• М. С. Беленький
 

Что такое Талмуд


Элементы фольклора в Талмуде
 


Концепция мира и человека Екклесиаста и Иова была литературно оформлена в то самое время, когда складывались выдвинутые книжниками первоначальные законоположения, т. е. те основные принципы, на которых зиждется Талмуд. И хотя Талмуд, по замыслу его авторов, должен был стать непроницаемой броней вокруг Торы, все же он не смог оградить народ от неиудейских и антииудейских влияний. Более того, в самом Талмуде сохранились элементы духовной культуры, связанные с философией вольнодумных произведений Библии и фольклором, отображавшим реалистическое миропонимание и вольномыслие народных низов.

Вольнодумство Талмуда не представляет собой системы взглядов. Если бы и была такая, то она решительно истреблялась бы законоучителями.

Уместно отметить, что имя божье вызывало у верующих особое благоговение, страницы, на которых оно значилось, прятали поэтому от уничтожения. И в настоящее время набожные евреи свято берегут от порчи тексты, в которых фигурируют имена бога: Яхве, Элохим, Шаддай и т. п. Однако талмудисты истребляли вольнодумные произведения целиком и полностью, в том числе и страницы, заполненные божьими именами. Рабби Измаил говорил: «Книги минов не спасают от пожара, но оставляют гореть вместе с именем бога, в них заключающимся». Рабби Тарфон сказал: «Клянусь детьми, если они (книги еретиков. — М. Б.) попадутся мне в руки, я их сожгу вместе с именем бога, ибо если меня преследует кто-нибудь, я скорее зайду в языческое капище, чем к ним (к еретикам. — М. Б.), ибо язычники отрицают бога (Яхве. — М. Б.) по незнанию, а эти знают и все-таки отрицают». Рабби Измаил сказал: «...должны быть уничтожены вместе с именем бога книги минов, вносящие не мир, а вражду, ненависть и разлад между Израилем и Отцом его в небесах» (Тосефта Шаббат XIV, 4).

Идеологи иудейства не ограничивались только цензурными актами, они любого человека, распространявшего свободомыслие, подвергали остракизму. «Какие лица не имеют удела в будущей жизни?» — спрашивают авторы трактата Сангедрин (X, 1). Ответ гласит: «Кто говорит, что нет воскресения мертвых, что Тора не от бога, и эпикуреец. Рабби Акиба добавил: также кто читает сефарим хицоним» (книги, не вошедшие в канон. — М. Б.). К этим лицам прибавили тех, «кто отвергает иго (т. е. вероотступник. — М. Б.), кто нарушает знак завета, кто изобличает Тору...»

Разумеется, в этих условиях трудно было создать систему материалистических воззрений и произведения свободомыслия. Тем более наивно думать, что они могли войти в состав Талмуда. Дошедшие до нас элементы вольномыслия затаились в фольклоре, в анонимных и остроумных произведениях малых форм, т. е. главным образом в притчах и афоризмах. «Не отнесись к притче пренебрежительно, — сказано в Талмуде. — Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается оброненный золотой или жемчужина, так с помощью притчи познается истина»1. Во многих притчах и афоризмах высказывается негативное отношение к мудрецам Торы и Мишны (к талмид-хахамам). Симон бен Гамлиила говорил: «Всю свою жизнь я воспитывался между мудрецами и не нашел в сущности ничего лучше, чем молчание; не мудрствование главное, а дело» (Абот I, 17); рабби Элеазар говорил: «Грейся у огня мудрецов, да берегись только — не обожгись об их уголья, ибо кусаются они едко, по-лисьему; ужалят метко, по-ехидному; шипят они, словно змеи лютые, что слово, то уголь раскаленный» (Абот II, 16).

