Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика

В итоге даже консервативно-либеральной альтернативе, изложенной в земских и других адресах, не оставалось места, что воочию и проявилось в первом же публичном выступлении самодержца 17 января 1895 г. «Пусть все знают, - заявил Николай II в ответ на обращенные к нему просьбы, - что я, посвящая свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель»¹. Слово было сказано «с высоты высочайшего престола», а так как даже либеральных консерваторов не удовлетворяли удушающие бюрократические порядки в период контрреформ, то и эти мирные, законопослушные подданные вынуждены были обратиться к очень несимпатичным им методам полулегальной деятельности.

Впервые речь об этом зашла во время коронации Николая II в Москве в мае 1896 г. По воспоминаниям Ф.А.Головина, именно в эти дни у него состоялся знаменательный разговор с графом П.С.Шереметевым. Будущий председатель «Союза объединенного дворянства» горячо говорил о необходимости сплочения оппозиционных общественных элементов, «о борьбе земского начала с бюрократическим, о ничтожности личности государя. Весь этот разговор вел к приглашению меня в состав Тайного общества под названием "Беседа"»².

Земцы долго раскачивались и на первое свое заседание съехались только 17 ноября 1899 г. Программа создаваемой организации была строго консервативной и весьма скромной. Собравшись на учредительную «Беседу», пять предводителей дворянства (из шести «собеседников» В.М.Петрово-Соловово, Ю.А.Новосельцев, граф Д.А.Олсуфьев, князья Петр и Павел Долгоруковы и граф П.С.Шереметев) так определили круг интересов своего кружка: «Цель - пробуждение общественной деятельности, общественного мнения, столь в России слабого и искусственно подавленного, чтобы оно было более авторитетным для Петербурга. Способ достижения этой цели должен заключаться в том, чтобы действовать через земские и дворянские собрания, а также путем печатного и живого слова, после того как, обменявшись мыслями, придут к определенным выводам. Общий лозунг - сочувствие земству», причем Д.А.Олсуфьев «даже это минимальное условие при подборе членов не считал обязательным», а будущий кадет Петр Долгоруков, поставив вопрос «об идеале - как мыслить», сам же на него и ответил: «не может быть даже написано всеобщее представительство»³. Более скромные и четко консервативные требования трудно себе и представить. В «Беседе» оказались даже не просто консервативные сторонники местного самоуправления, но более того - аристократические сливки земства, и тем знаменательнее изменения, которые начали происходить в этой консервативной среде.

«Собеседники» объявили, что в члены кружка по рекомендации двух его членов может быть принят любой земец, «сочувствующий широкому развитию самоуправления в смысле движения к нему на законном основании»⁴.

Когда несколько позже кое-кто из «собеседников» завел речь о необходимости более четкой программы для кружка, то против выступили даже те его члены, кто уже определил свою позицию и начал издавать за границей совместно с демократической интеллигенцией журнал «Освобождение». «"Беседе" нельзя иметь политической программы, - заявил Павел Долгоруков, - ее дело - отрицательное отношение к бюрократии, которое делает из нее прогрессивную земскую партию», а его брат Петр уточнил, почему ей надо остаться узкой группой, не отказываясь от умеренно-консервативных задач: «Мы для этого слишком тесный кружок, слишком одностороннего, так сказать, состава (все более или менее крупные помещики с определенным положением ... люди исключительно одной среды)»⁵. К концу 1904 г. в «Беседе» оказалось 40 человек, среди них 7 князей и 7 графов, 2 барона, а остальные - крупные земцы-помещики⁶.

