Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Мы видели, что с половины восемнадцатого века просвещение в Европе приняло направление, противуположное прежнему.
И. Киреевский

Довольно естественно, что одной из важнейших тем разговора западников и славянофилов является Запад (и с другой стороны — Россия, см. раздел данной главы «Что такое Россия?»). Запад открывается как учитель — и как враг, как удачливый партнер — и как тупиковый вариант развития. При этом Запад — название очень высокой степени обобщения, Запад очень разнообразен. За последние века он расширился — еще лет триста назад он, похоже, не включал Германию, а сейчас в некоторых аспектах в него можно включить Японию. Запад долгое время ассоциировался с Европой — а сейчас едва ли не большинство высказываний о Западе относится к США.

Поэтому спектр обсуждаемых вопросов по этой теме очень широк. Как относимся мы к Западу? Как он относится к нам? Чем он является на самом деле? Как он сам себя представляет? Какова структура Запада, каковы его существенные части? Что именно привело Запад к лидирующей позиции — и является ли она в самом деле лидирующей? Достаточны ли наши знания о Западе для наших целей — в чем бы они ни состояли (для обучения, для противостояния, для сохранения себя, для обгона)?

В данной дискуссии была поднята интересная тема — «о субстанции и акциденции» Запада. То есть существует нечто основное и важное в понятии «Запад», о чем мы и говорим, когда идет речь о модернизации, о «гонке за Западом», об обучении у него. И есть вещи случайные, свойственные какой-то стране (странам) Запада или какому-то этапу его развития, — и в таком качестве нас не слишком интересующие. Сюда относится и вопрос о «западных ценностях». В таком разговоре о «структуре Запада» и случайных его качествах речь идет о том, являются ли основными для Запада свойствами свобода, достаток — или материализм, бездуховность? Или они дополняют друг друга и достоинства Запада неразрывно связаны с его недостатками? Является ли важным для понятия «Запад» развитие культуры и науки — или это как раз случайное и временное следствие развития по каким-то иным показателям?
Прежде всего представим точку зрения внешней критики западничества, где Запад выступает как враг, обреченный в особом конечном смысле на поражение. Сами западники при этом естественно становятся в лучшем случае бессмысленными орудиями, в худшем — сознательными предателями интересов России.

М. Назаров

В слово «Запад» я тоже вкладываю не географический смысл, а духовный, ибо эта цивилизация лишь формально возникла в Западной Европе (духовные истоки этого процесса я отмечу далее), а основной свой оплот создала из денационализированных осколков разных народов на американском континенте, кроваво расчищенном от аборигенов и обустроенном трудом завезенных из Африки рабов. Затем эта упростившаяся и дехристианизированная «западная» цивилизация стала, говоря словами А. Тойнби, «прижимать к стенке» все остальные самобытные культуры по всей планете, да и саму Европу. Так что в той или иной степени к этому «Западу» сегодня частично принадлежат, например, даже такие страны, как Турция и Япония — в лице их правящего слоя и экономической системы. И, конечно, Израиль как главный по влиянию «штат США».

/.../ Развитие этого «беззакония», начатое падшими ангелами, соперничающими с Богом за власть над человечеством, постепенно под их влиянием захватит даже христианские народы, которые к концу истории дехристианизируются — этот процесс в Священном Писании назван «апостасией» (отступлением). И вот, с точки зрения православного почвенничества, западная христианская цивилизация уже свободно и далеко ушла по этому пути, став «постхристианской»: она ограничивает свои цели лишь материальными рамками земного мира и занята вопросом господства над ним (в этом плане марксистский коммунизм представляет собой всего лишь не свободный, а насильственный вариант западного материализма) (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Такого рода высказывания вызвали понятную реакцию со стороны западников и некоторых почвенников: они выступили против образа Запада-врага. Западники при этом указывали на помощь Запада, оказанную развитию России, — в основном на помощь западной культуры.
В результате образуется плотный слой разговоров о Западе — с его критикой, антикритикой, восхвалением, опровержением и т. д. Эмоциональная реакция на эти разговоры о Западе звучит следующим образом.

Л. Аннинский

Запад какой? Американский? Английский? Испанский? А может, японский?

Нет, это я извиняюсь! И прошу внятно объяснить: что за почва? Аверинцев, умеющий прятать яд под академической тогой, говорит: «Я средиземноморский почвенник». Его — в какое кресло сажать? (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Неудовлетворительность разговоров о Западе как о едином целом подтвердили и другие участники форума.