Резко отрицательно относится к талмид-хахамам, составившим когорту фарисеев, автор Абота де рабби Натана. Дифференцируя их по разрядам, он многих классифицирует как ханжей и лицемеров, исполнявших Тору ради почести и славы. В трактате Хагига 14б разоблачается святотатство и лицемерие талмудистов: «Красиво проповедуют (основы Торы и Мишны.— М. Б.)у а безобразно живут». Ненависть к составителям законоположений была настолько велика, что она выразилась в требовании: «Если на одежде талмид-хахама обнаружено пятно, то он подлежит смертной казни» (Шаббат 114а).

Приведенные афоризмы отличаются беспощадной трезвостью и свободой. В подобных изречениях народный гнев вольно и безнаказанно нашел впечатляющую форму для своего выражения. Широко и глубоко использовав афоризмы, народная мудрость высмеивала серьезничаниѳ официальных учителей, их заносчивость и отчужденность. Можно привести много сентенций, восхваляющих труд и подлинную мудрость, к примеру: «Люби работу, ненавидь господство» (Абот де рабби Натана, 1-я версия, XI); «Если человек не пашет летом, то чем же он будет питаться зимой?» (мидраш к Притчам Соломоновым, VI); «Подлинный мудрец лучше пророка» (Баба-батра 12а); «Человек, который не обладает знанием, не вызывает сочувствия» (Сангедрин 92а); «Люби труд, презирай напыщенную ученость и не навязывайся в знакомство к барам» (Абот 1, 10); «Кто гонится за знаменитостью, теряет популярность; кто не совершенствуется, измельчается; не приобретающий знания, не достоин существования; злоупотребляющий властью долго не удержится» (Абот I, 13); «Если тебе скажут искали, но не нашли — не верь; если тебе скажут не искали, но нашли — не верь; если тебе скажут искали и нашли — верь» (Металла 6б). Лапидарен афоризм: «Меньше говори, да больше делай» (Абот I, 15).

Сохранились изречения, направленные против догмата богооткровенности Ветхого завета. Отдельные талмудисты наталкивались на противоречия, сохранившиеся в Пятикнижии. Так, например, они отметили, что по рассказу книги Исход (XIX, 20) Яхве во время синайского откровения спустился на вершину горы, а по сведениям Второзакония (IV, 36) он говорил с неба; по книге Чисел (XXXIII, 38) Аарон умер на горе Гор, по Второзаконию (X, 6) — в Мосере; согласно книге Чисел (VIII, 24), служебный возраст левитов определяется в 25 лет и старше, а в той же книге (IV, 23) он определяется в 30 лет и старше; в книге Исход (XII, 15) Яхве обязывает евреев в праздник пасхи семь дней подряд есть мацу, а согласно Второзаконию (XVI, 8) — только шесть дней. Встречается даже соображение и общего характера: «Не все Пятикнижие (не вся Тора) было преподано Моисею, а лишь основные положения» (мидраш Танхума)2. Бесспорно, кое-кто из талмудистов смутно чувствовал, что даже Моисеево Пятикнижие, не говоря уже о других произведениях Ветхого завета, является не речением господним, а сочинением смертных.

Если отдельные талмудисты поняли, что Пятикнижие полно противоречий и, следовательно, опровергали доктрину о его божественном происхождении, то «эпикурейцы» открыто высмеивали фантастическую теорию богооткровенности Торы и комическую серьезность теологов, проповедовавших догмат об исконности иудейского монотеизма. В Талмуде зафиксирован патетический призыв главы Ямнийской школы Иоханана к своим последователям и единомышленникам быть во всеоружии в борьбе против еретиков-эпикурейцев, которые открыто заявляли, что сама Библия проповедует веру не в одного и единственного бога Яхве, а во множество ему подобных. Чаще всего они аргументировали свои положения текстом Ветхого завета: «Сказал Элохим (т. е. боги. — М. Б.): создадим человека по образу нашему» (Бытие I, 26). Библейское свидетельство об участии многих богов в сотворении человека подрывало, надо полагать, веру в яхвизм, которую танаи стремились во что бы то ни стало внушить пастве. Потому жаждущий спасения от критики «эпикурейцев» иудейского монотеизма Иоханан искажает прямой смысл «священных» текстов Торы и молит своих учеников на «злое исчадие» еретиков ответить так: «Везде, где в Торе излагаются деяния бога во множественном числе, подразумевается не сам бог, а исполнители его воли, чудотворные небожители»3.

