Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

Как и в любом общественном течении, среди консерваторов по ряду вопросов не было единства мнений, не было согласия. Это вполне естественно. Страна, находившаяся на пути от крепостничества к буржуазным порядкам, не имевшая последовательно выработанного политического курса, установившейся правительственной политики, была чревата проблемами, спорными и невыясненными вопросами. Для их решения имелись различные варианты, с которыми и выступали мыслящие, образованные люди, стремившиеся понять, что будет с Россией, что ждет огромную державу, насколько непредсказуема ее судьба.

В этих условиях имел место переход представителей либерализма к консерватизму, «от фронды к охранительству», что часто объяснялось трусостью идеологов буржуазно-либерального направления. Но при этом не учитывалась причина более существенная: «голоса влияния, воли этой самой демократически и материалистически настроенной массы русского общества, за которую и шла борьба»¹. Иначе говоря, имело место парадоксальное явление: демократическая, народная масса не воспринимала либеральную идеологию, предпочитая ей воззрения консервативные, направленные на укрепление самодержавных порядков, - верила в незыблемость абсолютизма в России. На этом фоне и происходили поиски истины, правильных судьбоносных решений, чем и были увлечены представители различных идейных течений.

20 марта 1875 г. Победоносцев обратился с очередным письмом к наследнику престола Александру Александровичу, предостерегая его от «особого сочувствия» к произведению Р.Фадеева «Чем нам быть?», первоначально опубликованному в газете «Русский мир». Наставник писал, что труд Фадеева справедливо оценивает существующие «неустройства» в России, но там, где автор «принимается сочинять» новые порядки, он оказывается «очень слабым» советчиком².

Книга консервативного публициста (она потом вышла отдельным изданием) пришлась не по вкусу не только Победоносцеву, она вызвала несогласие и других консерваторов и, разумеется, либералов. В ней утверждалось, что дворянство в России - этот «культурный слой» - должен стать основой для ведения в стране «общественного дела». Дворянство, правда, не может быть признано «всей умственной силой России», но оно несомненно должно стать «законным средоточием и устоем всей этой силы»³. Стабильность общества зависит от толщины культурного слоя - дворянства. Эта основа сознательного консерватизма, сдерживающая бродящие под этим слоем стихийные силы, способные прорваться наружу. Реформы в России расшатали дворянство как сословие, оно растворилось в народной массе, растеряло свои охранительные функции. Для спасения страны от анархии требуется сплочение разбитого дворянства, ему предназначено быть властным сословием, наделенным новыми правами, отвечающими общественным потребностям. В России необходимо самоуправление, но оно только тогда станет «положительным делом», когда «перейдет в руки дворянства и крупного купечества»⁴.

Наиболее обстоятельный ответ на произведение Фадеева содержится в опубликованной в 1875 г. в Берлине книге двух авторов: Ю.Самарина и Ф.Дмитриева - «Революционный консерватизм». Издание состоит из обширного «Письма к Р.Фадееву», написанного Самариным, и проведенного Дмитриевым анализа проектов петербургских дворян, касающихся вопросов всесословной волости. И тот и другой текст идейно связаны с названием книги.

Революционный консерватизм - сочетание необычное. По мнению Самарина, в эпоху отмены крепостного права уже можно говорить о группе революционеров-консерваторов, которые самоустранялись от главного общественного дела, т.к. не одобряли способа осуществления реформы. В дальнейшем они объединились вокруг газеты «Весть». Так реакционно-дворянская, крепостническая оппозиция реформам 60-х годов получила название революционного консерватизма: «консерватизм заключается в намерениях, а революционность - в рекомендуемых средствах и в употребляемых приемах»⁵.

Самарин прямо поставил автору книги вопрос: откуда появился образ общества с твердым культурным слоем наверху и «растопленной кипучей лавой внизу»? Он взялся из опыта общественной жизни таких стран как Франция, Англия, Германия, переживших революционные потрясения. «Вы просто вывезли из западноевропейского исторического музея готовую картину... наклеили на нее два ярлыка. Под верхним консервативным слоем Вы написали "дворянство", под нижним, стихийным -"простонародие" и для вразумления публики прибавили: "если на Западе прочность государственного общественного устоя зависит вполне от крепкой связи культурного слоя... то это непременное условие существует еще в большей мере для нас"»⁶.

