Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Описанный выше вариант развития — то, что рисуется Современности в ее тяжелых снах. Однако то, что люди прогнозируют в качестве своего будущего, то, что они в нем видят, многое говорит о современной ситуации. Хотелось бы обратить внимание, что описанный выше сценарий развития подается в мире с некоторым идеологическим напором. Конечно, речь не идет о том, что какой-то институционализированный источник заставляет думать таким образом, — но очень большое количество частных теорий, идей, фрагментов реальности очень удобно находят свое место в рамках данной концепции. Важно и то, что эта модель в целом безальтернативна; говоря словами Бурдье, — это модель TINA (there is not alternative).

...Глобализации нет альтернативы. Если эффективность является главным показателем прогресса, то у глобализации принципиально не может быть соперничающих структур и систем (Уткин, 2001а, с. 248).

Многие мыслители ищут более благоприятные варианты глобализации, предлагают для своей страны местечко (времечко, раз речь идет об истории?) поудобнее — но для развития мира в целом других вариантов не предусматривается. Этот факт и должен привлечь наше внимание. Глобализация, весьма вероятно, может обернуться кошмаром — так почему же мы не видим хотя бы теоретических попыток выстроить альтернативу?

Важной задачей является поиск других вариантов развития событий, которые были бы конкурентны по отношению к описанным. Это и есть задача современного этапа диалога западников и почвенников — формирование такого образа мыслей, который бы лежал вне плоскости этого диалога, мог бы предложить решение, выпускающее мир из замкнутого на себя взаимодействия глобализма и антиглобализма.

Важно заметить, что другие варианты будущего потому и отыскиваются с таким трудом, что описанная модель активно вбирает в себя варианты. Это еще одно проявление описанной выше работы полярностей. Альтернативой глобализму выступает антиглобализм; вместе они целиком заполняют всю плоскость, в которой происходят выборы. Но антиглобализм в рамках описанной модели есть лишь частный аспект глобального мира; упрощенно говоря, глобализм обращает большее внимание на Север, а антиглобализм — на Юг. Поэтому, чтобы разработать другую модель, надо не отталкиваться от глобализма, а восставить перпендикуляр ко всей плоскости, в которой существуют глобалистские модели.

Если же не выходить из плоскости выборов, предлагаемой глобализмом, образуются другие, если можно так выразиться, параллельные ему модели. Надо сказать, что таких моделей, конечно же, существует очень много. Здесь описана не только достаточно распространенная (по крайней мере, в своих фрагментах; полностью описания такой модели найти в литературе не удалось), но и в определенном отношении предельная, полная модель. Очень многие модели будущего, внешне значительно отличаясь от описанной, на деле являются ее фрагментами. Например, известная модель С. Хантингтона (борьба цивилизаций) описывает сосуществование Юга и Севера. Модель А. Зиновьева (концепция «золотого миллиарда»), разумеется, рисует внутренность Севера. Модель И. Валлерстайна описывает преимущественно переходный период, то есть ближайшее будущее до формирования полностью развернутых, эксплицированных структур Севера, относя дальнейшее развитие событий к непознаваемому будущему, лежащему за точкой бифуркации. Интересно заметить, что возникающая система весьма напоминает одно очень старое пророчество: Железную пяту Джека Лондона. Гетто, переполненные злобными толпами, восстание масс, охраняемые районы для богатых, поляризация общества... Тугое кольцо времени, свернутое XX веком, оказалось столь явным, что антиутопии конца XIX и начала XXI веков совпадают.

Можно перечислить еще значительное количество моделей, которые являются очевидными или не вполне очевидными описаниями частей и аспектов изложенной выше модели. Так что следует сказать, что высказанный «образ глобального развития» не изложен современными политологами и историками, но это «аттрактор», к которому сводятся очень многие группы моделей. И тогда мы возвращаемся к вопросу: можно ли увидеть альтернативы этой модели? Или хотя бы существенные ее варианты?

