ее близости к Александру I не была она сторонницей кардинальных преобразований и всячески ратовала за укрепление самодержавия. В борьбе против «партии» либералов она прежде всего столкнулась со Сперанским, который, во всяком случае об этом говорят имеющиеся материалы, явно отвечал ей взаимностью, то есть как мог вел борьбу против прекрасной принцессы.

К Екатерине, как и позднее к Анне Павловне, сватался великий Наполеон. Непрочь был получить ее руку австрийский император Франц, но эта рука все-таки поначалу была отдана Георгию Ольденбургскому, ничем особым не отличавшемуся, но отвечавшему своей супруге полнейшей преданностью и выполнявшему все ее пожелания. Так вот, в литературе имеется определенный материал о том, что после низвержения со шведского престола в 1809 г. Густава IV Адольфа одна из придворных группировок, ориентировавшаяся на Россию, послала в Петербург специального депутата, который вышел на М.Сперанского и пытался узнать через него, не согласится ли Александр на занятие шведского престола супругом Екатерины Павловны, герцогом Ольденбургским. Для нее возникала возможность стать шведской королевой. Но Сперанский, якобы по причине своей вражды к Екатерине Павловне, не доложил об этом императору, и королем стал бывший французский маршал Бернадот20.

В какой степени эти сведения соответствуют действительности, пока судить трудно, но острейшие противоречия между Екатериной Павловной и Сперанским хорошо известны, они послужили одной из причин падения выдающегося реформатора. Супруг Екатерины Павловны Георгий Ольденбургский стал генерал-губернатором Новгородской, Тверской и Ярославской губерний, и честолюбивая Екатерина Павловна основала в Твери блестящий салон, собиравший многих выдающихся людей и превратившийся в один из важнейших оплотов консервативной «партии». Интересны ближайшие ее знакомые. К ним относились А.Б.Куракин, некогда один из приближенных Павла I, друживший с ним еще с детства; Ф.В.Ростопчин, тоже бывший фаворит Павла, лишь в 1801 г. попавший в опалу и сосланный в Москву. Ф.Растопчин - убежденный крепостник -был одним из лидеров консервативной «партии». Именно через него, родственника Н.М.Карамзина со стороны первой жены, и происходит сближение Карамзина с Екатериной Павловной.

Собственно, и раньше Н.М.Карамзин был духовно близок к императору Александру I и его семье. Он восторженно приветствовал вступление на престол нового императора двумя одами, за что был соответственным образом вознагражден. Свою первую оду он передал императору через Д.П.Трощинского, о чем просил последнего специальным письмом21. В «Историческом похвальном слове Екатерине II», переданном императору, Карамзин изложил новому самодержцу свою политическую программу22, то есть с начала царствования Александра Карамзин стремился оказывать на него свое влияние в рамках собственных политических представлений. А эти представления уже в начале XIX в. заметно отличались от тех, которые были характерны для знаменитого литератора и историка до начала Французской революции. Испытав заметное воздействие идей французского просвещения, прежде всего Вольтера и Монтескье, Карамзин, известный московский масон 80-х годов, существенно меняет свои прежние взгляды. Как отмечено в литературе, этот переворот начался после казни Людовика XVI23. Но еще в «Письмах русского путешественника» 1789-1790 гг., комментируя ситуацию в Англии, Карамзин пришел к выводу, что для каждого народа необходимо свое государственное устройство. Еще тогда он писал: «И так не Конституция, а просвещение Англичан есть истинный их Палладиум. Всякие гражданские учреждения должны быть соображены с характером народа; что хорошо в Англии, то будет дурно в другой земле. Недаром сказал Солон: "мое учреждение есть самое лучшее, но только для Афин. Впрочем всякое правление, которого душа есть справедливость, благотворно и совершенно"»24.

Н.М.Карамзин был приближен к новому императору и в 1803 г. получил специальный заказ от него по написанию истории России, за что был награжден пенсионом как государственный служащий. В конце 1809 г. во время пребывания Александра I в Москве состоялась кратковременная беседа его с Карамзиным и здесь, на балу, произошла встреча историка с Екатериной Павловной. Великая княгиня осыпала Карамзина ласками и далее, как пишут в литературе, последовало неожиденное25, в действительности вполне закономерное, приглашение в Тверь, где Екатерина Павловна основывает свой салон. Это приглашение было важным этапом на пути складывания консервативной «партии», ожесточившей свое наступление на М.Сперанского и сторонников реформирования России. Такая мощная идеологическая сила, четко заявившая о своих противоречиях со Сперанским26, имевшая собственную программу укрепления и сохранения самодержавия в России, не могла не быть использована консервативной «партией», не имевшей в своих рядах деятелей столь крупного калибра, как Сперанский.