Примечательно отношение отдельных талмудистов к истории, описанной в Числах. Не успел Моисей убедить древних евреев в своей пророческой миссии, как Корей и с ним «из сынов Израилевых еще двести пятьдесят мужей, начальники общества, призываемые на собрания, люди именитые», восстали против Моисея и Аарона, сказав им: «Полно вам, ведь все общество, все святы, и среди их Яхве: почему же вы ставите себя выше народа Яхве?» (Числа XVI, 3). Нетрудно догадаться, что Корей поднял бунт против религии откровения, против «пророка», олицетворявшего эту религию. И все же в мидраше Бамидбар рабба (XVIII, 2) Корея считают «великим мудрецом».

В одном из трактатов Талмуда (Иома 85б) откровенно сказано, что предписания Торы не заслуживают того, чтобы ради них жертвовать жизнью. Комментируя текст книги Левит (XVIII, 5) «И соблюдайте законы Мои и уставы Мои, которые исполняя, человек будет жив через них: Я Яхве...», талмудист резонно отмечает: «Оказано живы будете ими, но не должны же умирать из-за них».

Среди талмудистов были единичные, но откровенные представители атеистической мысли. К ним принадлежит Элиша бен Абуйя (I—II вв. н. э.4). Уже в ту эпоху, когда стали широко проповедовать, будто Талмуд является «боговдохновенным» словом, Элиша поднял свой голос против догматического утверждения о небесном происхождении иудейских священных книг. Законоучители называли его Ахером — другим, т. е. отступником. «Другим» он стал называться потому, что он не расставался с «еретическими книгами» (Хагига 16б)5. Под последними понимали произведения древнегреческих мыслителей-материалистов. Упоминается философ Авнимос Гагарди, в дружбе с которым состоял Ахер. Г. Грец полагает, что Авнимос — это древнегреческий мыслитель Эвонимос из Гадары (И в. н. э.)6. Система его взглядов характеризуется как антирелигиозная, поскольку она высмеивала оракулов и проповедь о сверхъестественном происхождении вещей.

Следуя философии книг Когелета и Иова, Элиша отвергал догматы воскресения мертвых и прихода мессии. Ахер призывал молодежь к познанию светских книг. «Кто изучает науку в юности, — говорил он, — подобен пишущему чернилами на новой бумаге, а кто начинает учение в старости, подобен пишущему чернилами на старой бумаге» (Абот IV, 20). Элиша бен Абуйя был ненавистен талмудистам, и в трактате Хагига он причислен к тем, кто навсегда лишен «будущей жизни».

Средневековый еврейский философ Ибн Дауд (около 1100 — около 1180) в своем произведении «Emunah ramah» («Возвышенная вера») по поводу Элиши бен Абуйи говорил: «Когда зажигается светоч мудрости, гаснет свет религии»7.

Наиболее ярким последователем Элиши был талмудист Иеремия (IV в.). Он открыто заявлял, что занятие полезными делами — такая же добродетель, как изучение Торы. Иронически относился он к усердным занятиям танаев по увеличению количества галахот, высмеивал законотворчество талмудистов (Рош-хашана 13а; Сота 16б). За протест против казуистики иудейских теологов Иеремия был изгнан из богословской тивериадской академии (Баба-батра 23б). По Сангедрину (246), Иеремия характеризовал вавилонский Талмуд как темное царство, выражая свою мысль словами из Плача Иеремии: «Посадил меня (бог. — М. Б.) в темное место, как давно умерших» (III, 6).

О книгах Когелет и Притчи Соломоновы он говорил: утверждают, будто автором этих книг является Соломон, но не потому, что он их действительно написал, а потому, что опасались их уничтожения (Когелет рабба XIII, 14).

