• под ред. В.Я. Гросула
 


Тон российским консерваторам в пореформенное время задавали, главным образом, два человека: М.Н.Катков и К.П.Победоносцев - стойкие, последовательные и верные идеологи самодержавия. Именно они на протяжении долгого времени определяли основные тенденции консерватизма, направленные на укрепление царского режима, отстаивая его незыблемость и защищая от нападок прогрессивных сил общества. Преследуя одну цель, они действовали различными путями. Катков талантливо делал свое дело в публицистике; Победоносцев (особенно вначале) проводил свой консервативный курс путем непосредственного влияния на наследника престола цесаревича Александра Александровича, постепенно ставшего оплотом реакционных сил в правительственном лагере.

Осведомленный читатель скажет, что и консервативная пресса Мещерского была популярна и, быть может, более понятна для широкого читателя, чем публицистика Каткова. Но в идейном смысле она почти ничего нового не давала, а лишь повторяла передовицы «Московских ведомостей». Поэтому остановимся прежде всего на тех сторонниках самодержавной России, которые были наиболее солидными, самостоятельными и творческими людьми.

В декабре 1886 года, за семь месяцев до своей кончины, Катков на страницах «Московских ведомостей» высказал суть своего мировоззрения: «Говорят, что Россия лишена политической свободы; говорят, что хотя русским подданным и предоставлена законная гражданская свобода, но что они не имеют прав политических. Русские подданные имеют нечто более, чем права политические; они имеют политические обязанности. Каждый из русских обязан стоять на страже прав Верховной Власти и заботиться о пользах государства. Каждый не то, что имеет только право принимать участие в государственной жизни и заботиться о ее пользах, но призывается к тому долгом верноподданного. Вот наша Конституция»1.

Да, на страже Верховной Власти должен стоять русский народ, способный к активной политической жизни, - «он есть сила, проходящая через миллионы людей», - писал Катков еще в конце 60-х годов. С этой силой следует считаться. В обычное время она «неслышна и незаметна». Но наступает время, когда эта сила начинает бурно пробуждаться. «Все закружится в урагане, когда поднимется эта сила, столь же слепая, сколь и неумолимая, как и всякая сила природы. Мелкое и великое, умное и глупое, ученое и невежественное - все равно охватит одна могучая сила». Но в этом стихийном порыве есть «разумное и святое» - они-то и должны определить характер движения. Успех придет к тому, «чья мысль и чувство совпадут в один ток с народным влечением, в ком народная сила найдет свой разум и свою волю, кто послужит ей живым и сознательным органом - благо тому!»2.

Этими словами, думается, определил Катков свою собственную роль в общественном движении. Стихия - вещь страшная. Она может уничтожить все на своем пути. Этого допустить нельзя. Нужно выражать и то народное чувство, которое станет организующим началом и будет способствовать укреплению российской государственности3.

Не все политические деятели сразу становятся консерваторами. Не консерватором начал свой идейный путь и Катков - выходец из разночинной среды, детство и юность которого прошли в бедности4.

В 1851 г. Катков начал заведовать редакцией университетской газеты «Московские ведомости», а в 1856 г., как уже отмечалось, примкнул к московским либералам, издававшим «Русский вестник». В 1858 г. он стал единоличным редактором журнала, а его помощником - профессор П.М.Леонтьев. «Русский вестник» выступал за преобразования, но постепенные, без противоречий и конфликтов5. В 1862 г. Катков совместно с Леонтьевым получают в аренду «Московские ведомости». В лице Каткова правительство увидело издателя, который мог бы талантливо поддержать (а иногда и сформулировать) самодержавную идеологию. Ставка была сделана верно: Катков приступил к редактированию газеты, «воодушевленный ненавистью к демократическим и социалистическим идеям, видя самый надежный оплот против них в самодержавии, и готовый служить ему последовательно и неуклонно», - отмечает современный исследователь6.