Попытка противопоставить Сперанскому фигуру, равную ему по своим данным, не была случайной, и предпринята была как раз тогда, когда Сперанский по поручению Александра I составил план государственных преобразований - «Введение к уложению государственных законов». Именно в октябре 1809 г. проект был готов и представлен императору27. Учреждение Государственного Совета в 1810 г. свидетельствовало о начале реализации этого плана, и в рядах консервативной «партии» начинается самый настоящий переполох. Он хорошо передан в записках одного из крайне правых деятелей - Д.П.Рунича, писавшего: «Богатые помещики, имеющие крепостных, теряли голову при мысли, что конституция уничтожит крепостное право и что дворянство должно будет уступить шаг вперед плебеям. Недовольство высшего сословия было всеобщее»28.

Приглашение Карамзина в салон Екатерины Павловны, салон, который был чуть ли не важнейшим оплотом консервативных сил29, было не случайным и имело далеко идущие последствия. Первый приезд Карамзина в Тверь произошел в феврале 1810 г. Тогда он пробыл в гостях у Екатерины Павловны шесть дней и по вечерам читал рукопись своей истории российского государства. Читал в присутствии не только Екатерины Павловны, но и Константина Павловича, а также других завсегдатаев салона. Уже несколько позднее, в письме к брату от 28 марта Карамзин подчеркивал: «Милость ко мне великой княгини, великого князя Константина Павловича и вдовствующей императрицы служит для меня не малым одобрением в моих трудах»30.

В салоне Екатерины Павловны Карамзин вошел в контакт со всеми тремя руководителями русского консерватизма и этот контакт все более усиливался. Карамзин стал частым гостем салона Екатерины Павловны и только в 1811 г. он приезжал в Тверь в феврале-марте, мае, июне и ноябре месяце, приезжал и сам, и вместе с супругой. В марте 1811 г. он читал свою историю в присутствии самого императора Александра и, как несколько позднее Карамзин писал в обращении к императору, которое предваряет его «Историю государства российского», в то время он читал Александру I об ужасах нашествия, а также о подвигах Дмитрия Донского. «Вы слушали с восхитительным для меня вниманием; сравнивали давно минувшее с настоящим, и не завидовали славным опасностям Дмитрия, ибо предвидели для Себя еще славнейшие»31.

Однако Екатерина Павловна постаралась свести своего царствующего брата со знаменитым историком не только для ознакомления с далеким прошлым. У великой княгини были четкие политические цели, и они заключались в решительном изменении курса императора на проведение реформ, для чего был намечен удар прежде всего по Сперанскому. В салоне не скрывалось отрицательное отношение к этому сподвижнику императора. По свидетельству сотрудника канцелярии супруга Екатерины Павловны, герцога Ольденбургского - Ф.П.Лубяновского, - в салоне она произносила буквально нещадные речи против Сперанского, за которого он, Лубяновский, стал бояться, как и за самого себя32.

Нет никакого сомнения в том, что Карамзин был нужен великой княгине как важный инструмент борьбы против Сперанского, которого она буквально ненавидела. Именно Екатерина Павловна, хорошо ознакомившись со взглядами Карамзина, поручила ему написание специальной записки33, где были изложены не только исторические, но и политические взгляды, записки, предначертанной для самого императора. Некоторые исследователи считают, что такая записка была подготовлена уже во второй половине 1810 г.34, но более основательны мнения тех, кто относит ее завершение к началу 1811 г.35

В феврале 1811 г. Карамзин привез Записку в Тверь, пробыл там в течение двух недель и несколько дней читал свою записку великой княгине и ее супругу. Чтение записки было прерываемо множеством вопросов и по ее окончании записку она взяла себе36. Желаемый документ был получен и, несомненно, встретил полную поддержку самой Екатерины Павловны и ее супруга, во всем ей потакавшего. В письме к И.И.Дмитриеву от 19 февраля, где Карамзин описывает некоторые детали этой своей поездки в Тверь, он, среди прочего, посчитал необходимым подчеркнуть следующее: «Не отвечаю за будущее, но теперь милостивое ко мне расположение августейшей четы составляет одно из утешений моей жизни»37.

Нет сомнения в том, что Екатерина Павловна полностью разделяла идеи этой записки, но цель ее заключалась прежде всего в воздействии на самого императора. В марте 1811 г. Александр I посетил свою любимую сестру, и немедленно в Тверь был затребован и сам Карамзин. Чтение истории было лишь частью задуманного Екатериной Павловной плана. Главное заключалось в передаче специальной карамзинской записки. Состоялась она, видимо, сразу после чтения «Истории» и личных бесед Карамзина с императором. В письме от 20 марта об этом сообщает сам Карамзин, писавший о двухчасовой читке своей истории императору, «после чего я говорил с ним мало, но о чем же? О самодержавии! Я не имел счастья быть согласным с некоторыми его мыслями»38.

