Главный русский спор: от западников и славянофилов до глобализма и Нового Средневековья

Отдельная группа сценарных вариантов описывает Юг как самостоятельно интересный объект, а не осадок Севера. Выше мы уже несколько раз характеризовали с разных сторон этот Юг.

Теперь следует обратиться к еще одному аспекту описываемой картины мира. Вся рассмотренная выше модель — противостояние Севера и Юга, «золотого миллиарда» и нищего большинства населения планеты, наступающего средневековья и анклавов прежней культурной жизни, — вся эта картина была рассмотрена снаружи (см. главу 10, раздел «Сценарии глобализма »). Это означает, что указанные событийные блоки рассматривались как части целого — истории человечества, а внутреннее устройство этих блоков не рассматривалось. Такое описание вытекает из системного подхода: описывая систему, мы описываем ее элементы, полагаемые неделимыми, и связи между ними, описывать же внутреннее строение элементов в том первом приближении к описанию системы считается некорректным (трехуровневая модель становится неоперациональной). Однако после этого общего описания системы можно перейти к характеристике ее блоков. Теперь уже каждый отдельный блок выступает как целое, в котором мы рассматриваем части-элементы. Это более детальное описание позволяет лучше понять, что же будут представлять эти Север и Юг, и тем самым объемнее увидеть прогнозируемый — и тем самым планируемый — мир будущего.

Отдельной темой является то положение, что Юг будет не только внешним по отношению к Северу, но и внутренним элементом его. Этот внутренний Юг уж точно не позволит себя игнорировать: все эти трибализации и андерграунд, «миры городских окраин» — это все анклавы, и они требуют внимания. Это избиратели и граждане. И потому внутренний Юг придется учитывать, задабривать, стращать, поражать в правах, контролировать, воспитывать — вместе со всеми прочими гражданами Севера, от которых жителей внутреннего Юга отделить невозможно.

Проблема изолированного существования в недрах почти нечеловеческой цивилизации встает теперь перед каждым жителем Севера; вчерашний северянин завтра может быть уволен с работы и нечувствительно переместиться на Юг.

То, что прежде считалось задачей, стоящей перед человеческим разумом, коллективным достоянием людей, сегодня разбито на части, «индивидуализировано», предоставлено мужеству и жизненной стойкости отдельных личностей и возложено на индивидуальные возможности и способности человека (Бауман, 2002, с. 132).

Любая позиция, отталкиваясь от которой можно было бы предпринять логичные действия при выборе жизненных стратегий: работы, профессии, партнеров, моделей поведения и этикета, представлений о здоровье и болезнях, достойных ценностей и испытанных путей их обретения, — все такие позиции, позволявшие некогда стабильно ориентироваться в мире, кажутся теперь неустойчивыми (Бауман, 2002, с. 157).

Тысячью путей Юг проникает на Север, возникает на Севере, порождается самим Севером. Эта тема возникает при исследовании почти любой проблемы развитых стан мира.

Мы имеем полное право сказать: вопрос не в том, когда или где случится новый Холокост. Он уже происходит — финансовая и индустриальная политика Запада в странах третьего мира чревата смертью и разрушениями (Кристи, 2001, с. 15).

Также не позволяет себя вполне спрогнозировать «внешний» Юг, совокупность не-северных стран. В результате появляется возможность некоторой общей характеристики Юга. Эта общая характеристика основывается на том, что весь Юг сталкивается с одними и теми же проблемами. И. Валлерстайн следующим образом рисует Юг:

(1) Способность государств поддерживать внутренний порядок скорее всего зловеще уменьшится. Но наибольшие опасения вызывает перспектива ослабления государственности в коренных зонах. А развязка либерального институционального компромисса, о котором я говорил, наводит на мысль, что именно это и происходит. Государства буквально завалены требованиями граждан предоставить безопасность и социальное обеспечение, которые они политически не в состоянии дать.