Но «для нас» эта схема не подходит. Не в деятельности дворянства нужно было искать выход из сложившейся в России ситуации; дворянство никогда не располагало доверием народа и не могло вести его за собой. Только земские соборы сближали гласных от крестьян с людьми культурного слоя и устраняли «старое, взращенное крепостным правом предубеждение мужиков против господ». В этом заключалось воспитательное влияние земских учреждений. Оно шло от крестьян - гласных, «а через них на все простонародие»⁷.

Программа же Фадеева, по слухам, доходящим из Петербурга, получала поддержку в правительственных кругах, что и беспокоило Самарина: «Петербургскому дворянству недавно было разрешено "в сословном своем собрании" обсуждать новую организацию волостей, что является вопросом чисто земским. Во всем этом и заключалась опасность для общественной жизни России: «Наступает, по-видимому, новый законодательный и вместе общественный кризис; надвигается новая историческая напраслина сверху и нам остается привести себя в такое же настроение духа, с каким покорный пациент, привязанный к постели, готовится встретить не по разуму усердного фельдшера», - заключает Самарин⁸.

Действительно, в Петербурге появились дворянские проекты, в которых недостатки крестьянского самоуправления объяснялись слабым влиянием образованных классов. В проектах утверждалось, что в России не будет порядка, «пока демократической массою не станет руководить консервативная мысль высшего сословия»⁹. Это были проекты Савельева, Платонова и графа Орлова-Давыдова о «Всесословной волости», хотя в действительности речь шла о приоритете дворянского сословия в общественном устройстве страны. В проектах указывалось, что землевладельцы должны стать во главе самоуправления, признавалась необходимость уничтожения сельской общины, «от подобия которой, в лице Парижской Коммуны, содрогнулась вся Европа»¹⁰.

Главная же задача проекта Платонова, по мнению Дмитриева, состояла в установлении не столько образованной власти, сколько власти вообще, что и было до 19 февраля 1861г.¹¹. Понятно, что идеи, выраженные в дворянских проектах, шли «вразрез с реформами нынешнего времени», -как об этом открыто заявлял Платонов. Таким образом, отмечает Дмитриев, консерватизм авторов привел их «прямо к революционному способу действий, к насильственной ломке существующего»¹².

Указанные проекты не были рассмотрены в дворянском собрании. Может быть, это произошло потому, что их осуществление подрывало правительственную власть. «Захватывая в руки своих голов и старшин всю местную полицию, - пишет Дмитриев, - они, в сущности, упраздняют полицейскую власть правительства». Но нельзя безнаказанно ослаблять государственную власть, помня о международном опыте: «Точно так же в 1789 году либерально-консервативная часть Учредительного собрания ослабила правительственную власть во Франции. Последствия известны»¹³.

Иначе к книге Фадеева «Чем нам быть?» отнесся Мещерский, назвав ее «замечательным трудом». Полемизируя с книгой А.Кошелева «Наше положение» (Берлин, 1875 г.), Мещерский не согласен, что реформы ни к чему не привели, что нет свободы печати, нет свободы действия для земства. Опровергая это, он обращается к книге Фадеева: все зависит от нас самих -«правительство - это мы», чиновники - «это мы», других людей у нас нет¹⁴ . Правда, Мещерский возражает Фадееву, считавшему, что в стране «нет общества», но есть государство. Это не так: «если у нас нет общества, то значит и нет государства», - пишет Мещерский. Но, так или иначе, он приходит к выводу о необходимости укрепления общества, для чего необходимо связующее живое начало, закваска. «Эта закваска - дворянство»¹⁵.

Не мог смолчать и К.Д.Кавелин, выпустивший в Европе (1875 г.) анонимную брошюру «Чем нам быть? Ответ редактору газеты "Русский мир" в двух письмах». Русский либерал прямо заявил, что в публикации Фадеева содержится «отрицание преобразований шестидесятых годов»¹⁶. Что же касается дворянства, то оно уже теперь фактически «соединяет в своих руках всю власть» и поэтому нельзя говорить, что происходит «растворение культурного слоя в мужицкой массе». И далее: «Где, - вопрошает Кавелин, - господство или хоть преобладание черни в местном управлении? Утверждать это могут одни недобросовестные люди, или круглые невежды, не имеющие понятия о том, что делается в России»¹⁷. Во всех бедах страны виновата, по его словам, «придворная партия», искусная в интригах и клевете на бюрократию, но не способная к созидательной деятельности.

Где же выход? Он, по мнению Кавелина, в создании административного или правительствующего (иначе организованного, чем первый департамент) Сената, который должен дать единство государственному управлению, положить конец бюрократическому произволу, закулисным «интригам придворной клики»¹⁸.

