Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Теперь, услышав, как критикуют почвенников, время посмотреть на экзекуцию, которой подвергаются западники.

Западническое мировоззрение также может быть оспорено по очень разным линиям. Можно усомниться в том, что западники желают добра России и русским — это обвинение в «русофобстве ». Можно сказать, что западники мешают мировому развитию, перенося частный опыт Европы на другие культуры и страны, которые призваны сыграть иную роль в истории. Можно укорить их в непонимании того, чему, собственно, учит Европа: сказать, что западники слепо подражают частностям европейского развития, препятствуя усвоению того универсального и ценного урока, который Европа «на самом деле» дала миру. Наконец, возможна и такая позиция, что современное развитие Европы является ошибочным, ведущим в пропасть, и тогда западники выступают как агенты «мирового зла». Можно считать, что Европа всегда была такой «нехорошей », а можно полагать, что она лишь недавно «испортилась». Тогда западничество разделяется на этапы: когда-то Европа несла добро и у нее было чему поучиться, а потом она пошла по неправильному пути и попытки учиться у нее — призыв пить из отравленного источника. Все эти позиции высказывались, и многие — на нашем форуме.

В. Межуев

Что вызывает несогласие, когда слушаешь наших западников? Связав себя с проведением радикальной экономической реформы, призванной превратить Россию в капиталистическую страну, они подняли на щит, абсолютизировали и то, что противопоказано не только традиционной России, но и самому Западу как культурному образованию. В этом их коренное расхождение с русскими западниками прошлых времен. Последние, как известно, если и завидовали Западу, то только наличию у него политической свободы и просвещения. О «просвещенной свободе» еще Пушкин писал. Не рынок и частную собственность отвергали западники, но «дух капитализма» с его «протестантской этикой» и культом частной выгоды и наживы, возведенными в ранг высшей человеческой добродетели. Мир «лавочников», европейского «мещанства» был для них не Западом даже, а изменой Запада самому себе, его культурным «грехопадением», предательством собственных идеалов свободы, равенства и братства. Отсюда и разочарование некоторых русских западников (Герцена, например) в современной им Европе, их обращение к социализму в качестве противоядия против буржуазной пошлости.

Классическому русскому западничеству противостоит сегодня его новая разновидность, объявившая капитализм высшей и конечной целью исторического развития, заветной мечтой всего человечества. Если западники первого призыва отвергали буржуазный Запад во имя спасения западной же культуры, которую они хотели сделать достоянием и России, то их нынешние потомки согласны пожертвовать и историей, и культурой России ради ее уподобления рядовой капиталистической стране. Первые западники, мечтая о свободной и просвещенной России, не умаляли ее великодержавия, ее государственного величия (защищая дело Петра, они защищали и существование Российской империи, понимая ее не как «тюрьму народов», а как способ их приобщения к западной культуре и цивилизованности), новые западники во имя вхождения в мировой рынок, похоже, согласны смириться с любой ролью, которую Запад предпишет России. Ради счастья «быть Европой» они согласны стать какой угодно ее малой частью. Чем-то они напоминают незабвенного лакея Яшу из «Вишневого сада». Побывав однажды в Париже со своей барыней, он вернулся домой, преисполненный величайшего презрения к собственной стране: «...страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно...». И потому: «Любовь Андреевна! ...Если поедете в Париж, то возьмите меня с собой.. Здесь оставаться положительно невозможно». От такого западничества разит передней, лакейской. Оно лишено чувства собственного достоинства и продиктовано всего лишь завистью к чужому достатку.

Откуда взялся это новый тип западника, открыто ликующего по поводу развала собственного государства и слагающего гимны потребительскому раю? Искать его родословную в просвещенных западниках XIX века вряд ли правильно. Последние руки не подали бы нынешнему западнику. У старых западников сознание отсталости России от Запада не переходило в сознание ее неполноценности. Россия была для них в чем-то отсталой страной, но более любимой, чем любая другая. И только сейчас отсталость стала отождествляться с чувством ущербности, ограниченности, чуть ли не врожденного уродства собственной страны, с неприязнью ко всему отечественному. Такое западничество можно назвать плебейским и холопским. Бердяев был прав, усматривая в нем наиболее яркое проявление нашей азиатчины. Стоит ли удивляться, что западник новой формации порождает в качестве ответной реакции на себя рост ксенофобии и консервативного национализма, обостренное чувство вражды и подозрительности ко всему, что исходит от Запада. Не Запад провоцирует это чувство, а «неистовые ревнители» Запада в нашей стране (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

В. Ильин. 2000. Российская цивилизация

Уместно напомнить, что лобовая вестернизация России, по различным оценкам предпринимавшаяся за 300 последних лет 14 раз, неизменно влекла сильнейшую дестабилизацию общества.