В. Межуев

Нынешним западникам и почвенникам следует для начала договориться о том, что они называют Западом. Возможно, они видят в нем не то или только часть того, чем он в действительности является. Ведь Запад неоднороден, многолик, внутренне противоречив и конфликтен. Пытаясь разобраться в своем отношении к нему, мы не дали миру своего Адама Смита или Карла Маркса, не родили собственную теорию Запада. Свое представление о Западе мы большей частью заимствовали у самого же Запада. Одним он нравился в исполнении французских просветителей, другим — немецких романтиков, третьим — европейских социалистов. Сегодня у наших западников он популярен в изображении чикагских монетаристов. Но ведь это разные Запады, не тождественные друг другу. С каким из них мы хотим иметь дело? Русский спор об отношении России к Западу — это в значительной мере продолжение спора Запада с самим собой (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Тем самым выясняется, что столкновение Запада и Востока в большей мере — внутренний спор универсального и многоликого Запада. Отдельные позиции саморефлексии Запада, попадая в Россию, окрашиваются почвенными тонами. Тогда спор западников и почвенников — это спор людей одной культуры, которую можно назвать западнической, можно — западной, а можно — русской; в этом споре есть разные позиции, но почва у спорящих под ногами одна.

В. Межуев

Запад эпохи модерна, существует для меня (в теории, конечно) в трех основных ипостасях — либеральной, консервативной и социалистической (или социал-демократической). Все они постепенно трансформируются под воздействием происходящих научно-технических и социально-экономических перемен и по-своему (часто с большими искажениями) воспроизводятся в сознании нашей политической и культурной элиты. Между ними, разумеется, существует множество переходных ступеней, но только все они вместе дают целостное представление о Западе. /.../ Западная демократия и есть состояние постоянного диалога между разными идеологиями, причем каждая из них имеет равный шанс на общественное признание и, следовательно, на власть. Там, где такой диалог имеет место, Запад сохраняет свое лицо, а там, где он прерывается в пользу одной из сторон, это лицо теряется. США, политически нетерпимые к левой идеологии, для меня, например, — менее Запад, чем Европа (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Из такого рода рассуждений появляется позиция, согласно которой весь спор западников и их противников — порождение западной культуры; подобно тому, как истоки западнического и почвенного мировоззрений уходят на Запад, так и современные позиции спорящих по большому счету западные. Спор этот вести можно и нужно, но ни о каком противостоянии Европе речь в нем идти не может — поскольку любые, сколь угодно критические позиции есть всего лишь этапы саморефлексии Европы.

В. Межуев

Запад — не та или иная идеологическая догма, а состояние развития, самоизменения и, следовательно, самокритики, самопреодоления себя, если угодно, состояние постоянной неудовлетворенности собой, рождающее каждый раз проблему связи настоящего с прошлым и будущим. /.../ Быть западником равносильно для меня тому, чтобы жить в истории, в историческом времени, а не просто в раз и навсегда организованном по меркам той или иной идеологии социальном пространстве (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Эту позицию Л.М. Баткин концентрирует до формулы.

Л.М. Баткин. 2001. Несколько нудных замечаний в ответ на увлекательные «детские» вопросы.

Оппозиция «Запад-Восток» возникает только на «западной» почве. Способность видеть себя со стороны, не совпадать с собой — фундаментальное и системообразующее качество именно европеизма. Поэтому быть русским — значит быть европейцем на пределе европейского, европейцем вдвойне. И быть европейцем в России — значит проблематизировать и с величайшим драматизмом обдумывать свою русскость, быть русским вдвойне.

Сами ли мы забываем собственную культуру или это Запад усиливает культурное влияние на Россию?

В. Межуев

Если уж учиться у Запада (а учиться надо — в этом я согласен с западниками), то прежде всего его способности быть критичным к самому себе, его умению видеть в своих оппонентах не врагов, а собственные идейные порождения, с которыми так или иначе надо считаться.
/.../ Европейски образованными людьми нас делает не знание лишь одной европейской культуры, а знание любой культуры (и не только культуры), коль скоро оно получает научную форму. Сутью европейского образования является превращение всего и вся в предмет знания, передаваемого от учителя к ученику посредством научных понятий и символов. Язык науки — один для всех, а люди науки, даже принадлежа к разным культурным мирам, как бы образуют собой единое сообщество. Образование, соответствующее европейским стандартам, заставляет людей, получивших его, во многом смотреть на мир глазами европейцев (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Сходную точку зрения — относительно общей для русских и европейцев общеевропейской культурной почвы — высказывали «старые» славянофилы.