Весьма интересное свидетельство. Личный историограф императора не соглашается с самим императором и не в каком-либо мелком вопросе, а по фундаментальнейшей проблеме государственного устройства страны, а именно по вопросу о самодержавии. То есть определенное несогласие обозначилось уже после чтения ряда разделов «Истории» и после этого, когда имело место уже некоторое несовпадение взглядов, Екатерина Павловна передала заказанную ею записку тому же Александру I. О реакции императора на эту записку, которую он прочитал или пробежал глазами, достоверных источников практически нет. В одних исследованиях говорится, что после ознакомления с запиской император холодно простился с Карамзиным39. В других даже пишется, как император был «огорчен, раздражен, приведен в негодование, что и выразил на первый случай, вольно или невольно, своею холодностию»40. Речь, конечно, шла о тех местах записки, где говорилось о деятельности самого Александра. М.Погодин, передававший эти сведения, по рассказам графа Д.Н.Блудова, близкого к Карамзину, но в начале XIX века сторонника александровского либерализма, предполагает несколько иную реакцию царя в случае, если бы все это происходило не в присутствии любимой сестры, а с глазу на глаз41. Но дело было не только и не столько в свидетелях. Александр прекрасно понимал настроения своей сестры и ее окружения и то место, которое уделялось Карамзину. Воззрения Карамзина шли вразрез с его тогдашними политическими приемами, не говоря уже о взглядах, хотя с действительными взглядами Александра I в 1811 г. разобраться не просто.

Но так или иначе, не было достигнуто никакого эффекта. План консерваторов тогда не сработал, но нет сомнения в его последующем успехе и в общих его помехах Сперанскому. Интересно, что когда Карамзин спросил у Екатерины Павловны о судьбе своей записки, то великая княгиня ответила: «Записка ваша теперь в хороших руках»42. О каких руках идет речь? Об императорских или о руках консервативной «партии»? Видимо, и о тех, и о других. Император, получив в свои руки записку Карамзина 18 марта 1811 г., не забыл о ней. Через несколько лет, в 1816 г. Александр I, по свидетельству Д.Н.Блудова, награждая Карамзина Аннинской лентой, подчеркнул, что делается это не столько за его «Историю», сколько за его «Записку о древней и новой России»43. А ведь прошло всего лишь пять лет.

«Записка о древней и новой России», впервые опубликованная полностью за границей, в Берлине в 1861 г. и в самой России только в 1870 г., многократно комментировалась44 и переиздавалась. Будучи одним из краеугольных камней доктрины царского самодержавия нового времени, она представляет собой также самый выдающийся памятник зарождающегося русского политического консерватизма. Целые поколения русских консерваторов находили в ней свою опору и пищу для размышлений и последующего развития своих взглядов. Поначалу же хождение «Записки» было весьма ограниченным, и трудно сказать, какова степень знакомства с ней российского общества. С ней был знаком круг Екатерины Павловны, знала ее и та часть представителей консервативной «партии», которая была близка к этому кругу. Интересно и наличие «Записки» в личном архиве будущего императора Николая I. В его бумагах имеется копия сочинения Карамзина под названием «Сравнение царствований Петра I, Екатерины II и Александра», которая датируется почему-то началом 1826 г.45

Когда «Записка» Карамзина попала к Николаю Павловичу, трудно сказать. Но он ее знал и использовал при формулировании своей известной теории «официальной народности», поскольку знаменитая уваровская триада основывается на доказательствах знаменитого историографа. Действительно, Карамзин выступает в своей «Записке» как убежденный, именно убежденный, а не конъюнктурный сторонник самодержавия. В ней с самодержавием связана все история России, и оно рассматривается Карамзиным как определяющая сила российского исторического процесса. Посему в «Записке» последовательно проводится мысль о незыблемости самодержавия. Ради этого он идет на критику царствования самого Александра, деятельности которого посвящена большая часть «Записки».

Переходя к анализу итогов десятилетнего правления здравствовавшего тогда царя Александра I, Карамзин, видимо, знал о неизбежности последующего знакомства с «Запиской» самого императора. И посему он счел нужным записать следующие слова: «Чего хочу? С добрым намерением испытать великодушие Александра и сказать, что мне кажется справедливым и что некогда скажет История».

Отдав должное способностям Александра, усмотрев два возможных пути его деятельности, один из которых заключался в продолжении системы Павла, а другой - в восстановлении разрушенной системы Екатерины, Карамзин начинает описание александровского правления с рассмотрения его внешней политики и - прежде всего - взаимоотношений с Францией после Французской революции, которую автор называет ужасной. В Наполеоне он усматривает сына этой ужасной революции, «сходного с нею в главных чертах лица».