(3) Куда люди обратятся за защитой, если окажется, что государства (и межгосударственная система) теряют свою эффективность? Ответ ясен уже сейчас — к «группам», которые могут иметь различные ярлыки: этнические, религиозно-языковые, родовых или половых предпочтений, «меньшинства» с разного рода характеристиками. Еще вчера большинство людей доверяло государствам с их легитимностью и надеялось на их позитивное реформирование в ближайшем будущем. А кому следует доверять в мире беспорядка и экономической неуверенности с негарантированным будущим? Неужели «группам»? Ведь если государства в целом осознавались как динамичные структуры, то «группы « явно приобрели облик оборонительности, опасливой замкнутости. В то же самое время — и именно в этом загвоздка — «группирование» порождено феноменом демократизации, сознанием, что государства потерпели поражение по той причине, что либеральное реформирование оказалось миражом, поскольку «универсализм» государств на деле требовал забыть или подавить более слабые слои. Значит, «группы» были вызваны к жизни не только интенсивным страхом и разочарованиями, но и подъемом эгалитарной сознательности, а потому могут служить очень мощным центром сплочения. Их политическая роль вряд ли уменьшится в ближайшее время. Однако из-за внутренне противоречивой структуры (эгалитарной, но интровертной) осуществление этой роли может впоследствии оказаться весьма «хаотичным» (Вал-лерстайн. Политические дилеммы на рубеже тысячелетий. Журн. «Полис», 1996, № 4).

Не раз говорилось, что Юг не представляет собой единства, он выступает как таковое только при «субъективном» взгляде с Севера. Внутри Юг совсем не един. И здесь мы можем понять, как в описанную выше модель включаются многочисленные современные концепции кругов цивилизаций, выступающие как кажущаяся альтернатива глобалистским концепциям.

Итак, мир.... принял новую внутреннюю конфигурацию — не Север-Юг, как ожидалось, а семь цивилизационных комплексов (Уткин, 2001а, с. 182).

Далее А.И. Уткин расшифровывает эти цивилизационные комплексы. Это: Запад (отсутствие религиозного маркера); Латинская Америка (католицизм); Восточная Европа (православие); Ислам; Индуизм; Конфуцианство; Япония. Заметим, что вне этого деления — немусульманская Африка и многочисленные осколки миров, в перечисленные субъединицы не входящие. В данном подразделении мира не представлен мир буддизма (Индия с ним в схватке); в мусульманском лагере есть диссиденты, он не един; мир Дальнего Востока не исчерпывается Китаем и Японией; Восточная Европа пока проявляет единство лишь в нищете, но не в политике; Средняя Азия — в силу истории — не просто часть исламского мира. Можно долго перечислять прочие факторы.

Впрочем, число цивилизационных комплексов, по мнению других аналитиков, совсем иное. Г.С. Померанц выделяет 4 круга цивилизаций (см. главу 3, раздел «Место России в мире»). Вспоминая Мориса Семашко, мы ждем того, кто сможет обосновать, что таких кругов — 12, не больше и не меньше. Можно полагать, что все эти концепции окажутся верными одновременно. В самом деле, классификация зависит от точки зрения. Юг может быть разделен на 4 региона, на 7 или 12 — смотря в каком аспекте производится рассмотрение. Неизменным можно считать следующее: Запад становится Севером вместе, может быть, с Японией. Остальные регионы представляют собой тот самый Юг, но он в принципе не гомогенен и выделяется только после выделения Севера. С точки зрения Севера Юг существует; с собственной точки зрения — нет, каждый на Юге ведет свою линию.

И потому считать число блоков невозможно, если не указать ту точку зрения, с которой этот подсчет производится. Для того чтобы эти числа что-то значили, мало указать признаки, объединяющие мир в то или иное число блоков. Общие признаки найдутся всегда. Важна та точка зрения, откуда именно эти признаки кажутся важными, системообразующими. Например, возможна точка зрения Севера, который членит Юг по своим, важным для Севера признакам («союзники», «ресурсные регионы», «враги»). Есть точки зрения регионов Юга, подсчитывающих «естественных» союзников (по территориальному соседству, по конфессиональной близости и т. д.). Есть и другие основания, при учете которых получается то или иное число соперничающих регионов.

