Военно-фашистское движение в Японии

Лидеры всех без исключения группировок в лагере реакционно-шовинистического течения открыто говорят о том, что политическая активизация военщины и вступление Японии в новую войну за овладение Манчжурией явились теми толчками, которые активизировали и организации реакционно-шовинистического движения на современном его этапе. Они указывают и причины этого. Во-первых, армия оказалась самой организованной и решительной в борьбе за империалистический выход из кризиса частью «общества» (читай — господствующих классов); во-вторых, армия сумела выставить лозунги отрицания капитализма и партийно-парламентской системы, оппозиция против которых разжигается среди промежуточных социальных слоев опустошительным влиянием кризиса; в-третьих, армия при всем этом остается носительницей принципа твердой власти, остается единственной силой, которая на деле способна спасти Японию от революции.

Один из переметнувшихся после начала манчжурских событий на сторону армии «социалистов» — Т. Накая писал недавно:

«Идеология общества и идеология армии определяются одна другой и отражаются одна в другой... Вопрос сводится лишь к тому, что армия имеет более прочные идеи и убеждения, чем все общество... Если дух армии здоровый, то он оздоравливающе будет влиять на идеологию всего общества... Повышение сознательности народа и подъем националистического движения после манчжурского инцидента объясняются не только тем, что этот толчок сам по себе явился толчком для народного духа, но также и тем, что идеология армии весьма сильно отражалась на идеологии всего общества... Поворот социалистического движения к национализму, определившийся осенью прошлого года, в свою очередь является отражением духа армии. Армия таким образом руководила не только дипломатией и действиями правительства, но и всем народом. Все знают, что японская социал-демократия совершила свой поворот в целях поддержки боевого духа армии... Начиная с турецкой революции, во всех национальных революциях армии всегда были центром, так как живая сила для возрождения государств оставалась только у армий. Успехи радикально-националистического движения в Италии и Германии объяснялись тем, что военные поддерживали это движение... Течениями, имеющимися в военных кругах, поддерживается и питается в Японии националистическое движение к устранению партийной политики и парламентаризма»¹.

Ему вторит Матоно — одни из руководителей Японского фашистского союза («Нихон Фашизму Рэммэй»):

«Не будет преувеличением, если мы скажем, что в мире сейчас нет ни одной державы, которая бы имела такую крепкую и хорошо организованную армию, как наша Япония. Существование такой армии и является причиной рождения в Японии специфического японского фашистского движения» ².

Другой представитель японского фашизма — С. Наоки (тот самый, который принял участие в создании совместно с офицерами генштаба «Общества 5-го числа») перечисляет и основные пункты той программы, которая объединила армию со всем реакционно-шовинистическим движением:

«1. Отмена Вашингтонского соглашения. Совершенно очевидно, что это соглашение позорно для страны.
2. Строгое инструктирование дипломатов, которых сбивает пацифистская идеология, проявляющаяся со времен европейской войны.
3. Поскольку Китай является страной особой, то и политика к нему применяется как к особой стране — вплоть до войны.
4. Выход такой хорошей народности, как японцы, на обширные неиспользуемые земли Китая является положительным явлением как для человечества, так и для китайцев. В этом вопросе есть разные точки зрения.
5. Естественно, что вышеизложенное является дальневосточной доктриной Монроэ и империалистическим учением. Но с точки зрения сохранения Японии и существования Китая как соседнего с нами государства эта политика — единственно возможная.
В идеологическом отношении с этим давно уже не приходится считаться.
6. Свержение капитализма. Отрицание партийной политики, существующей например сейчас. Отрицание интернационалистического мировоззрения (открытый вызов пролетарским партиям).
Три положения последнего пункта ничем не отличаются от заграничного фашизма. Коммунисты и другие нас обвиняют в том, что мы в результате идем на соглашение с капитализмом, поддерживаем капитализм. Я же считаю, что о результатах сейчас думать нечего, а то, что нам нужно больше всего, — это сила»³.

Уже заключительная часть этой тирады, объявляющая, что этих «противников» капитализма, не беспокоит возможность в конечном счете укрепления капитализма, достаточно ясна, чтобы лишить капиталистов повода брать под сомнение результаты, к которым стремится фашистское движение. Да к чему бы оно и ни стремилось, важно то, что сегодня оно помогает выполнению основной задачи, стоящей перед японским империализмом, — выход из кризиса на путях новой империалистической войны. А эту сторону капитализма, т. е. империалистическую агрессию, Наоки всячески приветствует.

