Личность в XX столетии

Логика внутреннего кризиса капитализма может превратить обывателя в бунтаря, мятежника, экстремиста правого или «левого» толка. Буржуазная действительность сплошь и рядом демонстрирует примеры, свидетельствующие о том, что чувство неудовлетворенности приводит филистера к фанатизму, плохо мотивированному возмущению и бунту. При этом массы людей демонстрируют узость, неразвитость сознания, которое не способно последовательно проанализировать социальный опыт индивида, раскрыть причину его неудавшейся предпринимательской практики.

Пытаясь понять неконтролируемую логику стихийных социальных процессов, опасную игру страстей, инстинктов, которые присущи буржуазному обществу, многие западные ученые воссоздают облик фанатика. Рисуя его как определенный психологический тип, они отмечают, что именно тяга к господствующим стереотипам, фетишистским представлениям создает опасное напряжение, которое превращается в стихию иррациональных сил в общественной сфере, в сознании личности. Само понятие фанатизма многозначно. Оно может выражать беспредельную преданность идее. Вместе с тем фанатизм, лишенный духовной основы, несет в себе разрушительное, анархистское начало.

После второй мировой войны Т. Адорно, анализируя «массовую культуру», пришел к выводу, что ее многообразное содержание сводится по существу к двум многоликим сюжетам. Первый рисует мир благополучия, процветания, идиллического наслаждения. Второй, напротив, вводит «потребителя» в царство насилия, жестокости и неудовлетворенной мстительности/

Эта проблема в исследованиях Адорно возникла в рамках более широкой темы. Он хотел объяснить природу фашизма и массовых тоталитарных движений. Почему историческая практика капиталистического общества дала столь разительные примеры массового фанатизма и ослепления? Ставя этот вопрос, Адорно обратился к анализу «человеческой природы», игнорируя сложные социально-экономические и социально-политические факторы, раскрывающие действительные причины фашизма.

Он пришел к выводу, что огромное влечение масс одновременно к грезе и жестокости, покорности и насилию можно понять, если учесть, что действие ряда социальнопсихологических факторов привело к появлению нового человека — «авторитарной личности», которая в одно и то же время испытывает тягу к власти и бунтует против нее, выступает то в роли покорного служаки, то в качестве мятежного фанатика.

К этому выводу Адорно подтолкнул анализ буржуазной пропаганды, социологическое обследование «расхожести» популярных стереотипов. Чтобы понять мотивы поведения людей, группа ученых Калифорнийского университета, в которую кроме Адорно как руководителя исследования входили Д. Левинсон, Е. Френкель-Брунсвик, Р. Невитт-Сэнфорд, в 1943—1950 гг. изучила наиболее ходовые клише, распространяемые американским радиовещанием и печатью. Хотя исследование проводилось более четверти века назад, оно и сегодня фигурирует в буржуазной литературе, посвященной психологии «реакционной» массы, в качестве ценного и тонкого.

Адорно стремился выявить социально-психологическую структуру аудитории. В качестве основания для классификации он взял группы стереотипов, которые включали фразы из газет, типичные обывательские остроты, примелькавшиеся пропагандистские клише. С помощью такой методики исследователи рассчитывали обнаружить иррациональные формы «мышления» обывателя, формализовать мнения «толпы» и зафиксировать ее основные комплексы57.

Двойственность сконструированного типа «антропологического человека» Адорно пытался истолковать с помощью учения Фрейда. Последний утверждал, что еще в детстве у человека развивается конфликтный бессознательный процесс: сильная любовь к матери сочетается с неприязнью к отцу. Затем в результате сильного перенапряжения ненависть к отцу перерождается в любовь к нему. Однако противоречивость поведения сохраняется. Понять ее можно якобы только как психологический процесс.

Вот почему, как разъяснял Адорно, для «авторитарной личности» характерны чувства одиночества и подавленности. На этой основе рождаются такие качества, как покорность, податливость. Однако тяжело переносимые переживания вытесняются из сознания при помощи «взрывной» психологической реакции. Тогда человек обнаруживает себя как мятежник и психопат. Бунтуя против власти и испытывая тайное влечение покориться ей, представители «среднего класса», рассуждает Адорно, в итоге подчинились абсолютной диктатуре нацистов.

В исследовании Адорно содержатся интересные наблюдения, связанные с классификацией предрассудков и стереотипов мышления в американском обществе. Однако в целом эта работа носит глубоко реакционный, антиисторический характер. Социальная несправедливость, классовая эксплуатация, войны, политические катастрофы и связанное с ними духовное подавление объясняются чисто психологическими причинами: действием врожденных аффектов, глубинных влечений и переживаний. Наступление фашизма приобретает, таким образом, фатальный, неустранимый характер, а социальный процесс лишен закономерности.