Как видим, и намека на какую-либо иную мысль, кроме консервативной, в планах «Беседы» не было. К осени 1905 г. кружок «Беседа» вырос до 55 человек, членами его стали люди, составившие в будущем спектр многих партий России от кадетов до черной сотни, соответственно, появились в ней и различные политические мнения (в том числе - и либерально-демократические), но было и нечто, объединявшее всех соперников воедино - признание консервативной мысли официально господствующей в кружке. Когда министр внутренних дел Плеве получил сведения о существовании «Беседы», он не решился просто разогнать ее, настолько это были крупные персоны. Плеве обратился к предводителю Московского губернского дворянского собрания князю П.Н.Трубецкому с посланием, в котором выражал свое министерское неудовольствие по поводу кружка. На запрос Трубецкого князь Павел Долгоруков 25 января 1903 г. ответил следующим письмом, в котором подробно описал, что представляет из себя «Беседа». «Любезный друг! Ты как-то мельком сообщил, что Плеве знает, что у меня в Москве собирается известный кружок лиц. Из твоих слов я понял, что Плеве придает этим собраниям какой-то конституционный характер и косо на них смотрит, считая их нелегальными (!). Очевидно, или Плеве неверно осведомлен о характере наших собраний, или то, что я и мои друзья считаем вполне легальным и корректным, Плеве считает незаконным... Мы собираемся уже три года совершенно частным образом раза два в год; мы все земские деятели, преимущественно предводители дворянства, но есть в нашей среде и представители управ и просто гласные. Это тесный кружок личных друзей и знакомых. Единственная задача наша - обмен мнений относительно способов пробуждения в самих себе и окружающих общественной деятельности и развитие самодеятельности на местах. Т.к. мы земские деятели, то на первом плане у нас стоит именно земское самоуправление. Так как - ты, я уверен, и сам в этом не сомневаешься - никакой политической агитационной деятельности у нас нет, то я совершенно недоумеваю, к чему можно было бы на законном основании к нам придраться, хотя бы наши взгляды на земство и общественность и расходилась со взглядами Плеве и других лиц, власть имеющих»⁷.

А дальше Долгоруков перечислял, к чему же свелись эти действия: к публикации сборников статей с протестом против Положения 1874 г. о начальных училищах, сборника статей о мелкой земской единице, к подготовке энциклопедического словаря о земском самоуправлении, еще одной книги с обзором сельскохозяйственных комитетов, работавших по заданию правительства, и другой - с анализом деятельности государственных органов призрения. Все это сделано легально, прошло или будет проведено через цензуру и только в этом и проявилась деятельность «Беседы». Что же касается разговоров за чашкой чая, то они, конечно, ведутся и на более широкие темы и в них «впредь будут затрагиваться более общие политические вопросы до самодержавия с конституцией включительно». Но говорить у себя дома, а не в общественном месте, на митинге, закон не запрещает, а произволу подчиняться не стоит, ибо «тогда не только тебя, но и Плеве, а также всех без исключения министров можно обличить в неподобающих разговорах, так как произвол не имеет границ, а кому же не случалось в тесном кругу знакомых говорить и об общеполитических вопросах?»⁸

Разговоры же в «Беседе» действительно велись на разные темы, поскольку среди ее членов были сторонники различных политических убеждений - как консерваторы типа графов А.А. и В.А.Бобринских, П.С.Шереметева и Д.Н.Шипова, выступавших за неограниченное самодержавие, очищенное от бюрократического произвола и его «излишеств», так и люди, считавшие необходимым введение в России конституционной монархии (князья Петр и Павел Долгоруковы, Д.И.Шаховской и др.). Но последние решили в «Беседе» и не затрагивать вопроса об ограничении самодержавия, оставив ее на строго консервативных позициях.

В начале 1902 г. «собеседникам» показалось недостаточным вести только разговоры и печатать в своем издательстве различные книги о земской жизни, и они в заседании от 8 января по инициативе такого консервативного деятеля, как граф П.С.Шереметев, подняли вопрос о «создании своего печатного органа»⁹. Поддержал эту идею и Д.Н.Шипов, заявивший, что орган этот (газета или журнал) должен издаваться в России и быть «чисто земским» - т.е. не только тематика его, но и состав авторов должен ограничиться земским кругом. Однако добиться разрешения у правительства, опасавшегося любого объединения земцев на более высоком уровне, чем губерния, не удалось.

Тогда у «собеседников» родилась другая идея: подать правительству специальную «Записку». Однако при обсуждении ее содержания на заседании 27 мая 1902 г. мнения резко разделились. Если левая часть «Беседы» считала возможным поднять в «Записке» вопрос о конституционной монархии и правовом государстве, то консервативная думала иначе. В частности, Шереметев заявил: «Борьбу с произволом бюрократии я считаю нравственным долгом всех тех людей, еще не совсем изверившихся в возможности развития России». Но формы деятельности Шереметьев не признал правильными... «Нам нужно творческое созидательное течение, основанное на исконных началах народных, на твердом знании прошлых судеб России и глубоком изучении настоящего. Сохранение самодержавия. Является вопрос, возможно ли рассчитывать на успех такого течения, на совместимость создания правового порядка при существовании самодержавия? Я не сомневаюсь, что это возможно»¹⁰. Поскольку многие из «собеседников» думали иначе, решено было в «Записке» вообще не поднимать вопроса о будущем государственном устройстве, а поручить написать ее Н.Н.Львову с единственной целью: определить в ней «причины современного смутного положения России и меры к улучшению его»¹¹.