Польское восстание 1863 г. еще больше укрепило Каткова в его консервативных убеждениях, сделало его стойким борцом с либерализмом, свободомыслием, с радикальными идеями переустройства России. Первая передовая «Московских ведомостей» за 1864 г. четко сформулировала взгляды ее редактора: «Реформа! Преобразование! Почему эти привлекательные слова... перестали ласкать наш слух, почему мы не приходим в восторг от многочисленных проектов различных ведомств и даже относимся к ним с недоверчивостью?» Почему? Катков считает, что нужно отличать план реформы от практического их исполнения. В непосредственных исполнителях и заключается корень зла: нужны люди, которые стояли бы на «твердой почве», чувствовали бы назревшие потребности, отражающие быт и намерения народа7. К этому вопросу Катков возвращается и в 1865 г. в связи с осуществлением судебной реформы. В очередной передовой мы читаем: «У нас нет людей! - Неправда, у нас есть люди, - дайте учреждение, люди явятся!... Богатства наши массою лежат в недрах и на поверхности нашей земли, нетронутые и неразработанные... силы в нас много, так много, что вовсе не ценим и растрачиваем ее самым бессмысленным образом»8.

Так или иначе, но в 60-х годах Катков был воодушевлен верой в возможность реформирования России, не затрагивая при этом основ абсолютизма, что и должно было вывести страну в число цивилизованных государств Европы.

Именно поэтому в 60-х годах отношение Каткова к земству было в своей основе положительное. Правда, он признавал, что в деятельности земских учреждений еще много недостатков. Вместе с тем, учреждения земства, по его мнению, «настолько же лучше тех учреждений, которые ему предшествовали, насколько мировая юстиция лучше прежних судебных органов»9. Постепенно, однако, этот взгляд изменялся. Главный порок российской жизни он видел в независимости и самостоятельности земских и судебных учреждений. По его мнению, их следовало подчинить правительству, т.е. консервативной бюрократии, которая всегда выступала против реформирования страны. Этот мотив начал определенно звучать в начале 70-х годов. «Земские учреждения, - отмечается в "Московских ведомостях", - представляют печальное зрелище. Гласные во многих местах охладевают к своему делу, перестают видеть в нем серьезное дело государственного значения, начинают сомневаться в его будущности. Они замечают в правительственных властях какое-то глухое нерасположение»10.

Такая оценка земства имела свои истоки. Еще в 1863 г. Катков был противником отдельного существования как крестьянских учреждений, так и дворянских собраний. По его мнению, в основе земских собраний должны были оставаться собрания дворянские, дополненные представителями других сословий. Разлад между правительством и земскими учреждениями может быть ликвидирован путем привлечения к активной деятельности дворянства, которое, по словам Каткова, в изменившихся условиях «теряет под собой почву» и не знает, «что с ним будет». Нельзя отталкивать дворянство «в область прошедшего», оно остается «опорой престола» и должно стать органической связью между самодержавием и народом. Больше того, по мнению Каткова, «дворянство после отмены крепостного права выдвигается только, как передовой отряд народа»11.

Формирование идеологии российского самодержавия во многом зависело от состояния образования, от направления и характера учебной реформы. Это очень хорошо понимал Катков: нужно завладеть умами юношества, вселить в них веру в истинно русские охранительные начала. Для этого в условиях пореформенной России следовало вспомнить и последовательно осуществлять принципы, выдвинутые в свое время графом Уваровым, - «Православие, Самодержавие и Народность». Реформы в области образования должны были подготовить такие кадры для самодержавия, которые не увлекались бы проблемами науки, были бы далеки от вольнодумства, а прочно верили в силу официальных догм, в справедливость государственного порядка, принципов самодержавной власти. Разумеется, наибольшее противодействие предстояло оказать «нигилизму», активно заявившему о себе в пореформенное время. Катков понимал, что вместе с нигилизмом в общественное сознание просачиваются идеи демократии и социализма, которые смыкаются порой с «гнилым либерализмом». А это приводило к тому, что самодержавная идеология оттеснялась либеральными и демократическими идеями.

Для того чтобы этого не произошло, нужна программа образования, отвечающая целям охранительной идеологии, т.е. классическая система обучения, в центре внимания которой находились бы древние языки и математика. Преподавание естественных наук сводилось до минимума, что и должно было ограничивать развитие материалистического миросозерцания у учащейся молодежи. И русская словесность, по мнению Каткова, приносила вред воззрению обучающихся, воспитывала в них обличительные настроения.

Отметим, что обстоятельства благоприятствовали осуществлению планов Каткова. С приходом на пост министра народного образования реакционера графа Д.А.Толстого началось плодотворное сотрудничество редактора и министра - консервативная идеология прочно их объединила.

