Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

Обычно новый общественный подъем в России связывают с окончанием Крымской войны и заключением неудачного для страны мирного договора. В принципе так оно и было, но оживление в обществе прослеживается несколько раньше, еще во время войны, и эта на первый взгляд незначительная деталь вносит определенные коррективы в широко распространенные представления о том, как пришли в движение различные слои российского общества. Еще известный историк А.А.Корнилов, основательно занимавшийся историей XIX столетия и бывший одним из видных деятелей кадетской партии, в своих работах начала нынешнего столетия развернул достаточно убедительную систему доказательств в пользу этого утверждения. Он подчеркивал, что, «хотя до конца царствования (Николая I. - В.Г.) все реакционные меры, принятые после 1848 г., формально оставались в силе, однако же люди чуткие уже в 1853 г. почувствовали приближение оттепели»¹.

А.Корнилов привел ряд фактов, убедительно свидетельствующих об общественных переменах уже в 1853-1855 гг. Это и послабления в отношении преследовавшихся литераторов, например И.С.Тургенева и М.Е.Салтыкова-Щедрина, и довольно смелые выступления в «Современнике» Н.Г.Чернышевского, и появление ряда обличительных записок как западников, так и славянофилов, прежде всего Т.Н.Грановского, А.И.Кошелева, Ю.Ф.Самарина. Даже М.П.Погодин - один из апологетов «официальной народности» и в середине 50-х годов видный представитель консервативных кругов - проникается оппозиционными, более того, обличительными настроениями и пытается через министра императорского двора В.Ф.Адлерберга передать свою довольно резкую записку императору. Важным симптомом начавшегося подъема было празднование 100-летия Московского университета, по мнению того же Корнилова, не гармонировавшего с мрачной эпохой предшествовавшей реакции², а по словам академика Н.М.Дружинина, «празднование столетнего существования Московского университета было не только открытой общественной демонстрацией, но и первой капитуляцией самодержавия, симптомом начавшегося "кризиса верхов"»³.


При всей похожести смены общественных настроений от Павла I к Александру I и от Николая I к Александру II, все-таки были заметные отличия. Конечно, и в том и в другом случае роль императора в изменении государственной политики и, соответственно, общественного настроя была чрезвычайной. И Александр I, и Александр II сыграли весьма значительную роль в зарождении и становлении российского либерализма, и без их личного вмешательства это течение было бы намного слабее. Фигура царя-реформатора давно стала предметом особого изучения и, казалось бы, основные материалы, связанные с его личностью, уже освоены и осмыслены. Упомянутый А.Корнилов не без основания писал, что Александр II не был рожден реформатором. В его биографии до того как он получил родительский престол прослеживаются определенные идейные зигзаги, тесно связанные с настроениями его венценосного отца. Любопытно одно из писем опального декабриста М.А.Фонвизина, относящееся еще к апрелю 1842 г. и предназначенное другому видному декабристу - И.И.Пущину. В далекой Сибири Фонвизин столкнулся с одним из прибывших из Петербурга и поведавшим о том, что все умы заняты упразднением крепостного права в стране и что главный виновник таких разговоров - П.Д.Киселев, «который сумел передать свои убеждения императрице и наследнику, а через них и самому царю»⁴.

Однако со все большим поворотом Николая I в сторону реакции вместе с отцом правел и наследник. Более того, по мнению исследователей, по отношению к крестьянскому вопросу Александр Николаевич был даже правее, чем его отец, и во всех комитетах по крестьянскому делу он неизменно поддерживал помещичьи права и интересы⁵. Когда он получил престол, консервативная Россия выражала свое удовлетворение и отнюдь не предполагала начала новой эры, ознаменованной целым каскадом разнообразных реформ. Для подавляющего числа представителей консервативных кругов сближение императора с либералами было неожиданным и даже ошеломляющим, причем до такой степени, что значительная часть из них оказалась в состоянии оцепенения и потеряла волю к сопротивлению. Лишь очень немногие знали об эволюции взглядов будущего императора, начавшейся к концу правления Николая I⁶. Нужно отдать должное наследнику, четко уловившему потребности страны, тем более что окружение его не было заражено вирусом либерализма. Более того, если Александра I окружала группа его близких друзей, разделявших его тогдашние воззрения, то вокруг Александр II в этом отношении была, скорее, прочная пустота и, казалось, преодолеть ее не будет никакой возможности. Нового императора окружали николаевские вельможи, верно служившие ему не одно десятилетие и не позволявшие себе каких-либо вольностей.

Историк Н.Рожков дает убийственные характеристики николаевскому окружению и, пожалуй, за исключением П.Д.Киселева, да и то с рядом оговорок, никто из них не получил сколь-нибудь позитивной оценки. Один из самых приближенных Николая I, А.Ф.Орлов, был невежественен и ленив не менее Бенкендорфа⁷. Досталось от историка и С.С.Уварову, и А.И.Чернышеву, и М.С.Воронцову - практически всему николаевскому окружению. Но маститый историк в своих характеристиках явно увлекся бичеванием. Тот же А.Ф.Орлов, при всей его приверженности духу охранительности, был крупным дипломатом, заключившим Адрианопольский трактат 1829 г. - один из самых благоприятных для страны. Он показал свое искусство и во время Парижского конгресса 1856 г. В целом нельзя обрисовывать одной черной краской все николаевское окружение. Были среди них и способные, образованные, государственно мыслящие сановники. Многие из них были активными участниками Отечественной войны 1812 года, но стать сподвижниками нового императора они в большинстве своем не могли по простой причине своего предельного возраста. Берясь за серьезное дело преобразования России, Александр II практически не имел своей команды. Несколько лучше обстояло дело в составе императорской фамилии, роль которой в государственной политике и общественной жизни начинает возрастать. Здесь у нового императора было два верных сподвижника, нередко более последовательных и активных, чем он сам. Прежде всего речь идет о его брате Константине Павловиче и вдове его дяди - Михаила Павловича - Елене Павловне. Оба они относятся к выдающимся деятелям реформы и к вдохновителям новой волны русского либерализма.