Три дня - 22, 23 и 24 августа 1902 г. шло ее обсуждение. Суть составленной Львовым записки сводилась к тому, что доброжелательное отношение к обществу Александра II резко изменилось у его сына Александра III, который решил сделать своей единственной опорой в управлении страной сильную бюрократическую власть. «Везде и все, - жаловался Н.Н.Львов, - отдается в жертву власти, создается какое-то государство-чудовище, где культура, жажда просвещения, благосостояние народа, -все приносится в жертву власти... Все должны молчать и преклоняться перед торжествующей бюрократией»¹².

Бюрократия стала сутью самодержавной власти и подавила все и вся. Даже наиболее привилегированное сословие лишено какой-либо внутренней независимости, «правительство смотрит на дворянство как на поставщика чиновничества. Милости, награды, которыми осыпают представителей дворянства, являются подкупом дворянства для отвлечения его от забот об общественном благе». Ущербна и экономическая политика чиновничества. Она тоже производится не ради общественных, а ради групповых интересов. «Мы видим с одной стороны страшные народные бедствия от хронических голодовок, вопиющую нужду народа даже в куске хлеба, не говоря уже о нужде в удовлетворении запросов духовных¹³, а с другой стороны видим, что из ничтожных средств бедняков составляются миллионы рублей и подносятся к подножию престола, расходуются на затеи в далеких краях, на Порт-Артур, Манчьжурскую дорогу, на торжествующий блестящий праздник бюрократии, которая далека от народа и не слышит его стона. Порочно и поощрение правительством биржевого ажиотажа, грюндерства, погони за наживой. Все это развивает дурные инстинкты общества, развращает его. В результате в ряды правительства поступают люди, уже отравленные жаждой наживы, корыстолюбцы и властолюбцы заполняют «высокие» сферы, они составляют из себя такой правительственный букет произвола и презрения к человеческому достоинству, что пренебрежение законом, грабеж государственных средств становятся обычным явлением в среде беспринципных бюрократов.

Общий вывод либерального консерватора Н.Н.Львова был более чем печален: «Именем русского самодержавия, которое славянофилами считается святыней русского народа, бюрократия кощунственно совершает весь ужас, тяготеющий над Россией... Полный разлад царит между правительством и обществом. Поражения правительства, неудачи его не сознаются поражениями всего общества, неудачами всего государства. Россия делится на два враждебных лагеря - властвующих и подвластных, гонителей и гонимых»¹⁴.

Революционное движение Львов откровенно называл злом, во-первых, потому, что даже если победа будет на его стороне, оно не сможет дать необходимых обществу реформ, ибо «даст их скомканными, недостаточно продуманными, слишком теоретичными». А во-вторых, «революция неизбежно повлечет за собой другую крайность - реакцию, которая на многие годы может задержать правильное и покойное развитие государства»¹⁵. Чтобы избежать печальных результатов, нужно постепенное, но последовательное проведение политических свобод и борьба с тем грубым деспотизмом, который ломал и ломает все «лучшие начинания реформ Александра II».

Заявив, что чисто теоретически самодержавный строй является идеальным строем, Львов добавил, что строй этот обязательно должен иметь сдерживающее начало, «которое содействовало бы проникновению в совесть самодержца, развращенного от юности дурной окружающей средой, нравственных запросов общества»¹⁶. В древней Руси таким началом была церковь, но ныне она превратилась в слугу самодержавия и не может на него влиять в положительном направлении. Самодержцу надо открыть глаза на все происходящее. Но как это сделать? - задавался вопросом Львов и отвечал: «Личное влияние на него трудно. Более практичен другой путь: воздействие на государя выражением известных взглядов в записке. Нам нужно собственное просветление, нужно выяснение положения вещей, нужна пропаганда наших убеждений»¹⁷.

Последовавшее обсуждение доклада Львова показало как политическую разношерстность «Беседы», так и всю умеренность ее консервативных членов. «Собеседникам» было нелегко договориться даже о форме подачи своей записки для монаршего чтения, и еще труднее о ее содержании. Мысль издать «Записку» за границей большинство не поддержало, считая, что анонимное сочинение царь и читать не станет. Нужна записка, изданная внутри страны, адресованная царю и подписанная рядом авторитетных лиц. Однако один из «собеседников» тут же напомнил, что подобный опыт уже имел место: Д.Ф.Самарин и князь А.А.Щербатов подавали такую записку Александру III, на что последний заявил: «Что эти скоты вмешиваются не в свое дело?». Не лучше ли издать ее в Париже за подписью эмигрировавшего туда известного ученого М.М.Ковалевского?