«Хотя я и ненавижу капитализм, — пишет он, — но я признаю, что в капитализме есть черты, неприсущие ничему другому. Например в таких местах, как Фушуньские угольные копи, работает большое количество китайских кули, получающих дешевую заработную плату. Это много лучше, чем если бы мы пользовались дорогим трудом японских рабочих. Дешевый труд кули удешевляет продукцию огромных масс добываемого угля. Для дешевой продукции открываются широкие рынки, и от одного этого Япония богатеет. В этом отношении капитализм очень хорош»⁴.

Это редкое по своему наивному цинизму заявление вполне объясняет нам однако то общее, что сближает армию, финансовый капитал, все основные группы господствующих классов и реакционно-шовинистические организации, к какому бы «крылу» или «течению» они себя ни причисляли. Это общее — есть стремление японского военно-феодального империализма в целом найти выход из кризиса на привычном пути дальнейшего расширения сферы паразитического грабежа колониальных народов. Реакционные слои мелкой буржуазии и стоящие в оппозиции к финансовому капиталу слои средних и мелких помещиков оказались также увлеченными на этот путь, который в их представлении должен ослабить остроту классовых противоречий внутри самой Японии.

Поскольку речь идет о мелкой буржуазии, можно согласиться с капитаном Кеннеди, считающим, что рост антипарламентского реакционного движения питался недовольством, засилием крупных капиталистов и зависимостью от них старых политических партий.

«Резкое неравенство между богатыми и бедными, — пишет он, — обычное взяточничество и коррупция властей, тесный, часто нездоровый союз между крупными капиталистическими партиями, постоянное смешение слишком многими партийными политиками в парламенте личных и партийных интересов с интересами страны и народа — все это способствовало росту недовольства и беспокойства и развитию чувства враждебности по отношению к помещикам и капиталистам и потере доверия к ним и к парламентскому правительству» ⁵.

Однако эти факторы имели место и раньше, но не вели к такому росту активности и влияния реакционных организаций, как в 1932 г. Очевидно должен был иметь место еще какой-то толчок, чтобы привести в движение эту политическую тенденцию, ц Кеннеди близок к истине, когда усматривает эту дополнительную причину в «экстремистской форме национализма», развязанной, как он думает, в начале 1932 г. недостаточно благожелательным отношением держав к Японии в связи, с (манчжурскими событиями. Однако в действительности эта экстремистская форма национализма в мелкобуржуазных слоях была развязана не недостаточно благожелательным отношением держав, а агитацией японской военщины и близких к ней политических кругов, с вполне определенной и ясной целью направить растущее недовольство промежуточных социальных слоев в русло подготовки новых захватнических войн, которые-де обогатят всю нацию, и в русло поддержки претензий на овладение всей полнотой власти со стороны военщины, которая-де является политической силой, совершенно независимой от финансовых магнатов. Таким образом, значительные слои мелкой буржуазии были взяты политически на буксир реакционной военщиной.

Что касается «антикапиталистической» стороны программы военщины, то сама по себе, как мы показали, она не содержит в себе никакой действительной угрозы существованию капитализма, хотя и согласуется со стремлением помещиков и немонополизированных слоев буржуазии обеспечить себе большую долю доходов в разделе прибыли с финансовым капиталом. Опасность этой «антикапиталистической» стороны программы военщины и многих реакционно-шовинистических организаций заключается однако в том, что игра «антикапиталистическими» лозунгами в условиях резкого обострения классовой борьбы в стране может повести к тому, что на определенном этапе движение выскользнет из рук своих вождей и массы, мобилизованные под лозунгом «свержения капитализма», попробуют начать реализацию этой программы⁶.

Надо однако сказать, что до сих пор военщина и вожди реакционно-националистических организаций более или менее удачно справлялись с задачей удержания мобилизованных ими масс под своим руководством и были достаточно сильны, чтобы вовремя пресечь попытки дальнейшего углубления социальной демагогии, когда она начинала становиться опасной.