К концу 60-х годов вера Каткова в целесообразность реформ в своей основе начала исчезать. Усилилась ностальгия по дореформенным временам, в передовицах «Московских ведомостей» начали звучать обращения к правительству притормозить преобразования, т.к. они не укрепляют самодержавный режим, а, скорее, подтачивают основы абсолютизма. Публициста пугала возможность высвобождения части общества из-под официальной идеологии, что укрепляло позиции либералов, а это, в свою очередь, по мнению Каткова, открывало простор для деятельности нигилистов. «Государственная Россия перерождалась, - писали "Московские ведомости" в конце 1871 г., - меняла свои устои. Общество, привыкшее к мраку и духоте, было сразу охвачено свежим воздухом свободы. Вчерашние сны сегодня переходили в явь и гнали старый порядок ... людьми овладевает состояние крайнего возбуждения, голова идет кругом, под ногами уходит земля... Растление человеческих душ начинается чуть ли не с первого лепета. На смену безбородым социалистам идут двенадцатилетние коммунисты»12.

События конца 70-х - начала 80-х годов стали переломными во взглядах Каткова, в его оценке внутренней жизни России. Под влиянием деятельности народовольцев он окончательно выступает против реформирования страны, с глубокой ненавистью обрушивается на социалистов, обнажает причины распространения нигилизма. Достается не только радикалам, но и либеральной интеллигенции, которая чуть ли не в каждом номере «Московских ведомостей» обвиняется в попустительстве и потворстве нигилизму.

В эти годы деятельность Каткова приобретает особую значимость, он обретает славу знаменитого публициста в среде российской журналистики. Один из первых биографов Каткова Н.А.Любимов метко заметил: «Признанная страною и правительством заслуга печатного слова, оказанная "Московскими ведомостями" и "Русским вестником" в годы испытания, подняла роль журналиста до роли государственного деятеля. Редакция газеты, скромно печатавшейся в Москве, на Страстном бульваре, мало-помалу становится государственной инстанцией. С мнением "Московских ведомостей" начали считаться государственные люди. К ним внимательно прислушивался Глава государства»13. Константин Леонтьев вспоминал, что в 1867 г. имя Каткова повторялось даже в самых отдаленных городах Турции, а английский консул Блонт с бешенством восклицал: «Россия -это Япония; в ней два императора: Александр II и мосье Катков!»14.

***

В.А.Твардовская верно подметила, что в тактике борьбы за консервативные идеалы между Катковым и Победоносцевым была ощутимая разница. Катков был противником всяких полумер и паллиативов, признавал единственный путь - «напролом», призывая власть «вырвать зло с корнем». Победоносцев действовал иначе. В конкретных условиях, по необходимости, он считал нужным «двигаться к заветной цели обходными путями, не отказываясь от компромиссов»15.

При этом, думается, нужно учитывать и то, что Катков выступил с позиции влиятельного публициста, автора блестящих передовых. У Победоносцева было другое амплуа, другое общественное положение: он начал учителем цесаревича, наследника престола, кончил крупным государственным деятелем - тут без дипломатии не обойдешься.

В эпоху падения крепостного права взгляды Победоносцева были достаточно прогрессивны. В письме к помещице Смоленской губернии он в марте 1861 г. писал: «Мы до сих пор еще недостаточно оцениваем всю важность этого перелома. Но, господи боже, какая великая перемена? Каково же - подумайте, в России нет крепостного права!.. Никто не будет служить по принуждению»16.

Это было во многом результатом умеренной дани, отданной распространенному на рубеже 50-60-х годов XIX в. либерализму, реакцией российской общественности на мрачное царствование Николая I, что и сказалось на воззрениях молодого К.П.Победоносцева. Но в дальнейшем этот налет вольномыслия, прогрессивности исчез. Став знатоком английского парламентаризма, истории Англии и ее духовной жизни, свидетелем трудного реформирования России, крестьянских и студенческих волнений, Константин Петрович резко изменил свои взгляды. По словам историка, «врожденный и воспитываемый в нем с младых ногтей русский "византизм" взял верх и в его лице приобрел постепенно своего выдающегося идеолога и практика»17.

