Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

Работа Редакционных комиссий стала важным этапом на пути разработки решающего проекта готовившейся крестьянской реформы. Хотя она приблизила саму реформу, ход дебатов показал, что накал борьбы даже в это время, когда стала ясной неизбежность отмены крепостного права, отнюдь не утихает. Славянофил А.И.Кошелев, говоря о работе Рязанского редакционного комитета, подчеркивал наличие в ее составе трех проектов, одного от большинства и двух от меньшинств. По его словам, «проект большинства был составлен в крепостническом духе, с малым наделом крестьян на землю, с удержанием разных помещичьих прав в отношении к крестьянским обществам и без права выкупа»¹. Второй, собственно, тоже был отражением конституционных устремлений, но устанавливал обязательный выкуп с незначительным увеличением крестьянских наделов по сравнению с предложением большинства и лишь третий проект, который отстаивали А.Кошелев и немногочисленное число его сторонников, называется им самым либеральным².

Та борьба, которая развернулась в Рязанском комитете, была по тому времени не исключением, а правилом для всей России. Эпоха Редакционных комиссий, однако, продемонстрировала определенную смену консервативных установок, их заметное отличие от установок 1855-1856 гг., когда среди представителей консервативной «партии» еще выделялись решительные сторонники крепостного права. В самый канун реформы большинство консерваторов уже смирились с неизбежностью отмены крепостничества и всю свою силу направили на благоприятное для них решение земельного вопроса. Собственно Редакционные комиссии как центральный орган должны были состоять из двух комиссий, но создана была одна, сохранившая название во множественном числе и состоящая из нескольких отделений. В отличие от Секретного, затем Главного комитета, в Редакционных комиссиях ведущую роль играла либеральная бюрократия, противостоявшая также губернским дворянским комитетам. И если в губерниях большинство, как правило, было за консерваторами, то в Редакционных комиссиях их представители оказались, наоборот, в меньшинстве. Такой откровенный крепостник, как А.С.Меншиков, называл Редакционные комиссии «вертепом» Ростовцева³, хотя не Я.И.Ростовцев, а Н.Милютин был душой этого необычного органа.

У А.С.Меншикова были серьезные основания для недовольства, поскольку в Комиссии входили 17 представителей министерств и 21 член-эксперт. Любопытно, что в числе первых невозможно назвать ни одного закоренелого крепостника (за исключением В.И.Булыгина, вынужденного проводить линию шефа - М.Муравьева⁴). Среди экспертов к таковым безоговорочно можно отнести разве что несколько человек. Это представлявший Орловский губернский комитет В.В.Апраксин, уже упоминавшийся А.Д.Желтухин, сын известного военного деятеля, генерал-адъютант Ф.И.Паскевич, председатель Петербургского комитета - П.П.Шувалов и К.И.Гечевич (из Вильны) и М.П.Позен (из Полтавы). Оказавшись в явном меньшинстве, консерваторы, отнюдь не собирались складывать оружие. Уже на заседании в марте 1859 г. П.Шувалов и Ф.Паскевич предложили объявить экспроприацией дворянской собственности обязательство продажи земли помещиками⁵. Но конфликт этих двух членов Комиссий с остальными их членами особенно обострился по вопросу определения того, что следует считать окончанием крепостного периода⁶. Он приобрел столь острые формы, что потребовал затем вмешательства самого императора.

П.П.Шувалов чувствовал свою силу в этом вопросе, поскольку, будучи петербургским предводителем дворянства и председателем губернского комитета, он ощущал поддержку большинства петербургских дворян. Не случайно в литературе уже давно отмечалось, что ни в одном из губернских комитетов, за исключением разве что Костромского, так ярко, как в Петербургском, не отразились «поползновения крайней помещичьей партии»⁷. Имея за спиной такую сильную поддержку, П.Шувалов позволял себе резкое несогласие с большинством Комиссий, тем более что и Ф.Паскевич, помещик многих губерний, человек весьма состоятельный и известный, разделял его мысли. Но Комиссии большинством голосов постановили считать концом срочно-обязанного периода выкуп крестьянских полей и угодий, хотя и необязательный⁸. Это решение и Шувалов, и Паскевич подписать отказались и потребовали занести в журнал заседаний Комиссий их собственное мнение. Они настаивали на том, чтобы вопрос о выкупе был категорически отделен от вопроса определения личных и имущественных прав крестьян, то есть прекращение крепостного права они сознательно отделяли от выкупа земли.

