Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

Девяностые годы XIX в. были временем активизации всех сторон общественно-политической и экономической жизни России. Оживление после «заморозков» восьмидесятых годов связывалось прежде всего с трагическим 1891 годом, когда Россию потряс сильнейший голод¹. Общественность реагировала на него активизацией «подмороженной» ранее жизни, а правительство - усилением борьбы с этой активизацией. Казалось, что петербургскую бюрократию больше волнуют не десятки тысяч голодных смертей и сотни тысяч нищих, появившихся в городах, а организация для голодающих земцами и другими доброжелателями бесплатных столовых и иных видов гуманитарной помощи, за которыми власть имущим чудились неведомые тайные козни. Демонстративный отказ от предлагаемой помощи и всяческие помехи, чинимые на ее пути, раздражали всех, тем более что правительственная беспомощность в борьбе с голодом была тоже всем очевидна.

Значительно оживился и русский консерватизм. Естественно, что в самодержавной стране он носил несколько иной характер, чем в других европейских странах, тем более что сама Россия переживала сложный пореформенный период, в котором тесно переплетались ростки нового с пережитками старого. Главным отличием и в конце XIX в. было то, что в России консерватизм (как и другие политические течения) не оформился в партию, а в основном был «разлит» в обществе в виде различных идеологических течений светского и духовного характера. Лишь в самом конце XIX в. появился аристократический кружок «Беседа», в котором наряду с другими политическими течениями существовало и сильное консервативное крыло. На рубеже XIX-XX веков оформились и другие консервативные организации, что дает возможность проанализировать их программы и действия.

Иными, чем на Западе, оказались и цели консерватизма в России, где его объединяло одно: все консерваторы были за сохранение в стране самодержавного строя. Вместе с тем, несмотря на общую конечную и главную цель, консерватизм оказался довольно неоднородным. Одни из его представителей выступали за сохранение (консервацию) того политического курса, который проводил Александр II, и ратовали за его продолжение, считая, что единственный способ сохранить самодержавие - это К. Ф. Шацилло провести некоторые настоятельно необходимые стране реформы, не затрагивающие основ самодержавия, которое является «истинно русским» изобретением и спасением России. Для нее решительно неприменимы западноевропейские государственные порядки с конституцией, парламентом, независимым судом и прочими «заморскими выдумками». Проведенные Александром II реформы должны быть чуть-чуть скорректированы или, может быть, чуть-чуть дополнены, но не более того. Время доделает свое дело, и самодержавная Россия под дланью «белого царя» пойдет во главе исторического прогресса, давая пример Западу с его «великой ложью нашего времени» (как называл конституцию К.П.Победоносцев), парламентом и прочими не свойственными святой России европейскими выдумками. Это крыло можно назвать «неославянофильским» или консервативно-либеральным.

Было и другое крыло в русском консерватизме, не отделенное от первого каменной стеной, а, наоборот, соединяющееся с ним многими промежуточными оттенками. Оно придерживалось отрицания большинства реформ Александра II, которые, по его мнению, были или совсем не нужны России или должны были быть проведены не столь быстро и последовательно, ибо породили в стране и террористическое движение, и падение нравов, а, главное, серьезно подорвали дворянское сословие, которое было не только серьезным носителем консервативной мысли, но и твердой опорой самодержавного порядка в стране. Именно это реакционно-консервативное крыло, возглавляемое К.П.Победоносцевым, добилось пересмотра некоторых реформ Александра II и ни о каких дальнейших реформах и дальнейших уступках духу времени даже и слышать не хотело. Это консервативное крыло общества, а также патриархальные настроения крестьянства служили опорой «порядка» и «спокойствия» в России. Известно, что в день смерти Александра III К.Победоносцев обратился с письмом к Николаю II, в котором предлагал официально заявить, в форме циркуляра министра иностранных дел к российским дипломатическим представителям за границей, о том, что политика покойного императора «будет служить заветом и образцом для нового царствования»².

Однако именно в конце XIX в. в стране произошли очень существенные изменения, грозившие в перспективе далеко идущими последствиями. Последнее 10-летие XIX в. имело одну отличительную особенность: это было время бурного промышленного развития. Новые заводы росли как на дрожжах, возникали целые индустриальные регионы на местах, где некогда почти не существовало заводов и фабрик, шахт и рудников. В значительной мере это стало результатом сознательной и целеустремленной государственной экономической политики, связанной с именем министра финансов С.Ю.Витте. Продолжая политику своих предшественников (Рейтерна, Бунге, Вышнеградского), Витте поддерживал высокие таможенные пошлины, через государственный банк широко кредитовал новое строительство, ввел золотую валюту. Все это привлекало в страну иностранные капиталы, т.к. экономические ресурсы ее были неисчерпаемы, а рабочие руки дешевы.