Все это формировалось действительно постепенно, в противоречивых поисках. Достаточно сказать, что англоман Победоносцев был близок к славянофилам, поддерживал с ними (через Е.Ф.Тютчеву) переписку, разделял многие их взгляды18. Он не был чужд и идей реформирования России, выступая сторонником судебной реформы и отстаивая необходимость гласного судопроизводства, адвокатуры, состязательного процесса. Свои идеи он высказывал в середине 60-х годов на лекциях в Московском университете, завоевав популярность среди студентов. А.Ф.Кони вспоминал, что Победоносцев содержательными лекциями по гражданскому судопроизводству доказывал справедливость открытого суда, который должен обличать неправду и соблюдать закон. Кони встречался с Победоносцевым и в 70-х годах, когда его отношения с министром юстиции графом К.И.Паленом были натянутыми. Тогда выпускник училища правоведения отличался критическим и острым умом. «Его слова лились, как тонкая и метко направленная струйка азотной кислоты и выедали все, к чему прикасались. Но тут же обнаруживалось с одинаковой яркостью отсутствие творческого элемента в его скептическом и бесплодном для государственного строительства уме»19.

Да, творческого элемента, прогрессивных суждений явно не хватало знатоку юридической науки. Приняв участие в разработке судебных уставов 1864 года, Победоносцев в 70-х годах выступил против радикального решения судебной реформы. Особое неприятие проявил он к суду присяжных. Недоволен был и военной реформой, построенной на принципе уравнения сословий. «Главная прелесть дела, - писал Победоносцев Тютчевой в феврале 1874 года, - состояла в том, чтобы не отстать от Европы и произвесть полное уравнение сословий в главной повинности. Весело сказать, что дворянина возьмут в солдаты так же, как и крестьянина»20.

Став воспитателем будущего императора Александра III, Победоносцев приблизился ко двору и мог оказывать влияние на политику правительства. Его письма к наследнику престола убедительно раскрывают мировоззрение мудрого наставника, стремившегося оградить своего ученика от влияния сторонников подлинного реформирования России. В середине 70-х годов он обвиняет правительство в том, что оно проявляет слабость в управлении государством, «погрузилось в какую-то апатию», допускает «возбуждение общества», что ведет к разрыву между правительством и народом. Российские правители думают только о новых преобразованиях, забывая о том, что они должны «надзирать и править»; в результате государственное дело попало в руки людей ленивых и неспособных - лишь бы они «казались настроенными в духе тех или других любимых начал, уставов и положений»21.

Разговоры о конституции вызывали резкое недовольство Победоносцева, стремившегося всеми силами развенчать в глазах Александра Александровича эту вредную (с точки зрения наставника) идею. 12 октября 1876 г. он пишет наследнику престола: «Придет, может быть, пора, когда льстивые люди, - те, что любят ублажать монархов, говоря им одно приятное, - станут уверять вас, что стоит лишь дать русском государству так называемую конституцию на западный манер - все пойдет гладко, и власть может совсем успокоиться. Это ложь, и не дай боже истинному русскому дожить до того дня, когда ложь эта может осуществиться»22.

В дальнейшем Победоносцев еще и еще раз подчеркивал в своих письмах, что у правительства нет твердой воли, нет решимости защищать основные начала государственного управления, призывал «проснуться и встать, править рулем и работать всеми веслами днем и ночью, чтобы провести судно сквозь мрак и бурю»23.

С годами влияние Победоносцева усиливалось, с его мнением считались и наследник престола, и консервативно настроенные министры. По словам Ю.В.Готье, «профессор московского университета и автор классического курса русского гражданского права, далекий и чуждый придворным кругам, постепенно превращался в "вице-императора", в долголетнего влиятельного и безответственного руководителя внутренней политики русской империи»24.

Победоносцев часто критиковал Александра II за нерешительность, за отсутствие последовательного консервативного правительственного курса, за нерациональную политику. «Государь, - писал Победоносцев в сентябре 1877 г. Е.Ф.Тютчевой, - по-видимому, впал в пассивное состояние; решится ли он пойти вопреки себя, взять метлу в руки, выместь прежних, взять новых людей. Во всю свою жизнь он как бы по природе боялся способных людей, избегал их, искал ничтожества, потому что на ничтожестве легче было ему успокоиться»25. Константин Петрович возмущался тем, что Александр II продолжает курс реформирования России, слабо использует свою самодержавную власть, допускает к важнейшим государственным делам «конституциониста» - великого князя Константина Николаевича. 29 декабря 1879 г. Победоносцев писал Каткову: «Власть уже становится на Руси игрушкой, которую хотят передавать друг другу жалкие и пошлые честолюбцы посредством интриги... нет уже твердого центра, из которого всякая власть прямо исходила бы и на котором прямо бы держалась»26.