Речь идет именно о новой, большой волне русского либерализма. Она была столь значительна, что позволила видному специалисту по истории общественного движения Ш.М.Левину высказать следующие слова: «Строго говоря, настоящая история русского либерализма как крупного общественного течения теперь именно, в середине 50-х годов, и начинается»⁸. Обращаем внимание на то, что известный автор исследовал либерализм на этапе его превращения именно в крупное общественное течение, а отнюдь не его зарождения как такового, последовавшего еще в начале века, хотя и тогда это течение отнюдь не может рассматриваться как слабое и маловлиятельное, будучи поначалу поддержано самим императором Александром I.

Настроения середины 50-х годов во многом походили на те, что имели место в начале века, и если, вспоминая события первых лет правления Александра I, Н.Греч подчеркивал, что все хотели быть либералами, то примерно в том же духе писал летом 1856 г. другой мемуарист - К.Н.Лебедев, отметивший: «... в современной атмосфере искренне или притворно - все либералы»⁹. Но постепенно укрепляя свои позиции, либералы явно нуждались в поддержке со стороны близких им по духу могущественных бюрократов. Эти настроения хорошо прослеживаются в том же 1856 году. В марте этого года один из лидеров западников К.Д.Кавелин писал о больших надеждах, возлагавшихся в обществе на «стариков» -таких крупных сановников, как П.Д.Киселев и Д.Н.Блудов, и все с ужасом думали, что будет, если они умрут¹⁰. Сколь значительную роль играли в подъеме либерального движения буквально осколки либерализма начала века, хорошо осознавали и представители консервативной «партии». Понимая, что мода дня значительно изменилась и выступать в открытую им будет очень трудно, консерваторы предпочли использовать метод тонкой политической интриги, прежде всего в дворцовых кругах. Первый, против кого они направили свой удар, был П.Д.Киселев.

В условиях надвигающейся крестьянской реформы не было более крупного специалиста по крестьянскому вопросу, естественно в кругах правительственных бюрократов, нежели бывший адъютант Александра I. В его руках было созданное им Министерство государственных имуществ со слаженным и подобранным им самим аппаратом, прекрасно разбиравшемся во всех тонкостях сельского хозяйства и крестьянской жизни. И хотя ему было уже 68 лет (в момент написания письма К.Д.Кавелина), министр государственных имуществ был еще силен и крепок и достаточно активен. При всем том, что за его жизнь опасались близкие ему по духу либералы, прожил он еще 16 лет. Помещичья «партия» видела в нем, кстати, тоже хозяйствующем помещике, своего главного противника и именно против него направила свой первый удар. Но этот удар был так завуалирован, что трудно было даже понять, откуда и от кого он исходил. Еще видный историк Н.П.Барсуков в своей фундаментальной, 22-х томной работе о М.П.Погодине подчеркивал, что перемещение Киселева «состоялось не без влияния сильной придворной партии из противников освобождения крестьян»¹¹. Император сам пытался подсластить пилюлю, видимо, не зная точной подоплеки интриги. Он предложил Киселеву пост посла в Париже, в то время чрезвычайно важный, поскольку он должен был осуществить сближение с Францией, что ему, кстати, удалось. В беседе с Киселевым Александр II сказал, что он просит даже не о согласии, а о пожертвовании¹², и таким путем самый достойный государственный деятель, вполне способный возглавить проведение реформы, был от нее, по существу, отстранен. Правда, Киселеву позволили самому избрать преемника, и новым министром стал В.А.Шереметев, но ему не долго довелось управлять министерством. Скорая его кончина привела к тому, что буквально через несколько месяцев после ухода Киселева министерство возглавил один из лидеров российских консерваторов М.Н.Муравьев, сразу же начавший проводить совсем иную политику, чем это было при Киселеве.

Порадовали поначалу консерваторов и некоторые другие смены, осуществленные императором в то время. Еще до отставки Киселева, осенью 1855 г. пришлось оставить службу министру внутренних дел Д.Г.Бибикову, считавшемуся защитником крестьянских интересов в Западном крае, на которого вели активное наступление белорусские и литовские помещики. Бибиков не без помощи Николая I пытался улучшить быт белорусских крестьян и приступил там к распространению инвентарных правил, но встретил негодование помещичьей группировки. Если к этому добавить, что на место защитника крестьянских интересов был поставлен С.С.Ланской, относившийся к приверженцам помещичьей «партии»¹³, то не вызывает удивления неприкрытое ликование консерваторов, поспешивших убедить себя в благоприятном течении дел. Ведь Бибиков имел столкновения с наследником еще при Николае I¹⁴.

Однако перемещения П.Д.Киселева и Д.Г.Бибикова были лишь пирровыми победами тогдашнего консерватизма. Императору еще не раз приходилось обращаться за советами к Киселеву, и эти советы имели свое действие, а Ланской окружил себя советниками, активно готовившими проведение реформы. Поначалу им были призваны П.И.Мельников и

А.И.Левшин, а затем и племянник П.Д.Киселева Н.А.Милютин, ставший выдающимся деятелем реформы. Сам Ланской явно эволюционировал влево, и уже вскоре консерваторы и его стали считать ненавистником дворянского сословия¹⁵. Вообще среди сановных бюрократов той поры подобное изменение взглядов не было исключением¹⁶, и первопричиной таких метаморфоз была установка самого императора на реформу. Опасения консервативного лагеря все более усиливались, особенно, когда они убеждались в решительной нацеленности императора на реформу. Оснований для смущения было более чем достаточно. Действительно, когда Ланской опубликовал свой первый циркуляр предводителям дворянства, где со ссылкой на Александра II утверждалась незыблемость привилегий дворянства и говорилось о дворянстве не только как о твердой опоре Отечества, но и как о верном сподвижнике державной власти, либеральные круги охватило уныние, а консерваторы, ликуя, бросились его раскупать с такой скоростью, что пришлось издать циркуляр повторно¹⁷. Но затем следует знаменитая московская речь императора перед дворянством, речь столь неожиданная, что даже сам Ланской, как свидетельствует литература, поначалу ей не поверил¹⁸.