Ильин высказывает это как упрек позиции «вестерна», как он эту позицию именует. С его точки зрения, это не естественное течение процесса, а свидетельство ошибочности самой стратегии.

Можно попробовать резюмировать эту критику в немногих пунктах. Первый — непродуманность в проведении реформ, заимствования без полного осмысления ситуации, недостаточное внимание к выбору подходящих средств и способствующих обстоятельств. Второй: распространение в России чуждой ей культуры, причем более низкой, чем та, которая имеется.

Этот последний пункт на деле говорит о нескольких различных смыслах. Культура Европы, которая проникает в Россию, может рассматриваться как чуждая и потому вредная нашему развитию — независимо от собственных качеств данной европейской культуры и степени ее развития. Далее, культура современной Европы может трактоваться как низкая, упадническая, которая вредит России не чуждостью своей, а дегенеративностью. Возможны и иные варианты: можно говорить, что европейская культура одновременно и чуждая, и низкая; можно сказать, что она слишком высокая и не поддается заимствованию; можно говорить, что в Европе сменилось несколько культур, которые весьма разнохарактерны, так что одни из них — низкие, иные — чуждые, какие-то — высокие и т. д. Все эти точки зрения с разной отчетливостью всплывают в беседах, однако последовательного разграничения претензий, которые предъявляются к европейской культуре, обычно не проводится.

В.О. Ключевский. [1918]

Закон жизни отсталых государств среди опередивших: нужда реформ созревает раньше, чем народ созревает для реформы.

Есть и другие обвинения. К перечисленным пунктам добавляется теория мирового заговора, направленного на разрушение России. Смысл этой теории в том, что русское государство обладает совсем особой и очень большой силой, оно реально препятствует развитию мира в определенном направлении и сторонники упомянутого направления стремятся убрать препятствие развитию мира. Эта концепция может быть иллюстрирована образом России как грозного бастиона, загораживающего человечеству одну из дорог — ту, что ведет к пропасти. Характерно, что в этой концепции довольно туманно указывается, какой дорогой надлежит двигаться человечеству, а основной упор делается именно на препятствование чужому движению и описание ужасов, которые ждут человечество, если Россия уступит и пустит неразумное на неправильный путь.

М. Назаров

И чем больше человечество входит в предапокалипсическую эпоху, тем очевиднее развитие «тайны беззакония» становится для православного человека — в этой небывалой ранее поляризации и состоит основное отличие нынешнего противостояния западников и почвенников от условий XIX века. Это все откровеннее проявляется и в антирусской политике Запада в XX веке, издавна направленной на разрушение альтернативной русской цивилизации, мешавшей планам глобальной апостасии мировой финансовой «закулисы». ...
События 1990-х годов наглядно показали даже некоторым прозревшим западникам (и заставили их протестовать, как А. Синявского и др.), что если необходимый отрицательный аспект «свободы от» (рабства) не дополняется положительным аспектом «свободы для» (служения Истине), свобода становится разрушительной.

С нашей точки зрения, в этом главный порок нашего западничества: даже в лучших своих представителях оно способно лишь бороться «против чего», но не «за что». А поскольку в мире не бывает нравственного вакуума, — все, что не служит Богу, в той или иной мере служит его противнику, издавна соблазняющему людей на построение утопии собственного совершенного «рая» на несовершенной земле... (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Г. Померанц. 1994. Выбор XXI века

Никто не заставлял Ленина перейти от социал-демократии к большевизму. Никто не заставлял Гитлера уничтожать целые народы. И никто не заставляет сербов, хорватов и мусульман убивать друг друга. Их самих охватило безумие. Исторический процесс, начавшийся на Западе, провоцирует — перейдя на Восток — большевизм, нацизм и т. д. Но прямой вины Запада здесь нет. /.../ Ответственность лежит на тех, кто сделал выбор.

Логика этой концепции ведет к тому, что западники, обычно обвиняемые в бурной, но непродуманной деятельности, так сказать выполняющие роль «безумных строителей», становятся чистыми разрушителями, не имеющими позитивного смысла. Здесь говорится об ошибках трансляции, о том, что то, что на Западе имеет определенный смысл, при бездумном переносе в Россию и значительном тиражировании становится прямо вредным для страны.

Далее Назаров развивает уже знакомый нам аргумент о продвижении низшей культуры.

