Консерватизм в прошлом и настоящем

Переход капитализма в империалистическую стадию значительно ускорил превращение консерватизма в одну из «разновидностей общебуржуазной политики»¹³⁹. Соответственно все очевиднее становилось его превращение в разновидность общебуржуазной идеологии.

Это влекло за собой ряд существенных последствий. Консерватизм оказался перед необходимостью более тщательно приспособиться к меняющейся социальной среде. Стало Невозможным не считаться с тем, что на новом этапе важным инструментом политики буржуазии как господствующего класса стал буржуазный реформизм. Растущую угрозу консерватизму слева несло с собой набиравшее силу организованное рабочее движение. В то же время правее консерватизма стало складываться течение, получившее впоследствии наименование правого радикализма и представлявшее собой одну из форм реализации свойственной империализму тенденции к «реакции по всей линии»¹⁴⁰.

Оказавшись в сфере притяжения различных полюсов, в том числе и под влиянием революционного рабочего движения, консерватизм все чаще прибегал к сложным маневрам. В ходе дифференциации сложились его основные типы, сохранившиеся в общих чертах до настоящего времени.

Разумеется, внутреннее разнообразие было присуще консерватизму и раньше: об этом, в частности, уже шла речь выше. Берка невозможно спутать с де Местром, Гизо с Меттернихом, Дизраэли с Доносо Кортесом. И дело не только в национальной специфике, но и в качественных, типологических различиях.

Однако прежде в основе таких различий лежало разное соотношение феодально-аристократических и буржуазных элементов в консервативной политике и идеологии. Теперь, когда консерватизм стал разновидностью общебуржуазной политики, критерий, определявший различия, изменился. У всех консерваторов сформировалась единая цель — отстоять классовое господство буржуазии. Все они выступали в принципе за использование в интересах достижения этой цели более жестких методов, чем те, которые предлагали и к которым прибегали либералы. Однако степень жесткости может быть разной и в пределах политики консерватизма. Разным может быть также сочетание жестких и более гибких форм реализации власти господствующего класса.

Это, разумеется, не исключало преемственности между течениями в консерватизме — в прошлом и настоящем. Так, реформистский консерватизм начала XX в. сохранил генетическую связь с либеральным консерватизмом прошлой эпохи. В то же время он уже располагал солидной буржуазной социальной базой, которая видела в консерваторах более надежных защитников своих интересов, чем либералы. Консерватизм этого тина вел борьбу с либералами на их поле, вторгался в их заповедные зоны, отнимая у них их собственную клиентуру. Его важной отличительной чертой стало стремление пустить корни в растущем и крепнущем рабочем классе¹⁴¹.

Более тесно был связан с прошлым консерватизм традиционалистского типа. Поэтому в новых условиях ему приходилось труднее. Значительную часть его сторонников составляла та часть землевладельческой аристократии, которая хуже приспособилась к капиталистическим методам ведения хозяйства, зажиточные и средние крестьяне, а также ремесленники и мелкие торговцы, особенно страдавшие от структурных изменений, вызванных быстрым развитием капиталистических отношений. В пределах возможного консерваторы-традиционалисты отстаивали старые ценности и общественные устои. В Англии сторонники этого течения судорожно цеплялись за отжившие политические институты вроде палаты лордов. Их германские собратья планировали преобразовать всю страну на прусский лад, ликвидировав, в частности, всеобщее избирательное право, заменив его ограниченным, сословным. Итальянских консерваторов, в свою очередь, привлекал прусско-германский образец государственного устройства: собственную монархию они считали «слишком либеральной» и т. д. Однако в быстро меняющемся мире их усилия не давали существенных результатов. Отсюда свойственная многим идеологам этого течения крайняя степень исторического пессимизма.

Именно в рамках этого течения и возникло экстремистское направление, сыгравшее существенную роль в формировании правого радикализма, о котором уже шла речь выше. Ряды правых радикалов пополнялись за счет сторонников экстремистского консерватизма. Правые радикалы заимствовали у него и основные идеи. Правда, это не означало идентичности обоих течений. Наряду с консервативным компонентом в правом радикализме существенную роль играют бунтарские тенденции, а в его социальной базе велик удельный вес деклассированных элементов. Для экстремистского консерватизма характерна большая близость с другими консервативными течениями. В то же время различия между экстремистским консерватизмом и правым радикализмом очень подвижны, подвержены колебаниям конъюнктуры.