Карамзин вполне определенно критикует внешнюю политику Александра, ставшего по его мнению орудием в руках Наполеона. Он против разрыва с Англией, против образования герцогства Варшавского и даже присоединения Финляндии к России. При этом он произносит следующие слова: «Государству для его безопасности нужно не только физическое, но и нравственное могущество; жертвуя честию, справедливостью, верим последнему». Столь же критичен Карамзин и при характеристике внутренней политики Александра46, укоряя его в нежелании продолжить линию Екатерины, подтвержденную 34-летней практикой. Карамзину явно не нравятся новые государственные творения Александра, он видит их незрелость и жалеет, ссылаясь на «добрых россиян», о бывшем порядке вещей. Более того, автор «Записки» подчеркивает, что «одна из главных причин неудовольствия россиян на нынешнее правительство есть излишняя любовь его к государственным преобразованиям, которые потрясают основу Империи и коих благотворность остается доселе сомнительною».

Не мог обойти Карамзин и такого важнейшего для страны вопроса, как вопрос о крепостном праве. Он ссылается на слухи о желании тогдашнего правительства дать господским людям свободу и приводит ряд собственных аргументов против этой предполагаемой акции. Он всячески стремится доказать, что это освобождение не принесет облегчения ни помещикам, ни крестьянам. Не кто иной, как Карамзин записал следующие слова: «Мне кажется, что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу, к которой надобно готовить человека исправлением нравственным». Карамзин не против освобождения в принципе, но это освобождение откладывается на далекое будущее. Его аргументация в защиту крепостного права имела место в начале XIX в., когда почти по всей Европе его уже давно не было. В России же продолжали торговать людьми. Таким образом, вся «Записка» пронизана обсуждением двух важнейших государственных вопросов: о крепостном праве и государственном устройстве страны. По обоим этим вопросам Карамзин занимает антилиберальную позицию, открыто критикуя действия самого императора. Чего только стоят следующие слова: «Главная ошибка законодателей сего царствования состоит в излишнем уважении форм государственной деятельности: от того изобретение разных Министерств и учреждение Совета и проч.».

Но критика императора осуществляется явно справа, с консервативных позиций. Не случайно в литературе подчеркивалось, что в данном случае Карамзин был большим роялистом, чем сам король. Действительно, Карамзин всячески ставит самодержца выше закона. По его мнению, «в России государь есть живой закон: добрых милует, злых казнит, и любовь первых приобретается страхом последних. Не боятся государя - не боятся и закона».

Если несколькими словами выразить смысл карамзинской «Записки», то это будут «самодержавие, православие, отечество». Не случайно историк подчеркивает: «Самодержавие есть Палладиум России». Но защищая самодержавие, Карамзин всячески отстаивает и интересы дворянства, которое называется им «братством знаменитых слуг великокняжеских или царских». Карамзин - откровенный защитник дворянства, он же всячески отстаивает и интересы духовенства. Целостное представление о государственном устройстве России Карамзин рисует следующим образом: «Дворянство и духовенство, Сенат и Синод, как хранилища законов, над всеми государь, единственный законодатель, единственный источник властей, - вот основание Российской монархии, которое может быть утверждено или ослаблено правилами царствующих»47.

При всех своих экивоках, при всем желании представить себя истинным радетелем самодержавия, Карамзин явно противопоставил его конкретному самодержцу, и не стоит удивляться сухой и, может быть, резко отрицательной реакции Александра I на это в то время крупнейшее произведение консервативной мысли. При других императорах и других условиях такая «Записка» могла бы принести ее создателю большие неприятности. Но дело обошлось относительно благополучно. И в этом несомненная заслуга императорской консервативной «партии» и прежде всего Екатерины Павловны. Она, конечно, понимала, как был подставлен знаменитый историк, и все сделала, чтобы уладить его отношения с императором. Сил у нее для этого было достаточно. Не случайно после тильзитских унижений и подчинения российской правительственной линии французскому влиянию именно она называлась в качестве реального и даже первого претендента на императорский престол России. Еще в сентябре 1807 г. шведский посол в Петербурге граф Стединг писал о большом недовольстве императором и всей мужской линией царствующего дома и, поскольку ни императрица-мать, ни императрица Елизавета «не обладают соответствующими данными, то на престол хотят возвести великую княжну Екатерину»48.

Слухи о вероятном возвышении Екатерины Павловны были в те годы довольно распространенными. О них писал и посол Франции в России маркиз А.Коленкур, хорошо информированный о ситуации в петербургских придворных кругах. В марте 1809 г. он сообщал о желании Екатерины Павловны обосноваться в Москве, куда якобы хотели направить губернатором ее супруга. Коленкур обратил внимание на активность Екатерины Павловны, на ее тесные связи с генералами и чиновниками и подчеркивал, что ее поведение «обнаруживает в ней одну из тех самых женщин, которые издалека подготовляют крупные события»49.