История произнесения этой речи, неоднократно комментировавшаяся, все-таки заслуживает особого внимания. Не кто иной как московский генерал-губернатор, откровенный крепостник, пропитанный, по словам славянофила А.И.Кошелева, правилами покойного императора¹⁹, то есть Николая I, попросил Александра II успокоить московское дворянство, встревоженное различными слухами о предстоящих преобразованиях. Но эта московская речь 30 марта 1856 г. оказалась совсем не той, которую ожидали представители консервативной «партии». Их настроения резко ухудшились, когда они осмыслили и речь в целом, и ту ее часть, особенно их озадачившую. Эти слова, ставшие широко известными не только по всей России, но и далеко за ее пределами, были следующими: «Я убежден, что рано или поздно мы к этому должны прийти... Я думаю, что и вы одного мнения со мною, следовательно лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу»²⁰. Поскольку речь шла о ликвидации крепостного права и проведении крестьянской реформы, то у консерваторов были основания для печали, тем более что они видели, как оживились их противники из либерального лагеря.

Но консервативная «партия» не собиралась складывать своего оружия. Она хорошо знала настроения широких дворянских кругов и видела в них свою достаточно прочную опору. А землевладельческое дворянство в своем подавляющем большинстве было против глубокой крестьянской реформы. Карл Маркс, внимательно следивший за событиями в России из Англии, написал об этом в двух своих статьях, специально посвященных этой теме²¹.

Консервативные круги, убедившись в истинных воззрениях императора, стремились использовать в своих целях не только общее недовольство землевладельческого дворянства, но и те институты, которым было поручено подготавливать эту реформу. К их числу прежде всего относился Секретный комитет по крестьянскому делу, созданный 3 января 1857 г. и продолживший традицию подобного рода комитетов предшествующей поры²². Комитет был создан самим императором, самостоятельно подобравшим его состав и председательствовавшим на заседаниях. Но в отсутствие царя, а такие отсутствия были неоднократными, заседания было поручено вести А.Ф.Орлову, которому шел 71-й год и который по возрасту был старше Киселева. Бывший главный начальник III-го отделения и шеф жандармов отличался крайне консервативными взглядами и, будучи крупным земельным собственником, вполне разделял взгляды крепостнической «партии». Он фактически был противником намечавшейся реформы и, на первый взгляд, его назначение свидетельствовало о намерении императора свести реформу до простой формальности. Все остальные члены Комитета, а их было всего 14 человек, также были людьми весьма почтенного возраста и, как правило, по своим взглядам мало отличались от A.Ф.Орлова. Исследователи, которые основательно изучили состав и деятельность Секретного комитета, единодушно оценивают его как консервативный и даже крепостнический, поскольку большинство его членов вполне могут быть отнесены к лидерам консервативной «партии»²³. Кроме Орлова откровенными крепостниками были М.Н.Муравьев, П.П.Гагарин, В.А.Долгоруков, В.Н.Панин. Ряд членов комитета занимали как бы промежуточные, порой колеблющиеся позиции. Поначалу к ним относился весьма близкий к императору Я.И.Ростовцев, а также М.А.Корф,

B.Ф.Адлерберг, П.Ф.Брок, К.В.Чевкин. К числу же сторонников реформы могут быть причислены в момент создания Комитета разве что С.С.Лан-ской и Д.Н.Блудов, люди тоже весьма для того времени преклонного возраста, первый 1787-го, а второй 1785-го года рождения. Они были по возрасту старше Киселева, что еще раз свидетельствовало о том, что причины перемещения знаменитого министра государственных имуществ отнюдь не были связаны с возрастом.

Такой состав Секретного комитета дал вполне убедительные основания для того, чтобы сделать в литературе вывод о направленности политики его членов. Как пишется в специальных работах, абсолютное большинство членов Секретного комитета было противниками освобождения крестьян²⁴. Они «недоверчиво относились к задуманному государем преобразованию, считая его и преждевременным и обильным опасными последствиями. Усилия их клонились к тому, чтобы, по возможности, затормозить дела, а если и осуществить, то в самых ограниченных размерах»²⁵. Характерна в этом отношении позиция управляющего делами Комитета, самого младшего по возрасту его члена (ему тогда было 33 года) - В.П.Буткова. Поначалу он был человеком довольно консервативных взглядов, близким по своим воззрениям к А.Ф.Орлову. Эта ориентация на бывшего шефа жандармов привела к тому, что он не только затягивал решение вопроса, но и прямо вредил делу освобождения крестьян. Без сомнения, лично Бутков был в момент включения в состав Комитета противником реформы.