М. Назаров

Более же всего православные почвенники обеспокоены сейчас тем, что в западных демократиях, особенно в США, все заметнее целенаправленное использование свободы «мировой закулисой» как свободы греха для варваризации населения — поскольку расчеловеченными эгоистичными индивидуумами проще управлять посредством единого финансового механизма, который на место абсолютных духовных ценностей ставит абсолютные денежно-материальные. При этом пресловутые «права человека» трактуются скорее как права и потребности животного, а не существа, созданного по образу и подобию Божию. Генная инженерия все более неприкрыто обращается с человеком как с животным продуктом /.../
В отношении к идеалам, мне кажется, выявляется очень характерная черта в разных установках западников и почвенников: западники готовы потакать человечеству в его греховном состоянии и подлаживать формы государственного устройства под эту греховность как норму; почвенники же стремятся несмотря ни на что подтягивать свой народ из греховного состояния к должному высокому идеалу, руководствуясь служением Богу и его абсолютными критериями. Почвенники не отказываются от своего идеала, независимо от того, насколько этот идеал осуществим в данное время, поскольку нельзя отказываться от служения Истине.

/.../ К сожалению, современное западничество не видит опасности Нового Мирового Порядка и считает его неизбежным «прогрессом»— поскольку не желает рассматривать его в православном историо-софском масштабе (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

По сути, об этой же низшей культуре — или, если угодно, о противопоставлении цивилизации и культуры — говорит и М. Соколов.

М.Соколов

Сладостно и приятно следовать заветам либералов-западников, покуда они сводятся к удобоисполнимым и очевидным в своей правоте рекомендациям типа тех, что негоже мочиться в лифте (хищничать, лжесвидетельствовать, злоупотреблять доверием, бить жидов, спасая Россию etc.). Трудности начинаются, когда столь же безоговорочно надобно признать святость гуманитарных бомбардировок, политкорректное, методических действий по уничтожению Македонии, когда надобно преклоняться перед любым бандитом и безобразником, именующим себя представителем угнетенных меньшинств, а равно борцом за свободу etc. /.../ Иначе говоря, спор может быть плодотворен, когда они станут разбирать, что есть субстанция Запада (т. е. некоторые превосходные принципы), а что — акциденция (непосредственно данные нам в ощущениях образы западного быта). Договорившись о том, что они в многообразной картине Запада готовы считать сущностью, а что — явлением, они с большим успехом могли бы прояснить и свое отношение к России (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

И. Клямкин

Очень легко спорить с теми, кто зовет присоединяться к западной цивилизации «любой ценой». Наверное, такие люди есть. Но ограничиваться отмежеванием от них — значит совсем уж упростить свою интеллектуальную задачу (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Итак, мы встретились с некоторым числом критических позиций, по которым обычно «оказываются виноваты» западники. Что говорили прежние критики западничества? Могут ли они что-нибудь добавить к этой критике?

Прежде всего, «старые западники», как и их современные противники, остерегают от «европейничанья» и слепого подражания Европе. Впрочем, этими самыми остережениями признавалось, что такое «слепое подражание» имеет место.

В.Г. Белинский. 1847. Взгляд на русскую литературу 1846 года

Теперь Европу занимают новые великие вопросы. Интересоваться ими, следить за ними можно и должно, ибо ничто человеческое не должно быть чуждо нам, если мы хотим быть людьми. Но в то же время для нас было бы вовсе бесплодно принимать эти вопросы как наши собственные. В них нашего только то, что применимо к нашему положению; все остальное чуждо нам, и мы стали бы играть роль донкихотов, горячась из него. Этим мы заслужили бы скорее насмешки европейцев, нежели их уважение. У себя, в себе, вокруг себя, вот где должны мы искать и вопросов и их решения.

По сути, о том же слепом заимствовании и чрезмерной отвлеченности — как от русской, так и от европейской действительности — говорили 70 лет спустя.

В.Н. Муравьев. 1918. Рев племени

Русское интеллигентское миросозерцание, в том виде, в каком оно существовало в XIX веке, очень определенно. В него вошла совокупность идей, отражавших все главные течения европейской мысли. Но отличительная черта всего этого миросозерцания заключалась в том, что идеи эти усвоены были со свойственным русской душе максимализмом. Они доводились без колебаний до конца. Из них сделаны были бесстрашно все последние, самые суровые и нелепые выводы. Русские интеллигенты остались русскими людьми, искали в европейских откровениях последнюю религиозную правду.

Русское интеллигентское миросозерцание есть доведенное до конца отвлеченное построение жизни. /.../ Интеллигентская мысль есть мысль о человеке, о мире, о государстве вообще, а не об этом человеке, об этом мире, об этом государстве.
Революция произошла тогда, когда народ пошел за интеллигенцией. Конечно, народ /.../ должен был куда-то идти. /.../ Но путь, по которому пошел народ, был указан ему интеллигенцией. И в том, что революция приняла такой вид, виновны не одни большевики, но вся интеллигенция, их подготовившая и вдохновившая.