Став обер-прокурором Святейшего Синода, Победоносцев начал оказывать колоссальное влияние на развитие просвещения и религиозной жизни в стране; взгляды крупнейшего идеологического чиновника ставятся на службу государственного мышления. А.Ф.Кони с возмущением писал, что Победоносцев «стремился отдать умственное развитие простого русского народа в руки «невежественного и ленивого, нищего и корыстного сельского духовенства»27.

Кроме политической программы Победоносцева, основанной на идее укрепления самодержавных порядков в России, в планах обер-прокурора Святейшего Синода содержалась другая коренная идея: переродить внутренний мир людей, нравственно перевоспитать общество. Но такая политика несла в себе неразрешимые противоречия. С одной стороны, Победоносцев был сторонником идей патриархально-сословной России; но это означало возвращение к прошлому, к отказу от проведенных реформ, что могло вызвать общественные потрясения, которых так боялся стойкий сторонник стабильной державы28.

***

Размышляя в начале 70-х годов над общественным движением, князь Мещерский приходил к выводу, что в «людской жизни широко распространен либерализм»: весьма популярна газета Краевского «Голос», действуют либералы и в правительственных сферах, всякая либеральная идея, включая и конституционную, «находила массу лабораторий в человеческих мозгах», центром либерализма стало земство. Что же касается консервативной мысли, то она «вызвала нервные судороги отвращения»29. Такую несправедливость необходимо было исправить - создать в С.-Петербурге консервативный орган, который бы встал на защиту «церковного авторитета», самодержавия, обличал бы всякое увлечение либерализмом30. Газета Мещерского «Гражданин» в 1872 г. и стала таким органом.

Первые номера сразу определили характер и направление нового издания, стремившегося оценить ход реформирования России. Нет,

В.П.Мещерский, казалось бы, не выступал против проведения реформ, он писал в статье «Вперед или назад», что «назад идти невозможно», т.к. в стране «закипала жизнь». Идти, следовательно, нужно вперед. Но как? «Тихо, стройно и в неразрывном органическом общении правительства с народом». А так как такая пора еще не наступила, то следует на основных реформах «поставить точку», т.к. «нужна пауза» - для того чтобы «дать жизни создать душу и формы» для народного образования. За это время, по мысли Мещерского, вырастут люди не колеблющиеся, могущие стать опорой для общества и правительства31.

Да, «нужна пауза» для развенчания нигилизма, «исчадия того мира», где общество не может правильно воспитывать своих детей, не может проповедовать идеи религии, нравственности и народности32. Особую тревогу у князя Мещерского вызывает Петербург, где распространяется пропаганда «безверия и безначалия», что весьма опасно для всей России. «Если Россия сделается Петербургом - она погибла. Если Петербург сделается Россией - она спасена»33.

Социальные обострения, нечаевский процесс, Парижская Коммуна -все это заставляет публициста вспомнить о Великой французской революции. Может ли подобное произойти в России? Такая драма «на народной сцене» немыслима. Но причины, вызвавшие революцию во Франции, следует учитывать, дабы не допускать углубления противоречий между правительством и народом34.

В делах укрепления государственности основную роль, по мнению Мещерского (об этом неоднократно писал Катков), сыграет дворянство. Россия без дворянства не может иметь политического будущего - «неминуемо погибнет как единодержавное государство». Значение дворянства, с его точки зрения, заключается в том, что оно всегда незримо руководило волей народа - «народ сжился с дворянством, как дворянство сжилось с народом»35. Обстоятельства же в стране сложились так, что дворянство «как духовная сила» улетучилось. Так продолжаться не может. «Перерождение общества посредством консервативной реакции, - пишет Мещерский, -должно произойти не на почве изменения реформ, а исключительно в той нравственной сфере, где ложный дух исказил благодетельное значение реформ»36. Эта «нравственная сфера» включает в себя усиление консервативного элемента в деле реформирования России - нельзя проводить реформы только в либеральном духе, «без консерваторских или охранительских начал»37. Да, в эпоху отмены крепостного права консерваторы были «одинокими личностями», не смевшими группироваться в партии. Теперь же дело изменилось. Эти личности «составляют кружок» единомышленников, в той или иной мере получивших «известную нравственную силу» и могущих смело высказывать свое мнение относительно будущего страны. «С этими консерваторами надо считаться», - заключает Мещерский38.

И все же этого, по всей видимости, не происходит. Во время общественного подъема конца 70-х - начала 80-х годов публицист продолжал утверждать, что консерватизм в государстве превратился в легенду. В России нет консерватизма, нет и «правильного» либерализма и в результате нет политического равновесия. «Остался консерватором, но бессознательным, т.е. инстинктивным - один народ»39. Это были раздумья типичного реакционера о взаимоотношениях между консерваторами и либералами. Подробнее об этом и пойдет сейчас речь.