Весьма показательно, что, говоря о фашизме и бунтарстве, Адорно не проводит разграничения между революционными выступлениями рабочих и «бесноватостью» фашистов. И то и другое классифицируется неофрейдистами как «вспышки революционаризма», как тайное влечение к «крови и насилию». Психоаналитические объяснения духовных процессов, таким образом, объективно направлены против мирового революционного процесса, против борьбы народов за свое освобождение от оков эксплуатации.

В рамках социально-психологического подхода буржуазных социологов к проблеме выявлены важные механизмы, подняты глубокие вопросы, требующие повышейного внимания к психике человека. Особенно отчетливо это обнаруживается в трудах видного американского философа Э. Фромма. Заслуживает признания его идея о том, что современная индустриальная культура Запада сама по себе чревата разными проявлениями иррациональных страстей58.

Пытаясь придать своим рассуждениям типологическую объемность, Э. Фромм создает облик некрофила как выразителя агрессивных влечений. Некрофил — это антипод живого. Его, по словам Фромма, неудержимо тянет ко всему, что не растет, не меняется, ко всему механическому. Но движет его поведением не только тяга к омертвелому, но и стремление разрушить все зеленеющее, жизнеспособное. Поэтому все жизненные процессы, чувства, побуждения он хочет превратить в вещи. Жизнь с ее внутренней неконтролируемостью, ибо в ней нет механического устройства, пугает и даже страшит некрофила. Он скорее расстанется с жизнью, нежели с вещами, собственностью, поскольку последнее обладает для него наивысшей ценностью.

Проявление фанатизма в общественной жизни Фромм рассматривает как действие механизмов некрофильства (мертволюбия). Именно с этих позиций он выделяет людей особого склада, из которых вербуются палачи, террористы, истязатели, надсмотрщики, надзиратели. Слов нет, изучение патологических процессов человеческой психики имеет огромное значение для современной науки. Однако сведение Фроммом психологии фанатизма, как она выявляется сегодня в общественных процессах, к врожденным разрушительным тенденциям человека не позволяет дать подлинную картину действительных явлений политической жизни.

Фромм полагает, что любой типаж может быть обрисован с позиции подсознательной сущности человеческого поведения, присущей индивиду психологической организации. Идет ли речь о биофиле или нарциссе, некрофиле или фанатике, всегда можно, по мнению Фромма, подойти к проблеме с точки зрения природы человека. Что касается любых общественных отношений, то они, по мнению Фромма, проявляют себя лишь в одном плане — как средство репрессивного воздействия на индивида.

Но фанатизм — это не только жестокость и определенное видение мира сквозь призму страстей. Это стремление отживших классов подорвать всякую оппозицию, стереть ее с лица земли. Поэтому нельзя понять сущность интересующих нас процессов на базе чисто психологических закономерностей, путем описания наклонностей и мотивов поведения человека. Здесь важно исследовать также различные типы сознания, порождающие специфическое восприятие действительности.

К. Мангейм, рассматривая конкретные формы фанатизма, не сводил их к чисто психологическим явлениям. С этих позиций он анализировал, в частности, религиозное учение о тысячелетнем «царстве божьем на Земле» — оргиастический хилиазм. По мнению Мангейма, не индивидуальная склонность к бунту, а напряженное ожидание приводит к фанатическому мировосприятию, к высвобождению «экстатически-оргиастической энергии».

Таким образом, К. Мангейм пытался подойти к проблеме не только с психологических, но и социологических позиций. Однако ограниченность его воззрения состояла в том, что при классификации типов сознания он исходил из абстрактных культурологических признаков. Поэтому ему так и не удалось, исходя из учения об утопии, объяснить конкретные формы «неприкрытой ярости масс и неодухотворенного буйства». Исследуя, например, радикальный анархизм, Мангейм не принял во внимание классовой оценки этого явления, данной в теории научного коммунизма. В результате склонность к бунту предстает у этого социолога в виде некоей абстракции, определенной модели сознания.

Рассмотрение конкретных форм фанатизма, проявляющегося в общественной жизни современного капитализма, показывает, что в них находят отражение не только различные типы сознания — консервативное, либеральногуманистическое и радикальное, но и определенные черты, выражающие психологию классов и социальных слоев.

Ни у Фромма, ни у К. Мангейма мы не найдем анализа тех процессов, которые коренятся в экономической и политической практике людей. Фромм, например, настаивает на том, что человек садического или некрофильского склада не бес, а именно человек. Поэтому, как он пишет, трактовать поступки знаменитых изуверов XX в., уничтоживших миллионы человеческих существ, как людей, психологически не полноценных, вряд ли разумно. Такая трактовка, по его мнению, ничего не дает для понимания зла в человеческой истории59.