Убедиться в этом мы можем прежде всего на разборе судьбы так называемых «крестьянских» организаций (на доле объединяющих кулачество и мелких помещиков) и организаций реакционных слоев городской мелкой буржуазии из лагеря реакционно-шовинистического движения в течение последнего года.
* * *

1932 г., как мы уже отмечали, дал резкое обострение сельскохозяйственного кризиса, ударившего не только по крестьянству, но и по мелким и средним помещикам.

«С углублением аграрного кризиса, — писал недавно один японский автор, — средние и мелкие помещики Японии под давлением финансового и ростовщического капиталов разоряются чрезвычайно быстрым темпом, удаляются с земель, где они паразитировали, и один за другим становятся банкротами. Несмотря на взимаемую ими непомерно высокую аренду, цены на рис продолжают падать, тяготы налогов не уменьшаются, а задолженность сельскохозяйственного населения все растет»⁷.

Угроза полного разорения сплотила и политически активизировала мелких и средних помещиков и заставила их выступить с требованием помощи со стороны государства. С аналогичными требованиями выступило и крупное землевладение. Для армии и для всего политического аппарата монархии вопрос этот приобрел огромную важность, ибо дальнейшее обострение на этом фронте означало реальную угрозу аграрной революции и следовательно радикальное потрясение всех основ современного строя Японии. Задача стояла двойная: с одной стороны, удержать от дальнейшего революционизирования крестьянские массы, с другой стороны, оказать помещичьему землевладению хотя бы ту минимальную помощь, без которой оно не могло бы сохранить своих позиций.

В этих условиях формируются два тесно связанных между собой течения: «петиционное крестьянское движение» лета 1932 г. и террористическое движение «крестьян-смертников».

Петиционное движение заключалось в том, что в противовес стихийным революционным выступлениям крестьянства, начинавшего громить помещичьи усадьбы, из среды реакционно-шовинистических организаций, связанных с мелким и средним помещичьим землевладением (сторонники уже характеризованного нами «учения о деревенском самоуправлении» Гондо Нариаки), и из среды крупного землевладения «Имперское сельскохозяйственное общество» был выдвинут лозунг подачи от имени всего сельского населения Японии петиции парламенту о мерах помощи сельскому хозяйству. Этот план был поддержан военщиной, и «Союз резервистов» стал также одним из основных проводников петиционной кампании.


Один из ближайших сотрудников Гондо Нариаки и руководитель петиционного движения в токийском округе, Нагано Акиро, писал, после того как эта кампания уже была проведена, что руководители кампании исходили из того, что «мы должны были крепко завладеть первыми шагами крестьянского движения». Когда движение, охватившее при подаче первой петиции 16 губерний, а при подаче второй петиции — 30 губерний, стало местами вырываться из-под контроля его руководителей, последние увидели свою главную задачу в том, чтобы ограничить размах этого движения. «Мы, податели петиции, — пишет об этом периоде Нагано Акиро, — столкнулись с необходимостью выработки плана по введению в известные рамки так удачно начавшегося движения»⁸.

Таким образом не может быть сомнения в том, что главной целью руководителей движения было затормозить и по возможности обкарнать процесс революционизирования широких крестьянских масс: от прямого пути борьбы за свои требования сбить крестьянство на путь петиций к парламенту. Нечего конечно говорить, что крестьянские требования благодаря такому руководству движением попали в петиции в самом урезанном и безобидном виде, а в конечном счете были отклонены парламентом даже в такой форме: крестьяне не получили моратория по задолженности, не получили субсидий на покупку удобрений, налоги не были уменьшены, а увеличены и т. д. Что касается требований помещиков, то они были удовлетворены только в той их части, в которой были заинтересованы и финансово-банковские круги: так были выделены средства для облегчения помещикам уплаты процентов по их долгам ипотечным банкам и были отпущены субсидии на ломбардирование запасов шелка и риса для удержания цен на них от дальнейшего падения, в чем заинтересованы также и крупнейшие торговые и экспортные фирмы и банки, имеющие огромные запасы этих товаров. Тем не менее петиционное движение помогло господствующим классам внести известную разрядку в напряженную атмосферу 1932 г. в японской деревне. Что касается военщины, то она сначала выступила сторонником петиционного движения, а потом, когда пришло время платить по этим векселям, то, как мы уже упоминали, генерал Араки заявил, что «крестьянство должно само себе помочь». Это не помешало однако военщине в процессе петиционного движения пользоваться им, чтобы развивать самую безудержную демагогию травли по адресу политических партий, «не способных помочь деревне», и изображать себя единственным другом крестьянства. Несомненно, что на петиционном движении военщина сумела нажить известный политический капитал. Петиционное движение не давало однако выхода накопившемуся недовольству более экстремистски настроенных групп мелкого землевладения, и объективно роль отдушины для них сыграли возникшие в этот период террористические организации сельской интеллигенции, деревенской мелкой буржуазии и мелкого землевладения, тесно связанные также с руководящими центрами петиционного движения.