Екатерина Павловна была сильной и влиятельной личностью, несмотря на свою молодость и недостаточный политический опыт. Слухи о ее царствующих амбициях были, конечно, сознательно преувеличены, поскольку имелись достаточно значительные внутренние и внешние силы, старавшиеся раздуть противоречия внутри императорской фамилии. Слишком сложное и тревожное время переживала тогда страна. Но не будет преувеличением сказать, что именно Екатерина Павловна может быть названа подлинным главой или во всяком случае одним из руководителей русской консервативной «партии». В лице Карамзина эта «партия» получила своего наиболее крупного идеолога. Это хорошо понимала Екатерина Павловна, и линия ее поведения после неудачной беседы Карамзина с императором заключалась прежде всего в сохранении самых теплых связей с обескураженным литератором и во всяческом улаживании его отношений с Александром I. Иначе серьезно пошатнулась бы ее политическая репутация и заметно ослабела бы вся консервативная «партия».

Существуют многочисленные свидетельства длительного периода близости великой княжны с Карамзиным, похоже, что в этот период происходит еще большее сближение, в чем был заинтересован и он сам. Хотя писатель владел тысячью крепостных, он, по его словам, испытывал заметные материальные трудности 50и нуждался в сохранении государственной службы. Здесь его положение придворного историографа было сохранено. Екатерина Павловна всячески его поддерживала и морально. Уже 12 апреля 1811 г. она поспешила ему сообщить о результатах встречи с императором: «Г осударь наш возлюбленный совершенно здоров; услышав, что пишу вам, он поручил мне передать вам свой привет»51. Привет был долгожданный, и он не мог не поддержать дух историка, продолжавшего писать свой фундаментальный труд. Сама Екатерина Павловна подчеркивала свое расположение к Карамзину, весьма тепло принимая его у себя в Твери, часто писала ему любезные письма и подбадривала его своими заверениями в дружбе. 25 мая 1811 г. она написала ему: «Мне хотелось еще раз извлечь пользу из вашего знакомства с нами; такие знакомые, как вы, не часто встречаются в свете»52.

Карамзин, в свою очередь, представлял интерес не только для Екатерины Павловны, но и для самого императора как человек, пользовавшийся огромным авторитетом в Москве, и подрыв отношений с ним мог бы весьма усилить антиалександровские настроения во второй столице. Причем в такой степени, что посетивший Петербург в 1807 г. французский дипломат Сент-Эньян писал о русской партии вельмож, выступавшей против каких-либо нововведений в управлении. Партия эта, по его словам, большею частью составилась именно в Москве53. Сохранив некоторую настороженность по отношению к Карамзину, Александр I тоже не шел на открытый разрыв.

Карамзин же продолжал идеологически подпитывать Екатерину Павловну и примыкавший к ней круг консервативной «партии». В ноябре 1811 г. он передает Екатерине Павловне альбом, в который вписал избранные места из сочинений различных писателей, но подобранных соответствующим образом. Карамзин опять категорически выступает в пользу самодержавия и еще раз отклоняет какие-либо изменения «постановлений, освященных временем», если в этом нет нужды54.

Политический консерватизм Карамзина накануне событий 1812 г. остался твердым и неизменным, и это при том, что в области словесности он считался новатором и объединял большое число сторонников обновления русского языка. Родоначальник журнала «Вестник Европы», (журнала, по мнению исследователей, откровенно бонапартистского55), но уже не столь благоговевший перед Западом, как в свои юные годы, Карамзин последовательно отстаивает идеи реформы русского языка. Противник политического реформизма становится последовательным реформатором словесности. И здесь разразилась сильнейшая литературная борьба двух направлений в рамках одного политически консервативного лагеря.

Решительным противником Карамзина выступает другой видный консерватор - адмирал А.С.Шишков, тоже сторонник идеологии самодержавия и православия и противник отмены крепостного права. К новшествам литературно-языковым он отнесся крайне отрицательно и поспешил изложить свои антикарамзинские воззрения в 1803 г. в специальном трактате под названием «Рассуждение о старом и новом слоге русского языка», к которому в следующем, 1804 г. добавил специальное «Прибавление». А уже через несколько лет, когда была составлена карамзинская «Записка», выходят его «Рассуждения о любви к Отечеству», имевшие довольно широкий резонанс.