Нет ничего удивительного в том, что такой Секретный комитет, имея своей задачей реформирование страны, не стремился ее решать в позитивном плане, замедлял ход решения дел, изобретая все новые и новые проволочки. В этой связи невольно напрашивается вопрос: почему император подобрал такой состав этого архиважного органа общегосударственного значения? Без сомнения, это объяснялось прежде всего отсутствием необходимого количества высших сановников, откровенно поддерживавших реформирование деревни. Поставить в один ряд с первейшими чинами людей второго и третьего ранга не представлялось никакой возможности. Но император предпочел свою, особую тактику настойчивого подталкивания видных бюрократов к благоприятному для себя решению. И постепенно на позиции реформы переходит один член Комитета за другим. Видными деятелями реформы становятся прежде всего Я.И.Ростовцев, затем К.В.Чевкин, а далее и В.П.Бутков. Однако потребовалось еще одно решительное вмешательство Александра II в деятельность Комитета. В его состав в июле 1857 г. включается великий князь Константин Николаевич, который стал играть в Комитете активную роль. Однако за основу последующей деятельности по реформированию страны был принят не проект Комитета, опубликованный в его журнале 18 августа 1857 г. и фактически намечавший дальнейшую оттяжку реформ, а записка Министерства внутренних дел - явное свидетельство того, что император решил ослабить роль Комитета в преобразованиях. Но, тем не менее, когда в феврале 1858 г. Секретный комитет был преобразован в Главный комитет по крестьянскому делу и стал гласно проводить свою работу, его состав остался неизменным. Как давно отмечено в литературе, «большинство в Главном комитете продолжало не сочувствовать делу преобразования»²⁶.

Между Главным комитетом и Министерством внутренних дел продолжали оставаться существенные противоречия, и первый из них вполне может рассматриваться как консервативный центр по проведению, или, скорее, парализации реформы. Еще Секретный комитет в январе 1858 г. отвергает проект Министерства, по существу поддерживавший предложения тверских либералов и противостоявший устремлениям московского дворянства, большинство которого занимало откровенно консервативные позиции. Московское дворянство в этом отношении не было одиноким. Большинство землевладельческого дворянства продолжало придерживаться прокрепостнической линии, и его настроения даже после обнародования высочайшего рескрипта на имя виленского генерал-губернатора от 20 ноября 1857 г. хорошо передал славянофил А.И.Кошелев: «Все губернии, одна за другой, хотя и с горем в душе, изъявили готовность приступить к указанному великому делу - улучшения быта крепостных крестьян»²⁷.

«С горем в душе» продолжал дальнейшую работу и Главный комитет, тесно связанный с дворянскими губернскими комитетами, где явно выделилось так называемые большинство и меньшинство. Летом 1858 г. в двух номерах герценовского «Колокола» публикуется большая статья «Программа для занятий губернских комитетов», где хорошо передается настроение той поры и явно заметный раскол в правительственных верхах, получивший распространение на ситуацию в губерниях. Говоря о визитах предводителей дворянства в Петербург, автор подчеркивал, что «они уезжали из правительственной столицы успокоенные, уверенные в окончательном торжестве старого порядка вещей, и всюду разнося за собой убийственную для народа молву о бессилии государя...»²⁸.

В Московском комитете лидером крепостнического большинства вскоре становится бывший главнокомандующий крымской армией князь А.С.Меншиков, столкнувшийся с руководителем либерального меньшинства Д.А.Ровинским. Как и во многих других комитетах, здесь также разгорелась борьба по поводу размеров крестьянских усадеб. Большинство московских депутатов высказалось против перехода усадебной земли в собственность крестьянства. Серьезные дебаты вызвал вопрос о размерах и формах крестьянских повинностей. Решение Московского комитета отражало победу консервативных слоев дворянства, допустившего отмену крепостного права, поскольку это было требованием времени и соответствовало воле императора, выступавшего за сохранение феодальной системы эксплуатации крестьянства. Предоставление крестьянам гражданских прав сопровождалось, по мнению Московского комитета, признаками явного ухудшения их экономического положения. Более того, если бы решения этого комитета были проведены в жизнь, то это означало бы полное подчинение крестьян бывшим крепостникам и в юридическом, и в экономическом плане²⁹.

Н.П.Огарев посвятил деятельности этого комитета обширную специальную статью, которая так и называется «Московский комитет», опубликованную в четырех номерах «Колокола». В заключении, довольно обширном и доказательном, он пришел в печальному и вполне определенному выводу: «С подобными комитетами Россия будет волочиться в грязи, а не идти вперед по пути своего развития»³⁰. Но в том-то и дело, что Московский комитет, к деятельности которого было обращено внимание всей России и о работе которого Огарев писал со множеством всевозможных деталей, не был для той поры редким исключением.

Известная мемуаристка А.Ф.Тютчева описала свои впечатления от посещения в августе 1858 г. Нижнего Новгорода. По ее словам, губернатор А.Н.Муравьев, открыто выступавший за эмансипацию крестьян, столкнулся с местным дворянством, а это дворянство, по словам Тютчевой, «здесь более цепко и упорно держится крепостного права, чем где бы то ни было. Во главе оппозиции стоят Шереметев и некий Стремо-ухов». Мемуаристка далее пишет о приезде Шереметева из Петербурга и о тех слухах, которые он распускал, пытаясь доказать поворот в уме государя, переставшего ратовать за освобождение крестьян, и «это сильно приободрило непримиримых и утвердило их в фрондирующем настроении»³¹. Большинство Нижегородского губернского комитета потребовало установить выкуп за личное освобождение крестьян, и это вызвало резкое столкновение между большинством и меньшинством, причем до такой степени, что губернатор Муравьев был вынужден обратиться к министру С.С.Ланскому, а тот незамедлительно составил по этому поводу специальную записку и довел ее до сведения самого императора. Мнение Александра II было вполне категоричным, и уже несколько позднее в том же самом Нижнем Новгороде стали распространяться слухи о том, что «государь - красный», и нет уже более никаких надежд³².