Не сошлись и в том, а что же, собственно, написать в этой записке? М.А.Стахович заявил: «плодотворной может быть только такая программа действий: борьба с бюрократией во имя поднятия принципа самодержавия. Если бы в конечном результате наших суждений оказалась бы угроза идее самодержавия, то мы были бы преступники и нарушили бы программу нашего кружка. Борьба с существующим государственным порядком может быть признана соответствующей задачей нашего кружка только до того момента, когда эта борьба идет в целях усиления самодержной власти государя». Стаховича поддержал и будущий Председатель совета объединенного дворянства граф П.С.Шереметев: «... в России возможна борьба с произволом только во имя самодержавия. Такая борьба вытекает из хода русской истории и может быть плодотворна, надо быть очень осторожным в этой борьбе, чтобы не сыграть в руку революционеров»¹⁸.

С пространным изложением своих взглядов выступил и вождь течения, получившего в это время название «неославянофильского», председатель Московской губернской земской управы Д.Н.Шипов. Рассуждая о своеобразии исторического пути развития России (и во многом повторяя мысли многих славянофилов середины XIX в.), Шипов заявил, что в России нет «борьбы классовых интересов, нет борьбы с капиталом, нет сложных социальных вопросов»¹⁹. По его утверждению, именно этому истинно русскому своеобразию должен отвечать и истинно русский государственный строй: самодержавие с совещательным органом при царе.

Земцы-конституционалисты поспешили успокоить «собеседников»-консерваторов. Н.Н.Львов стал оправдываться, заявляя, что он ни слова не произнес об умалении прав самодержавия, но он считает, что раньше, с Земским собором, самодержавие было более могучим, чем теперь, когда его нет. Говоря о необходимости в России некоторых реформ, он имел в виду не договор царя с народом, а добровольную жертву царя во благо народа, ограничения всесилия бюрократии. В подобном же духе выступили и другие сторонники конституции. В своих выписках из журнала «Беседы» Д.И.Шаховской (сам - конституционалист) отметил: «Против выражения в записке необходимости конституции высказались и сторонники ее»²⁰. Подводя итоги споров о характере будущей записки, П.С.Шереметев с удовлетворением «отметил общее признание, что самодержавие в настоящее, по крайней мере, время должно оставаться во всей своей силе»²¹. «Беседа», в которой было немало и либеральных демократов, в целом как организация осталась на консервативно-либеральных позициях. В этом отношении секретарь «Беседы» В.А.Маклаков (будущий член кадетской партии) был прав, когда позже, уже в эмиграции, писал, что члены «Беседы» были связаны с правящим классом и свои помыслы, «естественно, направляли не на свержение, а на оздоровление власти. Они старались проводить свои реформы, опираясь на самодержавную власть, а не стремились ее ослабить и опрокинуть»²².

---

¹ Цит. по: Белоконский И.П. Земство и конституция. М., 1910 г. С. 41.
² Государственные деятели России глазами современников. Николай II. Воспоминания. Дневники. СПб., 1994. С. 82.
³ Институт русского языка и литературы (Пушкинский дом) - далее ИРЛИ. Ф. 334, Оп. 1. Д. 651. Л. 47.
⁴ Там же.
⁵ Гос. Исторический музей (г. Москва). ОПИ. Ф. 31. Оп 1. Д. 142. Л. 92.
⁶ Шацилло К.Ф. Обзор документальных материалов кружка «Беседа»//Археографический ежегодник за 1974 г. М., 1975. С. 292-293.
⁷ Археографический ежегодник за 1974 г. М., 1975. С. 292-293.
⁸ Там же. С. 294.
⁹ ИРЛИ Ф. 334. Оп. 1 Д. 651 Л. 50.
¹⁰ Там же. Л 51.
¹¹ Государственный исторический музей. Отдел письм. источников. (Далее ГИМ ОПИ) Ф. 31. Оп. 1. Д. 142. Л. 19.
¹² Там же. Л. 22.
¹³ Там же. Л. 23.
¹⁴ Там же. Л. 23.
¹⁵ Там же. Л. 25.
¹⁶ Там же. Л. 26
¹⁷ Там же. Л. 27.
¹⁸ Там же. Л. 30.
¹⁹ Там же. Л. 31.
²⁰ ИРЛИ. Ф. 334. Оп. 1. Д. 651. Л. 51.
²¹ ГИМ ОПИ. Ф. 31. Оп. 1. Д. 142. Л. 34.
²² Маклаков В.А. Из прошлого // Совр. записки. Париж. 1932. № 48. С. 357.

<< Назад   Вперёд>>