Различные течения в консерватизме были в это время представлены, хотя и в разной степени, практически во всех капиталистических странах.

«Мозговым трестом» консервативно-реформистского течения в Англии служил созданный в 1911 г. Юнионистский комитет социальной реформы. Формально он считался неофициальной исследовательской организацией. Однако его практическое влияние на выработку общегосударственной политики было весьма существенным. В деятельности комитета, который возглавлял консервативный деятель Ф. Э. Смит (будущий лорд Биркенхед), в той или иной степени участвовало более 70 членов парламента и пэров. Его школу прошли многие будущие лидеры консервативной партии.

Основная задача комитета, как отмечает современный консервативный историк Д. Рэмсден, состояла в том, чтобы «создать впечатление, как это умел делать Дизраэли, что консервативное действие более ценно, чем слова либералов»¹⁴². Объектом пристального внимания его деятелей был рабочий класс. Об этом свидетельствовали, например, неоднократные высказывания Ф. Э. Смита, постоянно делавшего упор на то, что «одной из первейших задач просвещенной консервативной политики» должно стать «удовлетворение пролетариата»¹⁴³.

В целом, однако, английский консервативный реформизм развивался в русле течения политической мысли, которое именуется в современной исторической литературе социал-империализмом. Цель этого течения состояла в том, чтобы убедить наименее обеспеченную часть общества в том, что ее интересы неотделимы от «интересов нации», и мобилизовать ее на защиту империи. В свою очередь, объединенная коммерческими и духовными узами империя рассматривалась как основа для проведения социальных реформ.
В Италии в роли активного теоретика консервативного реформизма выступал один из корифеев буржуазной политологии Г. Моска. Государственный разум, утверждал он, должен проявляться в «инициативе по улучшению положения низших классов»: это «единственный образ действий, способный привести к мирному решению так называемого социального вопроса». Отсюда Моска выводил «политическую формулу»: «умеренное вмешательство правительства в распределение богатств, его спокойные, здравые, но вместе с тем энергичные действия»¹⁴⁴.

Примерно такую же точку зрения отстаивал крупнейший итальянский «либеральный консерватор» С. Сонино. Он настойчиво указывал на необходимость некоторых реформ в том случае, если они осуществляются постепенно. Обязательной предпосылкой таких реформ, по мнению Сонино, должно быть «сильное государство» и «сильное правительство». Характеризуя отношения труда и капитала, он всячески подчеркивал важность задачи, которая состоит в том, чтобы убедить рабочих, что «капитал не рассматривает их как врага, а, наоборот, видит в них помощника и союзника»¹⁴⁵.

В Испании консервативно-реформистская политика была связана в это время с именем Э. Дато, неоднократно занимавшего посты министра и премьер-министра. Правда, единственным конкретным результатом этой политики явилось создание Института социальных реформ (так и не вышедшего в своей активности за пределы словесных пожеланий), а позднее — министерства труда, призванного осуществлять государственное регулирование отношений между трудом и капиталом.

В Австро-Венгрии вариант консервативно-реформистской деятельности реализовался усилиями Кербера, возглавлявшего правительство Габсбургской империи на протяжении первых пяти лет XX столетия. Результатом этой деятельности явилось введение начал социального законодательства, хотя и весьма робкого по сравнению с тем, которое уже существовало в некоторых европейских странах.

В ряде случаев консервативно-реформистская политика проводилась умеренными консерваторами в союзе с либеральными партиями. Так было, например, в Германии, где в начале XX в. сложился политический альянс консерваторов и либералов под руководством канцлера Б. Бюлова. Главной, скрепляющей силой альянса был страх перед рабочим движением, а проводимые реформы рассматривались как плата за изоляцию левых, социалистических сил. Уже находясь не у дел, Бюлов, оценивая свою политическую стратегию, писал: «Наша современная монархическая и консервативная система... может пасть лишь в том случае, если объединятся социализм и либерализм, рабочие и мелкие буржуа... Я всегда стремился дискредитировать социал-демократию в глазах образованной буржуазии... »¹⁴⁶.