Решение по Нижегородскому комитету имело принципиальное значение, и Главному комитету пришлось на него в дальнейшем ссылаться и руководствоваться при оценке постановлений других комитетов. В соответствии с этим решением было отклонено 24 декабря 1858 г. ходатайство Воронежского комитета, предусматривающее вознаграждение помещиков за потерю ими крепостного права³³. «Нижегородский прецедент» наглядно показал поддержку императором меньшинства в губернских комитетах и одновременно его одобрение действий Министерства внутренних дел в пику Главному комитету, вынужденному поддерживать волю императора. Консервативным кругам пришлось уступать одну позицию за другой, но ни о какой капитуляции они не помышляли. Слишком хорошо они знали о настроении большинства землевладельческого дворянства, так же как хорошо об этом знало и правительство. Изучение отчетов III-го отделения за вторую половину 50-х годов свидетельствует о неприятии помещиками подготовлявшейся крестьянской реформы. В отчете за 1858 г. прямо писалось, что «большая часть помещиков смотрит на это дело как на несправедливое, по их мнению, отнятие у них собственности и как на будущее их разорение»³⁴. Еще до этого, в отчете за 1857 г., было выражено беспокойство многих дворян, их страхи перед упразднением крепостного права, и вообще в ликвидации у них власти над крестьянами они усматривали «уничтожение дворянства»³⁵. В Отчете за 1859 г. уже отражено то явление, которое получило впоследствии название как «хождение в народ», и отмечены первые случаи сближения разночинцев с народом. В отчете говорилось: «Повторяющиеся случаи путешествия таких людей, которые сближением своим с простым народом, особенно при нынешнем ожидании помещичьими крестьянами свободы, могут подать повод к беспорядкам». Действительно, это явление привлекло внимание министров внутренних дел, юстиции, народного просвещения и главного начальника III-го отделения, которые наметили формы борьбы с ним³⁶.

Разные круги русского общества использовали наметившееся оживление с разными целями. Либералы требовали проведения реформы, ссылаясь на возможные восстания и погромы, консерваторы указывали на них с тем, чтобы предотвратить реформу по существу или по мере возможности урезать ее до минимума. Так получилось, что интересы консерваторов в значительной степени отстаивали в Главном комитете, предложения либералов находили отражение в планах и действиях Министерства внутренних дел. Новый этап борьбы нашел свое выражение в работе редакционных комиссий, открывших свои заседания в марте 1859 г. Само их создание следует расценить как очередное поражение консервативных сил и ослабление роли Главного комитета. Не случайно Н.П.Огарев, внимательно следивший за ходом подготовки реформы, даже посчитал нужным подчеркнуть в своей новой статье в «Колоколе» за сентябрь 1859 г., что «очевидно - Главный комитет утратил свою главность и становится ненужным»³⁷. Хотя Главный комитет был упразднен лишь 19 февраля 1861 г., его роль в проведении реформы заметно ослабляется. Консервативные силы это хорошо почувствовали и перенесли свое сопротивление на другие сферы. Одной из них была попытка усилить свое участие в идейной борьбе того времени, но как раз в этой области консерваторы чувствовали себя особенно неуютно.

Оплот николаевского охранительства, казавшийся столь основательно построенным, на поверку оказался довольно зыбким. С началом нового царствования, почувствовав новые мотивы, зазвучавшие с самого верха, уступают свои позиции наиболее ретивые проводники «официальной народности». Многие видные ее деятели в самом начале правления нового императора были еще живы и не очень стары. Н.А.Иванову в 1855 г. было всего 42 года. Он, как известно, пытался разработать собственные воззрения на судьбы России, сочетая основные принципы официальной народности с гегелевской философией. Именно он, фактический автор книги «Россия...», завершенной в 1837 г. и присвоенной Ф.Булгариным, казалось бы, относился к искренним проводникам консервативной идеологии. Но как раз в 50-е годы отмечается его явное ослабление и в научной, и в общественной деятельности. Бывший профессор переходит на работу в гимназию, и о его последующей жизни почти ничего не известно.

Не большей активностью отличалась и известная троица - Булгарин, Греч и Сенковский. Первым из них скончался в 1858 г. самый молодой и, пожалуй, наиболее даровитый из них «барон Брамбеус», то есть О.И.Сенковский. Через год, в 1859 г., не стало Ф.В.Булгарина, разбитого параличом еще в 1857 г. Дольше всех из членов литературного комитета прожил Н.И.Греч, скончавшийся в 80-летнем возрасте в 1867 г. Их главный рупор - газета «Северная пчела», некогда популярное издание, пользовавшееся покровительством верхов и прежде всего III-го отделения³⁸, к середине 50-х годов потеряла свое прежнее влияние. Фактически она прекратила свое существование в 1859 г., поскольку новый ее редактор - издатель П.С.Усов, принявший газету в 1860 г., изменил направленность газеты, которая стала уже либеральным органом, но и это не прибавило ей авторитета, и в 1864 г., на сороковом году издания, «Северная пчела» перестала выпускаться. Такова судьба чуть ли не главного печатного органа деятелей официальной народности. Н.И.Греч еще работал, в 60-е годы он издал свою очередную русскую грамматику, писал мемуары, но никакого влияния на жизнь общества уже не оказывал. Его настроения накануне реформы хорошо известны. Он по-прежнему был предан Николаю I и в сердцах писал, что «облагодетельствованные, возвеличенные им люди восстали на него бессовестно и бесстыдно»³⁹. Н.Греч так и остался человеком николаевского царствования, хотя в молодости он был либералом. Он пережил реформу и дождался новой консервативной волны.