Большинство Комиссий сразу нашло это мнение противным высочайшей воле и, что любопытно, занесло его не в общий журнал заседаний, а в частный. Это привело к тому, что мнение двух оппозиционеров не было занесено в печатные журналы, предназначенные для общего сведения и рассылаемые на места. Результатом этого стала подача Шуваловым и Паскевичем прошения об отставке их как членов Редакционных комиссий. Но в этой связи весьма примечательна позиция самого императора. С одной стороны, он утвердил решение большинства, но, кроме того, посчитал нужным дать личную аудиенцию двум оппозиционерам. Результатом этой встречи стало решение Александра I затребовать от Шувалова и Паскевича письменного изложения их мнения, при том что они оставались членами Редакционных комиссий. Такая записка была составлена, и мнение консервативного меньшинства в ней свелось к тому, что-бы действительное освобождение крестьян, с правом бессрочного поземельного пользования, было реализовано в непродолжительный срок, но в четко определенное время, независимо от выкупа. Сам же этот выкуп должен был стать результатом добровольного соглашения помещиков и крестьян⁹.

Хотя этот взгляд весьма значительно отличался от позиций консервативных кругов в начале подготовительных работ на подступах к реформе, эта записка меньшинства членов Редакционных комиссий стала источником жарких дебатов. Такие члены большинства, как Н.Милютин,

В.Черкасский и другие, вполне справедливо подчеркивали, что, по плану Шувалова и Паскевича, крестьяне окажутся в полной экономической зависимости от помещиков. Но противоборствующие стороны остались при своих убеждениях. Император вновь поддержал мнение большинства, но, что примечательно, распорядился оставить Шувалова и Паскевича в составе Комиссий. Ситуация была такова, что мнение меньшинства не могло поколебать общие установки Комиссий, и император вполне мог допустить противное мнение и соблюсти принцип объективности, то есть учета разных мнений.

Хотя Шувалов и Паскевич оказались в меньшинстве, император прекрасно понимал, кто стоит за ними, и вынужден был демонстрировать консервативным силам максимум лояльности и понимания. Несомненно, что они уже перегруппировали свои ряды и не настаивали на сохранении крепостного права. Но они фактически устами Шувалова и Паскевича ратовали за сохранение отношений феодального типа, оставшихся в силе по их проекту не только на срочнообязанный период, но и после него. Добровольность выкупа в таком случае целиком зависела от личной инициативы помещиков¹⁰.

Один из тех, кто активно полемизировал с этими двумя проводниками мнения меньшинства в Комиссиях, - П.П.Семенов-Тян-Шанский, в то время заведовавший делами этих Комиссий, впоследствии вспоминал, что Шувалов и Паскевич были выдвинуты, по его словам, очень сильной в высших кругах партией противников земельного освобождения крестьян¹¹. Но их также серьезно поддерживали периферийные губернские комитеты. Чувствуя эту силу, представители консервативных сил продолжали борьбу в Редакционных комиссиях, хотя хорошо знали бесперспективность сопротивления. Но они пользовались также возможностью обращения к императору напрямую. Так, Паскевич счел нужным в конце 1859 г. подать Александру II свой собственный проект освобождения крестьян без земли, не встретивший одобрения императора, хорошо понимавшего, какой заряд сильнейшей силы таит в себе полное обезземеливание крестьян.

Но в Комиссиях шла борьба и по ряду других вопросов. Объектом усиленной полемики стал вопрос о вотчинной власти помещиков и об общественном самоуправлении. И здесь довольно четко просматривается мнение большинства и консервативного меньшинства. Последнее отстаивало вотчинную власть помещиков. С этих позиций были составлены записки второй половины 1859 г., вышедшие из-под пера Апраксина и Желтухина, а также записка члена Виленского комитета, члена-эксперта Комиссий К.И.Гечевича. Однако и по этому вопросу консерваторы остались в меньшинстве¹². Осенью 1859 г. основная борьба вокруг реформы развертывается уже не в самих Комиссиях, где соотношение сил было достаточно определенным и непоколебимым, а между большинством Редакционных комиссий и представителями дворянских губернских комитетов. Как вспоминал Семенов-Тян-Шанский, приезд губернских депутатов в Петербург рассматривался Александром II как чуть ли не решающий шаг в процессе подготовки, поскольку он хорошо знал, что лишь меньшинство помещиков склонялось к полному упразднению крепостного права. Любопытно, что он также подчеркнул тесную увязку между потерей власти над крестьянами и желанием ее компенсировать за счет ограничения верховной власти¹³.