С.Н. Трубецкой. 1926. Евразийство. Опыт систематического изложения

Разумно ли России снова заимствовать у Европы ее специфические формы, уже в Европе подвергаемые сомнению и, таким образом, прививать себе трупный яд, если в самой России уже возникли новые и органические формы государственности? Мы думаем, что проблема народности государства в общем и целом разрешается современной Россией органически и удачно, как опосредованная демократия. Задача заключается в том, чтобы развить и окончательно оформить наметившееся, освободив его от искажений, вызванных коммунистической идеологией и коммунистической политикой.

Эти замечания указывают на тот пункт, который мы обозначили как «непродуманность» позиции западников. Замечательно современно звучат слова Герцена:

А.И. Герцен. 1850. Письма из Франции и Италии

Они обратились тоже к политической экономии. Но какой ответ, какое наставление могли найти они в науке, последовательно говорившей неимущему «не женись, не имей детей, поезжай в Америку, работай 12, 14 часов в сутки, или ты умрешь с голоду!». К этим советам человеколюбивая наука прибавляла поэтическую сентенцию, что не все приглашены природой на пир жизни, и злую иронию, что вольному воля, что нищий пользуется теми же гражданскими правами, как Ротшильд.

Ниже приводятся высказывания, в которых отмечается уже знакомый нам аспект понижения культурного уровня в результате контакта с западной цивилизацией. Заметим, что не только направления критической мысли почти не изменились за истекший век, но и реальность — по крайней мере, в некоторых отношениях — осталась прежней.

С.Л. Франк. 1918. De profundis

Если мы в эпоху революции присутствовали при ужасающем упадке уровня общественного мнения, при головокружительной быстроте падения всего лучшего и возвышения всего худшего, то внимательный наблюдатель увидит в этом вихре лишь последний, стремительный и узкий круг того духовного водоворота, который уже давно захватил нас. В течение едва ли не всего XIX века в общественном мнении укреплялось не лучшее и творческое, а скорее худшее, наиболее грубое, примитивное и разрушающее из умственных течений. Наши славянофилы были, конечно, духовно глубже и плодотворнее вытеснивших их западников, как западники 40-х годов — более значительны, культурны и духовно богаты, чем радикалы 60-х годов. Великие русские прозорливцы, как Пушкин, Тютчев, Достоевский, К. Леонтьев, Вл. Соловьев, задыхались в атмосфере окружающего их пошлого и плоского общественного мнения. Из западных влияний в России наибольший успех имели всегда более плоские и притом именно отрицательные и разрушительные течения.

Правда, мысль Франка несколько отличается от того, что утверждает М. Назаров. Франк не говорит, что культура Европы низка по сравнению с культурой России и потому оказывает на нее тлетворное влияние. Он утверждает, что Россия по какой-то причине заимствует низший пласт культуры Европы. Почему это происходит? Может быть, сказывается легкость такого заимствования? Или то, что низшие слои разных культур наиболее подобны? Или структура общественного сознания была такой, что все в большей степени чувствовала близкими себе именно идеи этого слоя? Или этот низкий слой культуры заимствуется всегда, и весь вопрос в том, есть ли у культуры-реципиента набор противоядий от этой необходимой подкладки всякого заимствования?

Мы обратились к высказываниям западников начала XX века.

С.Л. Франк вместе с П.Б. Струве противостояли тогдашним почвенникам. К западникам примыкал и П.И. Новгородцев, ученик знаменитого Чичерина. И вот каким образом эти западники оценивают западное влияние.

П.И. Новгородцев. 1926. Восстановление святынь

Если всякая революция в стихийном своем течении превращается в диссолюцию, в разложение государства и народа, то обратный процесс восстановления и возрождения начинается с собирания народной силы воедино. /.../ Тогда-то вырастает то национальное чувство, то сознание общей связи, вне которого нет для государства спасения.

Казалось единственно правильным и прогрессивным, чтобы в политических партиях люди соединялись отвлеченными узами либерализма и гуманизма, началами равенства и свободы, принципами демократии и правового государства. И не приходило в голову, что, помимо таких отвлеченных принципов, все, живущие в России, выросшие в колыбели русской культуры и под сенью русского государства, и могут, и должны объединяться и еще одним высшим началом, прочнее всего связывающим, а именно — преданностью русской культуре и русскому народу.
Для возрождения России нужно другое знамя — «восстановления святынь»,— и прежде всего восстановления святыни народной души, которая связывает настоящее с прошлым, живущие поколения с давно отошедшими и весь народ с Богом, как жребий, возложенный на народ, как талант, данный Богом народу.