Пережил реформу и такой деятель официальной народности, как профессор и академик С.П.Шевырев, скончавшийся в 1864 г. Но и он, которому в 1855 г. не было и пятидесяти лет, в новых условиях не смог играть сколь-нибудь заметной роли. Издававшийся им и его соратником М.П.Погодиным журнал «Москвитянин» прекратил свое существование в 1856 г. Настойчивый проводник идеи процветания России и гибели Запада не смог выстоять, несмотря на то что с начала 50-х годов в состав его редакции вошли молодые и талантливые силы, среди которых были А.Н.Островский, А.Ф.Писемский, П.И.Мельников(Печерский) и другие. Примечательно, что в середине 50-х годов между Шевыревым и Погодиным были заметны определенные противоречия. Они, например, несколько по-разному отнеслись к стихотворениям П.А.Вяземского - бывшего либерала, перешедшего затем в консервативный лагерь - по случаю кончины Николая I. В 1855 г. Вяземский издал небольшой политический сборник «Шесть стихотворений», где, говоря о покойном императope, написал следующие слова: «Благодарит его Россия с умиленьем/ За царские труды, за блеск и честь венца». Собственно, и другие стихотворения были написаны в таком же духе. С.П.Шевырев принял их всей душою и писал автору с благодарностью за присылку сборника⁴⁰.

Иной, однако, была реакция М.П.Погодина, не постеснявшегося написать именитому поэту и государственному мужу о том, что нашлись и такие, кто восстал против последних стихов автора⁴¹, и к ним, сим последним, наверняка относился и сам М.П.Погодин. Оно и понятно, поскольку его рукописные «Политические письма» времен Крымской войны явно свидетельствовали об эволюции взглядов некогда убежденного охранителя и горячего проповедника самобытности русского исторического процесса, что так сближало Погодина со славянофилами. Сторонник Н.М.Карамзина, который сыграл в его судьбе особенную роль⁴², сам стал тяготиться рамками николаевского режима. Не только с точки зрения приспособления к новым временам следует рассматривать статью Погодина по случаю прибытия нового императора Александра II в Москву в сентябре 1855 г., где вполне можно было усмотреть негативное отношение автора к правлению Николая I, хотя бы даже потому, что в статье присутствовали любезные, по его словам, имена Петра, Екатерины и Александра и отсутствовало имя покойника - Николая I⁴³.

В середине 50-х годов в стане консерваторов произошло довольно заметное расщепление. Убежденный проводник официальной народности, М.П.Погодин после войны стал ратовать за реформы и даже за некоторое сближение с Западом и если не перешел в стан либералов, то вполне может быть отнесен к типу консерваторов с некоторыми прогрессивными устремлениями, тем более что довольно близкие ему славянофилы стали активными проводниками и деятелями реформы. Не нужно забывать особенностей николаевского царствования, его предельной жестокости, задевавшей нередко интересы и самих консерваторов, желавших большей политической свободы и, когда дело касалось литераторов из консервативных кругов, большей свободы творчества.

К консерваторам, несомненно, может быть причислен, в частности, такой блестящий поэт, как Ф.И.Тютчев. Прекрасный знаток Запада, многие годы там проживший, человек, до тонкостей знавший французский и немецкий языки, он с конца 40-х годов искренне ратовал за обособление России от Европы. Тютчев хотел бы обособить Россию и политически, и духовно, прежде всего укрепив ее православие и территориально расширив вплоть до Константинополя. И при всем этом он чуть ли не первый почувствовал признаки общественного оживления и, как писал И.С.Аксаков еще в начале апреля 1855 г., именно Тютчев назвал тогдашние российские перемены оттепелью⁴⁴. Если 8 апреля 1856 г. Тютчев счел необходимым записать:

Все, что сберечь мне удалось,
Надежды веры и любви,
В одну молитву все слилось:
Переживи, переживи!
то немногим более чем через год, 15 августа 1857 г., из-под его пера вышли следующие слова:

Над этой темною толпой
Непробужденного народа
Взойдешь ли ты когда Свобода,
Блеснет ли луч твой золотой?...⁴⁵

Видный русский дипломат, талантливый политик, вхожий в высшие слои русского общества, Тютчев тоже мечтал о свободе. Он тоже неуютно чувствовал себя в тогдашней России и не случайно, как отмечается в литературе, «неласково» отозвался о нем Александр II⁴⁶. Неудивительно, что консервативный лагерь не смог в то переломное время сорганизовать сколь-нибудь значительные литературные силы и наладить издание влиятельных или литературных или общественно-политических газет и журналов. Идеологическую инициативу попытались перехватить люди, не имевшие ни литературного имени, ни литературного таланта. Взяться за перо их принудила сама тогдашняя обстановка, усиливавшийся накал социальной напряженности. Одним из наиболее подготовленных в научном плане и наиболее активных деятелей дворянской оппозиции был Н.А.Безобразов, в 1856 г. сорокалетний выпускник юридического факультета петербургского университета.

Книжка, выпущенная им в 1859 г. в Берлине, представляет интерес, поскольку позволяет довольно четко уловить круг интересов значительных слоев тогдашних консерваторов⁴⁷. Прежде всего Безобразов открыто солидаризируется с Н.М.Карамзиным и его установкой на предпочтение охра-нительности перед политическим развитием. Безобразов - ярко выраженный традиционалист и охранитель, причем до такой степени, что идеалом законотворчества для него является Уложение 1649 г., то есть Соборное уложение Алексея Михайловича, ставшее важным этапом в развитии кре-постного права и выражавшее интересы дворянского класса. Уложение, окончательно оформившее крепостное право в России, выдвигалось накануне реализации планов по его упразднению как само совершенство, что полностью раскрывало тогдашние настроения наиболее крайних представителей крепостнической «партии». Н.Безобразов ратует за сохранение коренных устоев российской государственности и предрекает в противном случае кровавые смуты и даже ниспровержение престола.