Так получилось, что в числе депутатов от губерний оказались и некоторые члены Редакционных комиссий явно консервативного плана. К ним, например,относились П.Шувалов, а также М.Позен, который с полным основанием может быть отнесен к консервативным членам Комиссий, но вместе с тем, судя по его запискам периода 1856 г., он относился к тем деятелям крепостнической «партии», которые поняли неизбежность реформы и решили пойти на нее с наименьшими для помещиков потерями. В то время когда П.Шувалов и Ф.Паскевич выступили открыто, Позен предпочел метод закулисных комбинаций и все свое искусство интригана направил на то, чтобы воздействием на самого Ростовцева попытаться оторвать его от либеральной группировки большинства и при его помощи по возможности максимально урезать масштаб реформ. Примечательно, что в качестве губернского депутата Позен явно отошел от установок Комиссий и даже начал против них откровенную атаку. Он стремился доказать нелегитимность Комиссий в деле устройства экономического быта крестьян, утверждая, что это право принадлежит губернским комитетам. Позен дошел до требования полной власти помещика над временнообязанным крестьянином и доказывал неприменимость постановлений Редакционных комиссий по отношению к Полтавской губернии. По мнению Позена, дворянин должен был сохранить полные права собственности на всю землю, обладать вотчинной властью как помещик, а крестьянин должен был получить землю только для пропитания, но отнюдь не для активного хозяйствования. Он также ратовал за повышение повинностей, то есть, как правильно отмечали в литературе, добивался продолжения крепостного права в видоизмененной форме.

Продемонстрировав столь категорическое неприятие работы Редакционных комиссий, членом которых он все-таки являлся, и неоднократно выступая по тем или иным вопросам, Позен подает прошение о выходе из этих Комиссий, которое было сразу же удовлетворено¹⁴. Он счел необходимым в ноябре 1859 г. подать письмо Ростовцеву с копией самому императору, где категорически отрекался от установок Комиссий. Похоже, что Позен считал для себя более важным быть депутатом от своей Полтавской губернии, нежели членом Редакционных комиссий.

По своему содержанию и духу весьма близким к письму Позена было всеподданнейшее письмо депутата от Симбирской губернии Д.Н.Шидловского. Автор его выступает апологетом дворянства и утверждает необходимость прямого контакта с уполномоченными от дворянства, с которыми и необходимо решить основные вопросы. Это, по его мнению, необходимо для спасения Отечества, поскольку дворянство оклеветано, причем оклеветано перед самим монархом. Письмо Шидловского, где он, тем не менее, не забыл высказать претензии помещиков на обладание всей землей, более того, счел необходимым заявить, что крестьяне не имеют никаких прав на землю, отражало крайнюю озабоченность значительной части землевладельческого дворянства. Оно явилось свидетельством некоторой паники, которая начиналась в среде тех помещиков, которые чувствовали опасность реформы. Александр II обратил на него внимание, возвратил министру внутренних дел, сделав пометку неодобрения ее содержанием¹⁵. Но среди замечаний членов губернского комитета были и более резкие и непримиримые.

Представитель Воронежского комитета князь И.В.Гагарин в своей реакции на предложения Редакционных комиссий даже писал о попытках ввести административным путем начала коммунизма, усматривал нравственное уничтожение дворянства как сословия и, конечно, отмечал попытки покушения на неприкосновенность дворянской собственности. Он полностью отрицал идею выкупа и поставил вообще под сомнение инициативную роль правительства. По его мнению, реформа должна стать результатом общего согласия дворянства, а отнюдь не инициативой закона¹⁶. По сравнению с этими решительными демонстрациями дворянского сопротивления реформе, выступления П.П.Шувалова казались более умеренными и спокойными, тем более что из среды провинциальных комитетов исходили и крайне реакционные идеи, чем, например, отличался Костромской губернский комитет.