Люди, не желающие помнить родства и стыдящиеся своего исторического прошлого, никогда не поймут, что такое национальное чувство и что такое любовь к родине. /.../ Они хотели перекрасить свою страну в цвета и краски единоспасающей человеческой цивилизации и не ощущают глубинных ее основ.

...Демократия /.../ является системой самых широких допущений и на все стороны открытых
дорог. В этом признается великое преимущество демократии, но в этом нельзя не видеть и ее роковой опасности. Становясь системой духовного релятивизма и индифферентизма, она лишается всяких абсолютных основ /.../. Жить в современном демократическом государстве, это значит жить в атмосфере относительного, дышать воздухом критики и сомнения. И неудивительно, если при отсутствии абсолютных духовных основ все сводится к борьбе сил, к борьбе большинства и меньшинства. /.../ Качественные определения уступают место количественным. Борьба и столкновение сил — вот что становится решающим моментом. Понятно, что это путь к анархии, хаосу и «леденящему морозу». Самое страшное и роковое в этом процессе — опустошение человеческой души.

Нужно, чтобы все поняли, что не механические какие-либо выборы и не какие-либо внешние формы власти выведут наш народ из величайшей бездны его падения, а лишь новый поворот общего сознания. Дело не в том, чтобы власть была устроена непременно на каких-то самых передовых началах, а в том, чтобы эта власть взирала на свою задачу как на дело Божие и чтобы народ принимал ее как благословенную Богом на подвиг государственного служения.

Итог этим рассуждениям можно подвести, обратившись к мнению Вл. Соловьева. Он обращает внимание на несообразность идейных конструктов, получающихся в результате беспорядочных заимствований.

Вл. Соловьев. 1896. Византинизм и Россия

Этим же недостатком сознательности в русском обществе объясняются еще особые странности в нашей новейшей истории. С одной стороны, люди, требовавшие нравственного перерождения и самоотверженных подвигов на благо народное, связывали эти требования с такими учениями, которыми упраздняется самое понятие о нравственности: «ничего не существует, кроме вещества и силы, человек есть только разновидность обезьяны, а потому мы должны думать только о благе народа и полагать душу свою за меньших братьев». С другой стороны, люди, исповедовавшие и даже с особым усердием христианские начала, вместе с тем проповедовали самую дикую антихристианскую политику насилия и истребления.

В прагматической и сциентистской этике не отыскать основ высокой нравственности. Высокая нравственность не выдерживает критики, проводимой с точки зрения эмпирических наук. Устроение согласия между революционными социальными идеями и гарантиями нормального функционирования общества в период реформ — трудная задача, которая не только не была решена, но и не была поставлена в период интенсивных заимствований.

Почти через век чеканит свою формулу ошибок западничества и славянофильства Померанц.

Г.С. Померанц. 1972-1991. Долгая дорога истории

Там, где есть почвенничество, всегда возможен взрыв погромной активности. Почвенничество нельзя примитивно интерпретировать как идеологию погрома, но нельзя закрывать глаза на то, что погром — одно из возможных следствий почвенного романтизма, так же как террор — одно из возможных следствий Просвещения. /.../ Что касается цивилизации, то она не мешает ни террору, ни погрому.

Из этих взаимных упреков становится ясно, насколько схожими являются позиции противоборствующих сторон. Один из основных упреков в адрес противника — в непродуманности основ собственной позиции. Отсюда и требование «баланса» мировоззрений: каждое имеет «слепые пятна», которые должен разъяснить ему соперник. Однако есть и асимметрия упреков, которую резюмирует формула Померанца. Западники более подвержены грехам разума (недомыслие) и атрофии чувства (безжалостность, равнодушие). Почвенники должны более бояться грехов чувства (национальный эгоизм, фанатизм) и атрофии разума (непроработанность собственной позиции). Из такого расклада с непосредственностью вытекает тот факт, что большинство участников форума испытывали явные затруднения при отнесении себя к одному из мировоззрений. Грехи той и другой стороны за 200 лет стали очевидны, давно необходим синтез позиций — соединение социальной энергии и разума западников со стратегическими чувствами почвенников. Синтез этот ожидается давно, и почти каждый из участников сегодняшнего диалога считает себя к нему причастным, но на деле синтез достигается лишь в критике: многие авторы способны ругать тех и других, западников и почвенников; мало кто может похвастаться выполнением работы обоих станов.

<< Назад   Вперёд>>