А.С.Шишков, ставший членом Российской академии еще в 1796 г., возглавит ее в 1813 г., но еще до того, как он станет президентом академии, в 1807 г. он создает литературное общество под названием «Беседа любителей русского слова». Формально «Беседа» заявляет о себе с 1811 г., но фактически она берет свое начало именно в эпоху Тильзита56, объединив не только противников Карамзина и сторонников старой русской словесности, но и людей, имевших весьма четкие политические воззрения. В «Беседу» входили не только такие эпигоны классицизма, как А.С. и Д.Х.Хвостовы, А.А.Шаховской, С.А.Ширинский-Шихматов. Сама «Беда» собиралась в доме у одного из крупнейших поэтов страны, Г.Р.Державина57. В ее состав входил лучший баснописец страны И.А.Крылов, откровенный антизападник, хотя и не разделявший увлечения Шишкова архаизмами. Членом «Беседы» был видный поэт Н.И.Гнедич, близок к ней был поэт и видный литературовед А.Ф.Мерзляков.

Поэтому совершенно неправомерно считать, что «Беседа» объединяла только ретроградов и литературных ничтожеств. Давать такую односложную характеристику состава «Беседы» будет неправильным, и на это уже обращено внимание в современной литературе58. Старославянские слова и обороты считались ими необходимым, непременным компонентом возвышенного стиля, и лучшим приемом для составления од, еще не вышедших из моды в начале XIX в.

Борьба между шишковистами и карамзинистами в области литературы была столкновением между традиционалистами и реформаторами языка, но в политической области это было противостояние в рамках одного консервативного лагеря. Ни по вопросу о крепостном праве, ни во взглядах на государственное устройство принципиальных противоречий между Карамзиным и Шишковым не было. Другое дело, что бывший бонапартист и издатель «Вестника Европы» не был безапелляционным антизападником, тогда как Шишкова уже зачислили в первые славянофилы. Однако ранние славянофилы образца 30-х годов были либералами, и между ними и консерватором Шишковым имелись существенные отличия.

Выступив со своим «Рассуждением», в котором некоторые исследователи безосновательно усмотрели полудонос59, Шишков показал себя несомненно человеком искренним и проводящим не только свои идеи, но устоявшиеся взгляды достаточно влиятельной группы литераторов. Шишков был значительно дальше от императорской фамилии, нежели Карамзин. Сменивший в 1812 г. М.Сперанского на посту государственного секретаря и будучи чрезвычайно приближенным к императору, Шишков подчеркивал, что до этого он не знал «ни о каких придворных делах и таинствах». Он прямо писал о существовавшем до этого явном неблаговолении, и когда его пригласили к Александру I в 1812 г., вспомнил, что в секретариате императора он не был более десяти лет60.

Предубеждение императора к Шишкову объяснялось неодобрением, которое испытывал последний к его тогдашним преобразованиям. Но для этого в те годы надо было обладать определенным мужеством и своим собственным взглядом на тогдашнюю действительность. Шишков был истинным охранителем, поклонником стародавних традиций, патриотом прошлого, своего, доморощенного уклада жизни. Настаивать в то время на этих взглядах было непросто. Н.И.Греч, в будущем один из активных проводников доктрины официальной народности, убежденный сторонник Николая I, вспоминая первые годы правления Александра I, вынужден был подчеркнуть: «Да и кто из тогдашних молодых людей был на стороне реакции? Все тянули песню конституционную, в которой запевалою был император Александр Павлович»61. В этой обстановке выступать с позиций консерватизма было не просто и нужно было обладать несомненным личным мужеством. Но при всем этом представителей именно этого направления было немало, и объяснялось такое значительное их число прежде всего опорой на многие десятки тысяч душевладельцев, категорически отстаивающих свои права на владение крепостными и огромными поместьями. Представители «Беседы», такие, например, как Г.Державин, интересовались не только литературными проблемами, но составляли тот круг консервативных идеологов, которых поддерживало множество крепостников различного рода. Один из членов «Беседы», писатель и переводчик И.С.Захаров, довольно часто публиковавшийся в различного рода журналах, известен даже не только похвальным словом Екатерине II, но и специальными трудами по сельскому хозяйству, написанными прежде всего с позиций интересов крупных собственников62.

Шишков изначально не был противником Александра I. Как и Карамзин, он приветствовал его восшествие на престол своими стихами и подчеркивал всеобщую радость по поводу смены Павла новым молодым императором. Но, как и ряд других сановников, хорошо помнивших Екатерину и способы ее правления, Шишков был разочарован именно отсутствием традиций екатерининского свойства. Он открыто горевал, убедившись не только в нарушении обещаний, но и в сохранении тех нововведений прусского образца, которые, к его неудовольствию, продолжали действовать. Как он писал, «Павлово царствование, хотя не с такою строгостью, но с подобными же иностранцам подражаниями и нововведениями еще продолжилось»63.