В первую очередь надо отметить группу вариантов данного решения, связанную с асинхронностью развития отдельных общественных сфер. В приведенном выше сценарии по умолчанию предполагалось, что после кризиса экономической, политической и культурной сфер общества одновременно достигается их единство, устойчивое состояние. Однако в реальности возможны несколько разные пути достижения описанного эквифинального состояния и несколько отличающиеся пути его дальнейшего развития в зависимости от скорости «подтягивания » устойчивых вариантов в разных сферах. Например, возможно более быстрое образование «общества «золотого миллиарда»» в экономической сфере при запоздании политических изменений и относительно высоком уровне культуры; возможно также ускоренное развитие культурного кризиса и впадение в ситуацию Нового Средневековья до окончательного оформления «золотого миллиарда» и «Федерации Севера». Все эти варианты образуют некую семью — семью близких вариантов. Близки же они потому, что независимо от того, в какой сфере первой после кризиса будет достигнуто устойчивое для данной сферы состояние, в силу целостности системных характеристик образуется эквифинальная «точка сборки», куда обязательно придут и другие показатели. В этом смысле все варианты этого семейства отличаются с глобальной точки зрения незначительно — но эти незначительные с теоретических высот различия могут оказаться принципиально важными как для человечества в целом, сделав переход к новому обществу более или менее жестким, так и для отдельных стран/наций, так или иначе вовлеченных в изменение Мировой Системы.

Далее следует рассмотреть совсем особое семейство вариантов — «чудо». «Чудо» сценарию требуется вот по какой причине. Каждая теория должна указывать границы собственной применимости; для ориентированного на прогноз сценария будущего эта операция сводится к указанию нереальных с точки зрения этого сценария вариантов. Для простоты можно обозначить это семейство вариантов как чудо. Описанный выше сценарий глобального развития будет рассматривать как чудо бескризисное развитие Мировой Системы, сохранение ее по всем существенным параметрам в нынешнем состоянии или в состояниях, отличающихся от нынешнего лишь в лучшую сторону и аддитивно. Таким чудом может стать изобретение очень дешевых (почти бесплатных) и практически вечных источников энергии, не загрязняющих окружающую среду; появление такого источника энергии может таким образом повлиять на структуру экономики, что свой путь к бесплатному благоденствию начнут все страны планеты. Другое чудо — принятие всеми странами/нациями не-Запада западного устройства общества, то есть осуществление надежд теории модернизации (вестернизации). Все страны одновременно и без конфликтов принимают демократию, свободу и рыночное устройство общества, понимая эти реалии одним и тем же образом и осуществляя их единообразно, гомогенизируясь при этом таким образом, что возникает совокупность множества «западов», которые с легкостью налаживают добрососедские отношения. Победа вестернизации во всем мире — это чудо. Чудом будет называться возрастание общей культуры, ускоренное развитие фундаментальной науки, выделение нескольких массовых слоев — носителей высокой по современным меркам общей мировоззренческой культуры. Чудом будет продолжающийся рост числа высокообразованных людей, умножение числа синтетических научных дисциплин, распространение научного знания на принципиально новые сферы, до сих пор наукой не охваченные. Можно перечислить еще несколько частных сценариев, каждый из которых отличается указанием на безусловный прогресс в какой-либо общественной сфере, выводящий данную сферу и всю систему в целом из кризиса и не приводящий к неприятным побочным эффектам.