Можно согласиться с Фроммом, что для понимания социальных процессов недостаточно моральных оценок, негативных определений («бесы», «изуверы», и т. д.). Однако (и здесь мы решительно расходимся с Фроммом), чтобы объяснить факты массовой истерии, духовной ослепленности, агрессивности, нельзя оставаться на уровне психологического анализа.

Марксистская теория в противовес буржуазным связывает фанатизм с характером капиталистической цивилизации как особого этапа в развитии человечества. К. Маркс писал о том, что капитализм порождает «дикие, слепые и необузданные силы разрушения»60, и социальная практика буржуазного мира дает примеры стихийного разрушительства, слепого отчаяния, насилия.

Для объяснения конкретных форм фанатизма непреходящую ценность сохраняют ленинские характеристики правого и «левого» экстремизма. В работах В. И. Ленина раскрыта роль реакционного экстремизма в русской революции 1905—1907 гг. Он раскрывает причины и особенности стихии безотчетной мстительности, неосознаваемого бунтарства61, «благонамеренной» унтер-пришибеевщины. Анализ этих социальных настроений В. И. Ленин связывает с общей предреволюционной ситуацией, с рассмотрением динамики общественно-политических сил.

Буржуазный активизм связан с мелкобуржуазной психологией, с ее анархической жаждой разрушения, с псевдореволюционностью, имеющей «свойство быстро превращаться в покорность, апатию, фантастику»62. Причины такого экстремизма В. И. Ленин видел в поведении мелкого буржуа, «взбесившегося» от ужасов капитализма63. «Левые», как показал В. И. Ленин, охвачены настроением безысходного пессимизма, поддаются мимолетному чувству возмущения, выражают психологию дворянчика-дуэлянта, защищают мелкобуржуазную распущенность64.

Таким образом, марксизм видит истоки массового фанатизма, присущего капиталистическому обществу, агрессивности экстремистских умонастроений не в психологических особенностях индивида, не в абстрактных культурологических признаках, а в идеологии и психологии различных социальных слоев, активно включающихся в классовую борьбу, выявляющую оттенки их поведения и мировосприятия.

Буржуазная философия и социология одержимы паранойей персонификации. Различные мировоззренческие и идеологические ориентации приобретают сегодня «личностное» оформление, закрепляются в различных социально-психологических типах. В образах конформиста, изгоя, фанатика скрыты не только те или иные ожидания, умонастроения, но и конкретные классово ориентированные представления и цели. Все это свидетельствует о том, что названные типы, несмотря на всю их достоверность, прототипическую убедительность, далеко не всегда предстают в философских и социологических текстах в их реальности.

Напротив, то и дело обнаруживается химеричность этих олицетворений, их тайное сходство. Радикальный конформист с его притязаниями вступает в противоречие с господствующими нормами, нонконформист выступает против конформизма во всеоружии фанатизма, изгой внутри своей референтной группы ведет себя как последовательный филистер. Каждый персонаж по сути дела существует как бы аллегорически, его одушевляет «мечта о его субстанциальности или о его соответствии самому себе»65.

Можно ли свести многообразие человеческих типов к той галерее образов, которую предлагает буржуазная социология? Разумеется, нет. В. И. Ленин писал не только о хаме и рабе, но и о революционере, вставшем на путь борьбы с эксплуатацией. Однако тип человека-борца отсутствует в работах западных авторов. Этот факт, пожалуй, ярче всего отражает классовую направленность тех идеологических процессов, которые выносят на поверхность общественного сознания образы филистера, изгоя, фанатика.

В современную эпоху чрезвычайно возрастает социальная ответственность философии как средства жизненной ориентации людей. Ценности и ожидания личности складываются под влиянием мировоззрения. Люди всегда пытались соединить разрозненные представления, формируемые их социальным опытом. Сколь разорванным ни казалось бы сознание масс, отдельного человека, открывающего миру свои надежды и устремления, идеалы и иллюзии, оно, это сознание, тем не менее образует некую целостность. Человек выражает свое мироощущение, свои интересы и потребности через те или иные идеологические представления. В то же время в условиях столкновения различных идей, зачастую полярных жизненных установок, ценностных ориентаций возрастает и ответственность личности, сознательно или стихийно выбирающей те или иные общественные идеалы

---

⁵⁷Adorno Th. а. о, The Authoritarian Personality. N, Y.( 1950%
⁵⁸Fromm E. The Anatomy of Human Destructiveness.
⁵⁹Там же.
⁶⁰Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 136.
⁶¹См. Рашковский Е.Б. В.И. Ленин о психологии реакционного экстремизма. — «Вопросы философии», 1970, № 1, с. 47.
⁶²Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 14.
⁶³См. там же.
⁶⁴Эти высказывания В. И. Ленина относятся к периоду борьбы партии большевиков с «левыми» коммунистами.
⁶⁵Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 327.

<< Назад   Вперёд>>