Обратил внимание на труд «генерал-мыслителя» и Ф.М.Достоевский, признавший, что взгляды Фадеева об объединении духовных сил и дворянства «достойны полного сочувствия». Но при этом автор книги, как считает Ф.М.Достоевский, сделал «существенную и важную ошибку»: он счел необходимым облегчить «переход в дворянство крупным купцам, остающимися купцами»¹⁹. Это, по мнению Достоевского, приведет к «уничтожению дворянства и дворянского духа вытеснением их прав или обезземелением мелких владельцев, в которых именно приютились старые знатные роды и дух дворянства». В результате «толстопузые купцы» скупят мелкие имения, прекратится образование, капитал, деньги станут «выше всего»²⁰.

Полемика вокруг произведения Р.Фадеева «Чем нам быть?» отражала насущные потребности консервативной части образованного общества, стремящегося не только определить дальнейший путь развития России, но и не допустить социальных потрясений, оградить самодержавный порядок от радикальных преобразований, могущих привести к конституционному правлению, а то и к народному взрыву. Спор в основном велся по частным вопросам. Кто станет подлинной основой самодержавия: дворянские собрания или земства? Как оценить реформы в России? Не могут ли они расшатать монархическое правление, отнять власть у дворянского сословия? Ответы на эти спорные вопросы тогда получены не были. Они еще долгие годы будут будоражить консерваторов и либералов, станут предметом дальнейших споров на страницах российской публицистики.

***

Тот, кто берется за изучение консерватизма в пореформенную эпоху, должен решить для себя: как оценивать славянофильство этого времени?

С.С.Дмитриев дал ответ на этот вопрос - старое славянофильство перестало существовать, центральное место заняли «новые начала». Это период «заката и распада славянофильства, период превращения его в исключительно реакционное направление»²¹. Казалось бы, все ясно: пореформенное славянофильство - составная часть российского консерватизма. Но в своей монографии Е.А.Дудзинская утверждает: «На протяжении всего существования славянофильского направления оно представляло собой оппозицию власти, либеральную, благонамеренную, но готовую в период обострения революционной ситуации прийти на выручку самодержавному правительству»²².

Разобраться во всем этом стремились еще современники. По этому вопросу в «Вестнике Европы» выступил А.Н.Пыпин. Вот как он представил концепцию славянофилов. Петровская реформа нарушила естественный ход русской жизни; заимствование европейской цивилизации внесло разлад: высшие классы отделились от народа и стали бесполезными для национального развития - их образование стало «чуждо русскому народному духу». Для спасения страны следует «уничтожить этот разлад и это подчинение чуждой цивилизации»²³.

По мнению автора, число приверженцев этого учения увеличилось, но это не привело к успеху школы, т.к. «слабые стороны учения» удалось обнаружить теперь до «полной осязательности», в результате «по некоторым предметам славянофилам пришлось говорить в один тон с "Московскими ведомостями"»²⁴. Это, по мнению Пыпина, привело к вражде со стороны «лучших литераторов», которые «стремились пробудить в обществе критическое сознание, возвыситься над той официальной народностью, которую проповедовал бюрократический консерватизм», славянофилы же вступили в эту борьбу мнений с такими взглядами, «по которым их нередко можно было принять за союзников официальной народности»²⁵.

Таким образом, признавая «большую историческую заслугу» раннего славянофильства, публицист «Вестника Европы» считал, что дальнейшее развитие этой идеологии привело ее к сближению с консервативными течениями русской общественной мысли. Статья Пыпина привлекла серьезное внимание образованной общественности.

На страницах «Гражданина» в защиту славянофильства выступил М.П.Погодин, обвинивший Пыпина в необъективности, в стремлении не говорить о прогрессивной роли славянофилов, об их «занятиях науками», а сосредоточить свое внимание на тех идеях, которым «возражать может»²⁶. По мнению Погодина, славянофильские идеи завоевывают важное место в общественной жизни - «занимается заря новой эры»: русские начинают понимать требования своего времени; им становится тяжким иностранное иго, «чужые земные семена не принимаются, не пускают корней, или производят один пустоцвет»; люди убеждаются, что для собрания богатой жатвы нужно «возделывать свою землю»²⁷.

Идеи, высказанные Погодиным, поддерживал Н.Н.Страхов, писавший в том же «Гражданине», что нелепо думать, что влияние Европы положительно может сказаться в России. «Нет, - продолжал он, - самые благотворные идеи могут на дурной почве приносить плоды уродливые и даже ядовитые»²⁸.