Центром террористических организаций этого крыла явился город Мито в префектуре Ибараки. Здесь находилась основанная в 1838 г. феодалом Такагава Нариаки школа Кодакан, которая превратилась в один из важнейших идеологических центров борьбы против сиогуната. Труды, выходившие из этой школы, доказывали, что власть была узурпирована сиогунатом в полном противоречии с историческими традициями страны. Школа эта сыграла большую роль в области идеологической подготовки реставрации Мейдзи. Из рядов этой школы вышла в частности группа 17 самураев, убивших в 1860 г. тогдашнего премьера Ин Наосуке. Но когда реставрация в конечном счете отдала власть в руки двух-трех привилегированных кланов и экономические результаты реставрации оказались выгодными не самурайству, а буржуазии и тем феодальным группам, которые сумели приспособиться к требованиям буржуазного развития, — среди самураев, воспитанных школой Кодакан, начало крепнуть убеждение, что результатами борьбы воспользовались город и капиталисты, которые ведут страну к гибели. Следующие поколения митосской интеллигенции уже тогда, когда проблема самурайства давно потеряла свою остроту и актуальность, продолжали, однако культивировать эту идеологию, оформлявшую в новых условиях оппозицию мелкобуржуазных и мелкопомещичьих слоев против финансового капитала. Из рядов этой интеллигенции вышел адвокат Канэко, внук Канэко Сантаро (главаря митосских ронинов, убивших премьера Ин). Хомма, игравший видную роль в организациях Тояма, а затем создавший свою организацию реакционно-националистического типа — «Синоямадзуку», объявившую себя хранительницей старых «митосских традиций» и поборницей «второй реставрации императорской власти» и др. Организация Хомма в то время, когда начали оформляться террористические течения в реакционно-шовинистическом движении, также стала на платформу «прямого действия», и из ее рядов вышел ряд террористов, принявших участие в покушениях 15 мая 1932 г. Здесь же, близ города Миго, создался и второй центр террористического движения, именно «Школа любви к земле» («Айкедзюку»). Школа вышла из сельскохозяйственной коммуны, созданной незадолго до мировой войны группой последователей Толстого во главе с мелким предпринимателем-красильщиком из города Мито Тацибана. Эта коммуна, сначала насчитывавшая только пять семейств, постепенно разрослась в целый поселок, при котором была создана сельскохозяйственная школа. Руководство поселком и школой к этому времени перешло уже в руки сына основателя поселка К. Тацибана. Он продолжал проповедь опростительства и борьбы с большими городами, капиталистическими хищниками крупного масштаба и «материализмом».

«Капитализм и западная цивилизация, — утверждал он, — вызвали рост крупных городов и привели к неисчислимым человеческим страданиям, к лишениям, бессознательно толкая мир на путь его гибели. Капитализм должен быть уничтожен, так как действительное равенство и братство может существовать только в обществе, основанном на земле».

Его учением заинтересовались как связанные с помещичьим землевладением политические круги, так и некоторые консервативные ученые. Тацибана сумел заручиться покровительством некоторых власть имущих лиц (принц Хигаси Куни, депутат парламента Кадзэми и др.) и использовать связи своего брата, издателя журнала «Россия-го» («Русский язык»), по всей видимости связанного с кругами японской разведки. Поселок благодаря этому получил в 1930 г. премию «образцовой деревни» на сельскохозяйственном конкурсе губернии Ибараки, и это подняло его популярность, хотя и до этого он часто посещался лицами, интересующимися сельским хозяйством. Все же до 1929-1930 гг. круг влияния Тацибана был весьма ограничен, и только то обострение сельскохозяйственного кризиса, которое принесли с собою эти годы, расширило аудиторию Тацибана, в то время как связи с военщиной, которые он начинает налаживать с 1930 г., создали ему доступ к общеполитическим вопросам, стоявшим перед страной. Эта полоса деятельности Тацибана связана с появлением в Мито Ниссио Иноуэ.