У каждого исследователя число цивилизационных блоков иное, но нам важно подчеркнуть, что все эти концепции не противоречат описанной выше. Просто они представляют многообразие Юга в эксплицитной форме, перечисляют все блоки в одном ряду. Концепция СЮ подчеркивает, что блоки будут неравноценны, мир будет выглядеть таким образом, что одному блоку — Северу — будут противостоять другие блоки, что не мешает наличествовать различным противоречиям между блоками Юга. Поэтому концепция СЮ перечисляет блок Севера, его среду — Юг и в скобках может указать те цивилизационные блоки, из которых этот Юг состоит. Это значит, что все многочисленные концепции кругов цивилизаций вливаются в общую модель «глобализм + Новое Средневековье».

Итак, в Юг входят страны, не следующие европейской модели развития, обладающие относительно малым доходом на душу населения и потому не реализующие модель «общества потребления». Наиболее отвечающими модели «бедного Юга» будут являться страны Африки, Южной Америки, некоторые страны Юго-Восточной Азии. Помимо этих стран, в Юг входит Китай, судьба которого в будущем, как утверждают многочисленные прогнозы, сильно отличается от той, которая привычна новой европейской истории. Китай стремительно развивается, причем это развитие лежит в рамках его собственной цивилизационной основы, модернизирующее западное влияние сказывается на нем относительно поверхностно. Китай станет одной из мощнейших держав мира, с огромным военным и экономическим потенциалом, признанным лидером региона. Согласно прогнозам экономистов и геополитиков, сила Китая возрастет и он будет представлять определенную антитезу Северу.

Если Китай очень сильно разовьется, то, согласно прогнозам, роль Японии будет снижаться; надежды на то, что эта страна станет одним из лидеров мирового развития, привносящим в него нечто новое, не оправдаются. Для Японии будет характерен некоторого рода застывший индустриализм, традиционное общество с высокой технологией. Поскольку темп научно-технического развития в будущем сильно замедлится по сравнению с XX веком, этим застывающим формам технического прогресса будет соответствовать тяготеющее к устойчивому, воспроизводящемуся развитию японское общество.

Также не оправдаются «надежды» Запада на развитие мусульманского мира. Сейчас эта цивилизация рассматривается как основной противник Запада, как его сильнейший соперник. Однако значимость мусульманского мира в будущем снизится. Те, кто не верит в этот прогноз, могут сопоставить причины, по которым опасаются ислама, и историю Запада. То, что обычно говорится в антиисламских «страшилках», указывает на количественный аспект: их становится все больше! Их больше, чем христиан! У них растет фанатизм! Но вспомним: с XVI века Запад покорил весь мир не потому, что его было «много». В определенном смысле можно сказать, что ислам потерпит поражение в борьбе с Западом — хотя бы в том смысле, что в доминирующий уровень цивилизаций, определяющих лицо мира, он не выйдет. И потому в определенном смысле можно сказать, что вполне могут осуществиться одновременно две модели будущего: Север-Юг и Запад-Восток. Юг будет состоять из «бедного Юга» и «сильного Востока»: «бедной Африки» и «сильной Азии».

Ни «бедный Юг», ни «сильный Восток», опять же, не будут представлять собой сформированных политических единств. Однако роль этих регионов будет совсем разной: сильный Восток будет конкурировать с Севером за остающиеся ресурсы, а бедный Юг будет скорее потребителем специально для него выделяемых ресурсов, дабы миграция из этого региона не превышала разумного уровня или, выражаясь чуть иначе, «чтобы свести бой к приемлемой цифре».