Подобная политика вызывала к себе отнюдь не однозначное отношение и ожесточенные споры в обществе, что было вполне объяснимо: разорявшееся в пореформенное время помещичье землевладение толкало его представителей к атакам на «казенный пирог»: не вписывавшиеся в капиталистический строй латифундисты тоже требовали денежных кредитов, утверждая, что главная отрасль экономики России - сельское хозяйство - должна пользоваться первоочередным вниманием в кредитной политике правительства. Кроме того, золотая валюта сильно ударила по экспортерам хлеба. Теперь, продав за границу хлеб, они меняли иностранную валюту не на горы кредитных рублей, а на дорогие золотые монеты, что было им невыгодно. Консервативная оппозиция, возникшая в годы отмены крепостного права и проведения буржуазных реформ, получила новые и сильные дополнительные стимулы.

Наконец, в середине 90-х годов произошло еще одно событие, взбудоражившее общественную жизнь России. 20 октября 1894 г. от нефрита умер Александр III и на престоле оказался новый император - Николай II. Все течения политической мысли оживились: при неограниченном самодержавии, которое уже не одну сотню лет существовало в стране, личность самодержца, его характер и политические взгляды значили немало. Так произошло и на этот раз. «Перемена царствования тотчас возбудила надежды на просветление политического горизонта», - вспоминал А.А.Кизеветтер³.

Скромный характер этих надежд точно определил другой свидетель и участник происходивших событий, В.А.Маклаков: «В России было традицией, что перемена политики совпадала со сменой ее самодержца; от Николая II ждали не конституции, ждали только прекращения реакции, возобновления линии шестидесятых годов, возвращения к либеральной программе»⁴, - т.е. господствующая в обществе идея носила либерально-консервативный характер отказа от реакционного курса умершего Александра III и возвращения к предшествующей политике его отца Александра II.

Правоту свидетельства В.А.Маклакова подтверждают многие факты. Николай II в первые же месяцы своего царствования получил массу «всеподданнейших» адресов от дворянства, купечества, городских дум и земств. Последние, в частности, просили создать «единение царя с народом» путем «доступа голоса земств к престолу»⁵. Позже около двух десятков земских адресов было собрано Д.И.Шаховским и нелегально издано им за границей⁶. Анализ показывает всю их скромную умеренность. «Представляя из себя довольно полное перечисление насущнейших потребностей страны, адреса эти остаются всецело на почве существующего государственного строя и вовсе не касаются форм правления», - т.е. носят консервативный характер, справедливо считал Д.И.Шаховской⁷.

О том же вспоминал и другой крупный земский деятель Д.Н.Шипов: «Губернские земские собрания поспешили обратиться к государю с адресами, в которых говорилось: о желательности доверия власти к общественным учреждениям, о необходимости единения и совместной работы правительства и общественных сил, о предоставлении земству его голо-са о нуждах народа к престолу и тому подобное, но ни в одном адресе не говорилось об изменении существующего государственного строя. Эти вполне законные и справедливые пожелания и надежды, высказанные в адресах многих земств, были встречены, однако, с недовольством и раздражением, которые проявились очень резко 17 января 1895 года при приеме во дворце депутаций, приносивших во дворце поздравления по случаю бракосочетания государя»⁸.

Дальше «упования» на торжество законности, просьб об охране прав отдельных лиц и учреждений в целом земцы не шли, т.е. формально, в общем стояли на консервативных позициях. Правда, в недрах земства уже не один десяток лет существовало течение, получившее название «земского либерализма», причем некоторые (хотя и очень немногие) из земских либералов мечтали даже о конституции в России, но официально об этом земцы нигде не заявляли, т.е. большей частью придерживались взглядов, целиком «вписывавшихся» в существующие в стране самодержные порядки. «Власть монарха должна быть сильной, - утверждал один из земских вождей, председатель Московской губернской земской управы Д.Н.Шипов, - но сама она может быть таковой только в том случае, когда она пользуется доверием народа»⁹.