Осень 1859 г. была отмечена особой драматичностью в той борьбе, которая развернулась на подступах к реформе. На сей раз имело место ожесточенное и продолжительное сражение между консервативной частью губернских депутатов и Редакционными комиссиями. Нельзя сказать, чтобы консервативный лагерь был монолитен и однороден по своим требованиям. Внутри него можно обнаружить разные оттенки мнений: от полного неприятия реформы до ее большего или меньшего ограничения. Хозяйствующие помещики ряда губерний хорошо понимали те проблемы, которые у них наверняка могли появиться в случае принятия во всем объеме предложений Редакционных комиссий. Перед многими из них замаячило пугало неизбежного разорения, и этот страх прибавлял заряд активности, отнюдь не всегда разумной и эффективной. Приехавшие депутаты, как сторонники реформ, так и их противники, всячески использовали свои петербургские связи, чтобы провести именно свои соображения. Среди представителей петербургской знати им удавалось находить различных деятелей, склонявшихся порой к полярным позициям. Высшие слои петербургского света к концу 1859 г. хорошо понимали, что крепостное право уже не удастся отстоять. Три главных придворных центра - Зимний дворец, двор великой княгини Елены Павловны и Мраморный дворец великого князя Константина Николаевича - стали важнейшими центрами проводимой верхами обработки общественного мнения в направлении реформы. В этом направлении работал и двор великой княгини Марии Николаевны, родной сестры Александра II, бывшей всего лишь годом моложе императора и находившейся с ним в весьма дружеских отношениях. И для этого двора были весьма характерны политические беседы во время маленьких вечеров, где хозяйка старалась всячески поддерживать интересы своего венценосного брата.

Высшее петербургское общество конца 1859 г., в отличие от озабоченных провинциальных помещиков, еще пытавшихся вести арьергардные бои, пожалуй, основной акцент начинает делать на укреплении политических прав дворянства. В.П.Мещерский, внук Карамзина по матери, вхожий во все петербургские салоны, несколько позднее вспоминал: «Были гостиные, где тогдашние Мирабо большого света рассуждали так, обращаясь к правительству: вы хотите отнять у нас помещичьи наши права, прекрасно, отнимайте, но взамен мы хотим политического влияния, как дворянское сословие, мы хотим права голоса в государственных делах...»¹⁷.

Однако не все петербургские аристократы пытались улавливать дуновения ветров, которые шли от Зимнего дворца и великокняжеских салонов. Были с их стороны и выступления, противодействовавшие верховной линии, которые придавали дополнительную силу губернским депутатам. Одно из таких наиболее примечательных выступлений, шедших из-за пределов губернских комитетов и их депутатов, было сделано в форме специальной записки камергера М.А.Безобразова, брата уже упоминавшегося Н.Безобразова, сына сенатора А.М.Безобразова и племянника А.Ф.Орлова. Это тоже был видный аристократ, но его дом на Фонтанке стал одним из важных консервативных центров, где категорически высказывались и против работ Редакционных комиссий, и, вообще, против сколь-нибудь радикальной реформы. Здесь, впрочем, тоже смирились с отменой крепостного права, но решительно стояли за сохранение полной собственности дворян на землю и активно поддерживали выступления Шувалова и Паскевича в Редакционных комиссиях¹⁸.

Записка М.А.Безобразова - один из наиболее примечательных документов русского консерватизма конца 50-х годов, примечательная еще и тем, что тон ее был очень решительным и бескомпромиссным. М.А.Безобразов прежде всего апологет дворянства, которое он представляет как наиболее прочную опору престола, несправедливо оклеветанную, причем не без помощи высшей бюрократии, исказившей, по его мнению, царские предначертания. В этой записке достается прежде всего Министерству внутренних дел, членам Редакционных комиссий, наиболее популярным журналам и цензуре. Он даже обвиняет правительственных чиновников в сообществе с заграничными изданиями и утверждает, что крамола в России имеет своим корнем иностранное происхождение.