Казалось бы, все консерваторы-славянофилы должны быть единодушны в своих воззрениях, что их объединяет одна общая идея, противоречащая взглядам российских либералов. Но это было не так. Мыслящие представители славянофильского учения, как правило, проявляли нестандартную, сугубо индивидуальную точку зрения в понимании процессов общественной жизни России, в оценке влияния Западной Европы. Так, например, А.Кошелев, сравнивая жизнь в России и Европе, писал: «Там права человека все более и более признавались, расширялись и утверждались; здесь, напротив того, усиливались права державные. Там науки, искусства, промышленность и торговля все более и более самостоятельно развивались и совершенствовались; здесь народные способности и всякая самобытность подавлялись»²⁹. Вся Европа, за исключением Турции и России, имеет конституционное правление, народ является «носителем нравственных, умственных и физических сил и богатств, и единственно верною опорою для правительства»³⁰. Отсюда Кошелев приходит к выводу, что и Россия - обширная страна, «вполне втянутая в европейское движение», но она не может непосредственно высказаться. Это вполне исправимо: «Учреждение государственного земского собрания или государственной земской думы - стало необходимостью неотложною - неустранимою»³¹. Все сказанное (с некоторыми оговорками) можно легко принять за текст, принадлежащий типично либеральному деятелю. И не случайно князь Мещерский обрушивается на эту книгу Кошелева, назвав ее «осколком российского сумбура»³².

И все же с реформаторскими взглядами Кошелева соседствовали типично славянофильские идеи. Утверждалась приверженность русского народа самодержавному властителю, говорилось о том, что пора перестать идти «на буксире Европы», «жить чужим умом», понять свое особое положение³³. Следовательно, воззрения Кошелева нельзя оценивать однозначно - они содержали и либеральные, и консервативные суждения. При этом хотелось бы отметить, что в ряде вопросов (и это естественно) взгляды Кошелева находились в противоречии с позициями таких классических консерваторов, как Катков и Мещерский, призывавших поднять значение дворянства в управлении государством. Он называл эту мысль «несчастной», т.к. она вредит деятельности земства - ставит в нем дворян «в какое-то обособленное положение», мешает консолидации сил общества³⁴.

Вышедший в ноябре 1880 г. первый номер газеты «Русь», редактором-издателем которой был И.С.Аксаков, содержал программную передовую, вызвавшую резонанс в российской публицистике. Это и понятно - затронуты были актуальнейшие вопросы. Газета заявляла, что страна не определила еще путь своего развития, она находится на роковом распутье, царят ложь и обман; от выбора направления зависит будущее государства. Говорят, отмечается в передовой, нужно идти «по пути реформ», по пути мирного и разумного прогресса, «венчать здание». Этот ли путь? «Венчать здание! Да венчать-то нечего! Здания-то еще никакого нет! То есть здания вполне возведенного и довершенного. Приходится еще кирпичи класть»³⁵. «Русь» выступала против либеральных идей, заимствованных с Запада и негодных для России. Короче - это была консервативная программа.

Сразу забил тревогу «Вестник Европы», увидевший в газете «Русь» своего принципиального противника: «Если бы под этой программой не стояло имя И.С.Аксакова, если бы за нею не стояло его почтенное прошлое, наши реакционеры могли бы узнать в ней самих себя и воскликнуть, торжествуя: "Нашего полку прибыло!" Насмешки над интеллигенцией, над "партиями", над "начальниками народа", отвергающие самые дорогие верования его - все это любимые тезисы той группы, которая стоит поперек движения, все это коньки, более чем когда-либо заезженные "Берегом"»³⁶.

А между тем консервативная позиция «Руси» проявилась не в одной только программной статье. Эта тенденция легла в основу идеологии всей газеты, поставившей своей задачей борьбу с либеральными идеями. Либералы упрекались в том, что ответы на все вопросы они искали за границами России и этим были довольны: «Мы созрелая национальная интеллигенция, мы - последнее слово и западной науки, и русского самосознания»³⁷. Либеральная интеллигенция обвинялась в том, что она не считается с ходом общественного развития, спешит с проведением реформ и этим отрывается от народа; она «точно форейтор, оборвавший постромки и ускакавший вперед, не оглядываясь, без экипажа: доскакавши до крайнего предела, она в простодушии своем думает, может быть, порешить задачу с налета, - но тут-то и желательно осадить ее окликом: "а где же экипаж? Он далеко позади, завяз и ни с места: не угодно ли возвратиться?"»³⁸.