Не был доволен Шишков и окружением Александра и, выражая им свое порицание, он в числе этих приближенных осуждает не только Строганова, Чарторыского, Новосильцева, но и другого адмирала -П.В.Чичагова, считая его ненавистником российского отечества64. Об интимном кружке Александра Шишков составил следующую характеристику: «Молодые наперсники Александровы, напыщенные самолюбием, не имели ни опытности, ни знаний, стали все прежние постановления, законы и обряды порицать, называть устарелыми, невежественными»65. Старый адмирал, прошедший русско-шведскую войну 1788-1790 гг., прямо бросил обвинения молодому Чичагову в антипатриотизме и напрасных попытках России навязать чуждые ей представления. Именно этот инцидент стал причиной резкого осуждения со стороны императора по отношению к Шишкову. Александр не включил Шишкова в число членов Государственного совета и даже, якобы, произнес следующие слова: «Я лучше соглашусь не царствовать, чем сделать его членом Государственного совета»66. Казалось бы, что карьера адмирала и филолога навсегда перечеркнута. Но настает 1812 г. и все меняется.

Однако салон Екатерины Павловны и близкий к нему Карамзин со своим московским окружением, двор Марии Федоровны в Павловске, где, по словам Елизаветы Алексеевны, группировались все недовольные67, кружок Шишкова в Петербурге не ограничивали тогдашние консервативные силы. Они были значительно более многочисленными и разноплановыми. Известны консервативные взгляды Д.Рунича, А.Беклешова, А.Куракина и других. Вместе с тем существовало несколько разновидностей дворянского консерватизма. Одна из них может быть названа течением аристократического конституционализма, отличавшимся по своим целям и от карамзинистов, и от шишковистов.

Видным представителем этого течения был посол России в Англии С.Р.Воронцов, которого Н.К.Шильдер причислял, хотя и безосновательно, к сторонникам политического застоя68. С.Воронцов относился к числу наиболее образованных русских сановников, обладавших большим политическим опытом и хорошим знанием английской политической системы. Примечательно, что Воронцов считал наиболее подходящим для России то устройство, которое существовало от Петра I до Екатерины II и, таким образом, негативно оценивал преобразовательскую деятельность после 60-х годов XVIII в. Воронцов - последовательный апологет дворянства, полагавший, что ослабление его равнозначно подкапыванию под основание трона, и видевший в дворянстве ближайшего посредника между государем и народом69.

С.Воронцов, как и его брат А.Р.Воронцов, были единодушными в необходимости обеспечения за аристократическим дворянством максимальной власти. В сильном дворянстве оба брата видели надежную защиту от возможных революционных движений. А.Воронцов в своей записке, представленной Александру I, выступает, по существу, с предложением ввести в стране аристократическую конституцию, предназначенную закрепить господство именно высших кругов70. Аристократический конституционализм стал одной из разновидностей зарождавшегося дворянского политического консерватизма. В дальнейшем он получил развитие (например в конституции П.Шувалова).

По-видимому, до 1812г. Александр I был сторонником значительных преобразований и являлся чуть ли не самым радикальным либералом в стране. Но его либерализм - это либерализм правящего политика, хорошо осознававшего политические цели страны и ее возможности. В своей внутренней политике он довольно скоро стал отходить от исключительной опоры на молодых друзей и попытался постепенно отстранить их от государственного руля, последовательно создавая им различного рода противовесы. Одним из таких противовесов стал А.А.Аракчеев, затребованный из «запасников» в 1803 г., роль которого с каждым годом становилась все более значительной. Будущий оплот самой решительной реакции был все-таки выдвинут самим Александром в пору его казалось бы безбрежного либерализма. Правда, поначалу он назначается всего лишь на прежнюю должность инспектора артиллерии и командира лейб-гвардии артиллерийского батальона.