Безобразов предлагает свой план создания соответствующих органов по проведению реформы. Прежде всего он призывает к тому, чтобы обуздать Министерство внутренних дел и Редакционные комиссии и собрать в Главном совете выборных, которых он называет настоящими, не признавая таковыми представителей от меньшинства комитетов. Прекрасно зная настроения провинциального дворянства, он считает лучшим вариантом представительства собрание выборных от губерний, к которым он предполагал присоединить депутатов от комитетов. Именно выборные, как подчеркивает автор записки, придают власти значение самодержавия, поскольку без них она имеет характер своеволия и становится игрушкой в руках бюрократии. Бюрократия же, по его же словам, «вместо того, чтобы быть орудием власти, делается ее двигателем и руководителем». Ненависть камергера М.Безобразова к бюрократии была столь значительна и неприкрыта, что он обвинил ее в намерении захватить всю полноту власти и в желании посеять рознь между престолом и дворянством, а также между народом и высшим сословием. Вообще, он в полном смысле этого слова клеймит бюрократию и даже обвиняет ее в стремлении расшатать государственное здание и призывает верховную власть восстановить на твердой основе колеблющийся государственный порядок, собирая около себя «родных, законных своих советников»¹⁹.

Если добавить, что, по мнению Безобразова, государственный порядок был уронен своеволием, то даже его ратование за укрепление самодержавия отнюдь не смягчило все негодование и ярость, заложенные в этой записке. Александр II испещрил ее своими неодобрительными замечаниями и не остановился перед прямыми репрессиями против инакомыслящего. Он повелел рассмотреть действия М.Безобразова в Главном комитете, причем князь А.Ф.Орлов, собственно, один из главных консервативных деятелей той поры, в этом заседании не участвовал. Безобразов по решению Главного комитета был уволен в отставку, выслан из Петербурга и отдан под надзор полиции²⁰.

Столь суровые меры против выразителя настроений довольно значительной прослойки дворянства были призваны поставить жесткий заслон подобного рода выступлениям. Но такие выступления не прекращались, другое дело, что они не всегда могли быть опубликованными. Печать прочно находилась в руках либералов и демократических кругов и они не пропускали иных мнений, активно прокладывая пути реформе. Поэтому и в канун реформы преобладали консервативные рукописные сочинения разного плана, но господствующее влияние приобрел консерватизм нового типа. Задача сочинителей такого типа заключалась в том, чтобы показать себя поклонниками общего прогресса, несомненного, но постепенного развития, и консерваторы кануна реформы - это, скорее, не традиционалисты и охранители, а люди изменений, но изменений больше по форме, чем по существу, изменений, направленных на всяческое сохранение власти дворянства, которому, как они считали, угрожает смертельная опасность. В литературе уже давно подмечено, что в то время в России ни одно из политических течений не было заинтересовано в сохранении статус-кво и «русский консерватизм из статической доктрины сохранения существующего строя превращается в теорию изменений»²¹.

Выдающийся русский хирург Н.И.Пирогов, описывая состояние общества перед реформой, указывал, кто были ее противники и кто относился к сторонникам эмансипации крестьян. К противникам он относил крепостников из эгоизма и личных интересов, далее шли крепостники по принципу и, наконец, люди, которых он называл наивными, - считавшие, что прежде надо образовать, а потом освобождать²². Исследователи той же эпохи проследили, как в среде дворянства усиливаются настроения, направленные на постановку проблем реорганизации государственного управления. Эти настроения прослеживаются с 1857 г., когда стало ясным желание императора упразднить крепостное право. С 1858 г. поток дворянских проектов подобного рода усиливается, и это усиление продолжается и в 1859 г. и прослеживается вплоть до 1866 г., достигая наивысшего уровня в 1862 г.²³. Дворянство чем дальше, тем больше требует своего допущения к законодательству и к большему управлению государством. Естественно, что такие устремления не могли зиждиться на традиционном консерватизме, и предреформенная пора четко заявила о себе зарождением консерватизма нового типа. Собственно, он не был абсолютно новым. Были у него предшественники и в самом начале правления Александра II; затем эта тенденция заметно слабеет, но она снова усиливается на стыке 50-60-х годов. И вопросы государственного переустройства, как и вопросы сословного характера, действительно бывшие как бы оборотной стороной вопроса о крепостном праве, стали в этот период объектом особого внимания дворянства²⁴. Оппозиционеры из высших кругов петербургского света, таким образом, воспользовались нападками представителей губернских комитетов для того, чтобы добиться уступок в свою пользу, полагая, что именно ведущие сановники от этого выиграют больше всего.