Правда, «Русь» заявляла, что газета не против либерализма вообще, а против петербургского либерализма, который она называла «пошлым». Что же касается либерализма вообще, то «Русь» якобы относилась к нему вполне приемлемо. Полемизируя по этому вопросу с либеральным «Голосом», газета Аксакова писала, что «истинно консервативно» в жизни государства, т.е. придает ей прочность, именно то, что «истинно же и либерально», - и «истинно либерально» только то, что несет в себе охраняющий государство элемент, т.е. консервативное начало³⁹.

Разумеется, все эти полемические приемы едва ли могли убедить современников в прогрессивной позиции «Руси». Ведь что такое «петербургский либерализм»? Это - «Вестник Европы», «Голос», - ведущие либеральные издания. Кстати, «Русь» вела полемику и с московскими «Русскими ведомостями»⁴⁰.

Таким образом, противник был обнаружен - либералы, которые, по словам газеты Аксакова, впали в припадок «гнева и негодования». Но либералы, критикуя «Русь», сами якобы разоблачали свои планы: они не хотят считаться «с историей и с народом». «Идти вместе с народом! Это не либерально! Это значит проповедовать отсрочку!» - восклицает газета⁴¹.

Не воздержалась она и от демагогии: «Нужно, стало быть, чтоб интеллигенция шла врозь с народом.. Русское общество будет теперь знать, сколько под личиною демократизма и либерализма скрывается вожделений деспотического свойства и глубокого презрения к русскому народу, к его душе, к разуму и воле»⁴².

Высказанные наблюдения относительно позднего славянофильства убеждают в том, что мы имеем дело с течением российского консерватизма. Об этом же свидетельствует монография Н.И.Цимбаева об И.С.Аксакове, где признается, что в первой половине 70-х годов происходит процесс «неуклонного поправления И.С.Аксакова, его отход от либеральной оппозиции самодержавию и приобщение к консервативному направлению русской общественной мысли. Что касается газеты «Русь», то она однозначно определяется как консервативный печатный орган⁴³.

***

В начале июня 1880 г. в Москве произошло открытие памятника А.С.Пушкину - важное литературно-общественное событие, вызвавшее большой резонанс в духовной жизни страны. Это был праздник в честь памяти великого поэта, всеобщая любовь к которому в тот момент во многом способствовала умиротворению политических страстей. «Разом, -вспоминал современник, - хлынула волна животворного света и тепла. Довольно убийств, крови, казней! Протяните друг другу руки, живите и давайте жить другим. Такое благотворное чувство пролетело над Русью в этот чудный Пушкинский день»⁴⁴.

На обед, устроенный в честь этого события в Московской городской думе, были приглашены московские и петербургские литераторы. Либералы задумались: стоит ли принимать участие в этом застолье вместе с Катковым?

6 июня 1880 г. И.Тургенев писал М.Ковалевскому: «Любезный Максим Максимович, вчера было решено соборне, чтоб нам всем идти непременно - иначе может показаться, что мы трусим - но если Катков что-нибудь себе позволит, мы все встаем и удаляемся. Стало быть, приходите и Вы - мы все Вас просим»⁴⁵.

Опасения оказались напрасными. Все было спокойно и внешне дружелюбно. Выступление Каткова, этого влиятельного консерватора, оказалось загадочным. Так редактор «Московских ведомостей» еще никогда не говорил: «Кто бы мы ни были и откуда бы мы ни пришли и как бы мы ни разнились во всем прочем, но в этот день, на этом торжестве мы все, я надеюсь, единомышленники и союзники. И кто знает, быть может, это мирное сближение послужит для многих залогом более прочного сближения в будущем и поведет к замирению, по крайней мере к смягчению вражды между враждующими»⁴⁶.

Дореволюционные биографы Каткова (Р.Сементковский и С.Неведенский) и современные зарубежные историки - М.Катц и Э.Таден - оценили это выступление как призыв реакционного публициста к замирению, к своеобразному миру между враждующими. Против этой точки зрения выступила В.А.Твардовская: «Позиция Каткова, вынужденного затаиться, уйти от открытой борьбы, не была позицией примирения, она состояла в выжидании. Катков отказался от свойственного ему агрессивного, наступательного тона, приспосабливаясь к новым условиям, новым формам борьбы, готовясь к новым схваткам»⁴⁷. Вполне вероятно, что Катков готовился к «новым схваткам». Но для этого-то, может быть, и нужно было временное примирение. Именно временное, как тактический прием, -в дальнейшем консервативный накал выступлений публициста не снизился. Думается, что в данный момент, по тем или иным причинам, редактор «Московских ведомостей» выступал за «смягчение вражды» между консерваторами и либералами, призывал к мирному сосуществованию этих двух идейных течений.