Если книга Н.Безобразова вышла в Берлине, то брошюра другого деятеля дворянской фронды увидела свет еще дальше - в Париже. Речь идет о публикации В.П.Орлова-Давыдова, графа, проповедовавшего крайне олигархические взгляды. В этой брошюре явно прослеживаются антибюрократические тенденции и отстаивается право дворянства играть первую скрипку в разрешении крестьянского вопроса, в противовес бюрократии. В литературе выступление Орлова-Давыдова рассматривается как проявление конституционно-аристократических настроений⁴⁸, заметных еще в XVIII в., получивших отражение в проектах начала царствования Александра I. Вообще в канун реформы особенно рельефно выделяется множество различных оттенков консервативной мысли. Кстати, мнение о том, что за сохранение привилегий дворянства ратовали лишь закоренелые крепостники, прежде всего из среды помещиков, не умевших приспособиться к процессу развития капитализма, не всегда подтверждается при ознакомлении с некоторыми документами.

Пожалуй, наиболее колоритной фигурой в среде русских помещиков, умело сочетавших традиционное хозяйствование с капиталистической предприимчивостью, был С.И.Мальцов. Бывший генерал-майор, служивший в кавалерийской гвардии, еще в 1839 г. соорудил первый русский рельсопрокатный завод, наладивший затем производство первых русских рельсов. Он же организовал выпуск первых в России паровиков, занимался стекольным делом, производством хрусталя. Владелец 200 тысяч душ крестьян был образцом стремительного приспособления к новой буржуазной эпохе. Но его обстоятельная записка конца 50-х годов, ходившая по рукам в разных слоях высшего русского общества, характеризует ее автора как представителя одной из разновидностей русского консерватизма того времени. Отталкиваясь от сочинений А.Токвиля, одно время возглавлявшего во Франции консервативную партию порядка, и ссылаясь на возможность народных беспорядков, Мальцов ратует за сохранение интересов дворянства и категорически выступает не только против наделения крестьян землей в собственность, но даже против предоставления им усадьбы⁴⁹.

Пытаясь отстоять свои интересы, представители консервативных кругов стремились опереться на имена зарубежных авторитетов, не гнушаясь порой самых настоящих подделок. Одним из таких созданий было подложное письмо бывшего французского премьера Ф.Гизо, не имевшее к нему никакого отношения и датируемое октябрем 1858 г., письмо, где императора пытаются пугать возможной революцией, отстаивают интересы дворянства и ратуют за предоставление крестьянам разве что личной свободы⁵⁰.

Однако зарубежные публикации, а также довольно многочисленные записки и письма, вышедшие из среды дворянства и опровергавшие слова императора, сказанные его брату Константину Николаевичу в августе 1858 г. о том, что «дворянство примется за дело с усердием»⁵¹, не могли заменить сколь-нибудь популярный периодический орган. Здесь консервативные круги проигрывали не только либералам, но и тому направлению, которое в нашей литературе было принято называть революционными демократами. Ничего подобного «Колоколу», «Современнику», а также изданиям западников и славянофилов консервативной «партии» наладить в ту пору не удалось, и это было залогом их неминуемого поражения. В то время, а именно в 1858 г., единственным сколь-нибудь заметным изданием консервативного направления, которое удалось наладить и выпустить в свет, был «Журнал землевладельцев». Этот журнал, еще в 20-е годы исследованный Н.М.Дружининым, издавался казанским и пензенским помещиком А.Д.Желтухиным. Издавался он всего два года, причем расцвет журнала приходится на конец 1858 - начало 1859 г., а с апреля уже отмечено падение роли журнала, поскольку он был тесно связан с деятельностью губернских комитетов, последний из которых прекратил свое существование в июне 1859 г.

Но и в этом журнале исследователем было выявлено отражение борьбы двух направлений, причем второе, носившее черты отживающей патриархально-потребительской психологии, уступало первому, где явно заметен «дух бодрого и энергичного предпринимательства»⁵². Таким образом, даже это издание, которое одни авторы относили к крепостническим печатным органам, а другие более мягко называли журналом, защищавшим дворянские интересы⁵³, не было в полной мере четко консервативным. Потерпели неудачу и попытки других консервативных изданий. В 1856 г. во главе известного журнала «Библиотека для чтения», налаженного в свое время О.И.Сенковским и привлекавшего на свои страницы многих известных авторов, становится видный критик А.В.Дружинин. Из этого издания, пользовавшегося широкой популярностью, он пытался сделать серьезный орган консервативного направления, причем в английском духе⁵⁴. Однако удача не сопутствовала Дружинину, которого называли «первым критиком» после Белинского. Хотя «Библиотека для чтения» с 1858 г. стала помещать статьи по крестьянскому делу, а с 1859 завела специальный политический раздел, и на страницах его выступали А.Ф.Писемский, И.С.Тургенев, М.Е.Салтыков-Щедрин, А.Н.Островский и Л.Н.Толстой, он был буквально затерт другими журналами, поскольку как бы отгородился от духа времени. Не снискал себе доброй славы и не привлек сколь-нибудь значительного читательского внимания и такой орган, как еженедельная газета «Домашняя Беседа», издававшаяся В.И.Аскоченским и проповедовавшая идеи крайнего обскурантизма, подававшегося под видом защиты православия и вылившегося в борьбу с наукой и просвещением. Газета В.Аскоченского, начавшая издаваться с середины 1858 г., заняла позиции самого крайнего, реакционного консерватизма. Своим неприятием прогресса Аскоченский отличился и в вышедшем из-под его пера романе «Асмодей нашего времени», изданном в 1858 г. Тогда же заявляет о себе и П.Ф.Лилиенфельд-Тоаль, издавший в 1860 г. свою политэкономию.

Таким образом, на литературном поприще консерватизм в те годы пытается вести оборонительные бои, не предложив никаких свежих идей и не выдвинув сколь-нибудь значительных литературных сил. Но поражение в области идеологии неминуемо вело и к неудачам политическим.