Н. Иноуэ — чрезвычайно типичная и колоритная фигура японского империализма. Задолго до мировой войны он начал свою карьеру в качестве преподавателя бокса в школе полицейских, затем служил мелким шпионом на ЮМЖД, затем по этой же специальности работает среди хунхузов в Манчжурии и Внутренней Монголии по заданиям военного ведомства и, наконец, «советником» у различных китайских генералов. В Японию он вернулся уже в то время, когда военщина, руководимая генералом Танака, вела борьбу против минсейтовских буржуазных политических кругов, и, получив очевидно помощь от Танаки, начал создавать религиозно-монархические кружки. В сентябре 1928 г. на морском берегу, недалеко от города Мито, он соорудил храм «Защиты отечества», вокруг которого группировалась местная организация секты «Ницирен». В качестве настоятеля этого храма и главы секты он сплачивает вокруг себя несколько сот человек последователей, выступая перед ними с критикой засилья капиталистов и продажных политических партий, призывая ко «второй реставрации» методами прямого действия. Когда начало оформляться террористическое движение среди молодого офицерства, Иноуэ и его ближайший последователь учитель начальной школы Фу Руци завязывают связи с реакционно настроенными молодыми офицерами. В 1930 г. Иноуэ вместе с лейтенантом Фудзиме создают группу «Братства крови» в целях борьбы методами индивидуального террора «с продажными политическими партиями, связанными с плутократией». Ячейки этого братства опираются в Токио и других городах на офицерские и студенческие группы. К этому времени относится и установление связи между Иноуэ и Тацибана. Обе группы, вполне «созревшие» для террористических авантюр в 1930 г. из молодежи, обучающейся в сельскохозяйственной школе Тацибана, создают организацию «Школа любви к земле» («Айкедзижу»). Молодежь, входящая в эту организацию (около 300 человек), делится на два разряда: группа «А» включает в себя учеников, принесших клятву «принести себя в жертву движению за мораль любви к земле и, если нужно, бросить для этого семью и забыть себя»; группа «Б» — сочувствующие, но еще не допускаемые к практическим мероприятиям организации. Участники группы «А» приступили к созданию ячеек «крестьян-смертников», т. е. крестьянских юношей, которым вбивали в голову, что единственными виновниками переживаемого деревней кризиса являются парламентские политические партии и стоящие за их спиной финансовые концерны и что, для того чтобы спасти деревню, нужно убить вождей этих партий и восстановить в ее первоначальной чистоте власть императора, который будет опираться только на армию и народ. В губернии Ибараки было создано 36 ячеек «крестьян-смертников» с 350 участниками.

С начала манчжурской оккупации «Школа любви к родной земле» особенно активизируется, чему помогают ее связи с военщиной благодаря работе Иноуэ среди молодых офицеров. В это время «Школе любви к родной земле» начинает покровительствовать ген.-лейт. Кикуци из «Общества государственных основ», «Школа любви к родной земле» получает связь с основным политическим центром наиболее реакционных военно-бюрократических кругов. Это не остается без влияния на Тацибана, который начинает доказывать теперь, что «наилучшие условия для создания общества, основанного на любви к земле, имеются в Манчжурии», что завоевание Манчжурии — это и есть то единственное средство, которое выведет Японию и японское крестьянство из его теперешнего тяжелого положения. Единственными патриотами, которые способны на это, являются конечно военные, а средой, которая должна оказать поддержку военным, является крестьянство. На этом пути будет осуществлена патриотическая реформа Японии в духе национализма и социализма.

«Национал-социалистическая реформа, — пишет в это время Тацибана, — может быть проведена лишь организационной группой «Соси» на основе законов неба, открывая великий путь помощи государству. Мы слышим отовсюду жалобы на современное положение вещей в Японии, но мы видим, что в первую очередь патриоты появляются исключительно лишь из среды военных. Они встречают отклики скорее всего среди крестьянства»⁹.