То есть противопоставляются неприятный результат истории — сценарий глобализма — и как альтернатива ему чудо. Дело вовсе не в том, что чудес не бывает, как раз история и показывает достаточное количество чудес; но чудеса редко приходят такими, как их ждали. Еврейский народ ожидал избавления от римлян, но не поверил, что спасение пришло не в виде новой армии и победоносной войны. Современность может верить в прогресс и безусловную мощь науки, в спасительную роль разумных членов мирового сообщества или в США, которые не допустят таких безобразий, как Новое Средневековье. Ближе к реальности дело будет обстоять в том случае, если мы укажем, что независимо от того, что кому нравится, бесконечный прогресс невозможен и никакого бесконечного числа витков НТР ждать не приходится. Тогда и выступает альтернатива чуду — реальная история. Хотя, конечно, и не всегда — альтернативой. Если просматривать публицистику 1970-х годов, можно найти высказывания такого содержания: мир неотвратимо катится к смерти в ядерной войне. Сопротивляться этому можно только посредством культурного, этического роста. Если этого роста в ближайшее время не произойдет (а откуда ему взяться?..), то мир обречен, спасти его может только чудо. Чудо произошло — и это можно заметить. С культурным ростом не вышло, скорее даже наоборот, а вот угроза ядерной войны отодвинулась. Это сделала глобализация; глобализация и есть то непредвиденное чудо, которое спасает мир от ядерной смерти. Только вот в реальной истории каждое «бесплатное» чудо имеет свою цену, и цену чуду глобализации мы начинаем выплачивать.

Можно отметить и другой аспект приведенных высказываний. Альтернативой чуду выступает «банальный» сценарий развития, и в качестве банального приводится сценарий глобализации. Тем самым, если не учитывать чудо, вариант глобализации снова оказывается безальтернативным.

Наконец, следует указать на еще одно семейство вариантов, которое рассматривается хотя и реже, чем основная структура Федерация Севера/Золотой миллиард/Новое Средневековье, но все же упоминается достаточно часто, чтобы быть отмеченным. Это вариант все той же концепции Севера и т. д., но с раздельным рассмотрением блоков, составляющих Север. Эта концепция утверждает, что большое значение для описанного первым сценария имеет место расположения Центра Севера, то есть региона, являющегося центральным, характерным, управляющим в развитии описанного противостояния Севера и Юга. Надо оговориться: слово «противостояние» в данном контексте вовсе не замена «войны». Север будет бороться с Югом, например, препятствуя иммиграции или ставя преграды распространению наркотиков.

Центр Севера появляется неслучайным образом. В условиях растущего противостояния Севера и Юга Северу приходится разрабатывать все более эффективные приспособления для борьбы с Югом, это приводит к специализации и дифференциации Севера. Отсюда внутри Федерации Севера выделяется Центр Севера, который вводит более эффективные — ив этом смысле жесткие — методы управления не только по отношению к внешним воздействиям, наружу, к Югу, но и внутрь собственной системы, для оптимизации ее функционирования, для борьбы с внутренней средой — внутренним Югом. Север дифференцируется, в нем возникают «очистные сооружения» для очистки внутренней среды Севера от нежелательных элементов, собственные системы органов распределения и управления, — органы, направляющие, например, отбор и завоз из внешней среды нужных людей — скажем, «талантов» определенного класса или женщин определенного фенотипа.

В рамках этой группы сценариев жесткие варианты, описанные выше, возникают, если местом Центра будет Северная Америка, точнее — США. Для англо-саксонского стиля геополитики характерна определенная дистанцированность, тот самый глокализм, когда эффект воздействия проявляется глобально, но сам действующий субъект дистанцирован от происходящего, находится на острове и может из безопасного далека управлять событиями. Тем самым в этом варианте Центр Севера максимально удален от Юга, независим от него и может четко противопоставить себя Югу. Как уже говорилось, чем сильнее и «удачнее» будет противопоставление Север-Юг, тем более длительным и глубоким окажется Средневековье. Оно начнется, может быть, несколькими десятками лет позже, но продлится несколькими сотнями лет дольше.

А.И. Фурсов (1999, с. 396) в работе «По ком звонят Коло-кола Истории?» рисует следующую картину. США могут оставаться гегемоном только в военно-политической сфере. СССР распался, и США теперь должны сами создавать очаги напряженности в мире и блистательно их гасить. Экономическая гегемония США слабеет с 1970-х годов. Западные обозреватели проводят полную аналогию холодной войны с двумя мировыми «горячими »: в тех выиграли США как стоявший в стороне «тигр », пока Германия дралась с Россией; в холодной войне выиграли Германия и Япония, пока США дрались с Россией. За США новый гегемон не просматривается. Тем самым высказывается мысль, что Германия может быть центром, объединителем Европы, сердцем Европы, но не новым всемирным гегемоном; она не будет, как США, играть роль «кулака» мира.