---

¹ Корнилов А.А. Курс Истории России XIX века. Часть II. М., 1912. С. 111.
² Корнилов А.А. Общественное движение при Александре II. (1855-1881). Исторические очерки. М., 1909. С. 7.
³ Дружинин Н.М. Москва в годы Крымской войны // Дружинин НМ. Избранные труды. Внешняя политика России. История Москвы. Музейное дело. М., 1988. С. 165.
⁴ Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Т. 1. Иркутск., 1979. С. 241.
⁵ Корнилов А.А. Курс истории... С. 130.
⁶ Корнилов А.А. Общественное движение... С. 13.
⁷ Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении. М., 1924. Том десятый. С. 223; Об окружении Александра II см.: Толмачев Е.П. Александр II и его время. Книга первая. М., 1998. С. 154-157.
⁸ Левин Ш.М. Очерки по истории русской общественной мысли. Вторая половина XIX - начало XX века. Лг., 1974. С. 348.
⁹ Из записок сенатора К.П.Лебедева // Рус. архив, 1893. Кн. 1. Вып. 4. С. 353.
¹⁰ Барсуков Н. Жизнь и труды М.П.Погодина. Кн. XIV. СПб., 1900. С. 211.
¹¹ Там же. Кн. XV. СПб., 1901. С. 462.
¹² Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. Том 1. Изд. второе. СПб., 1911. С. 192.
¹³ Корнилов А.А. Общественное движение... С. 33.
¹⁴ Мещерский В.П. Мои воспоминания. Часть 1 (1850-1865 гг.). СПб., 1897. С. 39.
¹⁵ Никифоров Д. Москва и царствование императора Александра II. М., 1904. С. 40; Секиринский С.С, Шелохаев В.В. Либерализм в России. М., 1995. С. 48.
¹⁶ Были, однако, и другие примеры. «Осмысленным консерватором» называл графа С.Строганова, воспитателя наследника, В.Мещерский. См.: Мещерский В.П. Указ. соч. С. 206.
¹⁷ Материалы для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в России в царствование Александра II. Т. I. Берлин, 1860. С. 104.
¹⁸ Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. Часть II. С. 137.
¹⁹ Кошелев А.И. Записки. М., 1991. С. 98.
²⁰ Розенталь В.Н. Идейные центры либерального движения в России накануне революционной ситуации // Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг. М., 1963. С. 375-376.
²¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Изд 2-е. Т. 12. С. 605-608; 692-701.
²² Алексеев В.П. Секретные комитеты при Николае I // Великая реформа. Т. 2. М., 1911.
²³ См.: Лященко П.И. Последний Секретный комитет по крестьянскому делу. 3 января 1857 г. - 16 февраля 1858 г. СПб., 1911; Захарова Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856-1861. М., 1984.
²⁴ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 55; Толмачев Е.П. Указ. соч., С. 161.
²⁵ Татищев С.С. Указ. соч. Т. 1. С. 282.
²⁶ Там же. С. 294.
²⁷ Кошелев AM. Указ. соч. С. 99. '
²⁸ Колокол. 15 июля 1858, № 19. С. 156.
²⁹ Дружинин Н.М. Москва и реформа 1861 года //Дружинин Н.М. Избранные труды. Внешняя политика России. История Москвы. Музейное дело. М., 1988. С. 198-207.
³⁰ Колокол, 1 февраля 1859. № 35. С 284.
³¹ Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II. М.: Мысль, 1990. С. 167.
³² Там же. С. 168.
³³ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 110.
³⁴ ГАРФ. Ф. 109. Оп. 85. Д. 23 (1858 г.). Л. 123.
³⁵ Там же. Д. 22 (1857 г.). Л. 77.
³⁶ Там же. Д. 24 (1859 г.). Л. 21 об.
³⁷ Колокол, 1 сентября 1859 г. № 51. С. 415.
³⁸ См.: Лемке М.К. Николаевские жандармы и литература 1826-1855. СПб., 1908.
³⁹ Греч Н.И. Записки о моей жизни. СПб., 1886. С. 3-4.
⁴⁰ Письма М.П.Погодина, С.П.Шевырева и М.А.Максимовича к князю П.А.Вя-земскому. 1825-1874 годов. СПб., 1901. С. 156.
⁴¹ Там же. С. 55.
⁴² Умбрашко К.Б. М.П.Погодин: Человек. Историк. Публицист. М., 1995. С. 13.
⁴³ Барсуков Н. Жизнь и труды М.П.Погодина. Кн. XIV. С. 94.
⁴⁴ Левин Ш.М. Указ. соч. С. 344.
⁴⁵ Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. Лг., 1987. С. 194-195.
⁴⁶ Берковский Н.Ф. Тютчев // Там же. С. 7; По словам В.Мещерского, «Тютчев был глубоко русский человек в своих политических убеждениях, и в то же время глубоко искренний. Оттого он ненавидел либерализм того времени, потому считал его космополитизмом и совсем не русским...». См.: Мещерский В.П. Указ. соч. С. 327.
⁴⁷ См.: Безобразов Н. Две записки по вотчинному вопросу. Берлин, 1859.
⁴⁸ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 184.
⁴⁹ Сладкевич Н.Г. Очерки истории общественной мысли России в конце 50-х -начале 60-х годов XIX века. Лг., 1962. С. 96.
⁵⁰ Там же. С. 92.
⁵¹ Переписка императора Александра II с великим князем Константином Николаевичем. 1857-1861. М., 1994. С. 65.
⁵² Дружинин Н.М. «Журнал землевладельцев». (1858-1860 гг.) // Дружинин НМ. Избранные труды. Социально-экономическая история России. М, 1987. С. 77.
⁵³ Дружинин Н.М. «Журнал землевладельцев». С. 6; Татищев С.С. Указ. соч. Т. 1. С. 298.
⁵⁴ Корнилов А.А. Общественное движение... С. 85-86.

<< Назад   Вперёд>>