Образуя «мир осязаемых, ощущаемых призраков»8, религиозное сознание чувствует себя в безопасности до тех пор, пока оно не подвергается осмеянию. Любая религия поэтому осуждает смех и шутку. Иудаизм не составляет исключения. Акиба бен Иосиф проповедовал, что «смех и шутки приучают человека к разврату» (Абот III, 13). Надо полагать, именно потому, что в Екклесиасте слышен смех остроумного мыслителя, Акиба был против его канонизации (Иер. Сота 80, 14). Преследовал он и того, кто Песнь песней считал поэмой веселья и любви и распевал ее стихи на празднествах. Авторы Псалтиря также открывают свои проповеди благочестия с решительного запрета: избегайте общества «лецим», т. е. собрания насмешников (Псалом I, 1).

Для талмудической литературы характерна серьезность. Она связана с запретами, с повелениями, насилием и ограничением личности (на церковном языке: со смирением духа), устрашением и страхом. В Талмуде редко кто смеется. Смеялось вольномыслие. «Жили-были, — отмечает Талмуд, — два еретика, одного звали Веселость, другого — Радость»9. Примечательно, что, описывая занятие людей по созданию золотого тельца, талмудист говорит: «Они играют и веселятся, ибо являются вероотступниками» (Шемот рабба XLI, 7). Смех подрывал веру в единого бога Яхве, смех превратил священного тельца в обычного теленка. Смеялся ам-хаарец. Смеялась народная масса.

Смех ам-хаареца приобрел глубокое, мировоззренческое значение. Смех выражал особую точку зрения. Она сохранилась, в частности, в маленькой сатирической повести, разоблачающей жрецов, от имени Торы обирающих бедноту. «Жила вдова с двумя дочерьми, все ее имущество состояло из небольшого участка земли. Когда она пахала свое поле, Моисей ей сказал: «не запрягай вола вместе с ослом». Вдова стала сеять, Моисей запретил ей пользоваться смешанными семенами. Когда настало время жатвы, Моисей напомнил ей, что она обязана оставить для бедняков упавшие колосья, забытые снопы, а края поля оставить в пользу бедных несжатыми. После обмолота Моисей повелел вдове отложить долю жрецу в качестве приношения десятины. Она исполнила повеление, но ввиду ожидаемого разорения поспешила продать поле и купить пару молодых овечек, чтобы воспользоваться шерстью и приплодом. Но как только приплод появился, пришел Аарон и сказал: «дай мне первенца, ибо так повелел Яхве». Когда пришла пора стричь овец, Аарон сказал ей: «отдай мне первую стрижку». Тогда вдова возроптала: «у меня нет больше сил выносить этого человека; я заколю животных и воспользуюсь их мясом». Но когда она их заколола, Аарон сказал ей: «Отдай мне плечо, щеки и внутренности». Тогда она воскликнула: «Даже заколов животных, я не могу избавиться от этого человека, пусть тогда все будет посвящено богу». «В таком случае, — возразил Аарон, — оно целиком принадлежит мне, ибо Яхве сказал: «Все посвященное в Израиле принадлежит тебе» (Числа XVIII, 14). Он забрал мясо и унес с собой, оставив вдову с дочерьми плачущими»10.

Сатира, направленная против официального культа и его служителей, переплеталась с радостным смехом народных праздников. Талмудисты старались вытравить смех, его светлое начало и обновляющую силу, придавая праздникам мрачно-религиозный характер. Одним из главных праздников иудаизма является йом-кинпур (Судный день), в современном виде он обставлен постом, розгами и другими ритуалами, имеющими целью вызвать чувство уничижения, беспомощности, упования на бога, сокрушенности и покорности. Но некоторые материалы показывают, что Судный день в древности был буйным праздником веселья молодежи. «Рабби Симон сын Гамлпила сказал: не было таких праздников для Израиля, как пятнадцатое Аба и йом-киппур. В эти дни иерусалимские девушки выходили в белых одеяниях... и плясали в виноградниках. А что они говорили? — Юноша, подними глаза свои и смотри, кого ты себе выбираешь» (Таанит IV, 8). Или возьмем субботу. Талмудисты делали все от них зависящее, чтобы испортить этот день отдыха. Они нагромоздили на нее «такую уйму запрещений и предписаний, что богобоязненный еврей должен был быть в вечном страхе пред нарушением бесчисленных повелений. Религия заботилась не об отдыхе, а о царстве небесном, ради которого она готова была жертвовать небольшими радостями, доставляемыми еврею праздничными днями»11.