С начала XVII века — если не забираться далее вглубь — судьбы мира и в особенности его восточного полушария вращаются около одного основного пункта. Это — взаимоотношение между континентом и единственной островной державой Европы, Англией (Струве, 1997 /1909/, с. 80).

Мы можем продумать, что произойдет с моделью глобального средневековья при таком варианте развития событий. В таком «германском» варианте будет происходить падение роли США в мире. США останутся очень сильной в экономическом и военном плане страной, однако в их политике будет значительно заметнее влияние изоляционизма. Падение роли США будет связано с концентрацией страны на внутренних проблемах. Проблемы эти возникнут из серьезного приятия американцами той идеологии, которую США сейчас усиленно насаждают в мире. Проблемой США станет американский образ жизни.

Универсалистская доктрина, если рассматривать ее сквозь призму авторитета и власти, может, как и расистская доктрина, превращаться в тиранию, если она таким же образом понимает задачу унификации. Точно так же, хотя и менее прямолинейно, american way of life, не позволяющий судить себя с позиций всемирной истории и кичащийся своим здравомыслием, вполне способен принять нацистское наследие, как и «демократический централизм (Рикер, 2002, с. 207).

Для Европы была характерна конструкция Вебера — Beruf, профессия как призвание, религиозный долг в виде профессии. В России такая конструкция невозможна. Посвятить жизнь вере — можно, профессии — нет. Так и в США зарождается собственный мир реалий, образ жизни как вера, как религиозное движение, секта. Образуется новое расчленение мира; в Европе в качестве высшей ценности социального бытия выступит профессия, понятая из концепции долга; в России — вера как внутренняя потребность; в Новом Свете — образ жизни, формализованный до жесткости культа.

При таком развитии ситуации в культуре США будут возникать значительные внутренние противоречия, в результате чего США могут перейти в положение автономного региона Севера, который, однако, требует лишь того, чтобы его оставили в покое — и не навязывали решения общечеловеческих проблем. Впрочем, такого рода изоляционизм может быть развит и относительно других стран, претендующих на особое место на Севере.

Изоляция тех или иных «островов Юга » — явление не слишком интересное именно потому, что оно, по всей видимости, будет массовым. Юг — это обширный архипелаг, а вот прогноз изоляции США от «материка Севера » действительно занимателен. Что же это за «образ жизни», который станет проблемой США? До некоторой степени черты этого образа жизни, по крайней мере поначалу, можно увидеть.

Усилится «зеленое» движение, возрастут «активизм здоровья», а также различные «практики» (иначе не скажешь), связанные с развитием способов социального взаимодействия. США будут все более отдаляться от цивилизационного стандарта Европы, в них станут заметнее черты возникающей новой цивилизации. В связи с этим американские реалии будут все с большим затруднением описываться на «европейском» языке. В частности, упомянутые «движения» в США будут тесно связаны с религиозной жизнью, так что, пользуясь европейским словарем, можно сказать, что там возникнет множество сект, практикующих различные пути нового правильного образа жизни.

Если смотреть на этот процесс выработки образа жизни еще несколько иначе, его можно охарактеризовать как взаимодействие двух факторов — поиска индивидуальности в безличном и однообразном мире и поиска ценности жизни в мире безрелигиозном. По этому поводу я напомню одну из линий развития социальности на Западе. Общество состояло из сословий и постепенно стало переходить к обществу, составленному из классов и профессий. Одновременно в нем появились «общества» (societies) в прямом смысле слова — объединения людей по интересам, скрепленные личными связями. Эти общества — различными путями — видоизменялись и сливались, образуя большое общество, наделенное такими чертами, как «общественное мнение», пока общество едва не стало синонимом населения страны. Это и рассматривалось как триумф демократии. Тут же, однако, все более значительная часть общества стала превращаться в массы. Достигнутая дифференцированность населения теряется, и идет новая дифференциация стандартных омассовленных людей. Это как раз та стадия, которую выше мы обозначили как поиск новой идентичности, новой индивидуальности. По этому поводу П. Бурдье (Bourdieu, 1979) говорит о том, что привычные признаки социального статуса индустриального общества — уровень дохода, уровень образования, престижность профессии — сменяются новой дифференциацией по стилям жизни. Д.В. Иванов (2002, с. 140) называет этот процесс превращением потребления, знания, профессии в «имиджевую систему». То есть в богатых странах Севера их «северное» население будет дифференцироваться, приобретая «престижные стили жизни», хотя в остальном мире, надо полагать, такой проблемы у большинства населения не будет.