1 Новый энциклопедический словарь. Т. 17. С. 168; Шильдер Н.К. Император Павел Первый. С. 478-479.
2 Ключевский В.О. Указ. соч. Т. V. С. 194.
3 См.: Сахаров А.Н. Александр I (К истории жизни и смерти)// Российские самодержцы. М., 1993. С. 14-90.
4 Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 248-249.
5 Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Его жизнь и царствование. Т.2. СПб., 1904. С. 1-2.
6 Корнилов А. Курс истории России XIX века. Часть I. М., 1912. С. 76.
7 Еще А.Н.Пыпин - один из первых исследователей царствования Александра I подчеркивал, что «он был либералом, приверженцем конституционных учреждений». См.: Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб., Изд. 4-е. 1908. С. 3.
8 Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М, 1989. С. 66-67, 147.
9 Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. I. С. 164.
10 Там же. С. 122.
11 КорниловА.А. Курс истории России XIX века. Ч. 1. С. 113.
12 Градовский А.Д. Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры. СПб., 1866. С. 278-280.
13 Сафонов М.М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Лг., 1988., С. 9.
14 Неудовольствия александровскими мероприятиями заметны уже в 1803 г. См.: Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 101-102.
15 Чечулин Н. Константин Павлович // Русский биографический словарь. Т. 9. Кнаппе-Кюхельбекер. СПб., 1903. С. 158.
16 Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. III. С. 319.
17 Алексеев В.П. Секретные комитеты при Николае I // Великая реформа. Т. 2. М., 1911.
18 Сахаров А.Н. Александр I. М., 1998, С. 97-100.
19 См.: Николай Михайлович. Императрица Елизавета Алексеевна, супруга императора Александра I. Т. 1-3. СПб., 1908-1909.
20 Божерянов И.Н. Великая Княгиня Екатерина Павловна. СПб., 1888. С. 2, 29, 66.
21 Погодин М. Николай Михайлович Карамзин, по его сочинениям, письмам и отзывам современников. М., 1886. Ч. 1. С. 322.
22 Кислягина Л.Г. Формирование общественно-политических взглядов Н.М.Карамзина // Карамзин Н.М. История Государства российского. М., 1989. С. 498.
23 Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века. Саратов, 1982. С. 78.
24 Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. Лг., 1984. С. 383.
25 Эйдельман Н. Последний летописец. М., 1983. С. 64.
26 Завитневич В.З. Сперанский и Карамзин как представители двух политических течений. Киев, 1907.
27 Федоров В.А. Михаил Михайлович Сперанский // Российские реформаторы XIX - начала XX в. М., 1995. С. 47.
28 Рунич Д.П. Записки // Рус. старина. СПб., 1901. № 2. С. 356.
29 Пивоваров Ю.С. Время Карамзина и «Записка о древней и новой России» // Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С. 9.
30 Погодин М. Указ. Соч. Ч. II. С. 59.
31 Карамзин Н.М. История государства российского. Т. 1. М., 1989. С. 11.
32 Воспоминания Ф.П.Лубяновского. 1777-1834. М., 1872. С. 261.
33 Пивоваров Ю.С Указ. соч. С. 9.
34 Погодин М. Указ. Соч. С. 68.
35 Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России первой четверти XIX века. Л., 1957. С. 272.
36 Минаева Н.В. Указ. Соч. С. 89-90.
37 Божерянов И.Н. Указ. соч. С. 36.
38 Божерянов И.Н. Указ. соч. С. 39.
39 Там же.
40 Погодин М. Указ. Соч. С. 81.
41 Там же.
42 Божерянов И.Н. Указ. соч. С. 39.
43 Русский архив. СПб., 1870. С. 2229.
44 Ларионов Е.О. К изучению исторического контекста «Записки о древней и новой России» Карамзина // Николай Михайлович Карамзин. 1766-1826. Сб. статей. М., 1992. С. 4-12; Об издании Р.Пайпса на английском языке см. Введение; Сахаров А.Н. Александр I. М. 1998, С. 97-100.
45 Государственный Архив Российской Федерации (далее: ГАРФ). Фонд (далее: Ф) 672 (Ф. Николая I), оп I, д. 275, Л. 1-138.
46 Сахаров А.Н. Бессмертный историограф. Николай Михайлович Карамзин // Историки России. XVIII - начало XX века. М., 1996. С. 95.
47 Выдержки из Записки цитировались по: Карамзин НМ. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991; Русский архив, 1870 г. СПб., 2229-2350.
48 Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 220.
49 Там же. С. 221.
50 Погодин М. Указ. соч. Ч. II. С. 87.
51 Письма великой княгини Екатерины Павловны. Тверь, 1888. С. 37.
52 Там же. С. 42.
53 Сборник императорского Русского исторического общества. Т. 83. С. 42.
54 Божерянов И.Н. Указ. соч. С. 42.
55 Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С 282.
56 Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 232.
57 Минаева Н.В. Указ. соч. С. 151.
58 Карпец В.И. Муж отечестволюбивый. Историко-литературный очерк. М., 1987. С. 22.
59 Эйдельман Н. Последний летописец. С. 54.
60 Записки, мнения и переписка адмирала А.С.Шишкова. Берлин, 1870. С. 120.
61 Греч Н.И. Указ. соч. С. 446.
62 Захаров И.С. Усадьбы, или новый способ селить крестьян и собирать с них помещичий доход. СПб., 1802; Его же: Хозяин-винокур. СПб., 1808.
63 Записки, мнения и переписка адмирала А.С.Шишкова. С. 86.
64 Там же. С. 66.
65 Там же. С. 84-85.
66 Карпец В. Указ. соч. С. 24.
67 Предтеченский А.В. Указ. соч. С. 221.
68 Шильдер Н.К Император Александр Первый. Том I. С. 53.
69 Архив Князя Воронцова. Кн. 11. С. 391.
70 Там же. Кн. 29. С. 451-470.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 11508