Обстановка для этого казалась достаточно благоприятной. Депутаты из губерний, вернувшись на места, всячески пытались организовать нажим на центральный аппарат, кооперируясь со своими сторонниками, которых было достаточно много. Дворянские собрания в ряде губерний очень хорошо об этом свидетельствовали. Они явно выражали недовольство Редакционными комиссиями. И эти выступления не остались незамеченными и безрезультатными. В самом конце 1859 г. происходит поворот в верхах с целью учета мнений консервативного дворянства. Этот поворот был и фактическим, и демонстративным. Так, в феврале 1860 г. вместо скончавшегося Я.И.Ростовцева председателем Редакционных комиссий назначается В.Н.Панин, слывший в общественных кругах откровенным консерватором, не раз демонстрировавшим свои взгляды на посту министра юстиции. Это назначение породило уныние в рядах сторонников реформы, в том числе и в составе самих Комиссий, но оно было тонкой уловкой самого императора. Александр II, назначая Панина, дал ему четкую установку на продолжение работ в том же духе, что и раньше²⁵, и поэтому принципиальных отличий от принятых уже установок быть не могло. Он мог вносить изменения лишь в деталях, хотя порой эти детали были довольно заметными.

Самое главное заключалось в том, что Панин оказал прямое воздействие на депутатов от губерний так называемого второго призыва, давая им возможность определенного пересмотра выработанных при Ростовцеве положений²⁶. И крепостники из провинций организовали очередную атаку на предначертания Комиссий. Не случайно исследователи отмечают усиление реакционных настроений в деятельности депутатов второго призыва, оказавших влияние на труды Редакционных комиссий²⁷. Таким образом, в проекты Редакционных комиссий были внесены поправки, которые приводили к уменьшению крестьянских наделов и увеличению повинностей. Дальнейшее продвижение проектов Редакционных комиссий через Главный комитет и Государственный совет показало, что и там консервативные силы продолжали борьбу. В Главном комитете, как отмечал великий князь Константин Николаевич, «были прения довольно горячие»²⁸. Ряд членов комитета с консервативных позиций выступали против Редакционных комиссий, и эти проекты были приняты шестью голосами против четырех. Среди этих четырех были В.А.Долгоруков, П.П.Гагарин,А.М.Княжевич и М.Н.Муравьев. В целом решение Главного комитета поправило проекты Редакционных комиссий в сторону учета интересов консервативных сил. Это касалось и мировых посредников, выбирать которых крестьянам было запрещено, и уменьшения наделов крестьян, и увеличения их повинностей. Что примечательно, некоторые члены Главного комитета - противники Редакционных комиссий - получили возможность выступать против них и в Государственном совете, где сложилось прочное большинство, ратовавшее за дальнейшее изменение проектов реформы. Государственный совет под давлением консервативного большинства был вынужден еще больше урезать величину крестьянского надела. Положение с реформой могло бы еще больше усложниться, если бы император Александр II самолично не утвердил мнение меньшинства²⁹.

Еще 9 февраля 1861 г. великий князь Константин Николаевич оставил заметку в своем дневнике о заседании Государственного совета, на котором, как он писал, «было много споров и несколько разногласий, где мы по обыкновению в меньшинстве»³⁰. Если бы не вмешательство императора, то консервативное большинство Государственного совета одержало бы убедительную победу. Но уже 11 февраля прочли проект Манифеста по делам реформы, составленный московским митрополитом Филаретом, который, по словам великого князя, чрезвычайно понравился членам совета и подвергся лишь незначительным переменам³¹. Всего лишь через несколько дней, 19 февраля, царь подписал и Манифест и другие документы реформы. Судьба реформ была решена. Ожесточенная битва вокруг нее была, казалось бы, закончена. Несмотря на то что консервативным силам удалось заметно подправить более радикальные проекты реформы, в целом они потерпели поражение, во всяком случае, того, чего они хотели в самом начале работ над реформой, не получилось. Как писал А.Корнилов, «даже среди духовенства обнаружились симпатии к освободительным реформам и к просвещению; некоторые архиереи заговорили и там и сям по-человечески, и в речах по случаю открытия губернских комитетов высказали истинно христианские мысли и пожелания»³².