И. Киреевский. 1830. Обозрение русской словесности 1829 года

Совместное действие важнейших государств Европы участвовало в образовании начала нашего просвещения, приготовило ему характер общеевропейский и вместе дало возможность будущего влияния на всю Европу.

К той же цели ведут нас гибкость и переимчивость характера нашего народа, его политические интересы и самое географическое положение нашей земли.

Из этой красивой позиции хорошо описывается слой русских образованных людей — «дважды европейцев» и «дважды русских». Русская интеллигенция— «дваждырожденные», наши русские брахманы, ведущие народ к просветлению и в то же время превосходящие западных интеллектуалов духовностью и опытом решения небывалых задач. Однако что можно сказать из этой позиции о русских необразованных людях? До высказывания такой позиции о них можно было говорить просто как о русских, но теперь, после появления на сцене «потенцированных русских », «русских дважды», оставшиеся необразованными переходят в категорию «недорусских», «русских всего единожды». Согласны ли «необразованные русские» признать себя в таком качестве?

Эта последовательно изложенная позиция встречает, однако, не только внешние, но и внутренние возражения. Одно из таких возражений может быть следующим. На основании приведенных мыслей можно выстроить следующую идею. Россия обогащена опытом Запада и хранит собственные корни; Россия выступает как синтез Запада и Востока; в ней сокрыто будущее: изучая опыт различных культур, Россия вбирает в себя культуру человечества и в дальнейшем самые разные цивилизации должны будут учиться у России этому всеединству.

Эта позиция может быть развернута, но при обосновании ее следует сказать, каким образом поступать со сходными взглядами других незападных культур? «Вивекананда хочет «революционизировать весь мир» с помощью вечных истин, которыми обладает Индия. По словам Ауробиндо Гхоша, Индия держит в своих руках ключ к прогрессу всего человечества» (А. Швейцер. 2002. С. 243).

Тезис Межуева — учиться западному многообразию — может быть развернут и в другую сторону, и тогда он звучит вопросом к западникам, который сформулировала В. Федотова.

В. Федотова

Ситуация же, повторяю, изменилась таким образом, что сегодня сам Запад меняется и никто не знает, какую фазу западного развития надо догонять, даже если придерживаться «западнических» взглядов. /.../ Капитализм западного типа может зародиться только при наличии протестантской этики, а остальные типы капитализма основаны на наживе, жадности, нечестном приобретении дохода, воровстве, грабеже, войне (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Тут, конечно, можно поинтересоваться, когда Япония успела сменить синтоизм на протестантизм — или же ее удивительное развитие основано на жадности и воровстве. Однако оставим это; центр мысли В. Федотовой в ином. Межуев призывает воспроизвести западное многообразие, а Федотова указывает, что Запад при всем своем многообразии весьма целенаправленно изменяется. И что важнее — тот идейный спектр, который осуществлен на Западе, или та конкретная траектория развития, по которой движется Запад? Или это связанные вещи, так что, приобретая многообразие Запада, мы с гарантией начнем двигаться так, как он?
Более подробно эту точку зрения раскрывает А. Уткин.

А. Уткин

Я считаюсь западником. Но я — западник-скептик, всерьез воспринимающий аргументы тех, кто полагает, что русскому человеку стать западным невозможно. Чтобы им стать, необходим определенный ментальный код, необходимо иное, чем у нас, восприятие жизни. Запад — не географическое понятие, а состояние ума. Это представление о том, что жизнь — это своего рода путешествие, которое надо тщательно спланировать, организовать. И непременно осуществить — не обязательно в вагоне первого класса, но так, чтобы оно было плодотворным, дало какие-то результаты.

Россия не пережила трех основных революций, которые в свое время потрясли Запад и сделали его Западом. Ей крайне трудно «становиться» Западом, не пережив Ренессанса. Облик Ренессанса — Кремль, но это только облик, Фиораванти не отпускали домой, и он его создал здесь... Другая революция, сделавшая Запад Западом, — Реформация. Она привнесла глубочайшее осознание того, что взаимоотношения с Богом — это твое личное дело, что в конце концов ты не можешь все переносить на церковь, ты должен сам определиться. Не пережив этого культурного потрясения, нельзя стать Западом, нельзя мыслить и чувствовать, как мыслит и чувствует западный человек. Наконец, третья из основных революций, сделавших запад Западом, — европейское Просвещение с его культом разума, научного знания и рациональности.