В принципе такая позиция не была новой в духовной жизни образованного общества: и консерваторы и либералы, как мы увидим, неоднократно выступали в печати (но с иными целями, чем Катков) с этой идеей, идеей терпимости, смягчения разногласий между политическими противниками.

Еще в середине 70-х годов князь В.Мещерский, размышляя о взаимосвязи между либерализмом и консерватизмом в государственной деятельности, признавал, что «либерализм должен иметь свое место в нашей жизни, и большое место, но не менее большое место должен иметь и консерватизм». Правительство не может быть либеральным, продолжал он, «без уравновешивания этого либерализма элементом консерватизма»⁴⁸. Эта же идея анализировалась в газете «Новое время» А.С.Сувориным, считавшим, что консервативная программа при известных условиях может быть очень полезна для страны - для этого она «не должна походить на стоячую воду», а должна быть подвижною, быть более подвижной, чем программа другой партии, и этим сгладить свою долю антипатичности в обществе. Тем более что либеральная программа «может ослепить своим блеском, своими фразами, своими учреждениями». У консерваторов этого преимущества нет, и потому они должны быть «необыкновенно умны и сообразительны»⁴⁹.

В этой же связи К.Д.Кавелин 27 января 1880 г. писал М.М.Стасюлевичу: «Старая славянофильская партия не получила поддержки, т.к. формулировала свои идеалы, исходя из "прошедшей вечности"». Провалились якобы в своей деятельности и Катков, и Валуев, и Шувалов; одиозной оказалась и деятельность революционеров. Не справилось со своими задачами и правительство, потому что опиралось на старые идеалы. Где же выход? Что будет дальше? «Новые славянофилы, - пишет Кавелин, - новые западники, подобно Вам и я с моими идеалами мужицкого царства ищем нового и отворачиваемся от прошедшего. Это наша общая почва... Повторяю, различные воззрения на будущее уже начинают сближаться между собою и из них образуется одна большая политическая партия»⁵⁰.

Приведенные тексты в какой-то мере перекликаются с взглядами публициста Л.А.Полонского, считавшего, что «различие консерватизма от либерализма лежит уже не в теории, а только в практике, или проявляется лишь в вопросе о своевременности того или другого улучшения, большего или меньшего шага по пути дальнейшего развития и преуспевания»⁵¹.

Подробнее осветил проблему либеральный профессор С.-Петербургского университета А.Градовский в публикации «Что такое консерватизм». Он писал, что абсурдно противопоставлять термины: консервативный и либеральный. «Словами - консерватор, консерватизм, определяется не столько склад теоретических понятий общественного деятеля, сколько практическое направление его деятельности, не столько склад его ума, сколько направление его воли»⁵². Либерализм же есть «известная теория устройства государства», долженствующая обеспечить права личности⁵³. При этом, если консерватор стремится связать прошедшее с настоящим, то прогрессист-либерал думает о связи настоящего с будущим. Но тот и другой «стоят на почве исторического развития народа», понимают, что «люди меняются со временем и что новым временам нужны и новые учреждения»⁵⁴.

Примерно в этом же направлении мыслил и Лев Тихомиров, считавший, что «истинный консерватизм» во времена социальных обострений (смуты) «совершенно совпадает с истинным прогрессом - и тот и другой поддерживают жизнедеятельность общественных основ, охраняют развитие свободы. Отсюда следовал вывод: «мы должны совершенно отбросить мысль о прогрессе или консерватизме, а думать о жизнедеятельности»⁵⁵

Следовательно, в глазах современников устойчиво доминировал взгляд, что на определенных этапах общественной жизни (это больше всего относилось к событиям в России на рубеже 70-80-х годов XIX века) размывалась граница между консерватизмом и либерализмом, политические деятели различных идейных течений выступают за смягчение конфронтации, за выработку идеала, стратегического плана, позволяющего найти пути к примирению.