Сам же Филарет, составитель Манифеста, несомненно крупнейшая в то время величина русской православной церкви, как и большинство иерархов, длительное время противился реформе и был важнейшим столпом церковного консерватизма³³. Однако реформа все-таки была проведена и стала важнейшим переломным моментом российской истории XIX в. Консервативные силы потерпели поражение, но прекращать борьбу они не собирались. Слишком многое было поставлено на карту и землевладельческое дворянство - основная опора консервативной идеи того времени - хорошо понимало, какие потери оно может понести и в дальнейшем, если прекратит сопротивление новым веяниям. Но уже в том же 1861 году замаячили контуры нового союза консервативной «партии» с самодержавием. Этот союз был неизбежным в связи с обострением ситуации на левом фланге общества и явным усилением натиска низов как в коренных русских районах, так и на национальных окраинах. Уже с лета 1860 г. заметно усиление массового движения в Польше, где оно принимает поначалу форму демонстраций. Одна из таких манифестаций, 15 февраля 1861 г., была расстреляна, причем пять человек было убито и множество ранено. Но это не прекратило выступлений. Итогом расстрела демонстрации 8 апреля было уже более ста убитых³⁴. Если к этому добавить, что в том же апреле были расстреляны крестьянские выступления в Бездне и Кандеевке, то складывалась довольно мрачная картина пореформенной России. Резко изменилось отношение и к массовым акциям в столицах. Если за избиение студентов в сентябре 1857 г. в Москве виновники полицейского произвола были отданы под суд³⁵, то совсем по-другому отнеслись власти к уличной демонстрации в Москве в октябре 1861 г. Студенты были избиты полицейскими и лавочниками-охотнорядцами, которые никаких наказаний не понесли. Наоборот, арестованы были студенты³⁶. Чувствовалось начало новой политической линии, получившей подтверждение в самое ближайшее время.

---

¹ Кошелев A.И. Записки. С. 106.
² Там же.
³ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 136.
⁴ Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. Ч. II. С. 166.
⁵ Там же. С. 152.
⁶ Татищев С.С. Указ. соч. Т. 1. С 325.
⁷ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 152.
⁸ Татищев С.С. Указ. соч. Т. 1. С 325.
⁹ Там же. С. 327.
¹⁰ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 155.
¹¹ Семенов-Тян-Шанский П.П. Мемуары. Т. III. Пг., 1915. С. 215.
¹² Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 161.
¹³ Семенов-Тян-Шанский П.П. Указ. соч. с. 285.
¹⁴ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 189-190.
¹⁵ Татищев С.С. Указ. соч. Т. II. С 59.
¹⁶ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 191.
¹⁷ Мещерский В.П. Мои воспоминания. Часть первая (1850-1865). С. 138.
¹⁸ Барсуков Н. Жизнь и труды М.П.Погодина. Кн. XVII. СПб., 1903. С. 135.
¹⁹ Семенов Н.П. Освобождение крестьян в царствование императора Александра II. Хроника деятельности Комиссий по крестьянскому делу. Т. II. СПб., 1890. Приложение. С. 940-952.
²⁰ Корнилов А.А. Общественное движение... С. 62.
²¹ Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине девятнадцатого века. М., 1970. С. 4.
²² Неизданные страницы из мемуаров Н.Пирогова - «О минувшем». СПб., 1909. С. 12.
²³ Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х годов XIX в. Лг., 1978. С. 16-17.
²⁴ Сладкевич Н.Г. Указ. соч. С. 101.
²⁵ Татищев С.С. Указ. соч. Т. I. С. 339-340.
²⁶ Захарова Л.Г. Указ. соч. С. 206.
²⁷ Там же. С. 213.
²⁸ Переписка императора Александра II с великим князем Константином Николаевичем. Дневник великого князя Константина Николаевича. С. 272.
²⁹ Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991. С. 126-127.
³⁰ Переписка императора Александра II... С. 304.
³¹ Там же. С. 304-305.
³² Корнилов А.А. Общественное движение... С. 49.
³³ См.: Мельгунов С.П. Митрополит Филарет - деятель крестьянской реформы // Великая реформа. Т. 5. М., 1911.
³⁴ Очерки революционных связей народов России и Польши. 1815-1917. М.. 1976. С. 144-145.
³⁵ Дружинин Н.М. Москва и реформа 1861 г. С. 187.
³⁶ Никифоров Д. Указ. соч. С. 66.

<< Назад   Вперёд>>