Запад — это территория, где на душу населения приходится 25-30 тысяч долларов в год. Если меньше, то это уже не Запад. Анклавы Запада есть сегодня в Польше, Чехии, Словении, Словакии, где доход на душу населения меньше, чем 20 тысяч. У нас — две тысячи. И, тем не менее, даже в этом плане нам есть что терять: ведь средняя цифра годового дохода во всем незападном мире — одна тысяча долларов (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Итак, позиция развернутого, дифференцированного представления о Западе завершается новым синтезом этого понятия. Запад уже не географичен и некультурен: он прежде всего богат. Как же можно охарактеризовать отношения России с этим «новым» Западом?

А. Уткин

Обозревая весь одиннадцатилетний посткоммунистический опыт взаимоотношений России и Запада, трудно не прийти к прискорбному выводу, что западной дипломатии, похоже, чувство благодарности неведомо (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

Пожалуй, если исключить детали, отношение к «новому Западу», по сути, остается тем же, что и к Западу, понимаемому традиционно. Позиция А. Уткина обосновывается самыми последними крупными фактами политической жизни, основана на опыте 1990-х годов, но оказывается, что переформулирование понятия Запада, выработка нового к нему отношения — и репродуцирование прежней позиции, — весь этот ход мысли был высказан уже давно.

С.Л. Франк. 1924. Крушение кумиров

Когда теперь мы, русские, материально и духов но обнищавшие, все потерявшие в жизни, ищем поучения и осмысления у вождей европейской мысли, у которых большинство из нас привыкло раньше учиться, мы, заранее склонные к смирению, всегда чуждые национального самомнения и менее всего способные на него в эту несчастную для нас эпоху, с изумлением узнаем, что собственно учиться нам не у кого и нечему, и что даже, наученные более горьким опытом наших несчастий, испив до дна чашу страданий, мы, пожалуй, сами можем научить кое-чему полезному человечество.

Нечто схожее можно обнаружить и еще сотней лет раньше.

И. Киреевский. 1832. Девятнадцатый век

В целой сфере умственного развития Европы новые успехи хотя были последствием прежнего развития, но, несмотря на то, принимали характер противуположный ему и с ним несовместный.

Тем самым, представление о Западе, которое вырабатывается в современных дискуссиях, сложилось уже очень давно. Еще в начале XIX века высказывалась мысль, что Запад не представляет собой безусловного единства, что мы должны учиться у Запада и «догонять Запад», но тот Запад, у которого мы должны учиться, есть одна из стадий реального Запада. При этом Запад так развился, что скорее отрицает то свое состояние, которое мы выбрали для себя путеводительным.

В связи с этим регулярно возникают следующие заявления.

А.С. Изгоев. 1918. Социализм, культура и большевизм

Русскому обществу систематически прививали и продолжают прививать ложные представления о европейской культуре.

Такие обвинения встречаются довольно часто — как указание на незнание той или иной спорящей стороной «настоящего Запада ». Какая бы стадия Запада ни была выбрана для подражания в качестве образца, всегда можно указать на следующую, «действительно современную» стадию, которая будет более или менее значительно отличаться от «слепка», сделанного познающим сознанием. При некотором полемическом задоре или соответствующем умонастроении это несоответствие можно высказать как обвинение в сознательной лжи.

Далее эта мысль естественно развивается к тезису, что наше почвенничество заимствовано с Запада. Оно — как и западничество — представляет собой одну из стадий западного развития, предыдущую по отношению к той, у которой заимствуют западники. Более того, Запад продолжает меняться, и может возникнуть ситуация, когда почвенники будут более современными по западным меркам, чем западники, — т. е. западники будут копировать более старую стадию развития Запада, чем почвенники.

Для современности эта идея в нашем диалоге высказана В. Межуевым (выше), когда он говорит об общеевропейском (западническом) субстрате нашего образования. Однако уже давно и очень конкретно эту мысль высказал Вл. Соловьев.

Вл. Соловьев. 1888. Русская идея

В России идеи Борда-Демулена были восприняты Хомяковым, который положил свой выдающийся талант на популяризацию этих идей, придав им ложную видимость грекороссийского православия.

Речь здесь идет о французском писателе 1830-40-х годов, книги которого произвели большое впечатление на Хомякова.