Здесь можно остановиться, чтобы разъяснить одно кажущееся противоречие, возникшее в предыдущем изложении. Ранее (в главе 10) говорилось о том, что страны, которые не пойдут по западному пути, будут менее разнообразны, чем те, что пошли путем Запада. Разговор шел о большем разнообразии, которого достигает высокоразвитая система. Тем самым более высокоразвитый Север разнообразнее, чем прочие регионы (насколько признается, что они менее развиты). С другой стороны, Юг все время описывался как нечто более разнообразное, чем Север, — поскольку Север есть целостный унифицированный регион, а Юг есть все остальное.

Это кажущееся противоречие открывает нам еще одну сторону взаимодействия глобализма и антиглобализма. Дело в том, что несмотря на всю дифференциацию, ожидающуюся между Севером и Югом, глобализм победит во всемирном масштабе. Юг будет являться продуктом глобализации не в меньшей степени, чем Север, причем несмотря на проводимую Югом антиглобалистскую политику. Поляризация глобализм-антиглобализм загоняет все страны в общество будущего тем вернее, что это полярность, а не единственная дорога. По этому поводу следует сказать, что мир будущего, который (с помощью концепции Нового Средневековья) выглядит как унифицированный, глобальный и однообразный, на деле будет с определенной точки зрения более разнообразным, чем наш мир современности.

Причина — в том, что для нового мира откроются новые возможности, которых нет сегодня. Развитие будет определяться совсем иной системой запретов, сегодняшние ограничения перестанут действовать. Многие элементы, существующие в современном мире как зависимые и несамостоятельные, станут действовать автономно, увеличивая разнообразие системы Мирового Целого, так сказать, на нижних уровнях. Система Мира будет не очень «многоэтажной» (и в этом смысле менее разнообразной, чем сегодняшняя), но с большим числом разнообразных низовых вариантов. Поэтому, хотя победа глобализма в мире произойдет (согласно излагаемой модели), степень сходства между странами глобализованного мира будет меньше, чем между странами незападного пути в сегодняшнем мире.

Итак, в этом и в предыдущем разделах мы видели, как самые разные концепции сливаются в общем русле глобализма. Как уже говорилось, одна из самых характерных черт осмысления процесса глобализации — восприятие его как безальтернативного, как некоего чуть не «природного » (коренящегося в социальной природе человечества), который можно только принять, но нельзя отвергнуть. Так было не всегда. Еще в конце XIX — начале XX века те, кто предвидел наступление глобализации с ее разделением мира на Север и Юг, говорили, что следует сделать, чтобы это будущее не осуществилось. Речь тогда шла о развитии экономической культуры в России, чтобы рационализация экономики Европы не столкнулась с пустотой экономики Востока, чтобы Восток не выступал как регион слуг, производящий ресурсы для Запада. Сделать это не удалось, и глобализация стала реальностью. Сейчас выбора, как кажется, нет. Хотя можно припомнить одно сопоставление.

Беда Достопочтенный рассказывает о некоем Сигберте, короле Эссекса. Этот Сигберт принял христианство — принял всерьез, и выполнял, в частности, заповедь «прощайте врагов своих». Во время войны он был убит своими воинами, которые сочли, что не могут позволить такой «христианской политики». Примерно в это время правил и другой христианский государь — Карл Великий. Он христианизировал саксов, убивая их тысячами. И создал великую христианскую империю. Имя Сигберта вряд ли кому известно. Имя Карла гремит в веках — впрочем, слава умерших королей нас сейчас интересовать не будет. Речь о другом: Карл был великим королем и замечательным политиком, он сохранил не только жизнь и царство, он также послужил распространению христианства, которое в дальнейшей истории отозвалось, конечно, не только казнями, но и замечательными достижениями культуры и веры. А Сигберт все потерял...
Однако может оказаться, что то христианство, которое насадил Карл, в чем-то уступает тому, которое оставил в памяти близких Сигберт.

Эти старинные истории имеют отношение к сегодняшней безальтернативной ситуации. Присоединяться к глобальному миру — это выгодно, политично, и нельзя сказать, чтоб легко. Это требует труда и таланта. Победить саксов и подавить их многочисленные восстания стоило Карлу множества усилий. Но стоит ли эти усилия предпринимать?

<< Назад   Вперёд>>