Фактический, хотя официально и не зафиксированный, союз умеренных консерваторов и правых либералов сложился во Франции в период пребывания у власти А. Бриана.

Нечто подобное, несмотря на многие различия основных параметров общественной жизни, наблюдалось и в Соединенных Штатах Америки. Социально-политический курс президентов Т. Рузвельта и В. Вильсона в целом вписывался в рамки либерального варианта буржуазного реформизма. Однако в нем с самого начала содержался и солидный консервативный элемент. При этом соотношение между либеральными и консервативными компонентами в их политике было весьма динамичным. Сам Т. Рузвельт субъективно тяготел к консерватизму. «Он рассматривал себя, — писал американский историк Г. Колко, — как консерватора, стремившегося избежать революционного хаоса путем привнесения в индустриальную структуру разумного контроля»¹⁴⁷. Отсюда его постоянное стремление добиться «взаимопонимания» между капиталистами и рабочими — задача, которую он считал «значительно важнее законодательства»¹⁴⁸.

Свидетельством возросшей роли консервативного реформизма служили также сдвиги в установках католической церкви. До последнего десятилетия XIX в. она была самой надежной и непоколебимой опорой традиционалистского консерватизма. Любые новации, даже самые умеренные, трактуемые с позиций консерватизма, отвергались ею с порога. Опубликование в 1891 г. папской энциклики «Рерум новарум» («Новые времена») знаменовало собой существенные перемены в позициях Ватикана. При всей своей направленности против глубинных социальных перемен, против демократии и социализма, эта энциклика провозглашала поддержку церковью умеренных социальных реформ, ориентировала клир на активизацию деятельности в рядах рабочего класса и т. д.

Правда, идеи, изложенные в энциклике, нашли поддержку далеко не у всей церковной иерархии. Значительная часть католического клира оставалась на консервативно-традиционалистских позициях. Она всеми силами поддерживала тех консервативных деятелей, которые не только не приняли консервативно-реформистской политики, но и рассматривали своих единомышленников, выступавших за более гибкую стратегию, чуть ли не как «изменников» делу консерватизма. При этом многие консерваторы-традиционалисты заняли столь экстремистские позиции, что лишь немногим отличались от правых радикалов.
Большую активность проявляли представители экстремистского течения в Германии, где у них сложились самые тесные отношения с влиятельными кругами крупного монополистического капитала, задававшими тон в так называемом Центральном союзе германских промышленников (ЦСГП). Важной опорой консерваторов-экстремистов служил также Союз сельских хозяев, в котором заправляли аристократы-аграрии.

Показательна в этой связи та борьба, которую вели крайние консерваторы против умеренных консервативных правительств сначала Б. Бюлова, а затем Т. Бетман-Гольвега. Газета ЦСГП называла Бюлова не иначе как «катедер-социалистическим» канцлером. Кабинет Бетман-Гольвега ультраконсерваторы считали «слишком либеральным». Чрезмерным либералом был для них даже сам кайзер Вильгельм II. Наиболее крайние, экспансионистские позиции занимали консерваторы-экстремисты и в области внешней политики. Особенно отличался в этом отношении так называемый Пангерманский союз, объединивший в своих рядах наряду с влиятельными аристократами-аграриями, представителями чиновной знати и крупными промышленниками верхушку консервативно настроенной интеллигенции.
В Италии и Франции правый консерватизм экстремистского типа, будучи тесно переплетен с крайним шовинизмом, фактически превратился в разновидность правого радикализма с явно протофашистскими чертами. Крайне правый итальянский консервативный идеолог Д. Преццолини требовал, например, чтобы буржуазия, защищая свои интересы, пускала в ход против социалистического рабочего движения силу оружия. Лучше быть «аристократией разбойников», чем сборищем либеральных трусов — таков был лейтмотив его нашумевшей статьи, посвященной анализу теорий элиты¹⁴⁹. Главный политический теоретик итальянского национализма А. Рокко требовал «внутренней социальной консолидации посредством формирования национального сознания и прочной дисциплины»¹⁵⁰.