Интересно, что французский пример произвел большое впечатление и на современного участника дискуссии: Г. Померанц рассказал, как современная французская культура яростно сопротивляется «американизму» и демонстрирует современную почвенную реакцию западной страны на «новый Запад», наступающий из-за океана.

Следующая стадия развития той же мысли о единстве русской и западной культур, о западных корнях почвенничества в России — указание на то, что судьба России является в определенном отношении пророческой для судьбы Европы. В самом деле, если мы — с запозданием и искажениями, с накладками, но все же повторяем в своей истории перипетии западной судьбы, то и провалы и опасности нашей истории не могут не иметь отношения к развитию Европы. Они могут остаться для Запада неосуществленными возможностями, некоторой «альтернативной» историей Запада, но не должны восприниматься как нечто, к чему Запад не имеет отношения. В определенном смысле это повторение идей ранних марксистов о мировой революции; тенденции, проявляющиеся в истории России, имеют корни и на Западе.

Г. Померанц. 1994. Выбор XXI века

Благополучие Запада держится на хороших привычках, сложившихся до XX в., на привычках дисциплины труда, ответственности, уважения к закону. Однако опыт нашей страны показывает, что все привычки могут быть расшатаны за исторически короткий срок, за несколько десятков лет.

Г. Померанц. 1972-1991. Долгая дорога истории

Постмодернистская Европа освобождается от «бремени белого человека», смотрит на Новое время со стороны, видит его ограниченность и готова учиться у примитивных и архаических культур, шедших другим путем. Запад хочет остановиться и оглянуться и использовать досуг, который ему дало развитие, для поисков духовных ценностей, которые буржуазное развитие скорее отнимало. Но история не дает остановиться, Восток, расшевеленный, вступивший на путь модернизации, корчится в муках социальных и национальных конфликтов, не дающих покоя ни ему, ни остальному миру. Волны ксенофобии бегут назад, к рубежам, у которых они некогда родились, вызывая и здесь отклики — воспоминания полумертвых антагонизмов: фламандско-валлонского, шотландско-английского.

В одной из своих работ Г. Померанц дает ответ на вопрос, имеющий прямое отношение к нашему диалогу: почему в России такой разнобой мнений, почему все со всеми несогласны? Он видит причину в скомканном идейном развитии России — по отношению к более гладкому и естественному развитию Запада. Развертывая эту мысль, можно сказать, что при жизни одного поколения в России выступают все стадии жизни идей Европы. «Чистый» традиционализм (т. е. не подозревающий о существовании Запада), непросвещенное почвенничество (т. е. уже в отношении к Западу), просвещенное почвенничество (ищущее синтеза с Западом), наивное западничество (переделать всех под шаблон Запада, вестернизация), ожегшееся западничество (модернизация), вторичный изоляционизм (западничество, ушедшее в изоляцию из-за неверия в возможность преобразований), глобализм и еще ряд постмодернистских позиций — все они сосуществуют в сообществе идей России, у всех есть основания для жизни. Они составляют некоторое идейное сообщество, в котором одни идеи являются естественными «жертвами» (например, доля чистого традиционализма сокращается, как и доля наивного западничества), другие играют роль «хищников » в силу активного стремления убеждать и захватывать адептов (ожегшееся западничество, глобализм, просвещенное почвенничество).

Все эти мысли об отношении Запада к России оказывают большое влияние на тот образ Запада, который складывается как у западников, так и у почвенников. Тяготеющие к объективному описанию высказывания тем не менее несут на себе ощутимые следы иных концепций, определяющих Запад не сам по себе, а в его отношении к России.
Поэтому такая, казалось бы, далекая от спора западников и славянофилов тема, как характеристика Запада, признаки, специфические для его развития, оказывается тесно увязанной с нашим диалогом.

Попытки определить, что такое Запад, выявить его специфические признаки начались с самого начала диалога западников и славянофилов. Классическим является тот перечень черт Запада, который составил И. Киреевский.

И. Киреевский. 1832. Девятнадцатый век

Европа развивалась постоянными действующими стихиями /.../. Стихии сии можно подвести к трем началам: 1-е — влияние христианской религии; 2-е — характер, образованность и дух варварских народов, разрушивших Римскую империю; 3-е — остатки древнего мира. /.../ Классического древнего мира недоставало нашему развитию.