Говоря на совсем ином языке, можно сказать, чего США будет стоить собственный вариант индивидуалистического социализма. Характерным будет то, что американцы будут проводить в жизнь свои принципы построения общества у себя в стране столь же прямолинейно, как и в иных странах мира, и то, что вызывает сейчас протест у «облагораживаемых» и «умываемых» американцами стран, со всей силой скажется на самой Америке. Упрощенное представление о социальном взаимодействии создаст множество сложностей, которые американцы с увлечением будут решать. Проблемы построения нового общества и поиск новых форм социального взаимодействия будут занимать население Америки, в связи с этим внешний мир для американцев как бы погаснет, потеряет свою важность. И в той же степени с точки зрения внешнего мира США отдалятся, потеряют свое ведущее место в мире.

Помимо того, у США особые отношения с «внутренним Югом»; это страна, где через немногие годы испаноязычное население будет составлять более четверти, не говоря о других анклавах. И. Валлерстайн утверждает:

На Севере окажется статистически значительное население «южного» происхождения, в том числе немало иммигрантских семей во втором поколении. Труд иммигрантов будет в целом плохо оплачиваться, они будут социально не интегрированы и почти наверняка не будут обладать политическим полноправием. Эти люди фактически станут низшими слоями рабочего класса стран Севера. В этом случае мы вновь окажемся в положении, напоминающем Западную Европу первой половины XIX в., до революции 1848 г. Преимущественно в городах будет сосредоточено бесправное, социально неинтегрированное, беднейшее, частично люмпенизированное население, крайне недовольное своим положением, и при этом на сей раз явно обозначенное расовыми и этническими признаками. Именно такого рода население вызвало к жизни первый призрак коммунизма в формулировке Маркса и Энгельса (Валлерстайн. Социальная наука и коммунистическая интерлюдия, или К объяснению истории современности. Журн. «Полис», 1997, №2).

С этим обращением США внутрь себя такое же развитие станут претерпевать и другие страны Нового Света, находящиеся в зоне влияния США. Тем самым культурная интеграция, скажем США с Мексикой, будет не нарастать, а падать. Экономическая интеграция будет больше, а культурная — меньше, так что Мексика и Канада будут, как и США, в большей степени ориентированы на внутренние проблемы, на выработку собственного образа жизни. Мексиканцам понравится быть мексиканцами.

В этом варианте сценария роль Европы в мире соответственно вырастет — на ту долю, что оставит ей подъем Китая и уход США внутрь собственных проблем. Европа будет занята поиском все более устойчивых форм региональной интеграции. Ее развитие будет более устойчивым, чем у Америки, и в этом смысле Европа станет восприниматься миром не как «лидер» и «передовой регион », а как оплот стабильности. Основной проблемой Европы будет поиск форм взаимодействия между западом, Британией, и центром, Германией. Влияние Британии в мире возрастет по сравнению с XX веком, но будет входить вместе с Германией в общеевропейское влияние. Границы Европы (как политической целостности) останутся почти прежними. В Европу не будет входить Россия, из нее выделится ряд стран южной Европы и, возможно, одна из стран северной Европы (может быть, Норвегия) и западной Европы (может быть, Португалия).