В конце 1931 г. Тацибана, стремясь выйти из префектуры Ибараки на общеяпонскую политическую арену, устанавливает организационную связь с группой Гондо Нариаки. Характеризуя течения в послевоенном японском национализме, мы подробно разобрали учение Гондо о «самоуправлении деревни». В последующие годы Гондо не играл заметной роли в реакционном движении, возглавляя маловлиятельную организацию «Общество самоуправления деревни» («Нихон Сондзиха Домей») и созданную им в Токио школу («Гондо Дзюку»), и только новое обострение аграрного кризиса в 1929-1932 гг. опять привлекло к нему общее внимание. К этому времени Гондо в своей пропагандистской работе уже широко использовал ставшие модными национал-социалистические лозунги, выставляя себя защитником японского народа от произвола финансовых магнатов.

В школе Гондо всячески культивировалась мысль о том, что молодежь должна себя готовить к великой патриотической жертве, которая облегчит положение бедняков, сейчас забитых и игнорируемых непатриотическими богачами.

«Руководствуйтесь в ваших действиях, — писал Гондо своим ученикам, — истинным патриотизмом. Твердо держитесь убеждений, не позволяйте вмешивать личные чувства в патриотическое дело. В национальных и международных делах всегда действуйте группой и всегда с самурайским духом. Помогайте бедным, никогда не уступайте богатым и будьте готовы пожертвовать жизнью за родину».

Когда Тацибана установил связь с Гондо, они совместно создали политическую организацию — «Союз земледелия» («Нохон Ренмей»), объявивший, что он «под эмблемой лопаты и мотыги стремится к объединению крестьянства всей страны и созданию крестьянского общества на принципах самоуправления». Этот союз позволил группе Тацибана — Иноуэ привлечь к своим террористическим планам ряд последователей Гондо. Однако действительного единства не получилось, так как сам Гондо очевидно не был склонен принимать близкое участие в террористических предприятиях Тацибана — Иноуэ, а занимался больше вопросами экономики сельского хозяйства и пропагандистской деятельностью, также впрочем ярко шовинистической. Поэтому Тацибана выделил наиболее близкую к нему группу из организации Гондо и в марте 1932 г. создал из нее «Крестьянскую ассоциацию самоуправления» («Дзидзи Номин Киокай»), которая летом этого же года руководила в лице Нагано Акира и Симинока Ясобуро крестьянским петиционным движением в районе Токио. Связи между Гондо и группой Тацибана — Иноуэ не порвались однако окончательно. Из полицейского отчета о покушениях 15 мая известно, что список лиц, которые должны были быть убиты, разрабатывался группой Иноуэ с участием Гондо, и когда после террористических покушений 15 мая полиция разыскивала Иноуэ, он скрывался в школе Гондо в предместьи Токио, а после ареста Иноуэ школа Гондо ходатайствовала о его освобождении. Что касается организации Хомма («Синая Мадзику»), то связь между ней и «Школой любви к родной земле» («Айкодзюку») была установлена с самого начала. Таким образом все так называемые «крестьянские» организации, непосредственно руководимые реакционными мелкобуржуазными лидерами (Хомма, Тацибана, Иноуэ, Гондо), оказались вовлеченными в террористические предприятия и заговоры, которые вдохновлялись и использовались военщиной. Почти все практические исполнители убийств Дана, Иноуэ и Инукайи, покушения на Макино, попыток взрывов банков и гидростанций в 1932 г. вышли либо из «Лиги крови», созданной Иноуэ и лейтенантом Фудзима (это были большей частью молодые офицеры и студенты), либо из групп «крестьян-смертников», созданных Иноуэ и Тацибана и состоявших преимущественно из крестьян и студентов.

Исключения впрочем составляют несколько «боевых пятерок», принявших участие в террористических актах 15 мая и связанных не с «митоссцами» и не с Гондо, а с С. Окавой и его организацией «Дзимукай». Нам уже приходилось упоминать об этой организации в связи с характеристикой движения молодого офицерства. И действительно, она как бы подводила итог тому развитию, которое было проделано реакционно-шовинистическим движением городской мелкой буржуазии от «Общества старых борцов» («Россокай») в 1918 г. — организации, которую некоторые японские авторы склонны даже считать демократической и социалистической, — до полного слияния с самыми экстремистскими группами японской военщины.