Этот список многократно воспроизводился многими мыслителями, в разных выражениях отмечались эти черты Запада: христианство, специфические черты германских народов, культура античности, в первую очередь — римское право. Здесь же Киреевский указывает на основную черту, отличающую Россию от Запада, — отсутствие античного наследия. Эта мысль потом также неоднократно повторялась, вплоть до Г. Федотова, который выстроил целую концепцию о влиянии того факта, что Библия была рано переведена на славянский язык. В результате на Западе вынуждены были учить латынь и греческий, чтобы читать Библию, и в качестве «подготовительных сочинений» читали Аристотеля и Цицерона, а в России обращались прямо к Библии, теряя этот «урок» античной образованности.

Традиция перечисления этих отличительных признаков Запада идет до наших дней.

Ю.Ф. Самарин. 1847. О мнениях «Современника», исторических и литературных

Сколько нам известно, Гизо первый понял развитие всего западного мира как стройное целое. Он видел в нем встречу, борьбу и какое-то отрицательное примирение в равновесии трех начал: личности, выражаемой германским племенем, отвлеченного авторитета, перешедшего по наследству от древнего Рима, и христианства.

В. Межуев

Общее для всех европейских культур имеет своим истоком, с одной стороны, античную философию, с другой — христианство. Оба эти начала не всегда мирно сосуществовали друг с другом, но только по отношению к ним можно судить о праве культуры назваться европейской. Причастность к тому и другому и определяет собой европейский тип культуры, что не следует смешивать ни с ее географией, ни с ее конкретным содержанием (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

В. Межуев

Историю Европы обычно подразделяют на Древнюю (античную), Средневековую и Новую, хотя Запад в современном смысле этого слова окончательно сложился только в Новое время. Первые две ступени могут рассматриваться либо как подготовительные по отношению к современному Западу, либо как относительно самостоятельные цивилизационные миры — античная цивилизация, средневековая цивилизация. Чтобы войти в Новое время и стать современным Западом, Европе, условно говоря, надо было пройти через три «двери» — через эпохи Возрождения, Реформации и Просвещения, каждая из которых явилась своеобразной ревизией античного и христианского наследия, качественно новым опытом по их освоению и синтезу (Клуб Дискурс: Социум, 2001).

В. Бибихин. 2002. Язык философии

Европа вышла из Средних веков не столько национально-культурно-политическим образованием, сколько историческим предприятием, Ренессансом, замыслом апокатастасиса, восстановления целого мира в его истине. Что бы ни говорили посторонние наблюдатели, Европа с тех пор /.../ — не одна из культур, а продолжающаяся память о той предельной.

В публикациях последних лет можно найти аналитические исследования, в которых «признаки Запада» даны «списком». Один из первых таких «списков» мы видели у Киреевского; приведем и более подробный вариант, который авторы назвали постулатами «метафизики» западнического проекта.

Ю.С. Пивоваров, А.И. Фурсов. 1998.0 нынешней ситуации и проблемах изучения русской истории (на путях к россиеведению)

1) существует некое нормативное социальное развитие, норма социального развития;

2) эта норма — развитие Запада: или — с капитализма, или — с феодализма, который логически «перетекает» в капитализм;

3) с XVII столетия в явной, а до этого — в скрытой форме эта нормативная тенденция присутствует в развитии России;

4) каждая попытка реализации нормы, нормативной тенденции («как в европах») оказывается исторически недолговечной, хотя в иные моменты кажется, что «счастье было так возможно»;

5) всякий раз «норма» терпела поражение от некоторой контрнормы;

6) эта контрнорма и становилась реальной нормой развития России, т. е. тем магистральным историческим путем, которым шла наша страна;

7) поскольку реальный исторический путь России оказывался контрнормой, то ему придавался статус девиантности;

8) норма и контрнорма получили свои псевдонимы.

«Почвеннический» проект прочтения русской истории по своему существу зеркален западническилиберальному. Тот же тип метафизики, только по закону зеркального отражения он превращает в норму некую вымышленную Россию, а ей — в качестве девиантного — противостоит вымышленный же Запад.

Можно считать, что это не парадокс, а закономерное развитие тенденций диалога: и представление о России, и представление о Западе объявляются ложными. Россия и Запад равно не существуют, это исторические мифы, вымысел геополитиков. Такой вывод провоцируется взаимным противостоянием западников и почвенников. Противостояние чуть не по каждому вопросу, признаку объекта, заставляет предположить вымышленность самого объекта. Реальная проблема становится мифом.

Как же выглядит Россия в нашем диалоге — если угодно, в рамках западнически-почвенного мифа?

<< Назад   Вперёд>>