Во Франции с позиций, близких к правому радикализму, выступали писатель М. Баррес и его ученик и последователь Ш. Моррас. С именем Морраса связана история «Аксион франсез» — протофашистской организации, ставшей в начале века сборным пунктом для всех врагов республики, демократии и социализма. Ядром ее идеологии стал так называемый интегральный национализм барресовского типа. Он предполагал классовый мир, строгую иерархию, корпоративную организацию общественной жизни, а также сплочение нации для борьбы с внешними и внутренними врагами. Все это имелось в виду осуществить под эгидой авторитарно-монархического режима.

В Англии экстремистско-консервативные позиции занимала часть так называемых «твердолобых» консерваторов, заслуживших это название за непримиримое сопротивление реформе палаты лордов. Видное место в этой группе принадлежало Д. Чемберлену, А. Мильнеру, лорду Уиллоуби де Броку и ряду других.

Зарождение экстремистского консерватизма в Испании связано с именем А. Мауры, дважды возглавлявшего консервативные кабинеты.

Выйдя в 1913 г. из консервативной партии, А. Маура и его сторонники создали движение, которое перенесло политическую борьбу из парламента на улицу. В нем уже достаточно зримо проглядывали экстремистско-консервативные и даже праворадикальные черты. Не случайно многие западные историки отмечают глубинную связь мауризма с последующей диктатурой М. Примо де Риверы, а через нее и с франкизмом. Действительно, мауризм готовил почву для авторитарно-фашистских порядков, хотя сам Маура далеко не полностью разделял экстремистские установки движения, носившего его имя.

В отличие от стран Европы крайний, экстремистский консерватизм в Соединенных Штатах Америки основывался на абсолютизации свободной конкуренции и невмешательства государства в экономические процессы, т. е. стоял на позициях, которые в большей степени были свойственны европейскому либерализму. Для оправдания такой абсолютизации широко использовался социал-дарвинизм, провозглашавший объективную необходимость отбора, обрекающего на гибель всех неудачников и неимущих. Постоянным резервом такого экстремистского консерватизма были расистские организации, прежде всего ку-клукс-клан, влияние которого распространилось далеко за пределы американского Юга.

Первая мировая война внесла глубокие изменения в расстановку политических сил, как на мировой арене, так и в отдельных странах. Эти изменения сказались и на положении на правом фланге политической структуры в зоне промышленно развитого капитализма. Затронули они и консервативный лагерь.

---

¹³⁹Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 67.
¹⁴⁰Там же. Т. 27. С. 419.
¹⁴¹См. подробнее: Кертман Л. Е., Рахшмир П. Ю. Буржуазия Западной Европы и Северной Америки на рубеже XIX— XX веков. М., 1984. С. 116— 125.
¹⁴²Ramsden J. The Age of Balfour and Baldwin, 1902— 1940. L. 1978. P. 77.
¹⁴³Smith F. E. Unionist Policy and Other Essays. L., 1913. P. 17.
¹⁴⁴Mosca G. Teorica dei governi e governo parlamentare. Milano, 1968. P. 288—289.
¹⁴⁵Sonnino S. Scritti e discorsi extraparlamentari. Bari, 1972. Vol. 1. P. 691, 692, 694.
¹⁴⁶цит пo: Peck A. J. Radicals and Reactionaries. The Crisis of Conservatism in Wilhemine Germany. Wash., 1978. P. 55.
¹⁴⁷Kolko G. The Triumph of Conservatism: A reinterpretation of American History, 1900— 1916. L., 1963. P. 160.
¹⁴⁸Ibid. P. 77.
¹⁴⁹La cultura italiana del’900 atraverso le riviste. Torino, 1960. Vol. 2. P. 459.
¹⁵⁰Gaeta F. Nalionalismo italiano. Napoli, 1965. P. 113

<< Назад   Вперёд>>