Надо иметь в виду, что в течение 1930-1931 гг. группа С. Окава — Кита Икки, с одной стороны, пыталась вести массовую пропаганду своих идей, с другой стороны, создавала замкнутые организации «прямого действия». В качестве организации первого типа может быть названа «Патриотическая трудовая партия» («Айкоку Родото»), в которой объединились, сохранив при этом свои собственные организации, старые сторонники «Общества действия» (С. Окава и Кита Ройкици — брат Кита Икки), сторонники «национал-социализма» (уже известный нам по «Юдзонся» проф. Каногоки и ученики Такабатаке: Каминаги и Окури) и часть последователей проф. Уэсуги во главе с Накатани. Партия эта, основанная в феврале 1930 г., выставила лозунги «непосредственного единения императора с народом, уничтожения политических партий, установления государственного контроля над производством, улучшения положения трудящихся и равенства рас и уравнения ресурсов», т. е. обычные лозунги мелкобуржуазного крыла японского реакционно-шовинистического движения. Поскольку эта партия была только федеративным объединением входящих в нее обществ и самостоятельной вербовки членов не вела, она своим возникновением не увеличила рядов реакционно-шовинистического движения, но способствовала усилению пропаганды его идей. Такой же пропагандистский характер носит и «Общество родины» («Сококукай»), основанное Кита Рейкици. В состав правления этого общества входит также С. Окава. Общество это, сравнительно немногочисленное (официальное количество его членов около 10 тыс. человек), имеет однако большое влияние, так как оно объединяет почти всех видных писателей и журналистов националистического крыла. Сам Кита Рейкици является основателем самой черносотенной газеты «Нихон» и автором ее передовиц. Среди членов-соревнователей этого общества мы находим ряд лиц из общества «Черного дракона» («Кокурюкая») во главе с Тояма, из «Общества государственных основ» («Кокухонся») во главе с Огасавара, из «Народной лиги» («Кокумин Домей») — Адаци. Основным лозунгом общества является «прекращение классовых столкновений в стране». Но наряду с этими легальными и апеллирующими к массам организациями С. Окава создает тайные террористические организации, связанные с офицерской молодежью, и именно последние наиболее характерны для его нынешней тактики. Из этих организаций наиболее видное место занимает «Дзимукай».

Общество «Дзимукай» (название это происходит от имени полумифического основателя японской империи Дзиму-тенну) было основано С. Окава в ,1931 г., когда он и его сторонники из «Общества действия» («Коцися») пришли к выводу, что реализация тактики «прямого действия» возможна лишь в сотрудничестве с военщиной. Из видных деятелей «Общества действия», помимо С. Окава, в создании «Дзимукай» участвовал также председатель союза железнодорожников Мацунабу, организатор боевой группы «Дайкокай» Г. Симидзу, руководитель союза молодежи, Каноо, а из видных военных — один из руководителей «Общества государственных основ» ген.-лейт. Кикути, вице-адмирал Тидзяки, подполковник Хасимото, возглавивший военный отдел «Дзимукая» и др.

В общество вошло также много офицеров из «Общества вишни» («Сакурокай»). Оно явилось центром раскрытого полицией в октябре 1931 г. заговора «революции императорского знамени», а 15 мая 1932 г. «боевые пятерки» общества участвовали в террористических актах. К этому последнему заговору общество было привлечено Гондо Нариаки и «Айкодзюку», с которыми оно предварительно установило связь.

После убийства 15 мая полицией были арестованы, помимо непосредственных исполнителей террористических актов, Хомма, С. Окава, Симидзу. Вскоре добровольно сдались полиции Иноуэ и Тацибана, а затем был арестован заменивший С. Окава на посту председателя «Дзимукая» д-р Сакакибара и ряд других лиц. Но крупнейшие представители военщины, бывшие фактически душой заговора и пожавшие его плоды, остались безнаказанными. Существует ряд косвенных данных, заставляющих думать, что аресты лидеров «Дзимукая» и «Айкодзюку» объяснялись не только тем, что нельзя было оставить совершенно безнаказанным убийство главы правительства и попытку совершить дворцовый переворот, и не только тем, что представители буржуазии требовали обуздания зарвавшейся военщины, но и тем, что как раз эти общества (а в особенности персонально С. Окава) были связаны с группой ген. Угаки и нынешний военный министр — конкурент Угаки — не возражал против того, чтобы отстранить от политической деятельности этих людей. Этот момент — борьбы генеральских клик — играл конечно известную роль. В частности после ареста С. Окава сторонники ген. Араки в армии широко распространяли не лишенный правдоподобия слух, что для подготовки террористических покушений С. Окава получил от правления ЮМЖД накануне событий 15 мая 300 тыс. иен. Однако все же не это представляется нам основной причиной репрессий. В действительности основная причина ареста С. Окава, Тацибана и др. заключается в том, что лидеры военщины терпели их социальную демагогию как известный накладной расход, без которого нельзя было привлечь в лагерь реакции мелкобуржуазные массы, направить в русло петиционного движения растущее недовольство крестьянства, но ни военщина, ни какая-либо другая группа господствующих классов не могла выпускать из-под своего контроля движение, прибегающее к такому острому оружию, как критика всей существующей экономической системы и политического режима. Поэтому репрессии против этой группы, наиболее далеко зашедшей по пути социальной демагогии, рассматриваются нами как средство введения мелкобуржуазных протестантов в те рамки, которые отводятся их «протестам» интересами самих господствующих классов.