Итак, выше мы рассмотрели то семейство вариантов сценариев, в котором США не будут центром Севера, уйдут по тем или иным причинам в изоляцию. Тогда развертывается совсем иной вариант развития событий. Центром Севера станет иной регион, в качестве которого наиболее вероятным претендентом выступает Средняя Европа, точнее — Германия. Германия в отличие от США имеет совсем иной стиль геополитики, относительно которого полезно говорить не в терминах «жесткий/ мягкий », а «крайний/переходный ». Весь сценарий в таком случае повторяется, отличия сравнительно небольшие, количественные, но важные. Центр Севера — Средняя Европа — расположен таким образом, что ему гораздо труднее сильно дистанцироваться от Юга, создать неприступную Федерацию Севера, и поневоле игра Севера против Юга будет принимать более мягкие, промежуточные формы. Центр будет окружен достаточно размытой и проницаемой буферной зоной. В результате Новое Средневековье наступит раньше, чем в первом варианте, поскольку Оплот Культуры не будет столь надежно защищен (Великая Стена будет ниже и с большим количеством ворот). По этой же причине не возникнет столь сильной дифференциации между Югом и Севером и будет сохранено значительное цивилизационное единство. Ранее наступившее Средневековье может оказаться в таком случае менее глубоким и закончиться несколько быстрее, и на выходе из него из глубин «забытой античности », в качестве которой будет выступать наше неудобозабываемое время, удастся спасти большее количество «древних знаний», мир будет меньше истощен и разграблен, чем в случае долгого противостояния Севера и Юга. Тем самым в целом это менее жертвенный для цивилизации вариант, хотя, несомненно, сопряженный со всеми утратами, в качественном виде описанными для первого сценария Север-Юг.

В этом смысле два семейства моделей, различающихся местом Центра Севера, конкурируют сейчас за будущее — по крайней мере, за то будущее, которое представлено в общественном сознании. Тем самым можно представить себе и борьбу этих двух вариантов — и не только теоретическую, но и вполне реальную. Поскольку при некоторых усилиях могут быть осуществлены и тот, и другой варианты, возникает еще один вариант событий — борьба между двумя Северами. Предсказать ее исход совсем трудно, ясно только, что чем более ожесточенной будет эта борьба, тем глубже будет ночь средневековья и тем меньше ресурсов останется к «заре возрождения».

Теоретически мыслим также вариант сосуществования Севера с двумя центрами, или двух Северов, но это уже менее вероятные варианты.

24% американцев полагают, что Западная Европа представляет критическую угрозу Соединенным Штатам (Де Сантис, 1999 — цит. по: Уткин, 2001а, с. 204).

Причина в том, что два Севера — это модель биполярного мира, а один Север — это не модель униполярного мира, а мира вне полярностей. В том и лежит специфика модели Север-Юг, что ни у одного блока планеты нет сил контролировать ситуацию в целом, обеспечить моноцентрическое управление миром. Именно поэтому Север рассматривается как частная, но целостная система, а Юг как не-система, он выделяется только как не-север и внутреннего единства не представляет. Ожидания культуры проявляются в самых разных ее областях: например, в квантовой физике понятие «универсума» (Вселенной) сменяется представлением о «мультиверсе», совокупности равноправных параллельных миров (Дойч, 2001).

Концепция «двойного Севера » предполагает под елейность мира на два блока, тем самым возникают два Юга как зоны влияния того и другого Севера, и образуется достаточно устойчивая конструкция. Возникновение ее маловероятно именно потому, что это ситуация недавнего прошлого. Биполярный мир только что рухнул, доказав, что эта модель в современности неустойчива. И дело не в коренных неустройствах одной из систем, а в самой концепции биполярности. Однако все же в качестве хоть и не слишком вероятного, но рассматриваемого варианта можно считать такое возобновление биполярного мира на основе каких-то систем соглашений между Северами. Маловероятность модели еще и в том, что при слишком слабом объединении системы Северов в условиях кризиса один из них проиграет и погибнет, очутившись на Юге, а в случае сильной связи и единой системы Северов они будут в функциональном смысле представлять один Север, частное же расположение центров притяжения и власти внутри Севера представляется с точки зрения глобальной модели достаточно второстепенным моментом.

<< Назад   Вперёд>>