Сказанное далее дает основание предположить, что примирительнотактическое выступление Каткова на Пушкинском празднике не было явлением спонтанным, а в какой-то мере отражало общую тенденцию развития идейной борьбы в России. Эта речь идеолога российского самодержавия была встречена сочувственно многими органами печати, подверглась оценке и анализу, стала предметом раздумий и для консерваторов, и для либералов. Передовая «Недели» так и называлась: «Смысл примирения». Газета писала, что если консервативная публицистика могла свободно высказывать свою точку зрения, то либеральные органы печати, «наученные горьким опытом», этого делать не могли. Следовало пожелание: «Пусть консерваторы существуют по-прежнему, пусть они пользуются полнейшей свободой в выражении своих мнений, но пусть они перестанут приравнивать к врагам отечества всякого, кто исповедует другие убеждения... пусть они откажутся от привычки переносить всякий спор на политическую почву, - пусть они, одним словом, научатся уважать чужое мнение»⁵⁶.

Все эти абстрактные рассуждения о размывании грани между консерватизмом и либерализмом, о сближении их позиций на определенных этапах развития страны можно проследить на конкретных фигурах общественных и государственных деятелей. Живые люди с их характером, мироощущением далеко не всегда укладываются в жесткие рамки понятий консерватизма или либерализма.

Попробуйте ответить на вопрос: Никитенко - консерватор или либерал? Он то выступает за прогресс и критикует позицию «Московских ведомостей», то восхищается курсом этой газеты; то поддерживает самодержавие, то признается, что в России есть две глубокие раны: «невежество народа и дурная администрация»⁵⁷. Да и сам он пишет в своем дневнике: «Главное начало, служащее основанием моего мировоззрения, есть закон уравновешивания... Он господствует в природе и должен господствовать в отношении людей... Я враг всякого абсолютизма, будь он политический, умственный, абсолютизм системы или мнения»⁵⁸. Исходя из этого своеобразного «закона уравновешивания», Никитенко подходит и к оценке консерватизма. Он считает, что в самом консерватизме есть две силы. Одна из них «вредная, задерживающая», сопротивляющаяся всякому движению вперед, прогрессу. Но есть и другая сила, полезная, «воздерживающаяся -она сдерживает искусственные движения, возбужденные страстями, стремящиеся сломя голову к какому-то неопределенному мечтательному утопическому совершенству»⁵⁹.

Ну а как быть с Валуевым, крупным государственным деятелем, которого Д.А.Милютин назвал «просвещенным консерватором»? П.А.Зайончковский обратил внимание на то, что Валуев не примыкал ни к одной из правительственных группировок, ни к либеральным бюрократам - сторонникам буржуазных преобразований, ни к реакционерам-крепостникам⁶⁰.

К какому лагерю, например, следует отнести А.Кошелева, признававшего «великие дела», совершенные императором и, одновременно с этим, считавшего необходимым «учреждение государственного земского собрания или государственной земской думы», критиковавшего правительство за ошибочный курс («ведут нас туда, куда нам идти не приходится и мы не желаем»), за его насилия над гражданами России?⁶¹.

Список общественных деятелей с трудно определяемым политическим лицом, воззрения которых находились на грани между либерализмом и консерватизмом, можно было бы значительно увеличить⁶². Но в этом нет необходимости - и так ясно: нестабильная политическая обстановка в стране, часто менявшийся правительственный курс способствовали тому, что на определенных этапах общественной жизни границы между консерватизмом и либерализмом размывались, становились подвижными; консервативные элементы проникали в либерализм, а либеральные - в консерватизм.

---

¹ Кантор В. «Средь бурь гражданских и тревоги»... Борьба идей в русской литературе 40-70-х годов XIX века. М., 1988. С. 283-284. - Подчеркнуто автором.
² Письма Победоносцева к Александру III. Т. 1. М., 1925. С. 36.
³ Фадеев Р.А. Собр. соч. Т. III. Ч. 1. СПб., 1890. С. 78.
⁴ Там же. По словам молодого исследователя, программа Фадеева конца 70-х годов XIX в. отличалась от программы середины этого десятилетия. «Об опоре на культурный слой теперь не могло быть речи. Фадеев вынужден был признать, что общества, в том виде как оно мыслилось ему еще несколько лет назад, в виде культурного слоя, попросту не существует. Вера в созидательные способности первого сословия развеялась со временем точно так же, как улетучилось неизвестно куда и само дворянство». См.: Кузнецов О.В., Р.А.Фадеев в общественном движении России (вторая половина 60-х - начало 80-х годов XIX в.). Автореф. дисс. на соискание уч. ст. канд. ист. наук. Волгоград, 1966. С. 16.
⁵ Самарин Ю. и Дмитриев Ф. Революционный консерватизм. Berlin. 1875. С. 2.