Короткая история «Дзимукая» и «Айкодзюку» ярко показывает нам таким образом, что реакционная мелкая буржуазия прекрасно используется самими агрессивными группами господствующих классов в их собственных интересах, в первую очередь — в интересах совлечения масс с пути революции, но также и в интересах взаимной борьбы внутри лагеря самих господствующих классов, а затем лидерами этих реакционных мелкобуржуазных группировок выбрасывается вон, как выжатый лимон. Правда, С. Окава, Тацибана и др. содержатся, как писала недавно «Джапан Кроникл», «на положении почетных пленников», и можно не сомневаться в том, что к их услугам еще прибегнут, когда в этом появится нужда, но это все же ничего не меняет в выводе, к которому мы пришли.

---

¹ Т. Накая, Общественная идеология и армия.
² Статья «До организации союза», журн. «Фашизм» № 1
³ С. Наоки, Свидание с военными, «Токио Ници-Ници» от 11 февраля 1932 г.
⁴ С. Наоки, Ранняя весна фашизма, журн. «Фашизм» № 1, март 1932 г.
⁵ «The Reactionary Movement of 1933» by Can. M. Kennedy, «Contemporary Japan» № 4, 1933.
⁶ В «Хоккоу Симбун» от 16 мая 1932 г. помещен изданный накануне событий 15 мая нижеследующий манифест молодых офицеров, по которому можно хорошо судить о демагогической тактике этой группы:
«Японский народ! В политике, дипломатии, экономике, народном образовании, идеях, военном дело — где имеется облик священной Японии?
Япония страдает из-за того, что политические партии поглощены всецело вопросами политической власти и партийных интересов, что плутократы в союзе с ними выжимают пот и кровь из народа, что власти поддерживают их и с каждым днем увеличивают репрессии, что внешняя политика слаба, что народное образование находятся в упадке и что имеется идейное разложение.
Япония уже сейчас готова низвергнуться в пучину падения. Если сейчас не наступит момент реформы, то Япония погибнет. Народ! Бери оружие и поднимайся. Сейчас единственным путем к набавлению являются «прямые действия». Другого пути нет. Народ! Именем императора умерщвляй дурных чиновников из императорского двора, убивай плутократов и ныне существующие политические партии, которые являются врагами народа. Карай совершающих злоупотребления властью, убивай предательский привилегированный класс!
Крестьяне, рабочие, весь народ, защищай свое отечество — Японию. Вернись к духу строительства государства под эгидой императора. Определяй на государственные должности людей, проникнутых национальным духом, строй светлую реставрированную Японию! Народ! Думай об этом строительстве. Сперва разрушай. Круши гадкие, ныне существующие партии. Перед великим строительством необходима коренная ломка. Рискуя нынешним положением Японии, мы хотим засветить свет реставрации Снова. Конечно мы не склонимся ни к правым ни к левым ныне существующим организациям. Расцвет или падение Японии не находится в зависимости от наших (авангарда нации) осуществлений; но зависит от ваших действий — народа, исполненного вашим духом. Поднимайтесь, вставайте, создадим истинную Японию!»
Воззвание подписано:
«Единомышленники крестьяне и молодые офицеры армии и флота».
⁷ «Сайго Родо Дзихо», сентябрь 1932 г., стр. 239.
⁸ Натано Акиро. К обзору этапов петиционного движения крестьянства в Японии, «Кайдзо» за январь 1932 г.
⁹ Тацибана. Основные принцип патриотической реформы Японии

<< Назад   Вперёд>>