1 Цит. по: Любимов НА. Указ. соч. С. 2.
2 Там же. С. 8-9.
3 В связи с этим важную мысль высказала В.А.Твардовская: «Разумеется, сам Катков исключал обреченность своей деятельности, но был ли он искренен в своем утверждении самодержавия как идеальной формы живой и непосредственной связи -без какого-либо «средостения» между верховной властью и стомиллионным народом?.. С уверенностью можно сказать только, что искренней у Каткова была его ненависть к революции, ее демократическим и социалистическим идеям, к их носительнице - разночинной интеллигенции». См.: Твардовская ВА. Указ. соч. С. 270.
4 Подробнее см. там же. С. 16-18.
5 Подробнее см.: Твардовская В.А. Политическая программа «Русского вестника» на рубеже 1850-1860-х годов // Освободительное движение в России в XIX веке. Вып. 6. Саратов, 1975.
6 Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия. С. 23.
7 Цит. по: Неведенский С. Катков и его время. СПб., 1888. С. 415.
8 Московские ведомости. 1865. № 93.
9 Московские ведомости. 1867. № 273.
10 Московские ведомости. 1870. 12 марта. № 68.
11 Московские ведомости. 1874. 1 сентября. № 217. По мнению исследователя, спустя десять лет после начала реформы «приверженцы старого порядка вещей, прежде робко выражавшие свое мнение, теперь как будто устыдились своей прежней скромности и, вслед за «Московскими ведомостями», набросились на все живое и разумное в обществе». (Головачев А.А. Десять лет реформ. 1861-1871. СПб., 1872. С. 2.).
12 Цит. по: Неведенский С. Указ. соч. С. 508-509. По мнению современника, такое происходило в центральных городах, а «в провинции повсюду вы замечаете старые порядки, даже в новых учреждениях, и интерес к общественным делам, который одушевлял общество перед крестьянской реформой и вскоре после нее, исчезает совершенно». См.: Головачев АА. Указ. соч. С. 2.
13 Любимов Н.А. Указ. соч. С. 12.
14 Леонтьев К. Страницы воспоминаний. СПб., 1922. С. 34.
15 Твардовская В.А. Указ. соч. С. 268.
16 Цит. по: Эвенчик С.Л. Победоносцев и дворянско-крепостническая линия самодержавия в пореформенной России // Уч. записки Московского гос. пед. ин-та. № 309. М. 1969. С. 90.
17 Рабкина Н.А. Константин Петрович Победоносцев // Вопр. истории. 1995. №2. С. 61.
18 Готье Ю.В. К.П.Победоносцев и наследник Александр Александрович. 1865-1881. Публичная библиотека СССР им В.И. Ленина. Сборник. Т. II. М., 1928. С. 109.
19 Кони А.Ф. Собр. соч. Т. 2. М., 1966. С. 258-259.
20 Цит. по.: Эвенчик С.Л. Указ. соч. С. 132-133.
21 Письма Победоносцева к Александру III. Т. 1. М., 1925. С. 48-53.
22 Там же. С. 54.
23 Там же. С. 120-121.
24 Готье Ю.В. Указ. соч. С. 110.
25 Там же. С. 118-119.
26 Отдел рукописей РГБ. Ф.Каткова (ф. 120), Д. 19. Л. 99.
27 Кони А.Ф. Указ. соч. С. 264.
28 Подробнее об этом: Полунов А.Ю. К.П.Победоносцев в начале 1880-х годов. Программа нравственного перевоспитания общества // Россия и реформы: 18611881. Сб. статей. М., 1991. С. 66.
29 Мещерский В.П. Указ. соч. С. 155.
30 Там же. С. 198.
31 Гражданин. 1872. № 2.
32 Гражданин. 1872. № 15.
33 Гражданин. 1872. № 34.
34 Гражданин. 1872. 23 октября. № 25. Передовая Мещерского «Мысли вслух».
35 Мещерский В. Речи консерватора. СПб., 1876. С. 17, 21-22.
36 Там же. С. 33.
37 Там же. С. 92.
38 Там же. С. 94.
39 О современной России. По рукописям иностранца. Т. 1. Изд. кн. В.Мещерского. СПб., 1880. С. 157-158.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 10329