Праздничный смех не обходится без иронии. Для официального мировоззрения она представляет особую опасность. Пронизанная скепсисом, ирония выражает критически насмешливое отношение к действительности и призрачному ее отражению в умах людей. Ирония не терпит авторитетов, она возвышается над воображаемыми фантомами, издевается над фанатизмом, разрушает идолы и подрывает основы догматического мышления.

Критический анализ текстов Талмуда сатирического и юмористического характера показывает, что они, как правило, связаны со свободомыслием. Полны юмора отточенные по форме, лаконичные и обобщающие афоризмы, подвергающие осмеянию иудейских богословов, их учение и нрав, злобу и ханжество: «Мудрец поучает народ не давать деньги в рост, а сам ростовщик, не грабить, а сам грабитель, не воровать, а сам вор» (Дебарим рабба II, 12); «Что творится в твоем рту ты не знаешь, а что творится на небе ты знаешь» (Сангедрин 38а); «Падает камень на горшок — горе горшку, падает горшок на камень — горе горшку, кругом одно: горе горшку» (Эстер рабба VII); «Если сами жрецы обворовывают богов, кто же им (жрецам) будет приносить клятвы и жертвы» (Берешит рабба XXVI, 8).

Анализ духовной культуры, созданной народной массой, показывает, что рядом с галахот, т. е. с каноническими формами авторитарного иудейского мировоззрения, параллельно создавались вольные формы народного творчества, в которых зафиксированы основы реалистической концепции мира и жизни человека. Материал галахот, казуистические методы комментирования библейских текстов дали раввинам возможность развивать бурную богословскую деятельность и нагромождать одно вероопределение на другое, обволакивая сознание народных масс невежеством и тьмой. Элементы же народного творчества в Талмуде способствовали развитию в еврействе наивно-материалистических воззрений и вольнодумства и оказывали глубокое влияние на формирование рационалистической критики Библии и догматов иудаизма.



1 «Шир-хаширим рабба; Агада». Иерев. Фруга, ч. 1, стр. 1.
2 Цих. по: M. Соловейчик. Основные проблемы библейской науки. СПб., 1913, прим. к стр. 33.
3 Сангедрин, 38а—386; «Сефер хагада, составленный X. Бяликом и И. Равницким», ч. II, кн. III. Одесса, 1910, стр. 192 (на яз. иврит).
4 Штрак его называет «Фаустом иудаизма». См. H. Strасk. Einleitung in den Talmud. Leipzig, 1900, S. 91.
5 Читать древнегреческую литературу было запрещено. В Тосефта Абода-зара (I, 20) записано: «Спросили рабби Иисуса: можно ли учить сына греческой книге? Он ответил: ее можно учить в такое время, когда ни день, ни ночь», т. е. никогда. Любое общение с греческой культурой считалось вероотступничеством. «Хождение в театры язычников, — говорится в Сантедрин VII, 4, — запрещается как идолослужение».
6 Г. Грец. История евреев, т. 5. Одесса, 1906, стр. 144.
7 «Еврейская энциклопедия», т. III, стр. 502.
8 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 202.
9 Трактат Мегилла. Цит. по: «Сефер хагада», ч. II, кн. IV. Одесса, 1910, стр. 193.
10 J. Hasidah. Biblical personalities. As seen by the Sages of the Talmud and Midrash. Jerusalem, 1967, p. 379.
11 «Сафрут», кн. III, стр. 93.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 5095