⁶ Там же. С. 12.
⁷ Там же. С. 39.
⁸ Там же. С. 72.
⁹ Там же. С.78.
¹⁰ Там же. С.83.
¹¹ Там же. С. 122.
¹² Там же. С. 139.
¹³ Там же. С. 141.
¹⁴ Мещерский В. Речи консерватора. С. 9.
¹⁵ Там же. С. 23.
¹⁶ Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. II. СПб., б.г. С. 865.
¹⁷ Там же. С. 888.
¹⁸ Там же. С. 889.
¹⁹ Фадеев РА. указ. соч. С. 72.
²⁰ Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 21. Л. 1980. С. 271. Из записных тетрадей 1872-1875 гг.
²¹ Дмитриев С.С. Славянофилы и славянофильство // Историк-марксист. 1941. № 1. С. 89.
²² Дудзинская Е.А. Славянофилы в пореформенной России. М., 1994. С. 264.
²³ Пыпин А. Характеристики литературных мнений. От двадцатых до пятидесятых годов // Вестник Европы. 1872. № 11. С. 60.
²⁴ Там же. С. 64; Вестник Европы. 1872. № 12. С. 678.
²⁵ Там же.
²⁶ Гражданин. 1873. №11.
²⁷ Там же. 26 марта. № 13. В 1875 г. «Гражданин» (№ 50) поместил некролог М.П.Погодину: «Он был в среде русского общества родоначальником славянской идеи».
²⁸ Гражданин. 1873. № 20.
²⁹ Кошелев А. Наше положение. Berlin. 1875. С. 17-18.
³⁰ Там же. С. 19.
³¹ Там же. С. 64, 149.
³² Мещерский В.П. Речи консерватора. С. 6.
³³ Кошелев А. Указ. соч. С. 10, 23, 116 и др.
³⁴ Там же. С. 144.
³⁵ Русь. 1880. 15 ноября. № 1.
³⁶ Вестник Европы. 1880. № 11. С 379. Внутреннее обозрение.
³⁷ Русь. 1880. 20 декабря. № 6.
³⁸ Русь. 1881. 3 января. № 8.
³⁹ Русь. 1881. 21 марта. № 19.
⁴⁰ Там же.
⁴¹ Русь. 1881. 17 января. № 10.
⁴² Там же.
⁴³ Цимбаев Н.И. И.С.Аксаков в общественной жизни пореформенной России. М., 1987. С. 219, 253.
⁴⁴ Градовский Г.К. Итоги (1862-1907). Киев, 1908. С. 57.
⁴⁵ Тургенев И.С. Полн. собр. соч. Т. XII. Кн. 2. Л., 1967. С. 270.
⁴⁶ Неведенский С. Указ. соч. С. 532.
⁴⁷ Твардовская В.А. Указ. соч. С. 199.
⁴⁸ Мещерский В. Указ. соч. С. 98, 108.
⁴⁹ Новое время. 1879. 9 (21 декабря). № 1359.
⁵⁰ Стасюлевич М.М. и его современники в их переписке. Том II. СПб., 1912. С. 148.
⁵¹ Там же. Том I. СПб., 1911. С. 465. Внутреннее обозрение Л.А.Полонского, вырезанное цензурой из «Вестника Европы» (1879 г.).
⁵² Градовский А. Трудные годы (1876-1880). СПб., 1880. С. 338.
⁵³ Там же. С. 339-340.
⁵⁴ Там же. С. 343.
⁵⁵ Тихомиров Лев. Борьба века // Свободная мысль. 1993. № 9. С. 90, 93.
⁵⁶ Неделя. 1880. 22 июня. № 25.
⁵⁷ Никитенко А.В. Указ. соч. С. 230.
⁵⁸ Там же. С. 227.
⁵⁹ Там же. С. 146.
⁶⁰ Валуев П.А. Дневник министра внутренних дел. Том I. М., 1961. С. 28. Биографический очерк П.А.Валуева.
⁶¹ Кошелев А. Указ. соч. С. 143, 150.
⁶² Так, например, по мнению В.А.Твардовской, «Тютчева невозможно поставить под знамя какого-либо одного идейного течения или политической группировки. Мировоззрение поэта рядом черт... близко консервативной, "охранительной" идеологии. Защитой же преобразований общественно-экономического строя страны, поддержкой реформ 1860-х годов оно противостоит официальной мысли, сходясь с идеологией буржуазной демократии, с либерализмом». См.: Литературное наследство. Т. 97. Кн. I. Ф.И.Тютчев. М., 1988. С. 164.

<< Назад   Вперёд>>