«Народу - мнение, царю власть!» Такова была старая славянофильская формула, которую полагал положить в основу политической организации России один из наиболее ярких представителей либерально-консервативной мысли этого времени - Д.Н.Шипов. Но для выражения «народного мнения» нужен был хотя бы минимум политических свобод и независимость от чиновничье-бюрократического аппарата самодержавия, а для «доведения» его до царя - совещательный орган при Государственном совете или другом высшем бюрократическом учреждении, выбранный от земских собраний или управ.

Такова была политическая программа русского либерального консерватизма, а тактику ее все тот же Д.Н.Шипов определял так: «Заявление (высшей власти. - Ред.) может быть сделано не в виде резкого протеста, а в какой-либо, так сказать миролюбивой форме... Вообще нужно, чтобы представители общества высказывали свое мнение государю, но чтобы это не имело вида не только требования, но даже ходатайства, выражающего необходимость того или другого ответа или немедленного разрешения»¹⁰.

Именно в таком духе и подавались Николаю II «всеподданнейшие» записки в связи с приемом представителей дворянства, казачьих войск, земств, городских дум и других общественных организаций. Прием был назначен на 17 января 1895 г. по случаю бракосочетания Николая II с Алисой Гессенской, получившей после крещения в октябре 1894 г. имя Александры Федоровны.

Однако взошедший на престол царь совершенно не был способен проводить хотя бы куцее реформаторство, делая пусть и маленькие, но уступки духу времени. Николай II был отнюдь не властолюбивый человек. Подводя итоги году, в котором он стал императором «всея великая, и белая, и малая; царем польским, великим князем финляндским и проч., и проч., и проч.», он так кончал свою последнюю запись 31 декабря 1894 года в дневнике, отнюдь не предназначенном для истории или чтения чужим глазом: «Тяжело было стоять в церкви при мысли о той страшной перемене, которая случилась в этом году. Но уповая на Бога, я без страха смотрю на наступающий год, - потому, что для меня худшее случилось именно то, чего я так боялся всю жизнь! Вместе с таким непоправимым горем (подчеркнуто нами. - Авт.) Господь наградил меня также и счастьем, о котором Я не мог даже мечтать - дав мне Аликс»¹¹.

Не только тяготясь, но буквально мучаясь властью («непоправимое горе»!), Николай II все же и мысли не допускал о возможности передать хотя бы часть ее в чьи-то другие руки и постепенно заменить в России трехсотлетнее самодержавие конституционной монархией, если не английского, то хотя бы прусского типа. Во-первых, как глубоко религиозный человек он искренне мнил себя «помазанником божьим», не имеющим права отказаться от освященного якобы самим богом порядка, а во-вторых, считал себя обязанным передать своему наследнику всю ту полноту власти, которую он получил от отца. В этих убеждениях - об избранности и особенности исторического пути России - он был воспитан с «младых ногтей» К.П.Победоносцевым и другими учителями, твердо внушившими своему воспитаннику, что самодержавие - единственно возможный в России политический строй, желаемый народом России.

---

¹ Шаховской Д.И. В годы перелома // Вестник сельского хозяйства М., 1918, С. 24-30; Веселовский Б. Московское общество сельских хозяйств за 100 лет. (Там же).
² Рыбаченок И.С. Союз с Францией во внешней политике России в конце XIX в. М., 1993. С. 17; О внешнеполитических взглядах русских консерваторов в годы прав-
ления Александра III. см.: История внешней политики России. Вторая половина XIX века. М., 1997. С. 313-319.
³ Кизеветтер А.А. На рубеже двух эпох. Прага, 1929. С. 192.
⁴ Маклаков В.А. Власть и общественность на закате старой России. Париж, 1936. С. 131.
⁵ Пирумова Н.М. Земское либеральное движение: Социальные корни и эволюция их до начала XX в. М., 1977. С. 158.
⁶ С .Мирный. Адреса земств 1894-1895 гг. и их политическая программа. Женева, 1896 г. (Автором брошюры, скрывшимся за столь красноречивым псевдонимом, был князь Д.И.Шаховской).
⁷ Там же.
⁸ Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. М., 1918. С. 133.
⁹ Там же. С. 145.
¹⁰ ОР РГБ. Ф. 440. К.5. Д. 1. Л. 5.
¹¹ Дневники императора Николая II. М.: Орбита, 1991. С. 56.

<< Назад   Вперёд>>